Жизнь животных Том I Млекопитающие

Альфред Эдмунд Брэм

Жизнь животных

Том I

Млекопитающие

Предисловие

Предисловие комментаторов

БРЕМ (БРЭМ) (Brehm) Альфред Эдмунд (2. 02. 1829, Унтеррентендор, Саксен-Веймар-11. 11. 1884, Германия) — немецкий зоолог, путешественник, просветитель, известен сейчас не столько своими блестящими работами по устройству зоопарков «нового типа» (в частности, именно он реорганизовал знаменитый Гамбурский зоопарк и Берлинский аквариум), не столько своими путешествиями (а проделал он их множество, в том числе побывал в Сибири и Туркестане), сколько своим капитальным трудом «Жизнь животных», вышедшим в 1863-69 гг. С тех пор этот многотомный труд, переведенный на многие языки, остается настольной книгой любителей природы.

Никому не придет в голову править, скажем, толковый словарь Даля, но с начала первого русского издания не менее популярная «Жизнь животных» на протяжении всей своей более чем вековой истории, подвергалась редакции, урезалась, исправлялась и дополнялась; по мере накопления новых сведений по биологии и зоологии, или просто в угоду издателям и составителям. В результате от аутентичной, бремовской «Жизни животных» мало что осталось. «Брем» превратился в «Брэнд».

В настоящем издании мы пошли на то, чтобы сохранить не только стилистику, но и фактологию «подлинного Брема» — взяв за основу один из первых его сокращенных переводов начала XX столетия под редакцией известного отечественного зоолога, профессора Никольским.

Тем не менее, читатель, открывший «подлинного Брема» должен помнить вот что:

XX век был для биологии революционным. Даже столь, казалось бы, традиционная ее отрасль, как описательная зоология, претерпела значительные изменения. Благодаря появлению и развитию молекулярной биологии и генетики пересмотру подверглась прежняя систематика, а этология — наука о поведении животных частично опровергла многие положения «старых» зоологов. В результате, труд Брема, созданный на заре развития современной биологии, сейчас можно рассматривать скорее, как литературный памятник, чем как пособие для изучения зоологии или источник справочного материала.

Во-первых, начнем с того, что Брем, проведший значительную часть своей жизни в экспедициях, все же не в состоянии был полностью полагаться на собственные изыскания — многие приведенные им данные основаны на рассказах и путевых заметках охотников и путешественников — особенно там, где это касается животных экзотических. В результате данные о размерах и весе многих видов (в особенности тропических хищников) часто завышены, порою в полтора раза (известная особенность «охотничьих рассказов»), а самим животным иногда приписываются странные поведенческие или анатомические особенности.

Во-вторых, в описаниях животных Брем, согласно традиции своего времени, уделяет внимание тому или иному виду не столько руководствуясь систематикой, сколько значимостью того или иного вида в культурном контексте. В результате о каких-то животных он говорит мимоходом, другим же уделяет непомерно большое внимание и приписывает незаурядные, порою совершенно неправдоподобные качества.

В третьих, в своем труде Брем придерживается опять же свойственного тому времени (и, как в последствии выяснилось, губительного) подхода — рассматривать то или иное животное с точки зрения его вреда или пользы (практической или эстетической). Приведенные им описания истребления представителей того или иного вида и, соответственно, реакции животных на появление человека с ружьем, являют собой просто перечень охотничьих подвигов, далеки от всякой зоологии и носят чисто прагматический характер (вплоть до рассуждений о вкусовых качествах того или иного животного). Сейчас такие «подвиги» охотников и путешественников воспринимаются нами как нелепые или даже жестокие.

Животные существуют на планете вовсе не для нашего удовольствия. Они являются составной частью сложнейшей системы — биосферы и изъятие из нее того или иного вида может быть губительным для других связанных с ним видов. Не говоря уже о том, что генетическое и биологическое разнообразие живого — залог стабильности системы, именуемой «планета Земля», а значит — и нашего с вами благополучия.

В четвертых, описания Брема страдают антропоморфизмом (склонностью приписывать животным те или иные чисто человеческие качества). Отсюда возникают такие, чисто эмоциональные, характеристики, как «глупый» или даже «тупой», «злобный», «упрямый», «трусливый», и т. д. Тем не менее, данные характеристики по отношению к тому или иному биологическому виду неприменимы — каждый из них уникален в своем роде и многие его свойства проявляются вовсе не во взаимоотношениях с человеком. Мало того, у животных со сложным поведением и высокоразвитой нервной системой, существует своя, уникальная индивидуальность и свои, чисто личностные особенности характера, так что обобщенный «психологический портрет» к ним сложно применить в принципе.

Многие данные, позволяющие судить о «характере» того или иного животного получены на основе наблюдений в неволе — в замкнутом, часто тесном помещении: клетке, вольере, где поведение животных (особенно с ярко выраженной территориальностью) резко меняется. Такое непонимание любителями зоологии, учеными и содержателями зоопарков основных законов поведения их подопечных часто приводило к фатальным последствиям, вплоть до гибели животного. Этология как наука возникла только в XX веке, и до сих пор развивается, так что многие положения Брема сейчас подвергаются пересмотру, а порой и вовсе опровергаются.

Разумеется, такой подход никто не поставит Брему в упрек — он просто стоял на позициях науки своего времени. Да и сейчас еще зоология (даже, казалось бы, в такой «стабильной» ее области, как систематика), постоянно развивается и подвергает пересмотру многие свои положения. Систематика, приведенная Бремом в своей «Жизни животных» с тех пор дополнялась и уточнялась — и продолжает уточняться по сей день. В результате многие виды получили другие латинские названия, стали причисляться к иным родам, подсемейства выделились в семейства и т. д. Наибольшая путаница образовалась в отрядах с многочисленными, часто сходными по многим признакам видами (например, как в случае с певчими птицами) — и путаница эта порой продолжается до сих пор, в результате чего разные систематики предлагают различную классификацию некоторых видов и по сей день. Поэтому следует помнить, что систематическое положение того или иного животного — вещь достаточно условная, и не удивляться, встречая столь заметные расхождения в нынешней и «старой» систематике.

Однако, как ни странно, недостатки Брема — всего лишь продолжения его достоинств. Будь его «Жизнь животных» просто скучным описанием накопленных к тому времени сведений, она бы так и лежала мертвым грузом на полках библиотек. Ведь нельзя сказать, что зоологических трудов во времена Брема не было — в его «Жизни животных» можно найти ссылки на них. Брем представил не только наиболее полный на тот момент свод представителей животного мира — он создал первую научно-популярную энциклопедию животных, а такой жанр накладывает свои определенные требования.

Блестящий лектор и просветитель, Брем, благодаря своему литературному таланту создал удивительный, яркий и изменчивый портрет живой природы — именно субъективный, эмоциональный, чисто беллетристический подход позволил этой книге перейти в разряд бестселлеров, а описания животных при всей их «неправильности» прелестны и по-своему достоверны. «Жизнь животных» не столько справочник, сколько роман воспитания для юношества, со всей свойственной этому жанру дидактичностью и скрытым романтизмом. Так ее и следует воспринимать. А потому мы предлагаем насладиться «подлинным Бремом» с учетом современных поправок и дополнений — в сносках, чтобы не нарушать общую стилистику повествования.

Галина М.С. канд. биол. наук, журналист

Корнилова М.Б., зоолог, сотрудник кафедры биологической эволюции МГУ

Предисловие от составителей к тому «Млекопитающие»

Современный городской человек если и сталкивается с млекопитающими «лицом к лицу», то, как правило, либо с одомашненными видами, либо с теми, что сделали урбанистический ландшафт средой обитания. В первую очередь это кошки и собаки — давние спутники человека, затем, разумеется, мышевидные грызуны. В парках и садах можно встретить белок (правда, все реже), а в лесопарках — лосей. В городах млекопитающим отведена скромная роль, в отличие от сельской местности, где разнообразие домашних животных заметно выше. И все-таки, того, что можно назвать «дикой природой» современный человек из развитых стран практически не наблюдает — даже в зоопарках, где большей частью и происходит знакомство с животным миром, звери содержатся в условиях лишь отдаленно напоминающих естественные.

Еще в средние века ситуация была иной — по бескрайним степям России бегали огромные стаи дроф, табуны тарпанов, в лесах хозяйничали мощные туры, в реках изобиловал уникальный зверек выхухоль. На территории Европы высились могучие леса, в которых бродили зубры, моря бороздили стада китов, а отмелях острова Беринга нежились стеллеровы коровы. Даже во времена Брема (вторая половина Х1Х века) можно было наблюдать перемещения животных, достигающие воистину планетарного размаха — стаи американских странствующих голубей, на протяжение нескольких дней заслоняющие солнце; покрывающие прерии бесчисленные стада бизонов, в Африке по Калахари волнами перекатывались миграции антилоп-спрингбоков… На Тасмании еще можно было встретить редчайшее сумчатое хищное млекопитающее — сумчатого волка или тилацина;

Сейчас некоторые из этих животных полностью истреблены (тарпан, тур, странствующий голубь, стеллерова корова, сумчатый волк), некоторые сохранились благодаря усилиям энтузиастов (зубры, бизоны), некоторые до сих пор балансируют на грани исчезновения (выхухоль, антилопа-спрингбок, синий кит, несколько видов австралийских сумчатых и многие другие). Но, хотя, например, тех же бизонов и зубров удалось спасти от полного истребления, никто никогда больше не увидит на горизонте американских прерий приближающееся стадо бизонов, от топота которых содрогается земля.

Многие животные как мы отметили, были истреблены еще в «добремовский период» (дронты, стеллерова корова, бескрылая гагарка, тур, тарпан), но многие — и в частности те, чьи ресурсы казались неисчерпаемыми (бизон, странствующий голубь, многие виды антилоп, киты) полностью исчезли либо подорвали свою численность именно в конце XIX века, когда истребление животных было поставлено на промышленную основу. Новые средства передвижения (суда с паровым двигателем, сделавшие возможным широкое истребление китов), железная дорога, открывшая путь в сердце прерий и способствовавшая полному истреблению бизонов (в них для развлечения стреляли из окон поездов, оставляя горы трупов гнить по бокам дороги), широкое освоение Африки и Австралии, позволившее уничтожать местных животных частью ради мяса и шкур, частью из спортивного интереса, в результате и привело к тому, что многие страницы бремовской «Жизни животных» мы сейчас перечитываем с ностальгической тоской.

За один лишь Х1Х век человеком были уничтожены 70 видов диких животных. А только за последние 50 лет XX века с лица земли исчезли 40 видов зверей и птиц. Под угрозой находится более 600 видов. По некоторым данным более 100 видов птиц исчезли с лица земли по вине человека.

Если беспозвоночным и амфибиям угрожает гибель в основном из-за исчезновения привычной окружающей среды (распашка целинных земель, осушение болот, вырубка тропических лесов), то крупных позвоночных (птиц и млекопитающих) человек истреблял целенаправленно — либо из-за чисто прагматической выгоды (шкурки, мясо, сырье: слоновая кость, моржовый клык, китовый ус, страусовые перья, гагачий пух и т. д.), либо, напротив, из-за приносимого ими вреда (часто преувеличенного). Именно так и был истреблен тасманийский сумчатый волк — единственный крупный сумчатый хищник, уничтожены крупные хищные птицы (вред, наносимый ими птичьему двору был несопоставим с той пользой, которую они приносили, истребляя мышевидных грызунов). Вообще, понятия «пользы» и «вреда» применительно к представителям животного мира являются типичным порождением прагматической идеологии Х1Х века, выразителем которой и был Брем. Поэтому сейчас подход, часто демонстрируемый его статьями (бесполезное, вредное или полезное животное, заслуживающее истребление с точки зрения человека или напротив, всемерно приносящее пользу) кажется устаревшим. Дополнительная беда состоит в том, что и «полезные» животные и «вредные» истреблялись с равным пылом, хотя и по прямо противоположным мотивам. Иногда у того же Брема проскакивают нотки пессимизма по отношению к будущему того или иного вида («Как ни хитер, как ни яростно отбивается он от собак, однако истребление его идет своим чередом, и, может быть, скоро сумчатый волк сделается, подобно своим предкам, достоянием лишь зоологических и палеонтологических музеев. К неволе он совершенно непригоден и постоянно зол и дик»).

Надо сказать, что подобный «личностный» подход (зол, дик, негоден для содержания, туп, душевно неразвит, и т. п.) часто служил косвенным оправданием «некачественности» того или иного вида. Здесь Брем порою доходит до абсурда — некоторых животных называет упрямыми и глупыми, поскольку они не боятся отчаянно защищаться «при нападении человека»; некоторых — «трусливыми и хитрыми», поскольку они заведомо избегают опасного соседства и предпочитают «не нарываться». Разумеется, очень трудно найти животное, которое проявило бы к человеку даже не нейтралитет, а абсолютную и полную доверчивость, и трудно в основном потому, что все такие виды уже истреблены — стеллерова корова, дронт, бескрылая гагарка. Кстати, тот же «дерзкий проворный хищник» сумчатый волк никогда не нападал на человека, ограничиваясь самозащитой, хотя в принципе, прекрасно расправлялся с собаками и был действительно отважным животным. Увы, толерантность по отношению к человеку не спасла его от истребления.

Однако вряд ли Брему можно вменять в вину то, что он всего-навсего придерживался господствующих в то время взглядов на предназначение животного мира исключительно как на источник пищи и сырья для человеческого общества. В фактической части своего труда Брем придерживается поразительной скрупулезности и точности описаний, а его взвешенный подход ко многим чисто научным вопросам мог бы сделать честь нынешним популяризаторам. Порою Брем оказывался прав больше, чем последующие поколения биологов, а расхождения его с современными справочниками и популярными книгами вызваны в основном чисто формальными причинами. Одной из таких причин является систематика. Разумеется, преувеличением будет сказать, что каждый крупный зоолог изобретает свою систематику, но преувеличение это не столь велико — со времен Брема многие таксоны то укрупнялись, то вновь расчленялись на более мелкие, менялись видовые и родовые наименования и т. д. В принципе единственное неудобство, которое это может повлечь для современного читателя — путаница при сопоставлении данных Брема с современными справочниками. Чтобы как-то справиться с этим, мы даем в сносках современный вариант наименования тех или иных таксонов животных — там, где они расходятся с «бремовскими» (опять же, далеко не всегда предложенный нами вариант — единственный). Однако описания животных сделанные Бремом настолько красочны и точны, что даже без отсылки к современной латыни описываемый им вид легко идентифицировать.

В отличие от современного принципа изложения материала — по восходящей, от видов, наиболее «примитивных» (обладающих более древними признаками), до видов «развитых» (наиболее молодых эволюционно) Брем придерживается обратного принципа — по нисходящей, вследствие чего он начинает свое описание с обезьян, а заканчивает его сумчатыми и однопроходными. Такой поход вполне логичен, хотя и непривычен для читателя современных справочников.

Описательная зоология за сто лет (если не считать разделов, относящихся к численности и степени процветания того или иного вида) если и изменилась, то не намного. Большая часть данных, приведенных Бремом, вполне заслуживает доверия. Исключение составляют пассажи, посвященные поведению представителей того или иного вида (напомним, что этология как наука возникла лишь в XX веке) и полное отсутствие природоохранных аспектов (о чем мы уже упоминали). В сущности, факты и их интерпретация — вещи, часто, мало зависимые друг от друга, а там, где дело касается фактологии, Брем, повторимся, удивительно скрупулезен. Все же, там, где воззрения Брема отличаются от современного, мы предложили комментарии, позволяющие оценить те изменения в познаниях животного мира, которые произошли более, чем за век с момента выхода первого издания Брема на русском языке. В этом нам помогли следующие научные и популярные издания, которые мы рекомендуем всем, кому не безразлична история жизни на планете и судьба отдельных видов животных: Жизнь животных, т. 7, М., «Просвещение», 1989 (под ред. проф. В. Е. Соколова); Джейн ван Лавик-Гудолл, Гуго ван Лавик-Гудолл, Невинные убийцы, М., «Мир», 1977; А.Д. Поярков. Дикие родственники собак. Происхождение домашней собаки. В сб. «О чем лают собаки». М., Патриот, 1991; Е.В. Котенкова, А.В. Суров. Запахи в жизни собак. В сб. «О чем лают собаки». М., Патриот, 1991; Е.С. Непринцева, М.Б. Корнилова. Диалог с другом. В сб. «О чем лают собаки». М., Патриот, 1991; Ф. Вуд. Морские млекопитающие и человек. Под ред. А.С. Соколова. Л., Гидрометеоиздат, 1979; Джоан Палмер. Ваша собака. Практическое руководство по выбору и уходу за собакой. М., Мир, 1988; Ф. Стюарт. Мир тюленя. Под ред. А.С. Соколова. Л., Гидрометеоиздат, 1978; Р. Перри. Мир моржа. Под ред. А.С. Соколова. Л., Гидрометеоиздат, 1976; Д. Бибиков. Горные сурки Средней Азии и Казахстана. М., «Наука», 1967; Е.В. Котенкова, Н.Н. Мешковат, М.И. Шутова. «О крысах и мышах» Изд-во «Эребус», 1999; Дж. Даррелл. Путь кенгуренка. М., Мир, 1968; Систематика млекопитающих. Высшая школа, тт. 1, 2,3 М.: 1973, 1977,1979; А.Ромер, Т.Парсонс, Анатомия позвоночных,т. 1, 2. Изд-во «Мир»,1992; З.В. Шпинар История жизни на Земле. Артия, Прага,1977; Р. Барнс., П. Кейлоу, П. Олиф., Д. Голдинг. Беспозвоночные. Новый обобщенный подход. М., Мир, 1992; Охота на пушных. «Лесная промышленность», М.,1977; Э.П Фридман. Приматы, М.1979; А. Курсков. Рукокрылые охотники. М., Лесная промышленность,1978; А.С. Северцев Основы теории эволюции. Изд-во МГУ,1987; З.А. Зорина, И.И. Полетаева. Зоопсихология. Элементарное мышление животных. Москва, Аспект-пресс, 2002; От молекул до человека. М., Просвещение, 1973; К.Вилли, В. Детье. Биология. М., Мир,1974; Дмитриев Ю. Соседи по планете. Насекомые. М., Детская литература, 1977; Зедлаг У. Животный мир Земли. М., Мир, 1975; Шариков К.Е. По лабиринтам живой природы. «Уроджай», Минск,1971; Герань И. Удивительные животные. М. Мир,1985; Дж. Корбетт. Леопард из Рудраяга. Гос. изд. геогр. лит-ры., 1959; Дж. Корбетт. Храмовый тигр. М., «Тропа»,1991; Д. Хантер. Охотник. М., Аргус, 1991; Н.Ф. Реймер. Популярный биологический словарь. М., Наука, 1991; А.М. Колосов, Р.П. Лавров, С.П. Наумов. Биология промысловых охотничьих зверей СССР. М., Высшая школа, 1979; Д. Фишер, Н. Саймон, Д. Винсент. Красная Книга. Дикая природа вопсаности. Прогресс, М., 1976

Биография Альфреда Брэма[1]

Немногие естествоиспытатели нашего времени пользуются такой всемирной известностью, как составитель «Жизни животных» — Брэм. Его сочинение, где так живо и увлекательно описаны нравы различных представителей обширного царства животных, приобрело широкую популярность у всех образованных народов, между прочим, и у нас, в России. Всякий из нас слышал про «Жизнь животных»; ввиду этого всем, без сомнения, будет интересно познакомиться с богатой приключениями жизнью автора популярного сочинения и проследить, как развивалось у этого великого любителя природы знакомство с животными.

Родиной Брэма было небольшое герцогство германской империи — Саксен-Веймар; отец его Христиан-Людвиг был пастором небольшой деревни Унтеррентендорф. Здесь, 2 февраля 1829 г., и родился будущий натуралист. Судьба, видимо, благоприятствовала маленькому Альфреду, как звали будущего ученого, окружив его с самого начала его жизни не только нежными родительскими попечениями, но и подходящей для его будущей деятельности обстановкой. Дело в том, что «старый Брэм», как звали отца Альфреда, сам был большим любителем природы и знатоком ее жизни. Бывало, с раннего утра, если только дела по приходу не задерживали его, он, захватив с собой сыновей, отправлялся бродить с ружьем по окрестным лесам. Ближайшей целью этих прогулок было собирание орнитологических (птичьих) коллекций и наблюдения над жизнью пернатых на свободе. Но попутно почтенный пастор останавливал внимание своих сыновей и на других явлениях природы, объяснял их значение, заставлял вдумываться в их смысл, словом, понемногу раскрывал перед юными душами ту великую книгу, которая зовется «Книгой Природы».

В этих прогулках молодой Брэм, с восьми лет, как отец подарил ему ружье, не расстававшийся с этой принадлежностью охотника, приобрел зоркий глаз и уменье наблюдать, а богатые, доходившие до 9 тысяч шкурок, орнитологические коллекции отца дали ему возможность в совершенстве изучить птиц местной фауны; да и не только птиц: не было вообще животного, обитавшего в родных лесах, которое осталось бы неизвестным ему.

Постепенно круг его знаний по царству животных все более расширялся; предметами его изучения сделались сначала германские животные, потом фауна и других государств, так как скромный домик деревенского пастора был известен ученым не только Германии, но и Англии, и Франции, — и они наезжали сюда или присылали свои коллекции птичьих шкурок для определения. Часть этих коллекций обыкновенно оставлялась в пасторском домике, в качестве награды за труд старого Брэма.

Однако было бы ошибочно думать, что в доме пастора занимались только естествоведением. Нет, образованные родители Альфреда развивали в детях любовь и к другим наукам, читали им лучшие произведения литературы, преимущественно немецкой, и старались развить у них любовь к изящным искусствам. Особенное внимание уделялось гениальным произведениям Шиллера и Гете; эти занятия так увлекали Альфреда, что он сам принялся за сочинительство; плодом его творчества, совместно с братом Рейнгольдом, явилась одна комедия, в свое время часто дававшаяся на маленьких немецких сценах.

Близкие люди удостоверяли, что из молодого Альфреда вышел бы хороший актер и даже певец. Однако он не избрал себе этой карьеры по окончании гимназии, не сделался и ученым зоологом или врачом, как бы можно было предполагать по его прекрасной естественно-научной подготовке: Брэм остановился почему-то на архитектуре, которую и стал изучать в Альтенбурге в 1843 г. Впрочем, не долго пришлось ему предаваться этому занятию: в 1847 г. богатый вюртембергский барон Мюллер, большой любитель природы, предложил сопутствовать ему в задуманном им путешествии по Африке, тогда еще мало исследованному «Черному Материку». Тут-то и сказалось истинное призвание молодого Брэма. Ни минуты не задумываясь, он с восторгом принял предложение.

Путешествие началось летом 1847 г., но нельзя сказать, чтобы счастливо; едва Мюллер и его спутник прибыли в Египет, как оба, по неосторожности, подверглись солнечному удару и слегли в Каире в постель. А тут подошло еще землетрясение, — и им пришлось пережить все ужасы его. Наконец, 28 сентября они сели на барку, направлявшуюся вверх по Нилу. Судно тянулось медленно, но наших натуралистов это мало беспокоило, так как они имели зато полную возможность проводить много времени на берегу, наблюдая природу мало известной им страны.

8 января 1848 г. путешественники прибыли в Хартум, где были гостеприимно приняты генерал-губернатором Сулейманом-пашой. Здесь решили основать, так сказать, главную квартиру экспедиции; сюда свозилась добыча охоты, здесь устроили зверинец для прирученных животных, отсюда Брэм отправлялся на охоту в окрестные леса, особенно по Голубому Нилу. Добыча была богатая, но досталась нашему натуралисту недешево: он заболел местной лихорадкой. Между тем барону Мюллеру почему-то показалось, что Брэм мало добывает шкур для его коллекций. Это оскорбило молодого ученого. «Меня глубоко возмутила, — пишет он, — неблагодарность человека, который сам не испытал всей трудности пребывания в африканских лесах, особенно при лихорадке. Тогда я понял, что труды натуралиста редко признаются посторонними лицами. Только сильная любовь к науке и глубокое понимание наслаждений, какие доставляет она, удержали меня от разрыва с бароном».

В феврале наши путешественники начали сухопутное путешествие по Кордофану, в бассейне Белого Нила, и пробыли здесь четыре месяца, собирая коллекции местной фауны. Особенно много попадалось им орлов, соколов и грифов. Здесь же они познакомились и с царственными львами, а также с леопардами и гиенами. Для охотника-натуралиста эта страна представляла тогда настоящий рай, но жаркий, убийственный климат заставил наших путешественников возвратиться больными в Хартум, а отсюда, спустя некоторое время, они отправились со всеми коллекциями и зверинцем в Каир. 29 января 1849 года барон Мюллер сел в Александрии на пароход, чтобы ехать в Европу, Брэм же остался в Египте, чтобы предпринять на его средства второе путешествие по Африке; все собранные им коллекции поступали в пользу Мюллера. В стране фараонов Брэм оставался до мая 1850 г., изучая быт страны и нравы ее обитателей. При этом, для лучшего ознакомления с бытом жителей, он не только научился говорить по-арабски, но и стал носить местную одежду и даже участвовал в магометанских процессиях, так что арабы считали его совсем своим; думая, что он стал правоверным, они уверяли, что его настоящее имя — И-бре-ем (Ибрагим), и никак не хотели признавать имени Альфред, похожего на арабское слово афреид (дьявол). По совету своих арабских друзей молодой ученый принял прозвище Халил-Эффенди, что значительно облегчило ему сношения с арабами.

24 февраля 1850 г., получив деньги от Мюллера, Брэм в компании со своим старшим братом, Оскаром, и врачем Р. Фирталером поднялись на барке по Нилу, а затем от местечка Вади-Гальфа продолжали путь до Новой Донголы. Места здесь были богаты всевозможною дичью, и путешественники только радовались, видя, как увеличиваются их коллекции. Но в Донголе случилось большое несчастье: Оскар утонул во время купанья. Смерть его была большой утратой для всей экспедиции (не говоря уже о Брэме, горячо любившем брата), так как покойный был знатоком насекомых, которые были вообще мало известны Альфреду Брэму (оттого в его описаниях редко упоминаются насекомые, разве только такие, какие бросаются в глаза своей окраской или величиной, напр., некоторые жуки и бабочки). Оскара похоронили в пустыне, а караван 13 июня вернулся в Хартум, где был уже новый губернатор, Абдул-эль-Латиф-паша. Впрочем, и он гостеприимно принял путешественников. Мало того, он даже ссудил Брэма деньгами, когда у того истощились средства, а барон Мюллер не прислал новых. Из Хартума наш натуралист сделал экспедицию сначала в леса Голубого Нила, затем далеко за Сеннар. Экспедиции дали богатый материал для коллекций, особенно последняя: путешественники чуть не каждую ночь слышали рев львов, видели целые стада слонов и огромные стаи обезьян, охотились на крокодилов и бегемотов, собрали обширную коллекцию шкурок редких птиц…

В марте 1851 г. в Хартум пришло, наконец, давно ожидаемое письмо барона Мюллера, но содержание его было не радостно для Брэма: барон писал, что он совершенно обанкротился и потому не мог прислать денег. Положение Брэма было отчаянное: без денег, вдали от родины… Что может быть хуже этого? Хорошо еще, что местные мусульманские купцы, питавшие к нему уважение, ссудили его небольшими средствами. Но ведь не все же ему жить на чужой счет! Между тем приходилось содержать не только членов экспедиции, но и животных, которых набрался большой зверинец: тут были и птицы, и обезьяны, крокодилы, львица. Все эти дикие животные в умелых руках Брэма превратились в мирных друзей дома. Способности нашего натуралиста приручать зверей так удивляли арабов, что они прозвали Брэма колдуном.

Не зная, как справиться со своим положением, Брэм провел в Суданы целых 14 месяцев, пока, наконец, его не выручил из беды тот же добрый губернатор, снова ссудив его деньгами. А тут подошла помощь и с другой стороны: один немецкий купец, находившийся тогда в Хартуме, предложил ему даром доставить всех зверей и коллекции в Каир. Брэму оставалось только с благодарностью принять предложенную помощь. Забрав весь свой багаж, он поехал в Каир, здесь отдохнул в течение зимы и летом 1852 г. отправился в Европу. В Вене ему пришлось распродать часть своих сокровищ и даже расстаться с любимой, верной львицей Бахидой, чтобы расплатиться с долгами. За то он имел удовольствие сознавать, что теперь вполне независим, и с легким сердцем поспешил в родной дом, куда и прибыл 16 июля, после пятилетнего отсутствия.

Понятно, пробыв столько лет на лоне природы и среди наблюдений за животными, Брэм уже перестал думать об архитектуре, а весь отдался естествознанию, для чего и поступил сначала в Иенский, потом в Венский университет. Тогда же началась и его литературная деятельность: он печатал орнитологические очерки в журналах и был одним из основателей немецкого орнитологического общества; в 1855 г. им были выпущены в свет «Путевые очерки с северо-восточной Африки». В следующем году он отправился путешествовать в Испанию, затем посетил Норвегию и Лапландию. В 1861 г. все отдельные статьи были собраны в книгу и изданы под заглавием «Жизнь птиц».

Слава тонкого наблюдателя и знатока животных была уже тогда так упрочена за ним, что когда герцог Эрнст Саксен-Кобургский задумал с женой предпринять путешествие в Верхний Египет и Абиссинию, он пригласил Брэма; последний незадолго пред тем женился и также взял жену в путешествие.

Результатом нового путешествия нашего натуралиста было появление в свет в 1863 г. книги об Африканской Швейцарии, как называет Брэм Абиссинию. В этом сочинении впервые ярко выступает талант Брэма, как интересного рассказчика и наблюдателя жизни животных, т. е. их внешних чувств, их быта, душевных наклонностей, характера и пр.

Тогда же у него зародилась идея — изложить общедоступным языком, в интересных рассказах и очерках, понятных и не специалистам, наблюдения, вынесенные им из своих путешествий, — и вот, в 1863 г. в Гильдбурггаузене появляется первый том знаменитой «Иллюстрированной жизни животных». Принимая во внимание то обстоятельство, что до сих пор еще не было подобного издания, можно представить, что это был за гигантский труд. Правда, Брэму помогали: проф. Ташенберг, взявший на себя статьи, касающиеся насекомых и пауков, и Оскар Шмидт, принявший на себя разработку статей о низших животных, а труд иллюстраторов разделили между собой художники Кречнер и Э. Шмидт, тем не менее главная часть работы лежала целиком на самом Брэме, и он только в 1869 г. мог кончить свое сочинение; вышло 6 объемистых томов.

Во время издания первого тома этого труда Брэму предложили место директора Зоологического сада в Гамбурге. Он с готовностью принял это предложение, устроил и расширил сад, но не мог долго ужиться с заправилами его, местными зоологами, и в 1866 г. покинул Гамбург. За два года перед этим его постигло семейное горе: скончался старик отец. Его смерть сильно поразила молодого натуралиста.

После Гамбурга мы видим Брэма на месте устроителя Берлинского аквариума, одного из наиболее популярных ныне учреждений германской столицы. И здесь Брэм употребил все свои силы, применил все свои знания (между прочим, тогда пригодилось ему и архитектурное искусство, когда-то изучаемое им), чтобы сделать Аквариум образцовым. Он добился своего, но и здесь не мог ужиться и в 1874 г. бросил место.

С тех пор он жил только литературными трудами или чтением лекций; лектор он был прекрасный: читал просто, но в высшей степени увлекательно.

С 1872 г. он стал писать свою книгу «Птицы в неволе», сделавшуюся настольной для всех любителей птиц. Сочинение это затянулось до 1876 года. Покончив же с ним, неутомимый работник принялся за 2-е издание своей «Жизни животных», значительно дополненное и переработанное им.

Но еще раньше окончания этого труда, в 1876 г., ему представилась возможность совершить путешествие по Сибири на средства, доставленные бременскими купцами и отчасти известным сибирским деятелем Сибиряковым. Брэм объехал тогда часть Туркестана до Алатау, затем значительную часть Сибири, до Карского моря. Путешествие дало ему богатый материал не только по зоологии, но и этнографии: ему пришлось близко познакомиться со многими инородами, именно, с калмыками, киргизами, остяками, вогулами, самоедами… Несомненно, одно описание этой поездки дало бы много интересного. Но Брэм не успел сделать этого.

Сибирское путешествие было последним значительным путешествием Брэма. С тех пор он предпринимал только небольшие, хотя и с научной целью поездки в Венгрию и Испанию (1878-79 гг.); впрочем, в 1883 г. он побывал и в Сев. Америке, где читал популярные лекции о своих путешествиях.

Эти годы были временем, когда на него со всех сторон сыпались знаки отличия (ордена), особенно с тех пор (1877 г.), как он познакомился с принцем Рудольфом Габсбургским, который вскоре сделался его близким другом. Но, наряду с отличиями, за это же время на Брэма обрушивались и удары судьбы: вскоре по возвращении из Сибири он потерял мать, в 1877 г., а в следующем году — жену, бывшую ему верной спутницей и помощницей в течение их супружеской жизни. Наконец, в бытность его в Америке у него скончался общий любимец семьи — младший сын.

Эти невзгоды, в соединении с усиленными занятиями, так расстроили здоровье Брэма, что он вернулся из Америки совсем больной. У него образовалась болезнь почек, которая и довела его до могилы. 11 ноября 1884 г. знаменитого натуралиста не стало. Распространилось известие, что он незадолго перед смертью ослеп: это — неверно.

В молодости Брэм был высоким, красивым мужчиной с умным, выразительным лицом; высокий лоб, орлиный нос, приветливые голубые глаза, длинная темная борода и довольно длинные волосы придавали особую выразительность его фигуре. Что касается его характера, то он отличался откровенностью и прямодушием, иногда доходившими до резкости. Эти качества доставили ему много врагов. О своих заслугах он выражался скромно, никогда не рисовался, но не любил и лести. В обществе это был веселый, живой собеседник, смешивший всех своими юмористическими рассказами и выходками.

Капитальнейшее произведение покойного, «Жизнь животных», впоследствии было еще раз переработано и дополнено немецким ученым и путешественником, проф. Пехуэль-Леше, выпустившим в 1890 г. третье его издание. Впоследствии делались и другие дополнения, соответственно новым исследованиям над животными, в так называемых сокращенных изданиях. Таким образом, труд покойного натуралиста и теперь стоит на высоте современной науки, оставаясь интересным и глубоко поучительным для всякого читателя.

Общий очерк царства животных[2]

Глава первая

Природа, как театр жизни животных

Ничто в природе не вечно; все беспрестанно разрушается и восстанавливается, перестраивается, изменяется. Силы природы медленно, но беспрерывно работают в двух направлениях: прежнее изменяют или разрушают, новое созидают. Деятельность эта проявляется одинаково и в живой, организованной природе, и в так называемой мертвой природе. Стоит только присмотреться к многочисленным явлениям нашей планеты, чтобы уразуметь величие совершающихся изменений и бесчисленные взаимодействия, в которые вступают между собою различные силы природы. Кажущаяся на первый взгляд мертвой, природа в действительности живет полной жизнью.

Перед нами — альпийский ледниковый ландшафт… Тысячи ручьев бегут по поверхности глетчера;[3] из-под земли слышен глухой стон скал, отрываемых ползучим ледником со дна его ложа, треск камней, перекатываемых невидимой рукой по скатам морен, слышится гром падающих лавин, разрушающих все на своем пути, — все это ясные и отчетливые голоса природы, понятные для просвещенного наукой наблюдателя. Изъеденные и источенные вершины скал, многие миллионы кубических саженей[4] камня, щебня и мусора, нагроможденные по сторонам древних хребтов в виде россыпей, мощные водные отложения в устьях рек, изуродованные и разрушенные морские берега, пласты лёсса,[5] залегающие на протяжении многих тысяч квадратных верст,[6] — представляют разрозненные страницы огромной книги геологической летописи.

Могучие силы природы, вода в различных состояниях, ветры, климатические факторы, — дружно работают в течение многих тысячелетий и производят разнообразные изменения на земной поверхности. Если мы примем это во внимание, то нам становятся понятными многие географические факты, заученные в детстве бессознательно. Мы понимаем, почему к горным хребтам Альп, Урала, к сибирским хребтам, всегда примыкают широкие, плоские равнины, состоящие из обломков и щебня, почему по этим равнинам текут со стороны гор реки, почему море на большое пространство мелеет в тех местах, где в него впадают могучие водные потоки, в устьях которых находятся обширные дельты. Для нас становится совершенно понятным и вероятным утверждение геологов, что в предыдущую геологическую эпоху такие горы, как, напр., Альпы, были на 2000 метров выше, чем в настоящее время, что во многих местностях, где в настоящее время простираются плоские равнины, раньше были значительные углубления, в виде больших озерных впадин, постепенно заполненные землистыми отложениями рек. Мы знаем, что Женевское озеро 50 000 лет тому назад было вдвое более, чем в настоящее время, а еще через такой же промежуток времени, вероятно, совершенно заполнится осадками, приносимыми рекою Роной из Альп. Отсюда не трудно вывести заключение, что со временем высочайшие горные хребты размоются до основания, а современные впадины заполнятся и превратятся в плоские равнины. С другой стороны тектонические процессы: вулканические явления, землетрясения, вековые колебания суши, а также разрушающая деятельность воды, ветров, неустанно работают над новыми и новыми изменениями лика земной поверхности.[7]

Так непрерывно изменяется мертвая природа, которая на первый взгляд кажется совершенно неизменяемой, навеки застывшей в тех формах, которые созданы Творцом.[8]

Если теперь мы обратимся к живой, организованной природе, то там найдем еще более наглядное доказательство беспрерывно совершающихся всевозможных изменений, которые приводят к поразительному разнообразию форм растительных и животных организмов.

Долгое время в науке господствовало убеждение, что все эти бесконечно разнообразные формы организмов существуют в неизменном виде от начала веков, но с течением времени многочисленные доказательства заставили изменить это мнение. Еще в начале XVIII столетия ученые убедились в том, что многочисленные окаменелости и отпечатки, похожие на животных и на растения, которые массами находятся в различных напластованиях земной коры, не представляют собой случайной игры природы, но действительно — остатки и следы некогда существовавших на земле организмов. Внимательно изучая подобные остатки и окаменелости, натуралисты пришли к заключению, что животные и растения прежних эпох значительно отличались от современных нам форм. Стало очевидным, что целые группы организмов, раньше существовавших на земле, вымерли и, наоборот, в настоящее время мы видим такие формы, которых раньше не было на земле.[9]

Отличия современных форм от раньше существовавших определились с течением времени с такой ясностью, что знаменитый натуралист Кювье в начале прошлого столетия создал целую теорию катаклизмов, по которой на земле неоднократно происходили коренные перемены физических условий, сопровождавшихся окончательным уничтожением всех животных и растений, на смену которых появились путем повторных творений новые организмы.

Однако теория эта продержалась не долго, и на смену ей появилось новое учение, о постепенном, непрерывном изменении форм организмов. В настоящее время доказано, что внезапных коренных переворотов в природе не существует, а все изменения происходят медленно, но непрерывно. Многочисленные факты убеждают нас в том, что и в настоящее время непрерывно совершаются изменения в составе растительных и животных царств различных стран. Мы видим, что даже за короткую эпоху исторического существования человека общая картина органической жизни тех или других стран сильно изменилась.

Возьмем для примера Северную Италию. Эта благословенная страна в настоящее время представляется путешественнику одним сплошным роскошным садом. Повсюду оливковые рощи чередуются с апельсинными, лимонными, среди них простираются обширные виноградники, окаймленные и разделенные аллеями тутовых деревьев, по склонам гор лепятся итальянские сосны (пинии), кудрявые пальмы, развесистые платаны; гордо смотрящие в поднебесье кипарисы украшают сады, вместе с лаврами, миртами, магнолиями, миндальными и гранатовыми деревьями, персиками и многими другими. Повсюду кактусы, опунции и оригинальные агавы. Поля, покрытые сочно-зеленым рисом, широколистным маисом,[10] кормовыми травами и лишь изредка зерновыми хлебами, всюду обрамлены рядами плодовых деревьев. Вечно зеленая, с десятками разнообразных колоритов и цветов, смотрится эта роскошная флора в ярко-лазоревое небо, залитое теплыми лучами блистающего солнца. Ни одно дерево Северной Европы не нарушает гармонии южной флоры этой очаровательной страны.

Между тем существует несомненное доказательство того, что в Северной Италии раньше растительность была иная, и природа не имела такого нарядного вида. Две с половиной тысячи лет тому назад характер природы в Северной Италии был совсем иной. Склоны гор ее были тогда покрыты дремучими лесами, состоящими из деревьев, характерных для северной или средней полосы Европы: елей, сосен, берез, лиственниц, отчасти дубов и буков. Лучи солнца не проникали до земли сквозь густые ветви этих деревьев, и у подножия их, на холодной почве, росли лишь мхи да лишайники. Но постепенно, с увеличением населения, леса эти были истреблены, а на смену им появились вышеперечисленные экзотические растения. Лавры, мирты, гранаты и оливковые деревья распространились в Италии из Греции; из Сицилии были привезены кипарисы уже в III веке до Рождества Христова; платаны и пинии привезены с востока и акклиматизированы в Италии лишь в конце периода республики; вишни появились впервые во времена Августа, в III веке перенесены лимонные деревья, шелковица и каштаны в IX вехе, померанцы перенесены арабами в XI столетии, в XVI веке португальцы привезли из Южного Китая апельсинные деревья, а в половине XIX века в Италию привезены мандарины, в XV столетии из Египта был перенесен рис, в XVI столетии — из Америки маис, наконец, в XIX веке перенесены; алоэ, агавы, опунции и магнолии.

Перед миллионами этих растений быстро отступали и, наконец, исчезли растения прежде господствовавшие в стране, так что в настоящее время в этом блестящем обществе южных растений с трудом можно найти одиноко стоящую лиственницу или пихту.

Изменения характера растительности повлекли за собой и коренные преобразования в составе фауны страны. Достаточно сказать, что каждая древесная порода имеет своих животных, исключительно приуроченных к ней, в особенности насекомых и птиц, так что, с исчезновением целого ряда растительных пород, несомненно произошло сильное изменение и в царстве животных.

Только что описанный ход постепенного изменения природы в Италии беспрестанно повторяется и во многих других странах. В течении десятков столетий Европа обменивалась с Азией растениями и животными; с открытием Нового Света установился новый живой обмен, и теперь мы находим на территории Соединенных Штатов Северной Америки более 700 видов различных европейских растений, а такие американские растения, как, например, картофель, маис, табак — распространены по всему Старому Свету.

Что касается животного населения, то в нем также в широких размерах беспрестанно происходит обмен даже между весьма отдаленными странами. Известны многие примеры, когда животные, завезенные в другую страну более или менее случайно, настолько акклиматизируются в своем новом отечестве, что становятся даже характерными представителями местной фауны.[11] Так, общеизвестен факт сильного размножения лошадей и рогатого скота в привольных травянистых степях Америки и Австралии, хотя эти животные появились там всего IV столетия тому назад. Лет 100 тому назад из Европы было случайно завезено в Америку маленькое насекомое — гессенская муха,[12] которая теперь производит на полях Америки большие опустошения; страшный бич виноделия в Европе филоксера, всего лет 30 тому назад завезена из Америки; кролики, бесчисленными полчищами истребляющие поля австралийских хозяев, также привезены из Америки.

Все подобные примеры, которых можно было бы привести сколько угодно, наглядно показывают, как может изменяться природа даже в очень короткий, сравнительно, промежуток времени. Но понятно, что перемены эти могут быть несравненно значительнее на протяжении огромного промежутка времени.

В различных частях Европы от времени до времени находят остатки прежней фауны и флоры этой части света. Лет 30 тому назад в Северной Швейцарии открыто было несколько пещер, которые в отдаленные времена служили убежищем для первобытного человека. В них очень часто находят, вместе с костями человека и различными произведениями рук его, также кости современных ему животных. Тщательные исследования этих остатков, сохраненных в нанесенной водой почве, с несомненностью убеждают, что в ту отдаленную эпоху в этой части Европы состав животных был совершенно иной, чем в настоящее время. Наука открывает нам следующую картину природы, современной первобытному человеку. В лесах тогдашней Швейцарии паслись совершенно вымершие позднее первобытные быки, туры (Bos primigenius) и зубры (Bison priscus); рядом с ними ходили стадами северные олени, которые теперь обитают лишь в полярных странах, а также мускусные быки, живущие теперь только в Северной Америке и в Гренландии; каменные козлы, благородные олени, табуны лошадей, гигантские мамонты и носороги, близкие родственники современных слонов и носорогов, которые обитают в Африке и в Южной Азии. Из хищных зверей, кроме волка, лисицы, дикой кошки и медведя, в лесах тогдашней Швейцарии водились также: россомаха и песец, нынешние жители арктических стран, а также и львы, и красная лисица. Трудно даже и вообразить себе в настоящее время столь пеструю фауну этого уголка Европы. Как будто нарочно собрались сюда самые характерные животные со всех концов света, чтобы сложить свои кости в пещерах Швейцарии. Слоны и носороги тропической Азии, африканские львы, мускусные быки арктической Америки, северные олени и песцы полярных стран Европы, лошади среднеазиатских степей собрались вместе в лесах и на полях Северной Швейцарии. И много веков это разнохарактерное общество жило здесь вместе, пока изменившиеся физические условия не разогнали их по отдаленным друг от друга уголкам света.

Приведенных примеров достаточно для того, чтобы уразуметь, что живая природа, окружающая человека, с течением времени изменяется; на наших глазах происходит истребление целых пород, вымирание видов, распространение новых пород животных и растений в той или другой стране. Если вдуматься во всю совокупность подобных фактов, в изобилии доставляемых нам современной наукой, то становится очевидным, что основным фактором в окружающей нас природе является изменение, перестройка, прогресс.

Существует бесчисленное множество наглядных доказательств, что организмы в течение веков прогрессируют в своей организации, что древние формы обладают менее совершенной организацией, чем современные.

Однако изменения в органической природе не везде совершаются с одинаковой скоростью. В тропических странах современные животные и растения более сходны с древними, чем формы умеренных или полярных стран. Так, в жарких странах мы в настоящее время находим многочисленные формы растений бесцветковых и однодольных, которые, как известно, были господствующими в прежние эпохи и появились на земле ранее цветковых и двудольных. В животном царстве тропических стран мы находим сумчатых,[13] однопроходных, лемуров, которые в настоящее время совершенно отсутствуют в умеренном поясе, но были там в древнюю эпоху. Из класса птиц в тропических странах также находятся многие породы, близко родственные к вымершим допотопным животным, как-то: страусы, казуары, бескрылы и др. Таким образом оказывается, что фауна и флора жарких стран менее удалилась в современную нам эпоху от форм прежде существовавших, тогда как в странах умеренных и холодных произошли более коренные изменения в составе органического мира.[14]

Если принять во внимание изменение физических условий на земле, которое происходило в прежние эпохи, то вышеуказанный факт сделается понятным. Действительно, мы знаем, что в одну из предшествующих нам эпох в нынешних полярных странах был такой же жаркий климат, как теперь на экваторе; здесь росли пальмы и тропические папоротники, в море обитали полипы, которые могут жить лишь в теплой воде (20 °C), но с течением времени климат этих стран постепенно изменился, а соответственно новым физическим условиям должна была измениться организация растений и животного населения; отсюда понятно, почему формы умеренных и полярных стран ушли в своем развитии далее форм тропических, которые и теперь живут приблизительно в тех же самых условиях, как и раньше. Еще большую устойчивость форм животного и растительного царства можно наблюдать на глубине морей. Физические свойства воды, — температура, плотность, степень солености, на большой глубине не подвергаются во времени почти никаким изменениям. Отсюда понятно, что растительные и животные организмы, обитающие в глубине морей, имеют большое сходство с самыми древними организмами, которые в своем развитии как бы задержались.[15]

Глава вторая

Основные формы животных

Мы видели, что в природе все беспрестанно изменяется, перестраивается, совершенствуется, но вместе с тем каждому известно, что основная форма тела[16] животных сохраняется неизменной, не только при самых разнообразных внешних условиях, но и во времени; говоря об основной форме тела, мы имеем в виду не мелкие, более или менее случайные, изменения в наружности или во внутренней организации, которые наблюдаются у различных индивидов, даже у одного и того же вида, — дело идет об основной форме или основном плане построения организма, т. е. о неизменно закономерном размещении внутренних и наружных органов. Вот этот-то общий план тела у всякого животного остается более или менее неизменным и является результатом определенного устройства и деятельности организма на окружающую среду, которая, со своей стороны, оказывает обратное взаимодействие. Самым главным свойством животного организма, которым он наиболее отличается от растительного, несомненно, является подвижность, и ею главным образом определяется тот или иной план строения животного.

Можно различить три основных формы животных организмов: сфероидальную,[17] лучистую[18] и двустороннесимметричную.[19]

Сфероидальная форма встречается только у низших животных и характеризует наименее сложную организацию. Простота устройства тела таких животных (например, амебы, корненожки, грегарины, а также и множества низших растительных организмов) доходит до полного почти устранения всяких внутренних органов и внешней дифференцировки. Вследствие этого все точки поверхности тела во всех отношениях равнозначны. Такое животное может передвигаться в любом направлении, так что осей движения у них существует бесчисленное множество.

Лучистая форма тела наблюдается у животных с более совершенной организацией. У них все тело разделено на несколько одинаковых частей, которые лучеобразно расходятся от одного общего центра. Самым характерным представителем таких животных являются морские звезды. Животные эти сравнительно высоко организованы: у них есть внутренний скелет, мускулы, пищеварительные, кровеносные и выделительные органы, нервная система, органы чувств.

Главнейшей особенностью этих животных является то, что все пять лучей совершенно сходны между собой по внутреннему строению и наружной форме, имеют такой же скелет, такие же органы и независимы в своих отправлениях. Каждый из таких лучей, если его отделить, может превратиться в новое животное.

По отношению к движению, лучистая форма имеет то удобство, что животное может передвигаться по направлению нескольких осей, именно по оси каждого луча. Если морская звезда желает переместиться по какому-нибудь направлению, то ей нет надобности предварительно устанавливать тело в определенном положении, так как она легко может передвинуться по направлению любого из своих лучей. Лучистые животные, к которым, кроме звезд, также принадлежат морские ежи, медузы, лилии и др., живут исключительно в воде и двигаются очень медленно.

У других животных соответственно более сложным внешним влияниям и вследствие потребности в более быстрых передвижениях выработалась двусторонне симметричная форма тела: у них все органы тела группируются вокруг одной оси, по которой и совершается передвижение. Обе половины тела, расположенные по бокам оси, являются совершенно одинаково устроенными, а верхняя и нижняя различны, точно также как передние и задние концы главной оси. Хотя двусторонняя симметрия свойственна многим водным животным, но для наземных животных она является единственным планом строения.

Если мы рассмотрим условия передвижений[20] на суше, то нам станет понятным такой план устройства наземных животных. Передвижение по суше представляет для животного менее благоприятные условия, чем в воде, где со всех сторон окружает одна и та же среда и где каждое животное теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им вода. Трение о поверхность земли обусловливает образование снарядов, облегчающих передвижение, которые и появляются у животных в форме конечностей. Чтобы такие подпорки могли удерживать тело в равновесии, они должны быть размещены равномерно по обеим сторонам тела; отсюда и понятно, почему конечности всегда являются в четном числе и размещаются по обеим сторонам оси, причем, в силу закона экономии и возможной простоты, они располагаются на каждой стороне в один ряд. В силу тех же законов, число конечностей, по мере совершенствования организации, уменьшается. Так, у тысяченожек имеется множество пар конечностей, у пауков их только четыре пары, у насекомых — три, а у позвоночных только две пары конечностей и, наконец, у птиц и у человека для передвижения по земле служит лишь одна пара ног. У наиболее высоко организованных животных вдоль главной оси развивается твердая костяная опора или — позвоночный столб, около которого группируются все органы. Так как сторона, на которой образовались конечности, всегда обращена вниз, а противоположная ей — вверх, то произошло определенное размещение внутренних органов, из которых все более чувствительные помешены ниже позвоночного столба, а все менее чувствительные органы, главным образом двигательные мускулы, расположились в верхней части тела. Таким образом выработалось различие между спинной и брюшной половиной тела. Движения у двустороннесимметричных животных нормально совершаются по направлению их главной оси, так что животное перед тем, как двинуться, должно предварительно придать своему телу определенное положение, т. е. поставить свое туловище таким образом, чтобы ось была обращена к точке, куда должно совершиться передвижение. Дальнейшее усложнение организации выражается в выработке приспособлений к передвижению не только по определенному направлению, но и в определенную сторону. Этим обусловливается различие между передней и задней стороной тела. На той стороне, которая при движении находится впереди, располагаются те органы чувств, которые уже на некотором расстоянии могут ознакомить животное с тем, что совершается впереди него; здесь же в большинстве случаев располагаются органы защиты или нападения и органы для принятия пищи. Таким образом передний конец анатомической оси животного превращается в особый снаряд, чрезвычайно сложно устроенный, называемый головою. В то же время на заднем конце тела появляются приспособления, назначение которых также определяется функцией движения. Именно, задний конец позвоночного столба вытягивается и образует хвост, который у водяных животных исполняет то же назначение, как и конечности, т. е. служит органом движения, а у наземных животных имеет самое разнообразное назначение.

Таким образом расположение всех главнейших органов в теле двустороннесимметричных животных является следствием появления симметрично поставленных конечностей, что в свою очередь обусловливается удержанием только одной оси тела. Итак, основная форма тела есть внешнее выражение всего, внутреннего строения, и потому не удивительно, что основная форма тела животных сохраняется при самых разнообразных условиях жизни.

Тем не менее в строении тела некоторых животных наблюдается переход от лучистой симметрии к двусторонней. Так, голотурии, имеющие форму огурца, устроены по типу лучистой симметрии, но двигаются одним концом вперед, а некоторые виды их всегда одной стороной вниз, а другой вверх. Таким образом, у голотурий передний конец играет роль головы, а нижняя сторона тела роль брюшной стороны. Такие же переходные формы наблюдаются и у морских ежей. Хотя большинство ежей устроено по плану лучистой симметрии, но у некоторых видов бывает ясно выражена двусторонняя симметрия.

Глава третья

Основные свойства животных. Питание

Как ни разнообразна организация животных, но все они обладают некоторыми общими свойствами, каковы: 1) питание, 2) приспособляемость, 3) сознательное движение, 4) размножение и развитие. Сознательные движения животных — это их образ жизни, которому посвящено все настоящее сочинение («Жизнь животных»). Здесь же рассмотрим пока 3 остальных общих свойства,[21] начиная с питания.[22]

Каждое животное принимает пищу, без чего не мыслимо самое существование его.[23] Необходимость постоянно вводить извне в организм новые массы питательного вещества обусловливается для всех животных тем, что частицы, из которых состоит живой организм,[24] беспрестанно изменяются, разрушаются и поэтому должны постоянно возобновляться. Самый жизненный процесс главным образом и заключается в этом беспрерывном изменении и возобновлении веществ, составляющих организм. Извне поступает кислород, который окисляет сложные органические вещества, из которых построены ткани животного, и разрушает их, причем образуются менее сложные соединения, именно: углекислота, вода, мочевина, некоторые минеральные соли, которые удаляются из организма: углекислота через посредство органов дыхания, остальные вещества при помощи особых выделительных органов. Именно это беспрестанное изменение химического состава материи, из которой слагается организм, и является источником всех сил (теплота, электричество, мускульная и нервная работа и др.), наличностью которых характеризуется живой организм.

Очевидно, что при постоянной потере веществ, которую несет организм во время своей жизни, столь же беспрестанно должно происходить и возобновление их введением новых веществ, которые, будучи известным образом переработаны, могли бы стать на место разрушенных, так как только таким образом может поддерживаться существование живого организма. Под влиянием такой необходимости, каждое животное питается, т. е. вводит из окружающей природы внутрь своего тела различные вещества, перерабатывает их определенным образом и полученные новые частицы размещает по различным тканям своего тела, где в них ощущается надобность; таким образом происходит восстановление веществ, утраченных при разнообразных жизненных процессах. Организм животного беспрестанно возобновляется; в каждом органе, в каждой частице его ткани непрерывно совершается разрушение вещества и замена его новыми, вновь приобретенными извне.

В этом процессе, называемом вообще обменом веществ, можно различать два ряда химических явлений: а) явления, сопровождающие разрушение веществ, продукты которого удаляются тем или другим способом из организма, и б) процесс восстановления тканей, который и есть питание в широком смысле.

Первый ряд химических явлений составляет предмет физиологии. В этой науке рассматривается, как изменяются состав и строение тканей организма в ходе жизненных процессов; она же знакомит нас с процессами химического обмена веществ, который происходит в тканях, а также с процессами восстановления их путем усвоения принятой пищи и выделения получающихся при этом продуктов.

Для зоолога главный интерес представляет лишь одна сторона сложного процесса питания, именно способ добывания пищи, т. е. те приемы и приспособления, какими обладает животное для удовлетворения потребностей питания.

Можно различать четыре главных способа добывания пищи животными: 1) простое пищедобывание; 2) комменсализм;[25] 3) симбиоз[26] и 4) паразитизм.[27]

Простой способ добывания пищи наиболее распространен в царстве животных. Громадное большинство животных добывает себе пищу прямо, без каких-либо особых приспособлений и ухищрений. Одни животные кормятся растениями, другие поедают различных животных и делают это самыми разнообразными способами, соответственно своей организации, но при этом не вступают в какие-либо определенные отношения с животными или растениями, которые служат им пищей. Хотя способ этот самый простой, но для зоолога он представляет чрезвычайно много поучительного и важного, так как те или другие приемы в добывании пищи и род ее кладут резкий отпечаток на свойства самого животного. Род пищи, которую обыкновенно употребляют животные, и способ ее добывания настолько связаны с организацией его, что зоолог не затруднится определить одно на основании другого.

Так, например, травоядные и хищные млекопитающие,[28] резко различаются между собой как устройством скелета и общим видом внешних форм, так и внутренней организацией. Достаточно указать на устройство зубов и челюстей, на основании которого можно легко разделить между собой даже животных, принадлежащих к одной и той же из этих двух групп. Соответственно роду пищи изменяется устройство пищеварительных органов, орудий нападения или защиты, наконец, наружная форма тела, которая всегда бывает приспособлена к добыванию пищи тем или иным способом. Скелет и мускулатура травоядных животных более грубы и менее развиты, чем у хищников, у которых кости тоньше, но тверже, мускулы не столь объемисты, но развитее и плотнее. Поэтому хищники всегда осиливают травоядных животных не только равной с ними величины, но часто и значительно больших.[29]

Точно также у птиц во всем построении их тела, во внешних их формах и в устройстве органов очень ясно выражена зависимость от рода пищи. Сильный крючковатый клюв, крепкие ноги, вооруженные когтями, отлично приспособлены у орла или сокола к их хищническому образу жизни. Язык дятла[30] снабжен твердым острием, которым он вынимает из-под коры личинок насекомых. Чтобы добраться до этих личинок, дятел должен долбить дерево, для чего его тело должно иметь определенное положение и устойчивость, и вот природа снабдила его крепкими костями; толстые хвостовые перья, устанавливаемые в определенном положении сильными мускулами, образуют сзади прочную подпорку, а крепкий, острый клюв, как хорошая кирка, легко долбит не только кору, но и древесину. У колибри,[31] которые питаются мелкими насекомыми, живущими в цветах, язык снабжен на конце маленькой кисточкой из роговых волосков; посредством ее колибри с удобством может доставать насекомых из глубины цветочного венчика. Подобных примеров очень хитро устроенных приспособлений к добыванию известного рода пищи можно найти бесчисленное множество, особенно в классе насекомых.

Есть очень много животных, которые ищут покровительства другого, более могущественного животного, чтобы под его защитой добывать себе пищу или же с целью пользоваться крохами от стола своего покровителя. Такой способ пищедобывания называется комменсализмом.[32]

В простейшем случае этого рода между некоторыми животными устанавливается нечто вроде союза для общей пользы, или полезного только слабейшему члену, но совершенно безразличного для покровителя.

Вот несколько примеров. В степной полосе Южной России скворцы целыми стаями держатся около стад, так как в навозе скота для них всегда имеется обильная пища в виде многочисленных насекомых, которые там поселяются. Издавна известен союз между пахарем и грачами, которые целыми стаями слетаются, лишь завидят соху; их привлекают личинки насекомых, которые они могут доставать из разрыхленной почвы. В африканских степях страусы и квагги обыкновенно держатся вместе, и такой союз приносит им обоюдную пользу. Действительно: высокорослые страусы легче, чем квагги, могут заметить приближающуюся опасность, а квагги с своей стороны полезны страусам тем, что в навозе их разводятся большие жуки, составляющие лакомство для страусов. Травяные вши поселяются целыми колониями в муравейниках и живут со своими хозяевами в добром согласии, угощая их сладкой жидкостью, которую они выделяют, и расплачиваются таким образом за ту защиту, какую оказывают им сравнительно хорошо вооруженные муравьи. Очень многие насекомые, так называемые «копрофаги», живут исключительно в навозе некоторых млекопитающих и настолько связаны с ними, что без этих животных не могут существовать.

Комменсализм принимает вид еще более тесного союза в том случае, когда слабейший член поселяется внутри самого тела своего покровителя или на поверхности его, но это еще не паразиты, о которых речь будет дальше: комменсалист в таком случае питается не телом и не соком своего покровителя, а лишь перехватывается себя часть его пищи.

В Тихом океане водятся рыбы[33] из рода Fierasfer, которые почти никогда не встречаются на свободе, а всегда поселяются в пищеварительной полости различных морских животных: морских звезд, голотурий и др. В реках Бразилии водится один сом, у которого во рту преспокойно живут целые общества маленьких рыбок; они помещаются между выростами костей и в складках стенок ротовой полости. Устроившись таким образом во рту у сома, рыбешки эти находятся в полной защите от врагов и в то же время кормятся частицами той пищи, которую заглатывает сом. У низших животных подобные случаи комменсализма наблюдаются еще чаще. Многие раки поселяются в раковинах живых моллюсков. Еще Плиний описал такой способ сожительства краба, которого он назвал Cancer custos (т. е. сторож), с моллюском Pinna; сидя между полуоткрытыми створками раковин, краб быстрыми движениями своих жаберных жгутиков привлекает к ротовому отверстию своего хозяина струю, которая приносит ему пищу, и этим отплачивает за ту безопасность, какую он может в случае надобности находить под створками раковины моллюска.[34] Некоторые маленькие рачки поселяются даже в полостях губки, причем, войдя туда маленькими, они вырастают настолько, что не могут выйти наружу и остаются вечными узниками, но за то пользуются полною безопасностью и без всякого труда со своей стороны получают пищу. Многие гидромедузы и некоторые черви точно также поселяются в полости губок, чтобы жить в большей безопасности от врагов.

Во всех вышеприведенных случаях союз или сожительство продолжаются неопределенное время, но бывают случаи комменсализма лишь на короткое время личиночной стадии.

Подобный пример представляет речная жемчужница (unio). Из яичек этого моллюска развивается личинка, которая, поместившись на дне водовместилища или на каком-либо подводном предмете, начинает раскидывать вокруг себя тонкие липкие нити, вроде паутинок. Если проходящая мимо рыба коснется такой паутинки, то она приклеивается к ней, чаще всего к плавникам или к жабрам, и личинка таким образом переселяется на тело рыбы; чтобы плотнее прикрепиться, у нее существуют особые крючки. Далее начинается еще более удивительное явление. Личинка вышеупомянутыми крючками производит беспрестанное раздражение тканей своего хозяина; вследствии этого вокруг места прикрепления начинается разрастание кожицы, и в конце концов вокруг личинки образуется кольцеобразный чехлик. Такое близкое соединение личинки жемчужницы с телом рыбы продолжается все время, пока происходит развитие личинки (от 14 до 40 дней), а затем чехлик разрывается, личинка освобождается и начинает жить самостоятельно.

Еще более заслуживают внимания явления комменсализма между растениями и животными, которые наблюдаются также нередко. Муравьи, поселяясь на каком-нибудь растении, вообще защищают его от насекомых, которые вредят листьям. И вот мы видим, что растение Cecropia выработало себе особое приспособление для привлечения муравьев. Именно, на листьях у него выделяется смолистая сладковатая жидкость, которую муравьи очень любят. Кроме того, на стебле растения образовались специальные приспособления к тому, чтобы доставить муравьям удобное и безопасное помещение. Именно, в определенных местах на стебле Cecropia стенка чрезвычайно утончается так, что для муравьев не представляет никакого труда прогрызть здесь отверстие и поместиться во внутренней полости стебля. Таким образом выходит, что муравьи, за использование полицейских обязанностей, получают от растения удобное помещение и лакомую пищу. Есть и другие, не менее удивительные случаи такого сожительства.

Симбиоз представляет особую форму комменсализма, когда союз между двумя различными существами становится настолько тесным, что они представляют собою как бы части одного организма. Впрочем, многие ученые понимают явление симбиоза в более широком смысле; именно симбиоз называют всякого рода сожительством двух различных организмов, в котором оба сожителя приносят друг другу взаимную пользу. С этой точки зрения сожительство муравьев и растения Cecropia также должно считать случаем симбиоза. Самый интересный пример симбиоза представляет растительное царство, где впервые и изучена эта форма сожительства. Общеизвестное растение — лишайник — представляет прекрасный пример симбиоза грибков с водорослями, которые настолько тесно сплетаются и срастаются между собой, что образуют одно растение.

На корнях многих деревьев, напр., дуба, бука, каштана, лещины — вовсе нет всасывательных волосков, при помощи которых корни растений вбирают из почвы воду с растворенными в ней питательными веществами. Лишенные таких волосков упомянутые деревья не могли бы питаться, если бы корни их не были покрыты слоем грибных нитей, которые врастают в корни, а с другой стороны, разветвляются густою сетью в окружающей почве. Таким образом грибные нити, составляющие совершенно постороннее растение, исполняют для дуба или бука то же самое назначение, для которого у других растений имеются специальные органы.

Но в такое же тесное соединение с растениями вступают иногда и животные организмы. Так известно, что в тканях некоторых водных животных, как морских, так и пресноводных (полипов, медуз, гидр, солнечников), отлагаются зерна хлорофилла.[35] Вещество это, как известно, свойственно растениям. Долгое время предполагали, что этот хлорофилл составляет принадлежность самого животного, но впоследствии было доказано, что в тканях этих животных поселяются живые водоросли, которые, будучи выделенными, могут вести и самостоятельный образ жизни. В настоящее время известно уже множество таких водорослей, которые проводят некоторые стадии своего развития в теле упомянутых животных. Однако, помещаясь в тканях и клетках животных, водоросли эти не причиняют им ни малейшего вреда и даже наоборот, приносят им пользу. В яйцах обыкновенной пресноводной гидры почти всегда, при внимательном наблюдении, можно открыть присутствие таких водорослей, которые иногда скопляются в таком количестве, что совершенно заполняют внутренность клетки. Однако присутствие такого постороннего элемента нисколько не мешает правильному развитию яйца. Взаимная польза от такого сожительства между растением и животным становится очень понятной из следующего соображения. Зеленые растительные клетки, как известно, обладают способностью разлагать углекислоту, получаемую извне, выделяя кислород и усваивая углерод; поэтому водоросли поглощают углекислоту, выделяемую из животных клеток при жизненном процессе, и в свою очередь выделяют свободный кислород, в котором нуждаются животные клетки. С этой точки зрения скопление водорослей в тканях животных можно рассматривать, как специальную лабораторию для переработки углекислоты в кислород, и это имеет очень важное значение для жизни глубоководных животных. Действительно, на большую глубину атмосферный кислород проникает лишь в ничтожном количестве, и дыхательный обмен газов у многих животных, неподвижно приросших к морскому дну, был бы совершенно невозможен или, по крайней мере, сильно затруднен, если бы им на помощь не пришли вышеуказанные водоросли, которые снабжают животное кислородом внутри его собственного тела. Правильность вышеприведенных рассуждений подтверждается тем, что растения вступают в симбиоз только с такими животными, которые по условиям своей жизни нуждаются в кислороде. В свою очередь водоросли получают от животного не только нужную им углекислоту, а также минеральные соли и азотистые соединения.

Во всех вышеприведенных случаях союз двух различных организмов заключается для взаимной пользы обоих организмов и во всяком случае не приносит существенного вреда хозяину, приютившему у себя комменсалиста; еще более наглядна взаимная польза сожительства в симбиозе; но в природе известны примеры другого рода сожительства, когда животное или растение вступает в тесное соединение с другим организмом и извлекает из этого пользу только для себя, нанося в то же время более или менее существенный вред своему хозяину. Такой способ пищедобывания называется паразитизмом.

Паразитизм очень распространен как в животном, так и в растительном царстве. Существуют целые роды и семейства животных, которые ведут исключительно паразитический образ жизни, питаясь за счет своего хозяина, и очень часто бывают причиной различных болезней его, нередко причиняя даже смерть пораженному существу. Наглядные примеры этого будут приведены в свое время при описании низших животных, которые наиболее склонны к паразитизму.[36] Однако паразиты встречаются и среди более совершенных животных, в классе насекомых и даже среди позвоночных. Известно, напр., что некоторые рыбы из круглоротых, напр. миксина[37] (Myxine), поселяются в брюшной полости у акул.

Одни паразиты живут внутри тела своего хозяина и называются внутренними, или энтопаразитами, другие поселяются на теле снаружи и называются наружными, или эктопаразитами. Хозяевами их могут служить самые разнообразные животные, начиная от низших беспозвоночных до млекопитающих. В большинстве случаев самки и самцы паразитов ведут одинаковый образ жизни, но бывает и так, что паразитирует только самка, а самец добывает себе пищу обыкновенным способом. Объясняется это тем, что самка, откладывающая многочисленные зародыши,[38] более нуждается в пище, чем самец, который может прожить и сам собственным трудом, сохраняя при этом свободу. Бывают, впрочем, случаи, когда самец паразитирует на самке.[39]

Паразитический образ жизни почти всегда отражается на самом строении паразита. У одних появляется особое приспособление для прикрепления к данной части тела хозяина, в виде разного рода крючков или присосок, у других вырастают особые отростки, которые внедряются в тело хозяина и всасывают питательные соки, как корешки растений; очень часто даже личинки и яички паразитов бывают снабжены специальными приспособлениями для того, чтобы пристроиться известным образом. Во всех этих случаях паразит в известном направлении совершенствует свою организацию и приобретает новые органы, которые ему полезны.

Но еще чаще приспособление строения паразита идет в другом направлении: в смысле упрощения организации. Находясь в особенно благоприятных условиях, окруженный обилием пищи, живя в полной безопасности от всяких врагов, паразит не нуждается во многих органах и приспособлениях, которые необходимы животному свободно живущему. Поэтому очень часто паразиты утрачивают конечности, органы чувств, пищеварительный канал у них до крайности упрощайся, а у иных даже совсем исчезает, если паразит поселяется в кишечном канале хозяина, где может пользоваться уже переваренной пищей. Некоторые паразиты до такой степени упрощают свою организацию, что теряют все наружные органы и внутренние, за исключением лишь органов размножения.

Самое тщательное анатомическое исследование такого паразита не может установить его принадлежности к той или другой группе животных, и только наблюдая историю развития, можно увидеть родство этого организма с другими представителями животного царства и его происхождение. Для примера укажем на паразитного рака (Sacculina), который во взрослом состоянии имеет вид плоского мешочка, наполненного яйцами, без всяких внутренних или наружных органов. Не было бы никакой возможности установить родство его с другими ракообразными, если бы не удалось проследить развитие его зародыша, но оказывается, что в личиночной стадии Sacculina очень сходна с другими подобными раками, когда они находятся также в стадии личинки.

Паразитизм не только влечет за собою изменение в организации паразита, но пребывание этого последнего в теле хозяина нередко вызывает некоторое изменение и у него. Наиболее простые случаи такого влияния паразита на тело хозяина можно видеть, например, в образовании волдырей на теле рогатого скота, вследствие укушения оводов, которые откладывают под кожу животных свои яички; известно также, что на лицевых костях у рогатого скота появляются иногда характерные наросты под влиянием поселившегося там паразитного грибка (Acanthomyces). Еще более наглядные примеры такого рода представляют растения. Всем известны так называемые чернильные орешки, т. е. наросты овальной формы, которые образуются на листьях дуба. Вот как они происходят.[40]

Самка насекомого орехотворки (Cynips) прокалывает кожицу листа и откладывает туда яички; из них вскоре развиваются личинки, которые питаются клетками растения, раздражают ткани и вызывают усиленное размножение клеток; вследствие этого, в данном месте появляется нарост — вышеупомянутый орешек.

Глава четвертая

Приспособляемость животных

-

Мы видели уже, что организмы, живущие на земле, беспрестанно изменяются и, приспособляясь к условиям своего существования, совершенствуются. Несомненно доказано, что в предыдущие эпохи животных население земли сильно отличалось от ныне живущих видов.[41] Учение это настолько прочно установлено, что геолог различает напластования земной коры главным образом не по минералогическому составу их, а по окамененным остаткам животных и растений, которые в них заключаются. С другой стороны, мы видим, что между самыми разнообразными группами животных организмов существуют постепенные переходы, указывающие на родство этих форм, так что необходимо заключить, что все ныне живущие животные представляют собою прямых потомков разнообразных организмов, которые населяли землю в предыдущие эпохи. Мы видели также, что и сама природа, окружающая нас, беспрестанно изменяется. Если сопоставить два ряда этих беспрестанных изменений — в среде организмов и в самой природе, — то само собой является очень естественным заключение, что изменения условий жизни и есть причина прогресса в организации животных и растений. Однако все эти изменения строений организмов совершаются настолько медленно, что непосредственным наблюдением их нельзя заметить. Мы не можем усмотреть в современных нам животных процесса изменения в устройстве их организма, но можем с точностью констатировать общую сумму этих изменений, которая накопилась в течение долгого промежутка времени.

Удивительная целесообразность, какая замечается во всей органической природе, поразительная приспособленность каждого животного и каждого растения к окружающим его условиям жизни, составляют также наглядное доказательство того влияния, какое природа оказывает на все живые существа.

Действительно, все животные, при внимательном наблюдении, оказываются в высокой степени приспособленными ко всей обстановке, среди которой им приходится жить. Очень часто животные всею формою своего тела или окраской и разрисовкой удивительно похожи на некоторые предметы их обычной обстановки,[42] которые, однако, не существовали от самого начала земли, а появились лишь в позднейшую эпоху; они обладают такими свойствами и манерами, которые позволяют им укрываться на совершенно ровной местности, умеют применяться ко всем климатическим переменам и вообще являются поразительно приспособленными к местным физическим условиям. Такая приспособленность не есть, конечно, выражение разумной воли животного, так как в большинстве случаев оно не в состоянии произвольно изменить свою форму или окраску, смотря по обстоятельствам. Эта приспособленность выработалась постепенно в течение веков и тысячелетий прогрессивного развития животных, усиливаясь в каждом новом поколении, и в настоящее время достигла такой степени, что организация животных поражает нас своею разумною целесообразностью. На домашних животных мы отчасти даже можем наблюдать постепенное усиление некоторых свойств, которыми они решительно отличаются от некультурных своих предков.[43]

Из того факта, что все животные без исключения являются хорошо приспособленными к окружающим условиям жизни, можно заключить, что эта удивительная приспособленность есть следствие особого свойства животного организма, присущего всем животным и столь же общего всем им, как питание и размножение. Это общее свойство животных, называемое приспособляемостью, является последствием другой особенности организмов, именно их пластичности, т. е. способности изменяться почти до бесконечности, а изменяемость была бы невозможна, если бы организмам не была присуща способность обмена веществ. Таким образом, понятно, что приспособляемость животных является необходимым следствием обмена вещества в его организме, т. е. питания; вечно изменчивая природа, влияя всеизменяющим образом на животных, заставляет их приспособляться ко вновь возникшим условиям жизни и к новым предметам обстановки; таким путем появилось на земле бесчисленное множество бесконечно разнообразных животных форм, которые мы видим вокруг себя; они сменили собою многочисленных ныне вымерших животных, которые последовательно населяли землю в течение предыдущих эпох ее существования. Нам становится понятным, что животные прежних эпох должны были вымирать и уступать свое место новым животным, которые более приспособлены к изменившимся условиям существования. Итак, приспособляемость организмов к условиям окружающей среды есть главнейшая причина прогрессивного развития в органической природе.

Характер приспособлений разнообразен до бесконечности. Организм приспособляется к климату, к отсутствию или избытку влаги, к окружающей обстановке, к соседству других животных и т. д. Приспособления эти выражаются в окраске или форме животного, его движениях, способах питания и добывания пищи и т. п.