Помоги проекту - поделись книгой:
Заметив в траве металлический блеск, Лео потянулся и нащупал очки.
— Вот они.
Он подполз к Маркс и стал перед ней на колени. Протерев стёкла очков краем рукава, он сказал:
— Стойте смирно.
— Дайте их мне.
— Позвольте мне это сделать, глупышка. Противоречить для вас так же естественно, как дышать, да?
— Ничего подобного, — немедленно возразила гувернантка и покраснела, услышав его хрипловатый смешок.
— Неинтересно дразнить вас, когда вы так легко сдаётесь, Маркс, — он заботливо надел ей очки, поправляя пальцами дужки и оценивающе рассматривая результат. Мягким движением он коснулся её ушей. — Они плохо держатся.
Кончиком пальца он исследовал край её уха. Кэт была замечательно хороша в солнечном свете, в её серых глазах мерцали синие и зелёные крапинки.
— Какие маленькие ушки, — продолжал Лео, позволяя рукам задержаться по сторонам её прекрасно-утонченного лица. — Неудивительно, что очки так быстро слетели. Здесь им почти не на чем держаться.
Маркс уставилась на него в замешательстве.
Какая она хрупкая, подумал он. У неё настолько твёрдая воля и такой колючий характер, что он забывал, что она вполовину меньше него. Он ждал, что она ударит его по рукам — она очень не хотела, чтобы её трогали, и, в особенности, он. Но она не шевелилась. Он позволил своему большому пальцу погладить её горло, она сглотнула, и он почувствовал крошечную волну, прокатившуюся под его пальцем. Было что-то нереальное в этом моменте, что-то сказочное. Лео не хотел, чтобы это заканчивалось.
— Кэтрин — ваше настоящее имя? — спросил он. — Можете ответить хотя бы на этот вопрос?
Она колебалась, боясь выдать даже это крохотное сведение о себе. Но кончики его пальцев скользили вдоль её шеи, и их ласкающая нежность, казалось, разоружала её. Яркий румянец залил горло девушки.
— Да, — задыхаясь, сказала она. — Я Кэтрин.
Они всё ещё стояли на коленях друг против друга в пышных складках её раскинувшихся юбок. Одна из складок оказалась под коленом Лео. Реакция его тела на близость Кэтрин была очевидной, его обдало жаром, особенно сильно в совсем неподходящих местах. Мускулы напряглись и вздулись. Лео было необходимо положить этому конец, или совершить что-то такое, о чём они будут оба позже сожалеть.
— Я помогу вам встать, — резко сказал Лео, поднимаясь. — Пойдёмте в дом. И предупреждаю, что, несмотря ни на что, я всё ещё не уверен в вас. Более того…
Он осёкся, потому что Маркс, пытаясь встать, качнулась и натолкнулась на него всем телом. Они прижались ещё ближе друг к другу, их неровное дыхание смешалось.
Сказочное чувство усилилось. Они стояли на коленях в летнем саду, воздух которого был напоён запахом свежескошенной травы и алых маков... и Кэтрин Маркс была в его объятиях. Её волосы сияли в солнечном свете, а кожа была подобна нежному лепестку. Её верхняя губа была почти такой же полной, как нижняя, красиво очерченная и гладкая, как кожица спелой хурмы. Уставившись на её рот, он почувствовал, что у него на затылке от волнения шевелятся волосы.
— Чёрт побери, — хрипло произнёс Лео. — Я это всё-таки сделаю. Даже зная, что позже пожалею.
— Сделаете что? — спросила мисс Маркс, глядя на него расширившимися глазами.
— Вот это.
И его губы прижались к её рту.
И, помоги ему Боже, он желал большего. Он умирал от желания зарыться руками под её одежду и ощутить каждый дюйм её тела. Он хотел исследовать ртом все её интимные места, целовать и вкушать каждую её частичку. Кэтрин беспомощно отвечала, обнимая его за шею. Она прижалась к нему, и ощущения накрыли его будто со всех сторон. И так и было. Они оба изо всех сил старались прижаться как можно ближе друг к другу, подчиняясь новому требовательному ритму своих тел. Если бы их не разделяли многие слои одежды, то это были бы настоящие любовные ласки.
Лео продолжал целовать её и тогда, когда надо уже было остановиться — не только потому, чтобы продлить удовольствие, но и потому, что он не хотел оказаться перед лицом последствий. Их натянутые отношения не могут остаться прежними после произошедшего. Они ступили на совсем новый, неизведанный путь, и Лео был убежден, что ни одному из них не понравится, куда он ведет.
Осознав, что не может вот так, быстро, отпустить её, Лео стал делать это постепенно, позволяя своим губам поцелуями переместиться от краешка её рта к нежной ложбинке за ухом. Её пульс бился часто и сильно под его губами.
— Маркс, — он глубоко вздохнул, — я боялся этого. Отчего-то я знал, что…
Он оборвал себя, и, подняв голову, взглянул на неё.
Девушка смотрела на него сквозь запотевшие линзы очков.
— Мои очки… я опять их потеряла.
— Не потеряла. Линзы запотели.
Как только Маркс протёрла очки, то тут же отпрянула от него. Она прилагала отчаянные усилия встать на ноги, не принимая его помощи.
Они уставились друг на друга. Трудно сказать, кто из них был больше потрясён.
Но судя по выражению лица Маркс, это, вероятно, была она.
— Ничего этого не было, — отрезала она. — Если у вас хватит наглости когда-нибудь упомянуть об этом, я буду всё отрицать до последнего своего вздоха.
Она несколькими сильными раздраженными ударами стряхнула приставшие к юбке листья и травинки, и, бросив на него жёсткий предупреждающий взгляд, заявила:
— Сейчас я ухожу в дом. Не вздумайте следовать за мной!
Глава 2
Их пути не пересекались до самого обеда, в котором принимало участие всё семейство: его сёстры — Амелия, Уин и Поппи, их мужья — Кэм Роан, Кев Меррипен и Гарри Ратледж. Кэтрин Маркс с Беатрис сидели за дальним концом стола.
Пока ещё ни одна из сестёр Лео не выбрала себе в мужья обычного мужчину. Роан и Меррипен были цыганами, которым легко удалось приспособиться к эксцентричному семейству Хатауэйев. А мужем Поппи стал экстравагантный хозяин отеля, могущественный человек, врагам которого, он по общему мнению, нравился больше, чем друзьям.
Неужели Кэтрин Маркс на самом деле была сестрой Ратледжа?
На протяжении всего обеда Лео внимательно всматривался в каждого из них, стараясь отыскать роднящие черты.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Лео Амелии, как только закончился обед. — Наедине.
Её голубые глаза расширились от любопытства.
— Хорошо. Пойдём прогуляемся? На улице ещё светло.
Лео согласно кивнул.
Будучи самыми старшими представителями семейства Хэтауэй, Лео с Амелией, тем не менее, по-разному смотрели на жизнь. Однако, невзирая на это, он очень любил её, не говоря уже о том, что считал своим самым близким другом. Амелия обладала здравым смыслом и никогда не стеснялась высказать всё, что думает.
Никто не мог предположить, что их прагматично настроенная старшая сестра потеряет голову от Кэма Роана, лихого цыгана. Но Кэму удалось обольстить Амелию и жениться на ней, прежде чем та сама поняла, что случилось. Он уверенно взял бразды правления в свои руки, сумев наладить достаточно упорядоченную жизнь, о достижении которой Хатауэйи прежде могли только мечтать. Хотя с его слишком длинными тёмными волосами и бриллиантовой серьгой в ухе, он едва ли был олицетворением семейного патриарха. Но именно необычность позволила ему управлять Хатауэйями так умело. Теперь у него с Амелией рос девятимесячный сын, Рай, унаследовавший тёмные волосы отца и голубые глаза матери.
Прогуливаясь с Амелией вдоль подъездной аллеи, Лео мельком бросал собственнический взгляд на окружающую их местность.Летом солнце в Гемпшире не садилось до девяти вечера, освещая мозаику из лесов, вересковых пустошей и травяных лугов. Реки и ручьи украшали пейзаж, питая болота и заливные луга, изобилующие представителями дикой природы. Имение Рэмси было не самым большим в Гемпшире, зато одним из самых красивых: помимо трёх тысяч акров пашен в него входили земли, покрытые многовековым строевым лесом [2].
В прошлом году, узнав о положении арендаторов, Лео произвёл усовершенствования в ирригации и дренаже, восстановил ограждения, ворота и здания… и, чёрт побери, он узнал намного больше о сельском хозяйстве, чем хотел. И всё из-за беспощадных наставлений Меррипена.
Меррипен, с детства живущий с Хатауэйями, взял на себя обязанность изучить всё возможное об управлении имением. А теперь он был полон решимости передать накопленные знания Лео.
— Пока ты не польёшь эту землю своим потом и кровью, она не станет твоей, — сказал однажды Меррипен.
— И всё? — саркастически спросил Лео. — Только кровь и пот? Уверен, у меня найдётся ещё парочка телесных жидкостей для пожертвования, если это так необходимо.
Но в глубине души сознавал, что Меррипен прав. Чувство собственности, родства не могло возникнуть иначе.
Лео глубоко вздохнул, засовывая руки в карманы. Обед привёл его в беспокойное, раздражённое состояние.
— Ты, наверное, поссорился с мисс Маркс, — заметила Амелия. — Обычно вы пикируетесь за столом. А сегодня вечером оба были молчаливы. Не думаю, что она хоть раз подняла взгляд от своей тарелки.
— Это была не ссора, — кратко отозвался Лео.
— Тогда что?
— Она рассказала мне, под принуждением, что Ратледж — её брат.
Амелия взглянула на него с подозрением:
— Каким принуждением?
— Неважно. Ты слышала, что я только что сказал? Гарри Ратледж…
— У мисс Маркс достаточно трудностей и без тебя, чтобы добавлять их, — сказала Амелия. — Надеюсь, что ты не был с ней жесток, Лео. Иначе…
— Я жесток к Маркс? Это обо мне ты должна волноваться. После общения с ней я обычно ухожу вывернутым наизнанку, — его негодование усилилось, когда он заметил, что сестра пытается скрыть улыбку. — Я так понимаю, тебе было известно, что Ратледж и Маркс связаны родством.
— Уже несколько дней, — призналась она.
— А почему ты ничего не сказала мне?
— Она меня попросила, и я согласилась — из уважения к её частной жизни.
— Чёрт побери, почему это у Маркс может быть частная жизнь, когда ни у кого её здесь нет, — Лео остановился, вынуждая сестру сделать тоже самое. Они стояли лицом к лицу. — Почему это тайна, что она сестра Ратледжа, Амелия?
— Я не знаю, — призналась та, выглядя встревоженной. — Она только и сказала, что это для её защиты.
— Защиты от чего?
Амелия беспомощно покачала головой.
— Возможно, Гарри мог бы сказать. Но я очень в этом сомневаюсь.
— Ей-богу, кому то придётся мне объяснить, или я вышвырну Маркс пинком под зад, не успеет она и глазом моргнуть.
— Лео, – удивлённо сказала Амелия. — Ты не можешь этого хотеть.
— Мне было бы очень приятно.
— Подумай о том, как расстроится Беатрис…
— Именно о Беатрис я и думаю. Я не хочу, чтобы за моей младшей сестрой присматривала женщина, окутанная, весьма вероятно, опасной тайной. Если такой человек, как Гарри Ратледж, имеющий связи с представителями самых отъявленных негодяев Лондона, не может признать собственную сестру…она может быть преступницей. Что с тобой?
— Ничего, — с каменным выражением на лице ответила Амелия, возобновив прогулку. — Честно говоря, Лео, даже для тебя это слишком драматично. Никакая она не преступница.
— Не будь такой наивной, — проговорил он, направляясь следом. — Никто точно не знает, кто она или кем притворяется.
После минутного молчания, Амелия осторожно спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Поеду завтра в Лондон.
Её глаза расширились от удивления.
— Но Меррипен ждёт, что ты примешь участие в посадке репы, и в удобрении, и…
— Я знаю, что Меррипен ждёт. И на самом деле не хочу пропустить его очаровательные лекции о чудесах удобрения. Но всё равно я поеду. Я хочу встретиться с Ратледжем и получить от него ответы.
Амелия нахмурилась:
— Почему ты не можешь поговорить с ним здесь?
— Потому что у него сейчас медовый месяц, и он не захочет провести последнюю ночь в Гемпшире, болтая со мной. Кроме того, я решил взять небольшой заказ на проект оранжереи в Мэйфере.
— А я думаю, ты просто хочешь быть подальше от Кэтрин. И подозреваю, что между вами что-то произошло.
Лео посмотрел на последние оранжево-фиолетовые отблески заходящего солнца.
— Темнеет, — заметил он неожиданно приятным тоном. — Пора возвращаться.
— От собственных проблем не убежишь, ты же понимаешь.
Его рот раздражённо скривился:
— Почему люди всё время так говорят? Конечно, можно сбежать от проблем. Я постоянно так делаю, и ещё ни разу не потерпел неудачу.
— Ты одержим Кэтрин, — настаивала Амелия. — Это для всех очевидно.
— И кто теперь драматизирует? — спросил он, направляясь назад, к Рэмси-Хаус.
— Ты следишь за каждым её шагом, — упорствовала Амелия, шагая с ним в ногу. — Стоит упомянуть её имя — ты весь превращаешься в слух. В последнее время, каждый раз, когда я вижу, как ты говоришь или споришь с ней, то кажешься более живым, чем был, с тех пор как…
Поделиться книгой: