Помоги проекту - поделись книгой:
В 1758 г. Восточная Пруссия была очищена от прусских войск и русская армия форсировала Одер: теперь она могла напрямую влиять на ход военных событий. В ходе этой кампании, которая привела к кровавой, но мало что решившей битве при Цорндорфе (25 августа 1758 г.), выявилось одно из главных слабых мест русской армии. Русский опыт войн с турками основывался на избыточном тыловом обеспечении: огромном обозе и ряде укрепленных складов (депо). Теперь же обоз, повозки и маркитанты едва не парализовали всю армию.
Военная коллегия постановила, что в войне с Пруссией снабжение войск является принципиальным фактором, и на попытки решения этой проблемы были затрачены серьезные усилия. Генерал Фермор обнаружил, что громоздкая система снабжения улучшилась уже после того, как он приказал военному комиссару покинуть департамент в Санкт-Петербурге и контролировать ситуацию, состоя при штабе действующей армии. Но несмотря на это, проблемы оставались. Многие армии XVIII в. попросту грабили территории, по которым проходили, но русские предпочли не восстанавливать против себя поляков и пруссаков в оккупированной Восточной Пруссии и оплачивали все поставки продовольствия и фуража. Военные припасы приходилось доставлять из России морем, по рекам и дорогам. За счет военных чиновников, нестроевых и состоявших при армии политиков, дипломатов и священников обоз разрастался еще более. Построенная по опыту войн с турками, армия должна была выделять значительные силы для охраны обоза, в котором на каждый полк приходилось более чем по 300 фур, не считая дополнительных повозок для офицерских припасов и пожитков. Каждая солдатская артель (группа из примерно 10 человек) имела собственную повозку и отряжала человека, который за ней приглядывал. Русская армия, продвигавшаяся по Центральной Европе, очень напоминала армию, действовавшую в южной Украине. Необходимость охраны обозов влияла на диспозицию армии на марше; в результате армия передвигалась в крупных колоннах, напоминавших каре периода кампаний Миниха.
Опыт первых двух лет войны подстегнул русскую военную мысль, а командиры в период европейской кампании приобрели достаточный опыт. Несмотря на попытки высших командиров сводить отдельные полки во временные бригады и дивизии, эта практика не прижилась, в основном из-за того, что в царствование Петра I это делалось лишь от случая к случаю, а новая императрица желала вернуть армию к той, что существовала в годы правления ее отца. Обсервационный корпус Шувалова выглядел странно и был слит с основной действующей армией, что увеличило вероятность конфликтов между российскими командующими на поле боя. Жесткий контроль за действующей армией со стороны Сената (формально — со стороны самой императрицы) иногда ослабевал, что давало командирам большую свободу действий. В результате Петербург по-прежнему указывал, в каком направлении должна действовать армия, а армейское командование само решало, каким образом лучше выполнить полученное указание.
Ряд организационных перемен последовал в 1759 г. Основным изменением был перевод третьих батальонов полков в запасные, чтобы легче было регулировать поступление пополнений в действующий полк. Жесткие приказы Военной коллегии привели, наконец, к уменьшению размеров армейских обозов; в результате повысилась скорость наступательных операций и улучшилось взаимодействие с поляками и австрийцами. Эффективное использование водных путей позволило улучшить поставки в действующую армию. Способствовало этому и принятие более жесткой политики в отношении оккупированной Восточной Пруссии: на ее провинции возложили обязанности по снабжению армии большей частью необходимых припасов и таким образом сократили чрезвычайно растянутые линии коммуникаций.
Уже в следующем году армия ощутила эффект этих нововведений. Передвижение крупных отрядов отменили, соединения стали меньше, мобильнее, колонны на марше более управляемыми. На ранних этапах войны чувствовался недостаток в артиллерии, но теперь действующая армия стала получать больше орудий, которые распределялись для усиления создававшихся временных соединений. Большая часть личного состава для этой импровизированной артиллерии была получена из Обсервационного корпуса: в 1759 г. более 14 тысяч его солдат и офицеров перевели в артиллерию. Повысилась мобильность артиллерии: ее прежние тяжелые обозы разделили между армейскими колоннами, а крупным запасам боеприпасов было велено следовать в тылу.
Наибольшей критике, по крайней мере в первые годы Семилетней войны, подвергались казачьи войска. Австрийцы эффективно использовали свою легкую кавалерию для несения патрульной и разведывательной службы, но недостаток дисциплины и контроля за казаками и калмыками в русской армии значительно снижал их эффективность. Прусская пропаганда постоянно подчеркивала распущенность казаков и рассказывала об опустошениях, которые они чинили в немецких и польских городах и селах. Отсутствие взаимопонимания между казачьими командирами и армейским начальством подтверждает, что эта иррегулярная конница могла использоваться лишь ограниченно. И действительно, стремление казаков разграбить немецкие села чаще всего приводило к затруднениям в поставках фуража и продовольствия для армии. В ходе кампаний 1760 и 1761 гг. русское командование ухитрялось свести казачьи отряды в крупные соединения дивизионного масштаба, которые в силу большой численности могли выполнять задачи кавалерийских заслонов.
В 1760 г. генерал-фельдмаршалу Салтыкову удалось придать таким крупным соединениям казаков легкую артиллерию и офицеров регулярной кавалерии, что значительно повысило их боевые качества. Во время рейда на Берлин в 1761 г. армия отчасти могла удерживать контроль над своей иррегулярной конницей.
Как это было во времена царствования Петра Великого, по мере накопления опыта армия обретала уверенность в своих силах. В оборонительном сражении при Пальциге (известном также как Цуллихау) в июле 1759 г. русская армия одержала явную победу над пруссаками: «Нигде в продолжение всего сражения нельзя было заметить ни малейшего беспорядка в рядах, и по всему победа осталась за нами, благодаря превосходству правильно выбранной позиции и успеху единорогов и шуваловских гаубиц».
Эта уверенность в себе сослужила русской армии хорошую службу, когда ей довелось сойтись с войсками Фридриха Великого в сражении при Кунерсдорфе (12 августа 1759 г.). Действуя совместно с частями австрийской армии, русские войска выстояли в страшной и кровавой битве, принудив пруссаков к отступлению. Императрица Елизавета имела все основания гордиться своими солдатами, и в письме к Фридриху она с похвальбой заметила, что он не в состоянии разбить русскую армию.
Но способности разбить пруссаков в бою было недостаточно для того, чтобы вынудить Пруссию просить о мире; каждая кампания завершалась отходом русских войск на зимние квартиры в Восточной Пруссии, и в результате военное давление на прусскую метрополию уменьшалось. Кончина императрицы в декабре 1761 г. означала окончание прямого участия России в войне, а также потерю шансов извлечь выгоды из конфликта.
Наследник Елизаветы на троне, Петр III, был страстным почитателем Фридриха, но его попытки сменить союзников в войне вызвали противодействие со стороны собственной армии. Дислоцированные в окрестностях Петербурга гвардейские полки поддержали переворот, во главе которого встала супруга Петра III, и в июле 1762 г. она взошла на трон. Новая императрица Екатерина II (названная впоследствии Великой) положила конец войне с Пруссией. В феврале 1763 г. был подписан Губертусбургский мир, положивший конец семилетнему военному конфликту в Европе.
Период с 1757 по 1761 г. продемонстрировал мощь и выучку русской армии и привел к переоценке ее репутации в глазах европейцев. «В этой кровавой войне русская армия стяжала великую славу, значительно продвинувшись в глазах всех народов», — заметил в 1818 г. русский историк. Одержав победы над крупнейшей военной силой того времени, Россия объявила себя главным арбитром любого будущего военного конфликта в Европе. Следующей большой войной для Российской империи станет столкновение с императором Наполеоном.
ОРГАНИЗАЦИЯ ПЕХОТЫ
В 1725 г. полки армейской пехоты имели по два (в ряде случаев — три) батальона в составе четырех рот, по 141 человеку в каждой (включая офицеров). Кроме того, в роте имелось 54 денщика, считавшихся нестроевыми. Московский, Киевский, Нарвский и Ингерманландский полки были трехбатальонными. В полку имелось по две трехфунтовых легких пушки. Одним из первых нововведений Миниха было увеличение легкой полковой артиллерии: число 3-фунтовых орудий в полках возросло с двух до четырех. В 1731 г. перед началом кампаний против турок расформировали пять гренадерских полков, лучших солдат линейных рот перевели в гренадеры, и каждому армейскому пехотному полку добавили по две гренадерских роты. В соответствии с наставлениями Петра I, численность этих рот довели до 200 человек.
После воцарения Елизаветы Петровны и отставки Миниха организация пехотных полков изменилась. Опыт войны со Швецией заставил Военную коллегию добавить по третьему батальону в каждый пехотный полк, в результате численность регулярной армии возросла со 170 до 270 тысяч человек. Реорганизация продолжалась и после начала Семилетней войны: численность полка возросла до 1728 мушкетеров, сведенных в три батальона четырехротного состава. Каждая рота делилась на четыре взвода, в каждом взводе — по две артели, или отделения. Артель являлась самой мелкой хозяйственной единицей российской армии. Следует иметь в виду, что приведенные здесь цифры относятся к штатному составу: потери вследствие дезертирства, выделение солдат для заготовки продуктов и охраны, не говоря уж о болезнях и боевых потерях, существенно снижали численность полка. Роты в пехотных полках нумеровались с 1-й по 12-ю, 1-й и 2-й номера носили гренадерские роты.
Когда в 1757 г. Апраксин начал наступление в Восточной Пруссии, недостаток личного состава в армии заставил его отослать третьи батальоны полков. С этого времени и до конца войны третьи батальоны должны были выполнять роль запасных, в которых проводилась подготовка и обучение пополнений, высылавшихся по мере необходимости в действующие батальоны полка. Эта временная мера в ноябре 1757 г. была закреплена приказом Военной коллегии, и в результате действующие полки реально стали двухбатальонными.
Хотя каждый полк формально имел по две гренадерских роты, с 1731 г. одна из них, как правило, выделялась для формирования сводных гренадерских батальонов. В 1756 г. эти роты сводились во временные гренадерские полки, получившие номера с 1-го по 4-й. В каждом полку имелось по два батальона пятиротного состава, но в 1757 г. количество рот в батальоне сократили до четырех, а две высвободившихся роты образовали депо, или запасной батальон сводного полка. Роты нумеровались с 1-й по 10-ю.
Артиллерия пехотного полка состояла из четырех легких 3-фунтовых орудий, а после того, как в январе 1757 г. было образовано Артиллерийское установление, в армии появились шуваловские «секретные гаубицы». После сражения при Цорндорфе (1758) об этих орудиях сложилось противоречивое мнение, но тем не менее в каждом полку по два 3-фунтовых орудия заменили шуваловскими гаубицами. Кроме того, каждому полку, по крайней мере по штатам, добавили восемь легких (шестифунтовых) мортир, которые составили полковую артиллерийскую батарею. Перевозить эти мортиры полагалось попарно на лафетах полковых орудий, но после 1759 г. упоминаний о применении подобных орудий не встречается — можно предположить, что употреблять их в бою перестали. Артиллерийское подразделение, приданное каждому полку, включало одного унтер-офицера, 30 артиллеристов и «матросов» (помощников артиллеристов): на одно орудие приходилось 6–7 человек.
В размещенном в Ливонии Обсервационном корпусе полки имели по четыре батальона, из трех мушкетерских и одной гренадерской роты каждый. По одному из этих батальонов было оставлено в Ливонии, когда Обсервационный корпус был направлен на фронт. Когда в 1759 г. корпус слили с армией, все роты полков, кроме одной гренадерской, перевели в мушкетерские, а по одному батальону каждого полка перевели в артиллерийские. В результате бывшие полки корпуса получили ту же структурную организацию, что и стандартные армейские пехотные полки.
Три гвардейских полка, основанных еще Петром[8], отличались по своему составу от армейской пехоты. Лейб-гвардии Преображенский полк имел четырехбатальонный состав (по четыре роты в батальоне, 210 человек в роте), а кроме того бомбардирскую (107 чел.) и гренадерскую (200 чел.) роты. Лейб-гвардии Семеновский и Измайловский полки были трехбатальонными, а бомбардирские роты в них заменены на артиллерийские. На протяжении всей войны полковая артиллерия гвардии состояла из восьми 3-фунтовых орудий (в Преображенском полку — двенадцати). Кроме того, для торжественных церемоний в Санкт-Петербурге отряжалась Лейб-кампания, исполнявшая обязанности эскорта при императрице. Общая численность гвардии в Петербурге и его окрестностях превышала 7000 человек — существенная сила, которая могла быть использована в борьбе за власть, что и случилось при восшествии на престол императрицы Екатерины II.
Следует добавить, что армия не имела постоянной организационной структуры выше полкового уровня. Полки сводились в бригады и дивизии по прихоти армейского командования. Иногда формировались «летучие колонны», или корволаны — армейские соединения, способные к более быстрым передвижениям, чем остальная часть войск. Обычный полковой обоз в составе как минимум 160 пароконных повозок существенно замедлял продвижение всех регулярных частей.
Два важных обстоятельства характеризуют российский офицерский корпус с момента смерти Петра I до воцарения Екатерины II. Прежде всего, это петровская концепция обязательной службы для дворян; второе — привлечение к службе в армии офицеров-иностранцев.
В 1722 г. Петр I ввел Табель о рангах, который включал в себя военные, флотские и гражданские чины и устанавливал уровни оплаты по чинам и званиям вне зависимости от родословной. Эта система с рядом изменений просуществовала до 1917 г. Все дворяне (включая офицеров армии) должны были оставаться на государственной службе в течение 25 лет. Предполагалось, что это повысит профессионализм и ответственность офицеров, но на деле так случалось не всегда. В армию попадали и неопытные в военном деле офицеры, которые в ряде случаев переводились из дипломатического корпуса. После войны один из русских дворян заявил Фридриху Великому, что был «статским генералом». «У нас нет ничего подобного», — ответил на это Фридрих.
Значительную часть офицерского корпуса петровской армии составляли иностранцы: на них приходилось более трети офицеров, причем большинство занимали должности не ниже полковничьих. Хорошие командиры-иностранцы, такие как генералы Ласси или Кейт, были большим благом для русской армии XVIII в., поскольку, по словам современника, «солдаты встречали с их стороны больше доверия, чем со стороны офицеров своей нации».
С другой стороны, Россия времен Петра I стала прибежищем для военных авантюристов самого разного уровня, и в определенной мере оставалась таковой до воцарения Екатерины Великой. Раздача чинов иностранцам в период «онемечивания» под предводительством Миниха вызывала негодование со стороны офицеров, что стало причиной многочисленных отставок в царствование императрицы Елизаветы. Несмотря на такие негативные настроения по отношению к иностранцам и особенно к немцам, при осаде русскими войсками Кольберга в 1758 г., например, по замечанию одного историка, все старшие офицеры были иностранцами или по крайней мере балтийскими немцами. И все же, хотя иностранцы по-прежнему считались достаточно хорошими командирами среднего уровня, в период войны с Пруссией командные посты действующей армии всегда отдавались русским.
Молодые дворяне обычно поступали на военную службу в подростковом возрасте. Указ 1736 г. повелевал считать их «сверхштатными солдатами» полков, и таким образом формально они «проходили все ступени» военной службы. На деле такое ученичество встречалось редко, и дворянские недоросли примерно до 20-летнего возраста лишь считались состоящими на службе. Исключением была служба молодых дворян в гвардейских полках: она давала возможность появляться при дворе, что могло быть полезным для карьеры, и молодые офицеры действительно получали военное образование. Петром Великим было основано несколько военных школ для подготовки офицеров, наиболее важными из которых были артиллерийские и инженерные. Выпускники этих школ направлялись в соответствующие подразделения, что способствовало росту профессионализма армии. В 1732 г. был основан Кадетский корпус. Он располагался в Петербурге и предназначался для обучения молодых офицеров армии прусской тактике. После начала Семилетней войны Кадетский корпус стал основным поставщиком хорошо обученных офицеров — действительной армейской элиты.
Хотя многие молодые дворяне получали хорошее образование даже по западным меркам, значительная часть дворянских недорослей оставалась недоучками. Один из современников отмечал: «Можно найти… большие различия между офицерами одного полка. Хотя некоторые являют знатное образование, манеры и выправку, другие поражают полным отсутствием оного».
На протяжении всего XVIII в. русская армия комплектовалась рекрутами. По закону воинской службе подлежали представители всех сословий и, как уже говорилось, для дворян служба считалась обязательной. Количество потенциальных рекрутов определялось исходя из численности годного к службе мужского населения (7 300 000 человек в 1760 г.). Ежегодные рекрутские наборы проводились руководителями местной администрации (воеводами); в период Семилетней войны ежегодно призывалось по 40 тысяч мужчин (таким образом, за время войны было призвано более 3 % мужского населения). От рекрутского набора освобождались купцы, чиновники, квалифицированные мастеровые и студенты; в результате подавляющее большинство рекрутов составляли крестьяне, а также небольшая часть мещан.
Срок службы устанавливался в 25 лет, но выходцы из балтийских провинций, Украины и Белоруссии должны были служить лишь по 15 лет. Из-за высоких потерь от болезней, боевых действий и тягот воинской службы большая часть оказавшихся в армии рекрутов домой уже не возвращалась. Это приводило к тому, что при сдаче рекрутов старались избавиться прежде всего от неугодных: «Когда полковой командир получает человека маленького роста, некрасивого и слабосильного, то он может надеяться, что это честный человек; но если он получает красивого, высокого и сильного человека, то это наверное негодяй». Сданных в рекруты бедняг брили, заковывали в цепи и отправляли на сборные пункты. Многие из призванных на воинскую службу направлялись для охраны линий коммуникаций, выполнения полицейских обязанностей, сбора податей, нестроевой службы, множество других погибало от болезней или дезертировало. Оставшихся едва хватало для пополнения потерь. Система «запасных батальонов», появившаяся в период Семилетней войны, оказалась чрезвычайно полезной для комплектования, оснащения и обучения молодого пополнения, прежде чем оно оказывалось в действующих подразделениях полков.
Основу солдатского рациона составляли крупы, а также мука и вода, из которых пекли сухари. При возможности добавлялись квас и капуста, с которой варили щи. Рационы выдавались на каждую солдатскую артель, все члены которой питались совместно. Мясо или рыбу покупали[9], а часто добывали грабежами — обычная практика, несмотря на драконовские меры наказания грабителей и мародеров. Солдат полагали собственностью их офицеров, и любой начальник мог приказать подвергнуть солдата порке; полковые командиры в буквальном смысле располагали жизнью и смертью своих людей. Наказания и жестокие избиения были обычной практикой всех армий середины XVIII в., но русская военная дисциплина поддерживалась особенно жестокими методами.
Поделиться книгой: