У кошечек нежная шкурка

— Буржуа в курсе?

Она с облегчением кладет пистолет на стол. Произнесенное имя полностью уверяет ее, что я — из своих.

— Я ему сказала, что познакомилась с человеком, который согласился поставлять интересующую нас информацию, и он только попросил быть поосторожнее; до сих пор все было в порядке. Тьерри из Люксембурга, его брата убили немцы, и он теперь готов им глотку перегрызть, поэтому и сотрудничает с нами.

Хм! Все это кажется мне не слишком правдоподобным. Сдается, девчушка позволила этому засранцу Тьерри себя облапошить.

Кстати, он уже приходит в себя.

— Ну что, поговорим по-честному? — поворачиваюсь я к нему. Он поднимается. Создается впечатление, что обмен любезностями еще не окончен, но Лаура вскрикивает:

— Довольно!

Мы оба останавливаемся.

— Послушайте, — продолжает она, — вся эта история кажется мне страшно запутанной…

— О, прямо мои слова! — встреваю я.

— Давайте вызовем Буржуа и проясним дело. Мне кажется, только он способен навести здесь порядок.

— О'кей, — соглашаюсь. — Так и сделаем.

— Прекрасно, — цедит сквозь зубы Тьерри. — Пока этот тип не скажет всего, что знает, я не буду себя чувствовать спокойно.

Открыв окно, при свете фонарей он что-то черкнул на листке, завернул в него монету и свистом подозвал какого-то парнишку.

— Позвони-ка по этому номеру, пусть приезжают немедленно.

Пацан живо улепетывает, а мы остаемся сидеть в полумраке комнаты. Лаура вытаскивает из кармана пачку сигарет и предлагает нам. Закуриваем.

— Надеюсь, Буржуа не заставит себя ждать, — нарушает молчание Лаура. — Вы, кстати, упомянули о…?

Слова замирают у нее на губах, а глаза широко распахиваются. Лицо заливает смертельная бледность.

— Боже мой! — бормочет она.

Тьерри явно смущен.

— Но вы же не знаете его адреса! Вы не знаете ни номера телефона, ни пароля, ничего! Где же была моя голова?! Вы не его послали предупредить!

Он напряженно улыбается и продолжает курить.

— Кому вы просили позвонить?

Я толкаю ее локтем:

— Вот кому! — и указываю на окно.

Против дома останавливаются две машины с немецкими солдатами.

ГЛАВА 12

Пожалуй, даже у того, кому назначено гореть в адском пекле, больше поводов для оптимизма, чем у меня. Жалей не жалей, а приходится констатировать, что дело дрянь: все дальнейшее будет настолько неприятным, что на рассвете моя туша примет весьма причудливый вид, сильно отличающийся от настоящего.

— Мои поздравления, — только и нахожу, что сказать Тьерри. — Со времен сотворения мира большего дерьма, чем ты, на свет не появлялось.

Ему, конечно, плевать на мои разглагольствования — он уже схватил свою пукалку и готов, при случае, разъяснить, что к чему.

— Одно хорошо, — не унимаюсь я, — людишки твои по ошибке не в ту дверь ввалились, — и смотрю в окно.

Яснее ясного, и он туда глянул — это естественно. Не дожидаясь, пока клиент допрет, что его надули, прибегаю к крепенькому апперкоту в левую скулу — прекрасное средство для укладывания непослушных детишек в постельку! Стремительно выбиваю у него пушку, подбираю ее — самое время уплатить долги! Удар рукояткой в висок, и, схватив Лауру за руку, в другую комнату — по лестнице уже стучат сапоги…

На висках выступают капельки пота. Сейчас прольется чья-то кровь, помяните мои слова!

По степени запущенности соседняя клетушка ничем не отличается от предыдущей, и, что удачно, в ней тоже есть окно. Распахиваю его — задний двор, а вернее — пустырь, по которому шли мы с Тьерри.

Высота — метра три, плюс обильные заросли крапивы на месте предстоящей посадки.

— Ну, прыгайте! — кричу Лауре.

Другого выхода нет — как в прямом, так и в переносном смысле — и она это прекрасно понимает. Переступив небольшие перильца, крошка прыгает и весьма ловко приземляется. Ну, что я говорил — спортсменка! Мне не понадобилось много времени, чтобы к ней присоединиться, и оба мы, сдается, так сдрейфили, что даже не чувствуем ожогов крапивы.

Слава Богу, уже совсем темно, и, когда наконец раздается первая очередь, мы успеваем скрыться в тени палисадника. Рассиживаться некогда, и мы рвем с места так, что Лядумег[3] показался бы рядом с нами одноногим.

Фрицы не тратят ни времени, ни патронов на пустую стрельбу в темноту. За спиной весьма скоро раздается гулкий топот множества ног, приказы, проклятия… Похоже, и в Германии есть свои олимпийские чемпионы, так как от шайки преследователей отделяется какой-то солдат и быстренько начинает нас догонять. На мой взгляд, даже слишком. Палец давно на предохранителе — сбрасываю его и, резко обернувшись, стреляю. Паренек, помахав с минуту граблями наподобие матроса-сигнальщика, рухнул как подкошенный. Но этот импровизированный тир, к сожалению, не охлаждает пыла сероштанников.

С естественным в нашем положении беспокойством спрашиваю себя, как долго еще продлятся эти тараканьи бега, и главное — куда они приведут. Мы оставляем за спиной ту no man's land[4], которая начиналась пустырем, и выбегаем на довольно освещенную улицу — а это уже хуже… Только цифр на спине не хватает — мишени бы получились хоть куда!

Не сбавляя скорости, толкаю Лауру в боковой проулочек… Если кто скажет, куда это мы так несемся, буду очень признателен!

Внезапно я слышу музыку, и, еще раз свернув, — что, впрочем, нисколько не обманывает желающих нам лишь добра гансов — мы, с горящими глазами, задыхаясь, вылетаем на занятую ярмаркой площадь.

Возблагодарив провидение — надо же было свернуть именно сюда! — я уже понадеялся было затеряться в толпе, но воздух тут же прорезал пронзительный свисток.

Ему ответил второй, потом еще один, и вот уже со всех сторон появляются знакомые серые мундиры. Да мы же просто окружены в этой ярмарочной гулянке! Ничего себе… Чудесный выходит эпизод — смерть, бродящая среди каруселей, автодромов и лотков с мороженым.

То, что мы влезли в самую гущу веселья, придает странное чувство безопасности — пусть нас убьют, но останутся свидетели! Утешеньице, в общем, так себе…

Лаура стоит красная как рак, это видно даже в разноцветном мигании лампочек. Наверное, от быстрого бега, но, как мне кажется, и без крапивы тут дело не обошлось.

Эта девочка не из робкого десятка — и это мне в ней нравится! Да и потом, ее покладистость в данной ситуации тоже вещь немаловажная. Не глупая покорность забитой школьницы, а разумное и сознательное повиновение девушки, почуявшей опасность и решившей довериться надежному человеку, чтобы выпутаться из передряг. Мысль о том, что надежный человек — это ваш покорный слуга, наполняет меня гордостью так, что я становлюсь похож на резинового человечка с рекламы шин «Мишлен».

Останавливаемся.

— Бежать бесполезно, давайте-ка передохнем и покумекаем, как быть, — предлагаю я.

Прикинувшись давними любителями стрельбы, подходим к тиру. Чтобы думать быстрее, я готов бросить себе в башку пару новеньких монеток!

Тьерри все еще жив, вот что самое паршивое! У меня не было времени его ухлопать, и в данный момент он, как пить дать, возглавляет разыскивающих нас бошей. Эти идиоты не поленятся перерыть весь город, лишь бы нас зацапать; площадь уже окружена и, чтобы отсюда выбраться, мыла придется извести немало.

По сторонам начинается странная суматоха, и я догадываюсь, что означать это может только одно — потрошиловка началась.

— Идем!

Хватаю Лауру за руку.

— Куда?

— Прокатимся на автодроме…

Она удивлена, но молча следует за мной. Очередной заезд как раз начинается; вталкиваю мою лапочку в одну из машинок и сажусь за руль.

— Может, нас не заметят — мы слишком на виду, понимаешь?

Она кивает.

— Тот, за кем погоня, или бежит, или прячется, а не выпендривается в свете прожекторов перед тысячной толпой.

Положив револьвер на колени, втискиваюсь в гущу кретинов, находящих жутко забавным врезаться друг в друга.

Лаура прижимается ко мне, и только тут я замечаю, до чего же она маленькая и хрупкая. Ее движение наталкивает меня на мысль: обнимаю ее за плечи — и вот мы уже влюбленная парочка.

Волнение в толпе докатывается до нашего манежа. Отовсюду слышно: «Папир! Папир!»[5]. На платформу взбираются несколько солдат; быстро окинув взглядом машинки и, видимо, не найдя ничего подозрительного, они убираются восвояси.

Никогда больше не сяду в эти сволочные тачки на автодроме! Третий, четвертый, пятый круг… Пол начинает уходить из-под ног, а в голове звенит от передергивания затворов — удар Тьерри даром не прошел. Хорошо еще, у меня под боком Лаура и ее горячее плечо; она так дышит в ухо, что жутко хочется жить!

— Господи! — вдруг подает голос малышка. Мать моя, как она побледнела!

— Что такое?

— Вон там, у кассы…

Смотрю туда — Тьерри! С маленькой эстрады обводит толпу таким взором, словно стоит на караульной вышке. Слава Богу, он к нам спиной…

— Ну, спокойней!

Мы обнимаемся еще крепче, и я, обливаясь потом, пробую удержаться в самой гуще машинок.

Но что это? Пронзительный крик раздается над манежем, и я вижу, как какая-то девица тычет в меня пальцем, вопя, как попавшая в капкан лисица. Остальные, проследив, куда она показывает, тоже принимаются голосить во все горло.

Вот те на! Я что, уже стал кентавром, или, еще хуже, бородатой женщиной? Чего это они на меня вылупились?

— О нет! — простонала Лаура.

— Да в чем дело?

— У вас открылась рана, кровь просто хлещет!

Так вот почему по шее разливалось такое странное тепло! А я думал, пот…

До меня доносится свисток Тьерри. По нелепой случайности этому болвану удалось-таки нас засечь! По его знаку механик вырубает ток, музыка глохнет. Несмотря на всеобщий ажиотаж, воцаряется гнуснейшая тишина.

Ну, ребята, открывайте зонтики — сейчас польется свинцовый дождик!!!

ГЛАВА 13

Так и есть — первая пуля чиркает по рулю машинки. Что за черт, откуда? Бес его знает; скорее всего, у какого-то фрица нервы не выдержали, вот он и пустил калиброванную слюну — Тьерри со времени своего свистка не шевелился. Он смотрит на меня полными ненависти глазами, а рожа его просто сияет садистским восторгом. Попади мы сейчас к нему в руки, у нас тоже кое-что засияет…

— Все пропало, — не выдерживает Лаура.

Фантастика! В самый критический момент всегда находится такая цыпочка и брякает эдакое, что у вас аж кровь закипает.

«Пропало»! Мать вашу, да у нас не больше шансов улизнуть, чем у горящего в крематории доходяги — умереть от переохлаждения, и все равно надо попробовать! Надо, если тебя зовут Сан-Антонио, а в товарищах по несчастью — кошечка типа Лауры.

Срикошетившая пуля производит эффект если не разорвавшейся бомбы, то уж, по меньшей мере, лопнувшей лампочки — всех балбесов, что веселились вокруг, словно ветром сдувает, и мы остаемся одни в окружении сероштанников.

Ну, начали! Хватаю с коленок пушку и с ходу укладываю пару стоящих напротив солдат.

— Живо! — это уже Лауре.

Она выскакивает из машинки и бросается за мной, но дорогу ей преграждает толстенный фриц. Бац! Рукояткой по виску — нечего с ним церемониться! Этой самой рукояткой, надо сказать, черт знает что вытворяют последнее время…

Рванувшись к восьмерке американских горок и добежав до бортика манежа, не могу не чертыхнуться, да так, что в Марокко, наверное, слышно. Мы окружены! В лицо смотрит добрая дюжина автоматов, и остается только поднять клешни.

Вынырнувший из-за спин солдатни Тьерри цедит что-то по-немецки.

— Чего он там бормочет? — спрашиваю я Лауру, слегка секущую гансову болтовню.

— Говорит, чтобы брали живыми.

— Вон оно что! Будет на хлеб зарабатывать, возя нас по ярмаркам?

Снова беру ее за руку. Я с ней и часа не проторчал сегодня, а чувство такое, словно полжизни не расставался.

Резко дергаю ее к калитке в бортике, и мы влетаем внутрь аттракциона. Защита, правда, не Бог весть какая — от автоматчиков отделяет всего лишь тоненькая дощатая перегородка.

— Стоять! — завопил Тьерри.

— А иди ты!..

Мы понемногу отступаем, лицом к сероштанникам. На «горках» больше ни души, кабинки продолжают крутиться вхолостую. Как только одна из них приближается, мы резво в нее запрыгиваем — раздаются удивленные вопли немчуры, окружившей деревянные стояки.

Трюк этот, ясное дело, совершенно бесполезен — кабинка, сделав полный круг, вернется туда, откуда отъехала. Но все равно — хоть чуть-чуть оттянуть время.

Мы взлетаем над праздником; довольно забавно парить над бандой шпиков и солдатни, присланных сюда единственно затем, чтобы схватить нас. Но до этого еще далеко, так вот! Вдруг, когда до вершины остается всего метра два, наш маленький экипаж останавливается. Тьерри, видимо, приказал патрону вырубить ток, и мы повисаем над землей метрах эдак в двадцати пяти.

— Бросайте оружие! — орет снизу человечек в столь знакомом клетчатом пальто.