Сталинский порядок

Понятно, что для дальнейшего проведения своей политической линии, линии «русского поворота», Сталину нужно было вступить в решительную борьбу с властной местечковой элитой.

Заговор Генриха Ягоды

Народный комиссар внутренних дел Генрих Ягода любил красиво жить и позволял себе расслабляться, частенько в 20-е годы пьянствовал с Рыковым и первым секретарем МГК Углановым[185]. Эта красивая жизнь продолжалась и после того, как Ягода возглавил НКВД. Например, за первые месяцы 1936 года на всевозможные нужды Ягоды и его ближайшего окружения потрачено было несколько млн. рублей золотом.

Но скоро красивой жизни пришел конец. 22 августа 1936 года покончил жизнь самоубийством Томский.

Перед самоубийством Томский попросил жену пойти к Сталину и рассказать, что нарком Ягода — идейный сторонник троцкистов и всячески прикрывает их нелегальную деятельность.

Обозначилась вероятность существования заговора или в стране, или в НКВД.

Были и другие свидетельства. 23 сентября 1936 года по сибирским шахтам прокатилась волна взрывов, вторая за 9 месяцев. 12 человек погибли, а 19 ноября 1936 года в Новосибирске начался процесс по делу Кемеровской троцкистско-диверсионной группы.

Ягода говорил Артузову. «С таким аппаратом, как наш, не пропадешь. Орлы — сделают все в нужную минуту. Ни в одной стране министр внутренних дел не смеет произвести дворцового переворота. А мы и это сумеем, если потребуется, потому что у нас не только милиция, но и войска. Военные оглянуться не успеют, как все будет сделано».

Тайные дневники Вернадского, опубликованные лишь в период перестройки, свидетельствуют о том, что этот ученый был ярым противником Сталина и знал об оппозиционной деятельности Ягоды. В дневниках упоминается некая «случайная неудача овладения властью людьми ГПУ — Ягоды»[186].

Эта версия соответствует и воспоминаниям Александра Фадеева, которыми он делился в кругу друзей в 40-х гг. Писатель вспоминал, как однажды в зимний день он был приглашен вместе с Киршоном на дачу Ягоды. После обильной выпивки завязалась непринужденная беседа, и Фадеев неожиданно услыхал, что все его собеседники, включая наркома, клеймят Сталина последними словами и выражают страстное желание «освободить многострадальную страну от тирана».

Бывший дальневосточный партизан Фадеев, обладавший к тому же горячим темпераментом, решил, что он попал в «логово врага», и, не одевшись в пальто, выбежал из дачи, зашагав по зимней дороге в направлении Москвы. Фадеев чуть не замерз, когда его догнала легковая машина, в которой сидели Киршон и охранники Ягоды. Киршон «объяснил» Фадееву, что он стал жертвой жестокой шутки, что на самом деле все присутствующие души не чают в Сталине, после чего писателя вернули на дачу. Фадеев никому не рассказывал о происшедшем событии вплоть до ареста Ягоды. Возможно, что молчание долго сохраняли и многие другие участники застолий у Ягоды, в том числе и те, взгляды которых о Сталине совпали с мнением наркома внутренних дел[187].

Жуков[188] пишет, что заговор «Клубок» возник еще в 1934–1935 годах. Предполагалось, что после осуществления операции «Клубок», то есть после ареста и отстранения от власти руководящей «пятерки» в Политбюро во главе со Сталиным, Пленум ЦК ВКП(6) официально предложит кому-нибудь из крупных военачальников стать временным диктатором страны. В своих признательных показаниях Енукидзе и Петерсон назвали двух кандидатов на эту роль: заместителя наркома обороны М. Н. Тухачевского и военного атташе в Лондоне В. К. Путну.

Как я уже указывал, Сталин в то время не был всевластен. Он был под контролем пленума ЦК и не мог так просто заменять могущественных начальников безопасности по своему разумению. Вначале Сталин добился назначения Ежова заместителем Ягоды. По словам автора книги «Тайная история сталинских преступлений» А. Орлова, «Ягода болезненно воспринимал вмешательство Ежова в дела НКВД и следил за каждым его шагом, надеясь его на чем-либо подловить и, дискредитировав в глазах Сталина, избавиться от его опеки»[189].

Наконец Сталин решился снять Ягоду. Чтобы оправдать снятие Ягоды, в телеграмме от 25 сентября Сталин и Жданов писали Политбюро, что «Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года»[190].

26 сентября 1936 года Ягода был отстранен от руководства НКВД и стал наркомом связи, а Ежов — наркомом НКВД.

28 марта 1937 года Ягода был арестован, началось следствие по его делу. А. Х. Артузов сообщал о таких высказываниях Ягоды: «Основная задача — восстановление капитализма в СССР. Совершенно ясно, отмечал Г. Г. Ягода, что никакого социализма мы не построим, никакой советской власти в окружении капиталистических стран быть не может. Нам необходим такой строй, который приближал бы нас к западноевропейским демократическим странам. Довольно потрясений! Нужно, наконец, зажить спокойной обеспеченной жизнью, открыто пользоваться всеми благами, которые мы, как руководители государства, должны иметь».

26 апреля 1937 года Ягода признал, что собирался арестовать членов советского правительства. Ягода сознался также, что отравил Менжинского, признался в подготовке переворота вместе с Томским, Рыковым, Енукидзе и Бухариным.

Следует, однако, отметить, что на наиболее ответственных постах в следственных органах НКВД остались люди Ягоды, стремившиеся воспользоваться создавшейся ситуацией для подъема по служебной лестнице: Л. Заковский, С. Реденс, М. Фриновский и другие.

В считанные месяцы Ежов представил Политбюро устрашающую картину страны, опутанной сетями троцкистских «заговоров». Оценки Ежова совпадали с хвастливыми сообщениями Троцкого об успехах троцкистского подполья, которые публиковались в «Бюллетене оппозиции» и в которых Троцкий утверждал, что многочисленные ячейки подпольщиков готовы отстранить Сталина от власти «с помощью полицейской операции».

Неудивительно, что репрессии 1937–1938 затронули многих работников НКВД, так или иначе участвовавших в «заговоре Ягоды» или связанных с троцкистским подпольем.

Заговор военных

Одновременно с раскрытием заговора в НКВД, в апреле 1937 года Гай, Прокофьев и Волович дали показания о связях Ягоды с Тухачевским. НКВД арестовало бывшего начальника ПВО Медведева, а также Фельдмана, Корка. Все они дали показания на Тухачевского и многих других высших военных руководителей. Одновременно следователи «трясли» военных-троцкистов — Примакова и Путну. Они тоже показали на Тухачевского. 11 мая Тухачевский был понижен в должности, 22 мая его арестовали. 28 мая взяли Якира, а 29-го — Уборевича. 30 мая из наркомата обороны уволили начальника Политуправления РККА Гамарника. На следующий день он покончил жизнь самоубийством.

Далее события развивались стремительно. Уже 11 июня 1937 года советские газеты поместили краткое правительственное сообщение, где было сказано, что маршал Тухачевский и 7 других крупных военных арестованы и предстанут перед закрытым военным трибуналом по обвинению в шпионаже в пользу иностранного государства. Утром следующего дня появилось новое сообщение, что суд состоялся, все обвиняемые (Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Фельдман, Эйдеман, Примаков и Путна) были приговорены к смертной казни и приговор приведен в исполнение.

Существовал ли заговор военных? Еще задолго до 1937 года было несколько разведдонесений (по линии ОГПУ-НКВД и ГРУ), сообщающих о заговоре Тухачевского. В 1932 году от резидента в Германии стали поступать сведения о существовании в СССР «военной партии» и готовящемся перевороте. Артузов и Ягода не доложили эту информацию, выбросив ее в корзину. Об этом пишет А. Колпакиди[191]. Сообщивший о военном заговоре Позаннер был странно убит в Берлине.

О заговоре Тухачевского говорит в своем секретном послании чехословацкому президенту Э. Бенешу его посол в Берлине Мастны. Та же информация содержится в послании французского посла в Москве Кулондра своему берлинскому коллеге. Перебежчик Орлов[192] после войны тоже подтвердил, что заговор Тухачевского против Сталина действительно имел место.

Военный путч, скорее всего, должен был произойти во время военного парада 1 мая 1937 года. Наблюдатели отмечают, что празднование Первомая прошло в довольно-таки напряженной обстановке. По свидетельству английского журналиста Ф. Маклина, «члены Политбюро нервно ухмылялись, неловко переминались с ноги на ногу, забыв о параде и о своем высоком положении». Все, кроме Сталина, хранившего ледяное спокойствие. Сталин, поднявшись на трибуну Мавзолея, демонстративно отказался пожать руку Тухачевскому. Что это было? Проявление гнева? Вряд ли. Сталин никогда бы не дал волю своим чувствам при таком большом скоплении народа, если бы не ставил перед собой определенных, вполне прагматических целей. Скорее всего, он хотел предупредить Тухачевского, что знает о заговоре, чтобы тот не предпринимал никаких необдуманных поступков, которые могут привести к огромным жертвам и падению престижа СССР на международной арене.

По свидетельству других очевидцев, во время парада среди собравшихся на трибунах людей пошел слух, что вот-вот начнется стрельба по Мавзолею и Сталин будет убит. Сейчас трудно сказать, насколько этот слух имел под собой основания. Однако Павел Мешик, впоследствии ставший руководителем СМЕРШа (он изображен безымянным руководителем этого грозного отдела в романе В. Богомолова «В августе сорок четвертого»), а затем расстрелянный вместе с Л. П. Берией и другими в декабре 1953 г., в частных разговорах утверждал, что свой первый орден Ленина он получил за успешную поимку террориста, который уже был готов открыть огонь по трибуне Мавзолея во время первомайских торжеств 1937 года[193].

О том, что Сталин всерьез опасался военного переворота, говорит тот факт, что в мае 1937 года Сталин устанавливает жесткий партийный контроль над армией. В армии были восстановлены должности политических комиссаров, упраздненные Лениным в конце Гражданской войны. 15 августа 1937 года политсостав армии получает те же полномочия, что и офицеры, приказы должны подписываться совместно.

Показания таких видных фигур, как шеф НКВД Генрих Ягода и маршал Михаил Тухачевский, опубликованы, и из них становится ясно, что обвинения против них, выдвинутые советским правительством в 30-е годы, были по существу правильными. Все это доказывает, что заговор военных на самом деле существовал.

Ежов

После раскрытия заговора в НКВД и заговора военных под удар попадают партийные и советские руководители различных уровней. Надо отметить, что новый шеф НКВД Ежов здесь явно перегнул палку: наряду с представителями местечковой мафиозной элиты, а также с троцкистами и прочими уклонистами были арестованы ни в чем не повинные люди. Когда Н. И. Ежову было позволено арестовать Тухачевского, Якира, Уборевича и других видных военачальников, затем членов и кандидатов в члены ЦК, а накануне июньского Пленума ЦК ВКПб 1937 года— заместителей председателя Совнаркома Рудзутака и Антипова, то есть фигуры первого ряда, НКВД, как любая карательная система во всех странах и во все времена, стал входить во вкус. Теперь Ежову кругом мерещились затаившиеся враги.

Стремительно наращивая масштабы репрессий, Ежов давал понять, насколько партии и стране нужен он, нужен его репрессивный аппарат. Почувствовав свою силу, Ежов заявлял: «Кого хотим — казним, кого хотим — милуем. Вот вы, начальники управлений, а сидите и побаиваетесь какого-нибудь никчемного секретаря обкома. Надо уметь работать. Вы ведь понимаете, что мы — это все. Нужно… чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили»[194].

Не умеющий останавливаться и очень (даже сверх) исполнительный и доводящий все до абсурда Ежов начал раскручивать маховик репрессий. Ежов начал реализовать то, чего Сталин боялся, — тайная полиция стала важнее, чем партия[195], поэтому уже через год после начала неутомимой деятельности Ежова Сталин и его коллеги по Политбюро стали сдерживать ретивость развязанной шефом НКВД кампании.

По словам Ю. Жукова, «волна репрессий продолжалась до конца 1937 года, пока Маленков, фактически возглавлявший партийный аппарат, не подал Сталину записку, что репрессии приняли такие масштабы, что они угрожают будущему страны. Нужно их остановить, писал Маленков и предложил подготовить закрытое письмо ЦК к партии. Сталин ему ответил: „Закрытое письмо не поможет! Нужно собирать пленум и осудить репрессии“».

Пленум ЦК ВКП(6) был проведен с 11 по 20 января 1938 года. Пленум осудил «практику повального исключения из рядов партии», открыто признал беззакония, допущенные по отношению к честным коммунистам и беспартийным, приняв по этому поводу специальное постановление, опубликованное, кстати, во всех центральных газетах. В постановлении январского (1938) Пленума ЦК, написанном не без участия Сталина, говорилось: «Еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающихся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии»[196]. В решении Пленума было указано, что ряд «честных» людей «несправедливо оклеветаны», а отдельные «клеветники» осуждены. Так же открыто, на всю страну говорилось о вреде, нанесенном необоснованными репрессиями, на состоявшемся в 1939 г. XVIII съезде ВКП(6).

Как вспоминает И. А. Бенедиктов, сразу же после январского Пленума ЦК 1938 г. из мест заключения стали возвращаться тысячи незаконно репрессированных людей, в том числе и видные военачальники. Все они были официально реабилитированы, а кое-кому Сталин принес извинения лично. Значительная часть аппарата НКВД была привлечена к ответственности за злоупотребление служебным положением, за расправы над честными людьми[197].

Сталин, несомненно, знал о произволе и беззакониях, допущенных в ходе репрессий, переживал это и принимал конкретные меры к выправлению допущенных перегибов, освобождению из заключения честных людей. Кстати, с клеветниками и доносчиками в тот период не очень-то церемонились. Многие из них после разоблачения угодили в те самые лагеря, куда направляли свои жертвы. Парадокс в том, что некоторые из них, выпущенные в период хрущевской «оттепели» на волю, стали громче всех трубить о сталинских беззакониях и даже умудрились опубликовать об этом воспоминания![198]

Серьезное предупреждение Ежову было сделано в августе 1938 года: Сталин и Молотов целых четыре часа убеждали Ежова согласиться на кандидатуру Л. П. Берии в качестве своего первого заместителя.

23 ноября Ежов опять вызван к Сталину, где уже находились Молотов и Ворошилов. Вот как описывает это Жуков[199]: «Мне пришлось держать в руках документ, который Ежов писал явно под их диктовку. Написан он на трех страницах, все разных размеров, то есть хватали первые подвернувшиеся под руку бумажки и подсовывали их Ежову, лишь бы тот не прекратил писать.

Формулировка его отстранения от должности меняется дважды: видимо, он сопротивлялся, возражал. А надо-то было вырвать от него решение уйти „по собственному желанию“! Тут же пишется проект постановления, который звучит как гарантия: „Сохранить за т. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта“. Наконец заявление написано и подписано: „Н. Ежов“. Вот с этого и началось устранение „ежовщины“. Политбюро послало на места телеграммы с прямым текстом: немедленно прекратить репрессии и распустить „тройки“. На XVIII съезде Сталин подверг Ежова критике за пьянство и плохую работу. Тем не менее, репрессии продолжались вплоть до отстранения Ежова в конце 1938 г. от обязанностей наркома внутренних дел. Потом он был расстрелян».

Так Сталин решил проблему Ежова.

Человек, остановивший репрессии

Итак, надо было срочно останавливать вышедший из-под контроля репрессивный аппарат. Это делается Сталиным с помощью Берии[200]. 22 августа 1938 г. Берия был назначен первым заместителем наркома на место Фриновского — был захвачен ключевой пост и ликвидирован самый опасный человек в системе. 8 декабря 1938 года Берия стал новым наркомом внутренних дел.

По мнению Ю. Жукова[201], Берию нашел Маленков, еще когда только готовили снятие Ежова. Его только что утвердили в Москве первым секретарем ЦК Грузии накануне пленума в Тбилиси, где его должны были утверждать в этой должности. Но Маленков его отозвал сюда, и Берию назначили в НКВД начальником Главного управления госбезопасности. Ему тогда поручили только одно — немедленно начинать массовую реабилитацию. Кстати, тогда во всех местных газетах очень много было материалов о том, что арестованы руководители райотдела или областного управления НКВД, которые фальсифицировали дела. Их судили, а тех, кого они хватали, освобождали и выпускали…

О Берии написано много. Последние работы советских историков и писателей-патриотов[202] доказывают, что Берия был верным последователем Сталина. Л. Берия обладал сильной волей, качествами организатора, умением быстро схватывать суть вопроса и быстро ориентироваться в сложной обстановке, определяя ее главные и второстепенные моменты. Ведь это факт, что под руководством Берии было осуществлено, и в кратчайшие сроки, создание атомного оружия, а в годы войны с рекордной быстротой сооружались объекты оборонного значения. Об этом доказательно пишут не только Мухин, но и Прудникова, и Бенедиктов[203].

Берия добился выдающихся успехов в строительстве социализма в Грузии. В отличие от России коллективизация в Грузии не дала результатов. Механизация на склонах имела небольшой эффект[204]. Берия в Грузии пошел на увеличение приусадебных хозяйств колхозников, а в колхозах стали выращивать культуры, которые нигде больше в СССР не росли: чай, цитрусовые, табак, элитные сорта винограда[205]. Колхозы в Грузии стали богатеть, и народ сам пошел в колхозы, к 1939 году было объединено 86 % крестьян. За первую пятилетку объем валовой продукции в Грузии увеличился в 6 раз, за вторую — в 5 раз. При Берии началось бурение на шельфе около Баку. При Берии в Грузии было построено 35 чайных фабрик. В 1938 году по уровню образования Грузия выходит на одно из первых мест в СССР[206].

Историк Б. Старков на основании архивных документов (материалы общего отдела и секретариата ЦК, речь М. Калинина на партактиве НКВД) сделал поразительное открытие. Оказывается, Сталин хотел поставить на место потерявшего доверие Ежова Г. М. Маленкова, которого очень активно продвигал по служебной лестнице. Но большинство членов Политбюро предпочло кандидатуру Л. П. Берии[207].

Осенью 1938 года Верховный суд СССР получил беспрецедентное право принимать любое дело любого советского суда и рассматривать его в порядке надзора. Только до конца года ВС отменил и предотвратил исполнение около 40 тысяч смертных приговоров, вынесенных за «контрреволюцию». Апогеем либерализации стало совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Принятое 11 ноября 1938 года, оно предписывало положить конец массовым арестам и высылкам.

В конце 1938 Л. П. Берия становится наркомом НКВД. И началась обвальная реабилитация — с конца 1938-го и уже до самой войны прошла сплошная полоса реабилитаций. Новый нарком внутренних дел освободил значительную часть лиц, арестованных по вздорным обвинениям. 9 ноября 1939 года Берия подписал приказ «О недостатках в следственной работе органов НКВД». В нем предписывалось освободить из-под стражи всех незаконно арестованных. Приказ устанавливал строгий контроль за соблюдением уголовно-процессуальных норм.

Чтобы покончить с волной незаконных осуждений, в конце 30-х гг. по стране было проведено несколько сотен открытых процессов, где судили не только следователей, но даже и доносчиков, которые клеветали на невинных людей, — кто борясь за место у кормушки, а кто и для сокрытия своего собственного казнокрадства[208].

Берия разбирал завалы заведомо неправосудных приговоров ежовщины. Только в 1939 году под его руководством было реабилитировано и выпущено на свободу 330 тысяч человек, а вместе со ссыльными — 837 тысяч, одновременно из кадров НКВД было вычищено и отдано под суд около 25 тыс. сотрудников[209]. После прихода Берии в наркомат смертность в лагерях снизилась более чем в 2 раза[210].

Следовательно, именно Берия путем продуманных шагов сумел остановить маховик репрессий.

Итак, осознав опасность разгула охоты на ведьм, устроенной Ежовым, Сталин призвал Берию, и с его помощью, путем умелых маневров, остановил репрессии. Так или иначе, но в результате чисток из идеологии был существенно оттеснен догматический марксизм и восстановлена роль русской культуры. Изменился и кадровый состав советского руководства — новая команда Сталина состояла в основном из русских[211].

Глава 3

МИФ О «ГЕНОЦИДЕ» ПЕРЕСЕЛЕННЫХ НАРОДОВ

Одной из горьких страниц истории СССР, которая используется для очернения Сталина, является выселение народов. Эта печальная страница истории СССР уже детально исследована, и я не буду здесь делать добавочный анализ. Очень хорошо об этом написано у П. Сорокина.

Он пишет, что основой для решения о переселении народов было «…массовое дезертирство из армии, так и сотрудничество с врагом, переход на его сторону, служба в вооруженных силах противника, совершение актов вооруженного насилия в тылу собственной страны. А то, что указанные народы занимались именно такими деяниями, доказывают документы прошлого.

В 1939 году на полуострове было 218 тыс. крымских татар. В начале войны практически все крымско-татарское население призывного возраста (20 тыс.) было мобилизовано и зачислено в 51-ю армию. В том же году все они дезертировали. И, как свидетельствуют исследования, „в подразделениях немецкой армии, дислоцировавшейся в Крыму, состояло, по приблизительным данным, более 20 тыс. крымских татар“.

Были и исключения из общего правила. На 1 июня 1943 г. в крымских партизанских отрядах было 262 человека, из них 212 русских и 6 татар. На 15 января 1944 г., по данным крымских архивов, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских — 2292, татар — 598, а на апрель 1944 года среди партизан было: русских — 2502, татар — 391, прочих — 754. Получается, что соотношение татар в немецкой армии и в партизанах было примерно как 30:1.

Весьма показательно обращение Президиума Мусульманского комитета от 10.04.1942 г. в газете „Азат Крым“ („Освобожденный Крым“), издававшейся в оккупированном Крыму с 1942 по 1944 год:

„Освободителю угнетенных народов, сыну германского народа Адольфу Гитлеру. Мы, мусульмане, с приходом в Крым доблестных сынов Великой Германии с Вашего благословения и в память долголетней дружбы стали плечом к плечу с германским народом, взяли в руки оружие и начали до последней капли крови сражаться за выдвинутые Вами великие общечеловеческие идеи — уничтожение красной жидовско-большевистской чумы до конца и без остатка. Наши предки пришли с Востока, и мы ждали освобождения оттуда, сегодня же мы являемся свидетелями того, что освобождение нам идет с Запада. Может быть, первый и единственный раз в истории случилось так, что солнце свободы взошло с запада. Это солнце — Вы, наш великий друг и вождь, со своим могучим германским народом“.

После того, как Крым был освобожден от оккупации, арестованных агентов, изменников и пособников оккупантов общим числом 5381 человек было изъято: 5995 винтовок, 337 пулеметов, 250 автоматов, 31 миномет и большое количество гранат и патронов. В ходе самого выселения татар было обнаружено: минометов — 49, пулеметов — 716, автоматов — 724, винтовок — 9888 и боеприпасов — 5 млн. штук. Оружия, таким образом, хватило бы на две дивизии по штатам военного времени.

Что касается выселения с территории Крыма в другие районы страны лиц болгарского, греческого и армянского происхождения, то и к ним у властей были свои претензии. Вот что писалось в записке НКВД Верховному главнокомандующему в мае 1944 г.: „В период немецкой оккупации значительная часть болгарского населения активно участвовала в проводимых немцами мероприятиях по заготовке хлеба и продуктов питания для германской армии, содействовала германским военным властям в выявлении и задержании военнослужащих Красной Армии и советских партизан, получала „охранные свидетельства“ от германского командования. Немцами организовывались полицейские отряды из болгар, а также проводилась среди болгарского населения вербовка для посылки на работу в Германию“.

Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов и при их содействии занялась торговлей, перевозками и мелкой промышленностью.

Организованный немцами Армянский комитет активно сотрудничал с оккупантами и проводил большую антисоветскую работу. В Симферополе существовала немецкая разведывательная организация „Дромедар“, возглавляемая бывшим дашнакским генералом Дро, который руководил разведывательной работой против Красной Армии и в этих целях создал несколько армянских комитетов для шпионской и подрывной работы в тылу Красной Армии и для содействия организации добровольческих армянских легионов. Армянские национальные комитеты при активном участии прибывших из Берлина и Стамбула эмигрантов проводили работу по пропаганде „независимой Армении“. Существовали так называемые „армянские религиозные общины“, которые оказывали немцам помощь, особенно „путем сбора средств“ на военные нужды Германии.

Несколько иначе складывались события на Кавказе. Во время гражданской войны чеченцы были ударным отрядом коммунистов на Кавказе. Но в дальнейшем их пути разошлись, и с 20-х годов чеченцы встали на привычный путь бандитизма, причем его размах приобрел такие масштабы, что в марте-апреле 1930 г. против бандитов был проведен ряд операций при поддержке артиллерии и авиации, а в 1937 году в Галанчожском и Итумкалинском районах, а также в Борзое, Харсинове, Даги-Борзой, Ачехне и других населенных пунктах вооруженные банды и группы имели общую численность около 25 тыс. человек. После начала войны в 1941 году и вплоть до 1944 года вооруженные выступления не прекратились. Наоборот, действия мятежников усилились. Нападения на органы власти, на воинские команды, сопровождавшиеся массовыми убийствами красноармейцев, разграбление имущества сельских хозяйств — приобрели массовый характер.

Нелояльность чеченцев и ингушей к государству наглядно проявилась в их дезертирстве и уклонении от мобилизации. В августе 1941 г. из 8000, подлежащих призыву, дезертировало 719 человек. В октябре 1941 г. из 4733 уклонилось от призыва 362. В январе 1942 г. при комплектовании национальной дивизии удалось призвать лишь 50 процентов личного состава. В марте 1942 г. из 14 576 дезертировало и уклонилось от службы уже 13 560 человек, которые перешли на нелегальное положение, ушли в горы и присоединились к бандам, то есть оно доходило до 93 %.

В тылу Красной Армии образовалась группировка, имеющая на вооружении не только стрелковое оружие, но также артиллерию и минометы. В 1942 году был создан объединенный военный штаб повстанческого правительства. Весной 1942 года армейская авиация уже вынуждена была бомбить территорию Чечни. Чеченские банды до 40 тыс. человек активно участвовали в диверсионных и боевых действиях в тылу Красной Армии, принимали и обслуживали немецкие десанты. Оккупация Чечни германскими войсками с осени 1942 до января 1943 года показала, что чеченцы охотно и в массовом порядке сотрудничали с немцами. Из перешедших на сторону врага чеченцев и местного населения был сформирован Северо-Кавказский легион, чечено-ингушский пехотный полк и карательные отряды.

Накануне войны в республике проживало примерно 460 тысяч чеченцев и ингушей, что при мобилизации должно было бы дать 40–50 тысяч военнослужащих (из 200 тысяч крымских татар было мобилизовано в начале войны 20 тысяч). Но когда чеченцев и ингушей отзывали с фронта, возвратилось: офицеров 710, сержантов 1696, рядового состава — 6488. При операции по выселению было изъято 20 072 единицы огнестрельного оружия, в том числе винтовок 4868, пулеметов и автоматов — 479.

Следовательно, говорить о том, что в годы войны органы власти СССР занимались переселениями нескольких этносов из одного лишь чувства ненависти, что не было никаких оснований для таких акций, не приходится. И основания были, и законы исполнялись.

Если не врать, не замалчивать того, что происходило в действительности, то и причин для переселения было более чем достаточно, и на новом месте жительства их сравнительно неплохо (по условиям того периода) обустраивали. Они работали и учились, плодились и размножались. Как ни странно, численность всех народов, которых переселяли, увеличилась многократно. Да и в личном плане судьба переселенцев складывалась неплохо. Чеченец Хасбулатов, к примеру, стал профессором и членом-корреспондентом Академии наук, был даже председателем парламента России. И все равно у клеветников руки чешутся. Наших сограждан — чеченцев, калмыков, балкарцев, немцев, потомков тех, кого переселяли, — пропаганда убеждает, что недопустимо прощать обиды (предположим, принятые тогда властями решения были чрезмерными) и надо — без срока давности — мстить России и русским „по законам гор“.

Один из аргументов такой пропаганды — смертность среди переселенцев при их переезде. Но мало кто знает, что когда из блокадного Ленинграда и других мест, которым угрожала оккупация, в 1941–1942 годах вывозили в тыл гражданское население, многие эвакуированные не выдерживали даже трех-четырех дней пути. Когда в 1944 году происходило выселение в восточные районы некоторых народов Кавказа, сотрудничавших с оккупантами, происходило то же самое. Понятно, что причиной смерти во время таких переездов была не преднамеренная жестокость, а стресс, психологическое переживание. Относительно утверждений о чрезмерной смертности переселяемых: за время транспортировки умерло 1272 чел., 50 человек были убиты при сопротивлении или попытках к бегству.

Однако тем же русским, белорусам, украинцам, другим народам, территории постоянного проживания которых были захвачены врагом, наоборот, та же пропаганда преподносит прямо противоположное — что эти народы должны предать забвению деяния немцев и их союзников во время войны, из-за чего погибло более 20 миллионов гражданских лиц, не считая военных потерь, а пострадало, наверное, не менее 50, которые оказались в зоне военных действий. Нас убеждают в том, что нам надо примириться. С кем? С агрессорами и убийцами женщин, детей и стариков?…

Если бы не знать исторический контекст, то можно было бы предположить, что объективное вменение эпохи Второй мировой войны в отношении целых этносов или этнических групп было чем-то исключительным, а меры, принятые государственной властью Советской России, являлись исключением из общепринятых правил поведения. Ничуть не бывало. Вот лишь два примера. 19 февраля 1942 года, спустя два месяца после начала войны на Тихом океане с Японией, президент США Рузвельт подписал указ о выселении из западных штатов всех без исключения лиц японской национальности и размещении их в лагерях в центральной части страны. Было интернировано около 120 тысяч человек, из которых две трети являлись гражданами США, а остальные проживали там легально. Одновременно с депортацией этнических японцев, из действующей армии США были уволены военнослужащие японского происхождения. Согласно решению четырех союзных держав, принятому в 1945 году, все немецкое население территорий, передаваемых под суверенитет Советской России, Польши и Чехословакии, а также немецкое население Трансильвании, передаваемой из-под юрисдикции Венгрии под суверенитет Румынии, подлежали выселению на территорию Германии. Когда Германия безоговорочно капитулировала, это решение было исполнено». Конец цитаты.

Глава 4

МИФ О ЛЕНИНГРАДСКОМ ДЕЛЕ

В событиях 1949–1950 гг. чаще всего видят противоборство неких кланов в ЦК ВКП(б). Причем, ведущие партийные и советские деятели оказываются у разных авторов то по одну, то по другую сторону «баррикад».

Впервые поднял вопрос о «Ленинградском деле» на июньском Пленуме ЦК КПСС 1953 года Хрущев. Официальной эта версия стала в мае 1954 года: сначала в Постановлении Президиума ЦК КПСС от 3 мая 1954 года, а затем в выступлениях Н. С. Хрущева и генпрокурора Р. А. Руденко на закрытом заседании ленинградского партактива 6–7 мая 1954 года. Было объявлено, что «Ленинградское дело» «сфальсифицировано бывшим министром госбезопасности B. C. Абакумовым и его подручными по указанию врага народа Л. П. Берии». Затем эта версия была подтверждена 25 февраля 1956 года в печально известном Докладе Хрущева на XX съезде КПСС «О культе личности и его последствиях». Своими «откровениями» делились такие деятели, как Волкогонов, Антонов-Авсеенко, Волков, Радзинский, даже Собчак, сравнивший с Вознесенским… себя[212].

Вот как описывает ленинградское дело известный своими инсинуациями против Сталина Радзинский[213]. «Берия и Маленков тотчас уловили настроение Хозяина. Берия жаждет броситься на Кузнецова, курирующего его ведомства. „Собаки рвутся с поводка“… Наступил конец Вознесенского. Вчерашний „выдающийся экономист“ был обвинен в том, что „сознательно занижал цифры плана“, что его работники „хитрят с правительством“… В последние дни сентября 1950 года в Ленинграде состоялся процесс по делу Вознесенского, Кузнецова и ленинградских партийцев. Они сознались во всех невероятных преступлениях и были приговорены к смерти. Фантастичен был финал судебного заседания: после оглашения приговора охранники набросили на осужденных белые саваны, взвалили на плечи и понесли к выходу через весь зал. В тот же день все были расстреляны».

Даже патриот Жухрай[214] рисует Сталина загнанным в угол одиночкой, которого окружают враждебные силы. А все остальное советское руководство у него опять-таки поделено на кланы.

Описание осужденных по ленинградскому делу часто несет черты апологетики, которая навеяна в основном мемуарами Никиты Хрущева, Николая Байбакова, Анастаса Микояна и воспоминаниями ленинградцев, работавших под началом Вознесенского и Кузнецова. Хрущев оценивал Вознесенского как человека «умного, резкого, прямого и смелого», Байбаков, долгое время проработавший министром нефтяной промышленности и председателем Госплана СССР, считал Вознесенского «талантливым организатором, тонким психологом экономики».

А вот как описано ленинградское дело в одном из множества нынешних учебников истории[215]: «Лидирующее положение группы Вознесенского — Кузнецова сохранялось вплоть до 1948 г., когда Маленков был „прощен“ и вновь избран секретарем ЦК. „Второе пришествие“ Маленкова совпадает по времени с отказом от частичной либерализации экономики и возвратом к идеологии форсированных темпов и приоритетов, строительству промышленных гигантов. Для окончательного устранения конкурентов по инициативе Маленкова начинает раскручиваться „ленинградское дело“. Усердие, с которым собирался „компромат“ на сподвижников Жданова, подогревалось фактором личной мести — Маленков (и не без основания) считал Кузнецова, раскрутившего „дело авиаторов“, виновником своей опалы. „Ленинградское дело“ пошло по стандартной, хорошо отработанной схеме: выдвигались обвинения и проводились аресты второстепенных фигур, из которых выбивались показания, а уже потом „брали“ главных действующих лиц».

Кто же прав? Попробуем и мы проанализировать имеющиеся факты. Для понимания сути ленинградского дела можно выдвинуть несколько версий.

1. Предположим, что излишне подозрительный Сталин тасовал свои кадры и сам инициировал ленинградское дело, чтобы избавиться от быстро набирающих силы соперников. Но Сталин имел тогда огромный авторитет, и никто и не посмел бы его сместить. Более того, существует мнение, что именно сам Сталин выдвигал и Кузнецова и Воскресенского. Эта история имеет две трактовки. Согласно одной из них, на заседании Политбюро в 1947-м Сталин обмолвился: «Время идет, мы стареем. На своем месте вижу Алексея Кузнецова…» По воспоминаниям же А. И. Микояна, однажды на озере Рица Сталин будто бы сказал своим спутникам, что ввиду приближения старости думает о преемниках. Наиболее подходящей кандидатурой на должность Председателя Совета Министров считает Николая Алексеевича Вознесенского, на пост Генерального секретаря ЦК — Алексея Александровича Кузнецова. «Как, не возражаете, товарищи?» — спросил Сталин. Никто не возразил. Интересно, что Кузнецов, бывший плотник, не имел высшего образования[216],[217]. Но именно Кузнецову Сталин в 1946 поручил кураторство над репрессивными органами[218].

2. Допустим, что Сталин по каким-то причинам боялся оставить Вознесенского и Кузнецова своими наследниками и не стал их спасать от сотоварищей по Политбюро. Другими словами, причиной «ленинградского дела» является борьба кланов внутри высшей партийной номенклатуры — и этот фактор действительно имел место. По мнению Судоплатова[219], мотивы помощников Сталина, мотивы, заставившие Маленкова, Берию и Хрущева уничтожить ленинградскую группировку, были ясны: усилить свою власть. Они боялись, что молодая ленинградская команда придет на смену Сталину. Сталин боялся не какой-либо оппозиции с их стороны, а того, что они могут крепко наломать дров после его смерти, противопоставляя Ленинград Москве, Россию — Союзу[220]. Но, как думается, корни решения Сталина наказать группу вроде бы перспективных и энергичных руководителей уходят гораздо глубже.

3. Можно думать, что борьба за власть внутри верхушки СССР привела к тому, что обычные прегрешения были немедленно раскручены до размеров государственного преступления. Эта гипотеза имеет право на жизнь, но давайте посмотрим, так ли это.

4. Наконец, существует и последняя гипотеза. Ленинградцев расстреляли по справедливости. Последняя гипотеза, казалось бы, имеет одно очень существенное возражение. Создается впечатление, что именно ради ленинградцев в СССР вновь вводится смертная казнь. До этого, в 1947 году, Указом Президиума Верховного Совета СССР смертная казнь была отменена. Уже в ходе следствия по ленинградскому делу, 12 января 1950 года, происходит восстановление смертной казни по отношению к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам. И согласно данному указу осужденные были расстреляны. Тем самым был нарушен один из фундаментальных принципов права — «закон обратной силы не имеет». Подобная ситуация повторится в 1960-х годах, когда арестованные по делу о незаконных валютных операциях сначала были приговорены к 15-летнему сроку заключения по измененной ст. 88 УК РСФСР (хотя в момент преступления максимальный срок составлял 10 лет), а через полгода расстреляны по протесту прокурора СССР в соответствии с вновь введенной санкцией[221]. Этот шаг очень не характерен для Сталина, добивавшегося выполнения процессуальных норм. Об этом подробно пишет Мухин[222]. Или же необходимо допустить, что, с точки зрения Сталина, вина ленинградцев была столь велика, что в интересах государства необходимо было их расстрелять. Проверим все эти гипотезы на соответствие реальности.

Нарушения партийных норм

А началось все достаточно банально. В январе 1949 года в Центральный Комитет партии поступило анонимное письмо. В нем неизвестный сообщал, что на состоявшейся 25 декабря в Ленинграде объединенной областной и городской партийной конференции были сфальсифицированы результаты голосования. С этого, на первый взгляд, мало примечательного события начинается крупнейшее в послевоенной советской истории судебное дело, вовлекшее в свою орбиту не только руководителей ленинградской партийной организации, но и ряд лиц из ближайшего окружения Сталина.

Проверка полученных сведений их подтвердила. Попков, Капустин и Кузнецов подтасовали партийные протоколы по избранию на ответственные должности на объединенной партконференции города и области 25 декабря 1948 года, когда 23 бюллетеня с голосами «против» были заменены на положительные для руководства[223].

По мнению П. Судоплатова[224], следует помнить о менталитете идеалистически настроенных коммунистов в конце 40-х — начале 50-х. В то время самым ужасным преступлением высокопоставленного партийного или государственного деятеля была измена, но не меньшим преступлением была и фальсификация партийных выборов. Дело партии было священным — и в особенности внутрипартийные выборы тайным голосованием, которые считались наиболее эффективным инструментом внутрипартийной демократии.

Разбазаривание народного добра

Но нарушение партийных норм было лишь надводной частью айсберга. Вторым антинародным преступлением ленинградской группы была организация Всероссийской торговой оптовой ярмарки в январе 1949 года в Ленинграде без специального решения центральных органов. Эту ярмарку Попков и Лазутин устроили в Ленинграде с разрешения Вознесенского. 14 октября 1948 года Бюро Совмина СССР рассмотрело вопрос о разработке мероприятий по реализации остатков товаров народного потребления на сумму 5 миллиардов рублей, скопившихся на складах Министерства торговли СССР. Чуть позже Бюро принимает постановление об организации в декабре того же года межобластных оптовых ярмарок, где указанные остатки должны быть реализованы, и дает разрешение на вывоз. В действительности Совмин РСФСР в лице его председателя Н. И. Родионова проводит в Ленинграде с 10 по 20 января 1949 года Всероссийскую оптовую ярмарку с привлечением торговых организаций союзных республик.

Кузнецов, Родионов и Попков не только не получили разрешения, но и не поставили ЦК и Политбюро в известность о предстоящей ярмарке. Центральный комитет получил извещение о работе ярмарки лишь 13 января 1949 года, то есть когда «отоваривание» (заметьте, вне фондов, и это в условиях плановой экономики) уже происходило в течение трех дней. Совет Министров СССР также не принимал никаких решений по этому поводу и даже не получил извещения: были лишь решения Бюро Совмина СССР, то есть нижестоящего де-юре органа, и, следовательно, речь шла, по меньшей мере, о нарушениях должностной дисциплины, а фактически — о превышении должностных полномочий целой группой высших партийных и государственных работников. Таким образом, речь шла о незаконности проведения оптовой ярмарки с использованием сомнительных закулисных комбинаций, проводимых по линии личных связей с «шефом Ленинграда» Кузнецовым. Организация ярмарки привела к разбазариванию государственных товарных фондов и неоправданным затратам государственных средств на организацию ярмарки и вывоз товаров на национальные окраины страны[225].

Ленинградцы и Родионов, как формальный лидер России, напрямую вышли на союзные республики. Привлечение союзно-республиканских аппаратов власти и их прямые переговоры с «ленинградцами» создавали опасный прецедент обхода центральных органов в планировании. Но создание каналов снабжения в обход централизованного распределения не самый главный просчет организаторов ярмарки. Устроители ярмарки не смогли реализовать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и астрономическому ущербу в четыре миллиарда рублей[226]. И это в условиях, когда страна только что начала отходить от голода 1947 года. Уже за одно только это люди, совершившие подобный шаг, заслуживают самого серьезного наказания.

Реакция руководства

На Пленуме 28 января 1949 г. Кузнецов был освобожден от обязанностей секретаря ЦК и в феврале 1949 г. назначен секретарем Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б), которое существовало лишь на бумаге. 7 марта 1949 г. он был выведен из состава Оргбюро.

Уже 15 февраля 1949 года Политбюро принимает постановление, где квалифицирует всю совокупность фактов как противогосударственные действия названных лиц и непартийные методы, которые «являются выражением антипартийной групповщины, сеют недоверие… и способны привести к отрыву Ленинградской организации от партии, от ЦК ВКП(б)».

22 февраля 1949 года состоялся объединенный пленум Ленинградского обкома и горкома партии. На нем с большой речью выступил Маленков. Он заявил, что руководство ленинградской партийной организации знало о фальсификации, но скрыло этот факт от ЦК. Более того, по его словам, обком превратился в опорный пункт для борьбы с Центральным Комитетом, культивирует сепаратистские настроения, стремится к созданию самостоятельной Российской Коммунистической партии.

Пленум исключил из партии председателя счетной комиссии конференции Тихонова, одобрил решение ЦК об отстранении от должности первого секретаря ОК и ГК Попкова, объявил выговор Капустину, наложил ряд партийных взысканий на других лиц, причастных к фальсификации результатов выборов[227].

Всплывает шпионаж

Но на этом дело не окончилось. В материалах ленинградского дела четко прослеживается и шпионский след. В свое время второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(6) Яков Капустин, находясь в 1935–1936 годах на стажировке в Англии, где изучал паровые турбины, вступил в интимную связь с англичанкой-переводчицей.