В плену королевских пристрастий

— Это мне известно, — герцог усмехнулся. — Я не гоню Вас, Вы можете остаться. Однако если не хотите быть наказанной, постарайтесь больше не давать мне повода быть недовольным Вами.

— Я постараюсь, Ваша Светлость… — с трудом выговорила леди Гиз. Она явно старалась взять себя в руки и успокоиться, но это никак не удавалось ей. Губы ее тряслись, она с трудом дышала.

Внимательно посмотрев на нее, герцог подошел к столу, взял графин с водой и налил в стоящий рядом стакан. Потом взял стакан и протянул его взволнованной даме.

— Выпейте и успокойтесь, Розалинда. Я пока еще не отдал приказ о Вашем наказании, и если буду видеть, что Вы стараетесь, не отдам его и впредь…

— Благодарю, Ваша Светлость, — леди Гиз взяла стакан и судорожно приникла к нему.

Выпив воды, она почувствовала себя лучше. Отставив стакан, леди Гиз легким движением руки подобрала волосы, быстро, несколькими шпильками заколола, придав им вид небрежно уложенной прически, и поднялась:

— Ваша Светлость, я поняла, что недозволительно вела себя с Вами, и постараюсь, чтобы подобное не повторилось, — проговорила она, склонив голову.

— Прекрасно, Розалинда, — герцог удовлетворенно кивнул, — Я надеялся, что мы найдем общий язык. Сядьте, и пока окончательно не придете в себя, можете не вставать.

— Мне уже лучше, Ваша Светлость. Я постою.

— Как пожелаете, Розалинда, — герцог равнодушно пожал плечами.

— Вы хотели бы узнать что-то о дочерях, Ваша Светлость?

— Да, только вкратце.

— Они здоровы. Я заказала им из тех средств, что Вы выдали мне, платья наиболее приличных из того, что смогла найти в тех местах. Надеюсь, их доставят к завтрашнему дню. Сейчас я отправила Ваших дочерей спать. Они устали в дороге. Завтра я их подготовлю к встрече с герцогиней. Они, правда, пока еще плохо представляют себе правила придворного этикета, но я думаю, что сумею объяснить им, как должно вести себя с ней… и надеюсь, они произведут на нее благоприятное впечатление.

— Розалинда, я очень бы хотел, чтобы Вы свели это представление к минимуму и чтобы впредь юные леди имели как можно меньше возможностей для общения с герцогиней. Я не хочу, чтобы они хоть как-то досаждали ей… Поэтому постарайтесь сделать так, чтоб они не имели возможности выходить из этого крыла замка. Найдите им учителей, учите их чему-нибудь… я полностью полагаюсь в этом на Вас.

— Но девочкам такого возраста трудно целыми днями заниматься, Ваша Светлость, — растерянно произнесла та, — они вряд ли смогут.

— Заставьте!

— Но свежий воздух, Ваша Светлость… Он необходим детям в таком возрасте…

— Хорошо, можете выводить их гулять, но лишь тогда, когда герцогиня уедет из замка на прогулку или по делам и когда в замке нет гостей.

— Хорошо, Ваша Светлость… Я поняла, что моей главной задачей является свести к минимуму общение герцогини с Вашими дочерьми.

— Вы чрезвычайно понятливы, Розалинда. Если Вы сумеете добиться этого, я буду доволен.

— А если герцогиня сама будет настаивать на беседах с ними? Я могу ей отказать?

— Нет, конечно. Запомните: ее слово здесь — закон. Просите, уговаривайте, объясняйте, что девочки чем-то заняты, но отказывать не смейте. Храни Вас Бог, если она хоть раз пожалуется мне на Вас, что Вы не выполнили какое-нибудь ее требование или девочки чем-то досадили ей…

— Я поняла, Ваша Светлость, и постараюсь выполнить все Ваши указания.

— Что ж, леди Гиз, я удовлетворен нашей беседой. Завтра герцогиня сообщит Вам, когда сочтет нужным встретиться с юными леди.

Герцог распахнул дверь и удивленно замер на пороге. У противоположной стены коридора стояла Кэти, которая, как только увидела его, бросилась ему навстречу и, прижавшись, крепко обняла.

— Отец, я так рада…

Алекс Тревор холодно отстранил дочь от себя и, взяв ее за плечо, повернулся к стоявшей в глубине своей комнаты леди Гиз.

— Розалинда, Вы сказали мне, что отправили моих дочерей спать…

— Да, Ваша Светлость, я отвела леди в их комнаты и велела им ложиться.

— Значит, как я понимаю, Кэти, ты нарушила приказ вашей опекунши. Она не объяснила вам, что вы должны слушаться ее?

— Объяснила, отец, — Кэти растерянно смотрела на него, не понимая, чем вызвана такая его холодность и суровость в обращении с ней. Герцог и раньше не отличался особой нежностью по отношению к дочерям, но Кэти всегда чувствовала, что за скупыми фразами отца стоит сердечная забота о них и отеческая любовь. Сейчас же за ледяным тоном герцога угадывалось лишь плохо скрываемое раздражение, и только.

— Тогда почему ты здесь?

— Я услышала Ваши шаги, отец… я так долго ждала и так волновалась за Вас… — на глаза Кэти навернулись слезы.

— Ты нарушила правила поведения, которые здесь неукоснительно соблюдаются. Поэтому леди Гиз вправе наказать тебя так, как посчитает нужным, для того, чтобы больше это не повторялось. Надеюсь, это послужит тебе хорошим уроком, и впредь ты будешь послушна.

Герцог подтолкнул испуганную дочь в комнату леди Гиз и добавил, обращаясь к той, — Я надеюсь, Вы догадываетесь, Розалинда, что чем жестче Вы накажете эту своевольную юную леди сейчас, тем менее вероятно, что Вам придется это делать регулярно в будущем.

Леди Гиз успела лишь кивнуть, прежде чем герцог стремительно вышел. Катарина, оставшаяся стоять посреди комнаты, прижала руки к лицу и заплакала.

Розалинда Гиз несколько минут растерянно молчала, а потом, достав из комода большой носовой платок, решительно шагнула к плачущей Катарине.

— Вот что, юная леди, — сурово сказала она, — сумели провиниться, умейте достойно и отвечать за свои проступки. Надо уметь выглядеть должным образом в любых обстоятельствах.

Она насильно вложила платок в ее руки. Потом налила в стакан воду и протянула Кэти:

— Выпейте, леди Катарина, это поможет Вам успокоиться.

Та, отерев платком слезы, послушно взяла стакан и выпила воду.

— Ну вот, уже лучше… — с сочувствием посмотрела на нее леди Гиз и спросила, — Герцог когда-нибудь раньше наказывал Вас?

— Нет… — Кэти потупила взгляд, — никто и никогда не наказывал ни меня, ни сестер…

— Что ж, все когда-нибудь происходит впервые… — философски заметила леди Гиз, — Пойдемте, юная леди, как Вы, надеюсь, понимаете, я не могу ослушаться приказа герцога.

И она вывела из своей комнаты покорно склонившую голову Кэти.

На следующий день леди Гиз с раннего утра наставляла своих воспитанниц, готовя их к встрече с герцогиней.

Она прежде не была знакома с герцогиней и видела ту лишь мельком, однако много слышала о ней. Участие короля в судьбе несчастной кузины, которая, покорившись его воле, покинула монастырь, где воспитывалась и вышла замуж, как оказалось, за заговорщика, которого король сам же вскоре приказал казнить, будоражила весь двор.

То, что король тут же нашел ей нового супруга и осыпал его благодеяниями, многие воспринимали как факт, доказывающий, что король сам неравнодушен к своей кузине, и видели в ней новую фаворитку короля. Однако то, что ее супругом стал герцог Тревор, столь ревностно охранявший честь своей покойной жены, что ради этого пожертвовал своим положением при дворе, заставлял в этом усомниться. К тому же слухи, подтвержденные самим королем, что именно Алекс Тревор помог раскрыть заговор, возглавляемый первым супругом герцогини, давали пищу разговорам, что как раз герцог Тревор подстроил все так, чтоб кузина короля стала его законной супругой.

Все спорили, что скрывается за всей этой историей. Ни у кого не вызывало сомнения лишь то, что в любом случае появившаяся при дворе кузина короля имеет на того очень большое влияние, и что ее интересы, так же как и интересы вновь приближенного ко двору герцога Тревора король блюдет с особой тщательностью. И с этим теперь необходимо считаться.

Поэтому леди Гиз очень старалась, чтобы дочери герцога Тревора произвели на герцогиню впечатление воспитанных, послушных, образованных и тихих особ, про которых в соответствии с желанием герцога можно забыть и не вспоминать.

Девочки, к ее большой радости, все утро были послушны и покладисты, они старательно делали и повторяли все, что она им велела. Младшие потому, что очень хотели понравиться новой супруге своего отца, а Кэти после вчерашнего наказания была настолько подавлена, что даже глаз не поднимала.

Но даже, несмотря на столь тщательную подготовку, когда ближе к вечеру пришел дворецкий и объявил, что герцогиня просит их прийти, у Розалинды Гиз от волнения заалели щеки. Однако, не показывая вида, что хоть немного взволнована, она приказала старшим девочкам взяться за руки, сама взяла за руку Луизу и повела дочерей герцога в приемный зал.

Герцогиня встретила их, стоя посреди зала для приема гостей. Девочки, как их научили, поспешно присели в низком реверансе, склонили головы и прощебетали: "Добрый день, Ваша Светлость". Леди Гиз, довольная поведением своих воспитанниц, тоже склонила голову: "Рада приветствовать Вас, Ваша Светлость".

Она ожидала от юной герцогини стандартного приветствия и безразличного вопроса по поводу того, как они доехали и очень ли устали в дороге, но этого не произошло.

Герцогиня внимательно посмотрела на дочерей своего супруга и лучезарно улыбнулась им. Она заметила, что девочки были очень привлекательными: светловолосыми и с тонкими чертами лица. А так как герцог был темноволос и черты его лица утонченностью не отличались и были скорее грубыми, то было ясно, что девочки, видимо, унаследовали внешность своей покойной матери. Все трое были бы очень похожи, если бы не волосы. Волосы двух старших дочерей были тяжелые и прямые, а у младшей нежными волнами струились по плечам и очаровательными локонами обрамляли лицо. Она понравилась герцогине больше всех, и, шагнув к ней навстречу, Алина Тодд склонилась к девочке:

— Как тебя зовут, моя радость?

— Луиза, — улыбнулась в ответ та.

— Какое замечательное имя, я всегда мечтала, чтобы какую-нибудь из моих подруг звали Луиза. Может быть, ты согласишься со мной дружить? Тогда бы ты исполнила мою мечту… — в глазах герцогини заплясали озорные огоньки, — Если согласна, давай свою руку.

— Конечно, Ваша Светлость, — Луиза осторожно высвободив руку из руки не посмевшей ее удерживать леди Гиз, протянула ее герцогине.

— Алина, просто Алина. Ты же согласилась быть моим другом. А друзья зовут друг друга просто по имени. Ну-ка повтори, как ты будешь меня звать.

— Алина, — восторженно глядя на нее, весело произнесла малышка.

— Может быть, твои сестры тоже захотят со мной дружить? — не переставая лучезарно улыбаться, герцогиня взглянула на державшихся за руки старших сестер Тревор.

— Конечно, — радостно проговорила Луиза и, шагнув к средней сестре, потянула ее за руку ближе к ней, — Это Мария и Катарина. Они очень хорошие. Они тоже захотят дружить с Вами. Ведь правда? — она взглянула сестрам в глаза и, споткнувшись о холодный и мрачный взгляд Кэти, подавленно добавила: — но лучше спросите их сами.

— Конечно, спрошу… — любезно кивнула герцогиня и выпрямилась.

Леди Гиз поняла, что она несомненно заметила этот обмен взглядами и перемену настроения Луизы. Однако ничего предпринять не успела.

Мельком взглянув на нее, герцогиня проронила, — Оставьте нас и подождите в холле, я пошлю за Вами позднее.

После этого она повернулась к Марии, — У тебя не менее чудесное имя, чем у сестры, и улыбаешься ты тоже чудесно. А что ты еще умеешь? Читать умеешь?

Лучезарная улыбка по-прежнему озаряла лицо герцогини. Что ответила Мария, леди Гиз уже не слышала. Повинуясь отданному распоряжению, она вышла за дверь. Однако ждать в холле она не стала и быстро направилась к дворецкому:

— Рон, проводи меня к герцогу.

— Он разве звал Вас, леди Гиз? — удивился тот. — Он гневается, если кто-то приходит к нему без вызова.

— Нет, он не звал меня, но я думаю, он разгневается еще больше, если ты сейчас же не проводишь меня к нему.

— Да, леди Гиз, — сказал дворецкий и провел Розалинду Гиз к апартаментам герцога.

Там он постучал, вошел, чтобы доложить, после чего распахнул перед ней дверь: — Герцог ждет Вас, леди Гиз.

Леди Гиз вошла и, дождавшись, чтобы Рон закрыл дверь, приблизилась к сидевшему в кресле герцогу и опустилась перед ним на колени:

— Ваша Светлость, если Вы сейчас же не вмешаетесь, я не смогу выполнить Ваше требование.

— Что случилось, Розалинда?

— Герцогиня очень старается расположить девочек к себе. Она велела мне ждать в холле. Но даже то, что я видела, достаточно, чтобы понять: и Луиза, и Мария в восторге от Вашей супруги, Ваша Светлость. Лишь Катарина еще не попала под ее обаяние, да и то лишь потому, что вчера Вы были очень холодны с ней и приказали мне наказать ее, и она несомненно винит в этом герцогиню, — леди Гиз пристально посмотрела на герцога.

Герцог Тревор стремительно поднялся:

— Я рад, что не ошибся, оставляя на Вас попечение о моих дочерях, Розалинда… Теперь я уверен, что Вы умеете понимать все без лишних слов. Пойдемте, нарушим их уединение.

Розалинда шла следом за герцогом и радовалась, что догадалась доложить о происшедшем ему. Она не знала, почему для него столь важно изолировать своих дочерей от своей супруги, но ему для чего-то это было нужно, и она была готова в этом ему помочь. Она всегда предпочитала занимать сторону сильного, а сейчас в замке Телдом сильным и строго следящим за порядком хозяином был именно герцог.

Войдя в зал без стука, герцог почтительно склонил голову:

— Миледи.

Герцогиня сидела на одной из мягких кушеток, которые стояли вдоль стен зала, возле нее сидела Мария, а на ее коленях Луиза. Они рассматривали какую-то большую книгу, которую герцогиня держала в руках, и, улыбаясь, что-то тихо обсуждали. Рядом с ними стояла Катарина и исподлобья наблюдала за ними.

— Я чрезвычайно рад видеть Вас как в добром здравии, так и в таком замечательном расположении духа, — глядя на улыбающуюся супругу, продолжил герцог.

— Мы также счастливы видеть Вас, милорд, — поворачиваясь к нему, ответила она.

Ни от леди Гиз, вошедшей следом за герцогом, ни от Кэти, стоявшей с герцогиней рядом, не укрылось то, что улыбка на ее лице при виде герцога тут же померкла, а глаза, в которых еще минуту назад прыгали веселые, задорные огоньки, заледенели.

Увидев отца, Луиза спрыгнула с колен герцогини и с криком "Папочка!" метнулась к нему. Однако герцог резким жестом вытянутой рукой остановил ее, не дав даже приблизиться к себе. Потом, кивком подозвав к себе леди Гиз, указал ей на дочь, и, дождавшись, чтобы та отвела ее в сторону, с легкой улыбкой проговорил:

— Мне бы очень хотелось узнать, миледи, почему Вы отбираете хлеб насущный у того, кому он должен принадлежать по воле короля?

— Что Вы имеете в виду, герцог? — вставая, проговорила герцогиня ледяным тоном.

— Вы отбираете работу у той, кому ее даровал сам король. У нашей несравненной леди Гиз. Мало того, Вы даже лишили ее возможности наблюдать за поведением ее подопечных… А оно, как оказывается, — герцог кивнул в сторону притихшей Луизы, которую крепко держала за руку леди Гиз, — оставляет желать много лучшего. Как же она может после этого нести за них ответственность, как перед нами, так и перед королем?

— Так Вы об этом… Хорошо, герцог… пусть она присутствует, я не против… А что до Луизы, так она ребенок, ее поведение естественно. Она давно Вас не видела, она обрадовалась. Чем Вы недовольны? У Вас замечательные дочери, герцог.

— Существуют правила поведения, и семь лет — это не тот возраст, герцогиня, когда эти правила невозможно понять. Поэтому я очень надеюсь, что леди Гиз удастся внушить эти правила всем моим дочерям. Если, конечно, Вы не вмешаетесь и не поставите себе задачей вырастить из моих дочерей особ, не имеющих даже элементарных понятий о придворном этикете.

— Я поняла… и постараюсь учесть…. все эти… претензии… — герцогиня медленно опустилась обратно на кушетку рядом с испуганно притихшей Марией. Казалось, что она роняет не слова, а из ее рта падают маленькие льдинки, от которых веет холодом и стужей.

— Ваша Светлость, заметьте, что Вы нарушили весь распорядок дня моих дочерей, — герцог не сводил с нее пристального взгляда. — Они пропустили часть запланированных на сегодня занятий и пропустят еще больше, если Вы не соизволите их отпустить.

Герцогиня глубоко вздохнула, помолчала немного, а потом на удивление спокойным и размеренным голосом проговорила: