СТАНОВЛЕНИЕ

Абсолютно уединиться в городе можно лишь заперевшись в своей комнате, но так ограничивать свою жизнь я не собирался. В тот год я как раз поступил в институт. Студенты первокурсники, пытающиеся сразу окунуться во взрослую жизнь – что может быть смешнее?! Каждый претендует на собственное мнение и готов отстаивать его после трёх бутылок дешёвого пива, дыша перегаром тебе в лицо и бессмысленно бегая по тебе окосевшими глазами. За этим мнением вообще ничего не стоит и даже непонятно, откуда они этого дерьма понабрались. Наверное повторяют услышанные на кухне рассуждения пьяных родителей, повторяют бред бляди собчак из TV, повторяют базар по понятиям ушлёпков из двора, с которыми сидели на корточках и лузгали семечки. Они хотят, чтобы ты уважал их мнение. Хотят оказать на тебя влияние. Даже самый лох хочет, чтобы его посчитали если уж не сильным, то умным, или хотя бы оригинальным. Оказавшись в компании новых людей, которые пока не знают, кто он такой на самом деле, он строит из себя чёрти-что, но мне, например, ложь всегда была видна сразу.

Я не хотел общаться с ними, чтобы не стать таким же. Они были противны мне. Как и все люди вообще. Во мне вскипала ненависть. В каждом слове и действии окружающих я видел ущербность, я ненавидел их всё сильнее. Это чувство засасывало. Оно вытесняло мысли о Боге. Простить их? Нет, прощения никто не достоин, потому что оно им и не нужно. Живут как дерьмо, такое отношение к ним и будет!

Особую ненависть вызывали совсем опустившиеся люди: алкаши, бомжи, наркоманы. Я однажды видел, как какие-то отморозки моего же возраста на пустыре завалили алкаша, один прыгал у того на голове, так что та сплющилась. У парня все кроссовки были в крови. Это был псих какой-то. Зрелище произвело на меня двоякое впечатление: было и неприятно, но было и чувство некоего удовлетворения. Чувство агрессии, которое присутствовало там, было принято мной, как совершенно естественное и давно ожидаемое.

Ещё больше я ненавидел чурбанов. Они – дикие звери, которые прижились в городе так же, как крысы. Жидов. За то, что они сознательно вредят человечеству, превращая его в быдло. Мусоров. Потому что это бандиты, прикрывающиеся законом.

Иисус проклял бы их. Умертвил.

Ненависть сжигала меня. Искала выхода. Сейчас, спустя время, даже сложно представить то состояние, в котором я находился. Я с трудом сдерживался, чтобы не сцепиться с кем-либо из окружающих. Но всё это очень вовремя перешло в иное, нужное русло. Совершив убийство я очистился от ненужных, слишком поверхностных переживаний.

Это было так. В выходные поехали со знакомым мужиком в небольшой городок в области, он там продавал квартиру своего умершего отца и попросил меня помочь перенести некоторые вещи. Когда мы всё погрузили в машину, он пошёл в какую-то инспекцию оформлять документы, а я просто прогуливался по улицам. Вышел на достаточно людное место, едва ли не центр этого городка. Стою значит у ларька, ерунду всякую разглядываю, подходят вдруг два неадекватных чела.

– Ганджубас нужен? – и он сразу показывает пакетик с травкой.

– Я не курю, – говорю.

Другой чел видимо думал совсем о другом, потому как достал нож и приставив к моему животу процедил:

– Сука, деньги давай!

На долю секунды я смутился, но увидев на лезвии ножа две выгравированные восьмёрки подумал: странно, это ведь точно не скины. Да что это вообще за мразь?! Я имею представление о том, как обороняться от ножа, поэтому хоть и схватил его запястье без какого-либо плана действий, через несколько секунд борьбы сумел завладеть пером. Второй чел явно ступил, что не помог в этот момент своему товарищу. Видать травка соображаловку сожгла.

Даже не задумавшись я вогнал нож в живот того, кто только что сам держал его. Наверняка попал прямо в печень. Он сразу свалился на землю. Второй чел ломанулся к людям. Я успел заметить, что там же рядом находится главная ментура этого городка. Я сразу же ринулся во дворы.

Оглядываюсь и вижу, люди какие-то бегут вдалеке. За мной. Хорошо бы спрятаться, пока не заметили. А вот и машина Юрьича. Сейчас бы сесть в неё и укатить отсюда! Где же он?!

Я захожу в открытый подъезд. Может здесь перестоять? Мужик какой-то стоит. Выглядываю в окно и вижу, как из ментовского уазика вылазят четверо в форме. Другой уазик проехал дальше. А эти всё осматривают, спросив что-то у сидящей на лавочке бабуси двое идут прямо к подъезду, где нахожусь я.

Ну всё, прятаться бесполезно. Я выхожу из подъезда и иду прямо навстречу им с видом, как будто иду куда-то по делам. А вдруг, думаю, прокатит. На мне же крови нет, я ведь нож из тела не вынимал. Иду по дорожке. Прохожу между ними, и они заламывают мне обе руки. Никогда бы не подумал, что смогу сохранить абсолютное спокойствие в такой ситуации, но так оно и было. Я был даже слишком спокоен, даже не обращал внимания на боль заломанных рук.

– Вы чего? – говорю.

– Чего? Ты щас пацана зарезал?

– Нет, – говорю.

Они заметно ослабляют хватку и смотрят на меня во всю ширину их мутных глаз.

– Да он по приметам, – говорит один.

А у меня ноль эмоций.

– Не я это, – говорю.

– Щас свидетели скажут, пошли! – и меня ведут.

Тут вдруг рядом появляется Юрьич.

– Эй, что случилось?! За что его?! – кричит он.

– Подозревается в убийстве, вот на опознание ведём. – говорит ему мусорок.

– Юрьич, они попутали что-то, – говорю.

– Да он не мог, он же тут всё время был! Да он вообще не способен, он же в Бога верит знаете как! – Юрьич причитает.

Я думаю, вот сейчас Юрьич разочаруется-то во мне! Может, смотря в глаза свидетелям продолжать идти в отказ? Я же ничего плохого не сделал. Только хорошее. Ну, с позиций системы плохое, а свидетели тоже будут представителями системы, а систему я не признаю. У меня свои правила. Правда, они не помогут, но надо держаться до конца. Я спокоен как никогда, даже ненависти ни к кому не испытываю, лишь безразличие. Меня ведут. Всего четыре двора пройти, даже в машину не надо сажать. Рядом семенит Юрьич, говорит, мол сейчас они убедятся, что это не ты. Я его почти не слушаю. Я словно смотрю на себя со стороны, и я горд своей выдержкой.

Заводят в участок. В вестибюле ещё два парня, которых задержали по подозрению в убийстве, совершённом мной. Ещё какие-то пьяные шлюхи, на которых сосредоточено всеобщее внимание. Из соседней комнаты слышен истеричный голос придурка, который предлагал мне травку. Глянув на меня ещё раз, мусор отпускает мою руку и говорит «сиди здесь». Он идёт в соседнюю комнату. Я думаю: наручники не надели, значит не уверены.

Второй мусор заталкивает одного из парней в комнату к рыдающему нарику, и там начинается что-то типа «а ты уверен?!» Едва успев подумать об особенностях провинциальной мусорни я понимаю, что в вестибюле ни одного мусора в данный момент не оказалось, даже на вахте нет. Поразившись разнице между хорошо проведённой операцией по поимке и такой безответственностью я впадаю в секундное замешательство, а потом встаю и со скучающим видом выхожу. Никто даже не посмотрел на меня.

Юрьичу, ждущему у входа, говорю, мол отпустили, извинились. Пошли уже, Юрьич! Пошли, мне противно это место! Отсюда бежать хочется! Блин, Юрьич, ты чё как медленно идёшь?!

Казалось, что мы идём невероятно долго. Сели в машину и сразу уехали. Даже интересно бы узнать реакцию мусоров на моё исчезновение. В крупном городе о таком случае можно и не мечтать.

Мне помогло моё мировоззрение. И оно укрепилось после этого случая.

Ненависть стала не к самим людям, а к системе, которая поселилась в каждом из них. Людишки не достойны ненависти, но лишь презрения. Их убиваешь без эмоций, понимая, что всего лишь выщёлкиваешь малюсенький винтик из системы. Эмоции появятся, когда ты будешь резать саму систему, когда человечество будет ввергнуто в тотальную войну. Это будет дело всей твоей жизни, оно зажжёт в тебе самые яркие и прекрасные чувства.

А убивать людей надо. Жизнь человека как тела, как куска мяса, вообще ничего не стоит, её ценят усыплённые системой слабаки. И надо уничтожать слабость, срывать пелену сна. Выбивать систему из людей. Показать им, что тело лишь загрязняет. Да, загрязняет, и не только окружающую среду, но и душу. Показать им груды тел.

Обесценить жизнь тела!

Лучше наносить урон системе, выламывая целые её куски, например взрывами. Тогда я впервые об этом подумал. Сразу помногу.

Ненависть к людям была кипением. Ненависть к системе – как лава. Поток красного базальта. В какой-то момент понимаешь, что не он часть тебя, а ты – часть его.

5. Встреча

Осенние ночи одиночества, депрессии и внутренних споров. Именно одной такой ночью, раздираемый тоской по иному идеальному миру и ненавистью к тому миру, в котором я оказался, я встретил самого себя. Настоящего.

Этой ночью я думал над вопросом: почему я такой? Не такой, как все? Обдумывая всё, что я прошёл в этой жизни, я вдруг осознал, что кто-то вёл меня по этому пути. Или это была программа жизни, заложенная в меня перед рождением? Судьба. Что-то свыше. Я понимал, что я – это не моё тело. Я не принадлежу себе, у меня нет на это права. Кто я?!!

Пришло время ответить на этот вопрос.

Это было то, чего я никак не мог ожидать. Не мог даже представить. У меня уже были вполне определенные понятия о том, что такое «я» или «эго». «Я» – это словно покрывало, накинутое на зеркало и не дающее отражаться свету. Оно не даёт человеку отражать Бога, позволить Богу прийти в этот мир. «Я» – это плёнка, наброшенная на мир. Это хитрейшая отчуждающая иллюзия. «Я» – это сон. «Я» – это система в человеке, потому что это то, что система формирует в каждом, кто вынужден жить в ней. «Я» – это то, отчуждение от чего не представляется возможным. Это мирок, в котором живёт человек, думая, что это настоящий мир. «Я» – это причина и инструмент дегенерации и отрыва от наших божественных корней.

Внутренний спор, сопровождавший меня долгое время, был спором тела и духа, части системы и части настоящего мира, эгоиста и идеалиста. Спор о том, что делать. Принять систему или уйти от неё? Стать как все и забыть сомнения или быть другим и протестовать? Обзавестись семьёй и успокоиться поглотившись бытом, или что-то делать, может быть даже убивать?

Спор был и в ту ночь, когда я обдумывал и вспоминал свою жизнь. Одна часть говорила: это судьба, а другая: ты сам губишь себя. Казалось, это будет одна из одинаковых депрессивных ночей, ни к чему не приводящих. Внутренний спор вёлся а повышенных тонах, но в целом я был спокоен. Ничего особенного, это уже привычное явление.

И вдруг спор прекратился, потому что спорящие половины слились воедино перед лицом явившегося Иного. Он ощущался внутри. Он дал понять, что он был всегда, но теперь пробудился. Он задал вопрос, который не звучал в ушах, а чувствовался на ином уровне. Принимаю ли я Его? Принимаю ли я Себя? Потому что это Я настоящий и есть. Тот, кто пришёл в этот мир из другого мира. И от ответа нельзя было уйти. Нет, это ничем не грозило. Просто я понимал, что уход от ответа оборвал бы связь с иным миром, и я навсегда потерялся бы в этом бредовом мире иллюзий и больше никогда не нашёл бы выхода. А это страшнее смерти, как её ни воображай.

Когда я принял себя, стал собой, все противоречия внутри рухнули. Я стал навсегда целостным. Я почувствовал силу. В этот момент кто-то словно говорил:

Убив своё «я» ты убьёшь свои чувства, свои эгоистические желания, свою волю. Всё равно они не твои, а даны тебе системой. Убей! Твоя душа будет чиста перед Богом. Он сможет войти в неё! Он даст тебе свои чувства, свои желания и свою волю. Свою силу. Эта сила позволит тебе взять весь мир, если захочешь. Убей того, кем ты был раньше! Откажись от всего, что расслабляет! В бою нельзя расслабляться, а ты вступаешь в бой!

И я перестал созерцать. Я стал бороться. С этим миром.

Для получения удовольствия живёт быдло. Настоящий человек не сможет жить так, осознание уродливости мира и страстное желание достигнуть идеала заставят его жить борьбой. Бороться с этим миром, а не прятаться в системе, будучи её рабом, живя как животное. Сверхчеловек – тот, кто убил все свои слабости и убьёт систему, человек абсолютной воли.

Стремись к идеалу и однажды ты достигнешь его. Меня, например, вдохновлял образ Христа. Распятье – древний символ, изображающий Героя, отдавшего свою жизнь за народ, за идею. Это идеалист в его высшем проявлении. Сейчас никто не понимает этого. А идея-то распространилась на весь мир, поэтому-то в дальнейшем жиды её и обезобразили. Успех христианства в том, что первые проповедники считали высшей доблестью мученичество и сознательно шли на него ради Христа. Нам нужны такие же. А мученик – это фанатик. Искренне верующий. Мученичество считалось высшим идеалом для истинного христианина. Когда в четвёртом веке церковь отказалась от мученичества, против неё возникло движение сторонников крайнего понимания мученичества – ригористов.

Главное – действовать. Я сказал это себе, потому что понял, что иначе теперь не смогу. Когда я ощутил свою чуждость этому миру, чтобы не потеряться в нём, я осознал необходимость обретения точки опоры. И этой точкой я выбрал действие, борьбу с системой.

6. Действие

Что ж, до сих пор я рассказывал в основном о своём внутреннем мире и о том, что на него влияло. Теперь вкратце о том, каким меня знают окружающие. Меня зовут Илья. Я из благополучной семьи, сейчас живу отдельно от родителей в квартире, которая осталась от бабушки. Учусь на первом курсе в институте. В общем-то, это всё, что вам могли бы рассказать обо мне, всё остальное скрыто от посторонних глаз.

Когда-то я искал правду и обратился к религии. Потом я узнал правду и начал искать средства для её проведения в этот мир. Я заинтересовался политическими движениями. Здесь сомнений не было – я выбрал национал-социализм. Ещё до того, как я осознал всю глубину этого движения, я испытывал симпатии к нему. Национал-социалисты по настоящему свободны, они идеалисты со свободным сознанием, они действительно делают, что хотят сами, в отличие от обывателей, чьи хотения сформированы системой. Система сажает НС в тюрьмы, потому что видит, что не смогла завладеть их разумом. Системе не нужны свободные люди. Поэтому НС против неё, они хотят свободы для всех.

Но система не допустит НС к власти законным путём, пресечёт попытки массовой пропаганды. Власть надо брать силой. Я стал сторонником политического террора. Уничтожать врагов, да и просто потрясать общество своими акциями, заявляя о себе. Люди зажрались, успокоились, катятся вниз. Нужны взрывы и убийства!

Мало знать, что нужно делать, надо делать это, причём начинать с малого, так как большое сразу сделать вряд ли удастся, если не иметь опыта подобных действий.

В то время в нашем городе, да и вообще по стране, получила широкую огласку деятельность группы НС-революционеров, среди которых были люди под псевдонимами Гангстер, Эйнхерий, Камень, Ник и другие. Некоторые из них были задержаны и находятся под следствием. Оставшиеся на свободе скрываются и ведут политический террор. Особо почувствовали этот террор сотрудники милиции, среди которых стали часто появляться покойники, у которых забирали оружие. Этим же оружием умерщвляли других сотрудников, а также чурбанов, жидов, гуков, всяких дегенератов и даже пару депутатов. Целая банда революционеров мутила адские акции практически ежедневно, все были на стволах и умело шифровались. В акциях постоянно использовались угнанные автомобили. Весь город кишел ментами и гаишниками, одни останавливали каждого второго парня для проверки, другие – каждую вторую машину. Народ относился к этому совершенно по разному, но большинство обывателей по началу старались не замечать происходящего. В школах ученики с искренним интересом читали листовки «обращение Русских национал-социалистов к Русской молодёжи» и тайно передавали их друг другу. Прочитав такую листовку я понял: террор – единственная возможность изменить этот мир.

Тогда, ещё до знакомства с кем-либо из Правых людей, я совершил свои первые акции. Сначала я ночью поджёг три чурбанских ларька, торгующих фруктами, полив их бензином и поднеся спичку. Ещё я поджёг несколько автомобилей, интуитивно почувствовав, что именно они должны полыхнуть в ту ночь. И второе убийство…

Я неоднократно пытался найти ту проститутку, с которой потерял девственность, но не смог. Хотел ли я её убить или просто пообщаться – этого я и сам не знаю. Да, я бы с ней пообщался – слишком сильный отпечаток она оставила в моей жизни. Но ненависть к проституции как к явлению была естественной частью моего мировоззрения.

И вот под мою руку попалась местная шлюха-алкоголичка, дающая любому за выпивку. Дегенератка, не окончившая даже школу для отсталых. Она подошла ко мне непринуждённо, как будто к старому знакомому, когда я шёл домой, попросила закурить. Отказ не смутил её, она завязала разговор. Я знал, что она из себя представляет, она жила через два дома от меня. И вот она мне говорит:

«Илюш, ты знаешь, что я беременна?»

Я подумал, какой урод вырастет у неё, врождённый дебил и алкоголик, которого никто даже не попытается воспитать. Я подумал, что в моих руках недопустить такой недостаток в этом мире. Я купил ей бутылку пива и как будто с целью перепихнуться отвёл за гаражи. В кармане у меня был нож, чтобы в случае чего обороняться от чурбанов. Этим ножом я перерезал её глотку. Наверное она совершенно не ожидала этого: только что я слегка приобнял её сзади, она уже потянулась рукой к моему члену, и вдруг вжик! Упала на землю и долго конвульсировала.

Я потом некоторое время боялся, что меня вычислят, но обошлось. Тот нож я выкинул и купил другой.

Потом я познакомился с Бобом. Вернее, сначала я познакомился с одним скином, который заговорил со мной, когда я купил в рок-магазине альбом группы Коловрат. Этот скин и познакомил меня с Бобом.

Боб – революционер и убийца, не попавший в поле зрения органов, но судя по всему знающий Гангстера и Ника, хотя он об этом никогда не распространялся. Он сразу подогнал мне чего почитать и начал учить технике ножевого боя.

– Отрабатывай удары на чурбанских детях, когда они идут из школы – самая простая мишень для новичка, – говорит Боб.

– Убивай этих зверёнышей, – говорит он.

Однажды у Боба я познакомился с Тарасом, этот парень вручил мне изданный им журнал «Удар», на обложке которого было написано: «Противостояние: скины и дегенеративная молодёжь» и картинка, как скинхед кулаком выносит челюсть какому-то быдлоиду. У него было ещё несколько журналов, которые я решил полистать, пока мы общались. Я как христианин решил не смотреть языческие журналы, но журнал с названием «Молния Люцифера» не оставил меня равнодушным. Что же они там пишут, если при этом заявляют о своей приверженности национал-социализму?

Я читаю статью «Люцифер»:

«Я ангел. Вокруг меня все спят. Я убиваю зверей. Убиваю паразитов. Это добро, ведь они всего лишь оболочки, внутри одних пустота, внутри других – жидов – чёрные дыры. Это как чёрные дыры во вселенной, которыми Демиург удерживает свою систему. В центре каждой галактики – чёрная дыра, сосущая энергию звёзд. А звёзды – это Боги. Моя цель – уничтожить чёрные дыры и Демиурга. Я – Утренняя Звезда. Убил жида – как вакуум схлопнулся, только смешное тело валяется. Сделал благое дело. Взорвал бомбу – реализовал себя, преодолел сон, страх, обывательство. Этот взрыв – вспышка сверхновой. Спящие в панике и ужасе выглядывают из своих коконов. Видят меня. Сильные сбрасывают треснувшие коконы, слабые доживают в страхе. Сверхновые звёзды рождают новую галактику – Свастику. Которая уничтожает Демиургическую чёрную дыру и наступает абсолютное космическое спокойствие».

– Пиздец! – вырывается у меня, и я перевожу взгляд на другую статью «Революция от Сатаны»:

«Ты уже продал свою душу Сатане, сам этого не заметив. Вспомни, как всё начиналось. Рок музыка? Ты не носил пентаграмму? Блэк метал, а затем паган и НСБМ? Или ты сразу стал патриотом, скинхедом и может быть даже православным? Сказал «Хайль Гитлер!» и принёс Фюреру кровавое жертвоприношение? Думаешь, агрессия одобряется церковью? Гитлер черпал энергию из центра земли, из Ада, туда же он и переправился на подлодке через Антарктиду, это тебе любой поп скажет. Опять же рок музыка – её корни: грязь, грех, насилие, духовное разложение. RAC – один из наиболее агрессивных стилей. Нет, ты не на службе силы зла, ты сам – зло. Люцифер пришёл ломать этот мир. Демоны вошли в людей. Революционеры – посланники Ада. Ты принадлежишь к Движению? Приветствую тебя, Брат!»

Я вдруг задумался. Я понял, что есть как христиане, так и сатанисты «в кавычках», а по сути обыватели, а есть настоящие, которые оказывается стремятся к одному – разрушить этот мир и построить другой. Христос и Люцифер – братья? Это надо обдумать.

Такие мысли раздвинули моё мышление до мистических широт, так что увидев в журнале историческую рубрику я подумал, что нет смысла копаться в истории, чтобы найти там мудрость. Надо стремиться к духовному перерождению, ибо став богами мы вспомним и узнаем всё. Я говорю об этом Бобу и Тарасу. Но Тарас возражает:

– Надо помнить свои традиции! Например, наши предки сразу убили бы чурбанов, коль те так понаехали бы. А сейчас лишь малая часть молодёжи ведёт себя сознательно! Забыли традиции! Не понимают, что сейчас идёт самая настоящая война!

– Хорошо, – говорю. – У нас вот христианство – тысячелетняя традиция, так чего же на него бочку катят? Война, говоришь? Так давай устроим новый крестовый поход!

Тарас успел даже сказать слово «Бля…», но Боб остановил его, сказав про меня: «У него особое отношение к христианству». Он говорит мне:

– Если бы все христиане были такими, как ты, было бы хорошо. Но сейчас христианство не поднимает духа людей, как во времена крестовых походов. Сейчас у нас есть национал-социализм, под его знаменем и идём! Это наша новая религия!

Тут уже не поспоришь!

А вечером я совершил богоугодное дело. Сдал Бобу экзамен по технике ножевого боя. Под его наблюдением завалил чурбана, полоснув того по горлу тесаком. Движение было отработано на ветках деревьев, поэтому хватило одного удара.

7. Вдохновение

Террор – моё призвание. Это я понял после общения с Димой Гангстером. С огнестрельным ранением он был приведён ко мне Бобом.

– Ты всё равно один живёшь, а ему надо в нормальных условиях побыть, подлечиться, – говорит Боб.

Гангстер вступил в перестрелку с мусорами и был ранен. Он использовал гранату, чтобы избавиться от погони. Вызвал Боба тайным сигналом, а тот привёл его ко мне. Здесь они принялись извлекать пулю из плеча Гангстера. Я предложил выпить разведённого спирта, чтобы ослабить боль, но Гангстер отказался.

– Чё я, слабак что ль по-твоему?! Физическая боль – это ерунда, тело же – это инструмент. Да и вообще я стрэйтэйджер.

Когда Боб извлекал пулю, Гангстер вцепился в спинку стула обоими руками и сжал зубы. Всё происходило несколько секунд, за которые он побледнел, даже позеленел, но не издал ни звука. Сразу после извлечения он лёг на диван и потребовал «грёбаного нашатыря». Ещё минут пять нюхал ватку и глубоко дышал, потом встал и заулыбался.

– Это из-за недоедания, – говорит. – Давай, Боб, перевязывай.

Боб перевязал и через некоторое время ушёл, а Гангстер остался у меня на четыре дня. Большую часть времени он молчал, о чём-то думая, но иногда вдруг начинал философствовать, рассуждать о жизни, о системе, вспоминать что-то. Увидев у меня альбом «Радикальный Голос» группы Коловрат он очень обрадовался, так как не слышал его раньше, и несколько раз внимательно прослушал его, держа в руках буклет. Потом сказал:

– Я как раз в розыск попал, когда было хотел купить его. Не успел. Этот альбом сказал всё, что сейчас творится. Многие группы просто играют, а Коловрат передаёт настроение Движения, он всегда актуален. Это голос Русских НС, абсолютно точно!

Гангстер постоянно смотрел в окно через щёлочку между занавесками.

– Ну да, у меня что-то типа паранойи, – говорит. – В розыске находиться – это тебе не шутка. По улице идёшь и кажется, что каждый на тебя прыгнуть готов. В кармане палец на спусковом крючке постоянно держишь и надеешься, что если чё, успеешь нажать его первым. Другой рукой постоянно изображаешь, что сморкаешься, чтобы прикрыть лицо, когда мимо кто-то проходит или машина проезжает. И при этом ещё пытаешься выглядеть непринуждённо. Надо закалять не только тело, но и психику, к сожалению я этому как-то не уделял внимания. Вот ведь всяких шпионов и диверсантов, которых в тыл врага бросают, всяко обучают быть хладнокровными, вот и нам надо такой опыт.

В другой раз он говорил о движении скинхедов, к которому он примкнул ещё лет десять назад. Рассказал, как оно менялось с течением времени, о том, что субкультура уходит, остаётся идея.

– Если раньше я в каждом бритом парне подозревал скина, хотя многие были просто гопами, тогда вообще модно было очень коротко стричься, то теперь подозреваю фашиста в каждом нормально одетом. Все шифруются, но себя уважают и никогда не оденутся как дегенераты.

И конечно же разговоры про национал-социализм. Гангстер говорит:

– Ничуть не менее важной составляющей НС, чем национальная и социальная, является нравственность. Её упадок в современном мире – результат действий системы для превращения людей в стадо животных. Мы боремся за нравственность, и теперь показываем это на собственном примере. Прямая Линия – это тоже субкультурная заморочка, как и скинхеды, но это и ещё один шаг к настоящему национал-социализму!

– Да я именно из-за упадка нравственности и пришёл к национал-социализму, – говорю. – Гитлер – молодец, наверное единственная ошибка, которую он сделал – что напал на Россию.

– Да никакая это не ошибка, – говорит Гангстер. – Он был вынужден это сделать, иначе Советский Союз напал бы первым. «Ледокол» Суворова читал? Вот прочитай. Книжечка так себе правда, да и автор как против совка, так и против фашизма, как он сам дал понять, но там приведены интересные факты. Как бы там ни было, Гитлер поступил абсолютно правильно.