Помоги проекту - поделись книгой:
Михаил Антонович махнул рукой и вернулся к вычислителю.
— Петарды пускать таким отражателем, — пробормотал Жилин.
Он потянулся за комбинезоном, вытряхнул из него Варечку и принялся одеваться: в рубке снова стало холодно. Быков все еще стоял, глядел на экран и грыз ноготь. Потом он подобрал ленту записи и бегло просмотрел ее.
— Жилин, — сказал вдруг он. — Бери два сигма-тестера, проверь питание и ступай в кессон. Я буду тебя там ждать. Михаил, бросай все и займись креплением пробоин. Все бросай, я сказал.
— Куда ты собрался, Лешенька? — спросил Михаил Антонович с удивлением.
— Наружу, — коротко ответил Быков и вышел.
— Зачем? — спросил Михаил Антонович, повернувшись к Жилину.
Жилин пожал плечами. Он не знал зачем. Починить зеркало в Пространстве, в рейсе, без специалистов-мезохимиков, без огромных кристаллизаторов, без реакторных печей просто немыслимо, как, например, притянуть Луну к Земле голыми руками. А в таком виде, в таком состоянии, как сейчас, с отбитым краем, отражатель мог придать «Тахмасибу» только вращательное движение. Такое же, как в момент катастрофы.
— Чепуха какая-то, — сказал Жилин нерешительно.
Он посмотрел на Михаила Антоновича, а Михаил Антонович посмотрел на него. Они молчали, и вдруг оба страшно заторопились. Михаил Антонович суетливо собрал свои листки и поспешно сказал:
— Ну, иди. Иди, Ванюша, ступай скорее.
В кессоне Быков и Жилин влезли в пустолазные скафандры и с некоторым трудом втиснулись в лифт. Коробка лифта стремительно понеслась вниз вдоль гигантской трубы фотореактора, на которую нанизывались все узлы корабля — от жилой гондолы до параболического отражателя.
— Хорошо, — сказал Быков.
— Что хорошо? — спросил Жилин.
Лифт остановился.
— Хорошо, что лифт работает, — ответил Быков.
— А, — разочарованно вздохнул Жилин.
— Мог бы и не работать, — строго сказал Быков. — Лез бы ты тогда двести метров туда и обратно.
Они вышли из шахты лифта и остановились на верхней площадке параболоида. Вниз покато уходил черный рубчатый купол отражателя. Отражатель был огромен — семьсот пятьдесят метров в длину и полкилометра в растворе. Края его не было видно отсюда. Над головой нависал громадный серебристый диск грузового отсека. По сторонам его, далеко вынесенные на кронштейнах, полыхали бесшумным голубым пламенем жерла водородных ракет. А вокруг странно мерцал необычайный и грозный мир.
Слева тянулась стена рыжего тумана. Далеко внизу, невообразимо глубоко под ногами, туман расслаивался на жирные тугие ряды облаков с темными прогалинами между ними. Еще дальше и еще глубже эти облака сливались в плотную коричневатую гладь. Справа стояло сплошное розовое марево, и Жилин вдруг увидел Солнце — ослепительный ярко-розовый маленький диск.
— Начали, — сказал Быков. Он сунул Жилину моток тонкого троса. — Закрепи в шахте, — сказал он.
На другом конце троса он сделал петлю и затянул ее вокруг пояса. Затем он повесил себе на шею оба тестера и перекинул ногу через перила.
— Вытравливай понемногу, — сказал он. — Я пошел.
Жилин стоял возле самых перил, вцепившись в трос обеими руками, и смотрел, как толстая неуклюжая фигура в блестящем панцире медленно сползает за выпуклость купола. Панцирь отсвечивал розовым, и на черном рубчатом куполе тоже лежали неподвижные розовые блики.
— Живее вытравливай, — сказал в шлемофоне сердитый голос Быкова.
Фигура в панцире скрылась, и на рубчатой поверхности осталась только блестящая тугая нитка троса. Жилин стал смотреть на Солнце. Иногда розовый диск затягивала мгла, тогда он становился еще более резким и совсем красным. Жилин поглядел под ноги и увидел на площадке свою смутную розоватую тень.
— Гляди, Иван, — сказал голос Быкова. — Вниз гляди, вниз!
Жилин поглядел. Глубоко внизу из коричневой глади странным призраком выплыл исполинский белесый бугор, похожий на чудовищную поганку. Он медленно раздавался вширь, и можно было различить на его поверхности шевелящийся, словно клубок змей, струйчатый узор.
— Экзосферный протуберанец, — сказал Быков. — Большая редкость, кажется. Жалко, надо бы ребятам показать.
Он имел в виду планетологов. Бугор вдруг засветился изнутри дрожащим сиреневым светом.
— Ух ты… — невольно сказал Жилин.
— Вытравливай, — сказал Быков.
Жилин вытравил еще немного троса, не спуская глаз с протуберанца. Сначала ему показалось, что «Тахмасиб» летит прямо на протуберанец, но через минуту он понял, что корабль пройдет гораздо левее. Протуберанец оторвался от коричневой глади и поплыл в розовое марево, волоча за собой клейкий хвост желтых прозрачных нитей. В нитях опять вспыхнуло сиреневое зарево и быстро погасло. Протуберанец растаял в розовом свете.
Быков работал долго. Несколько раз он поднимался на площадку, немного отдыхал и снова спускался, каждый раз выбирая новое направление. Когда он поднялся в третий раз, у него был только один тестер. «Уронил», — коротко сказал он. Жилин терпеливо вытравливал трос, упираясь ногой в перила. В таком положении он чувствовал себя очень устойчиво и мог озираться по сторонам. Но по сторонам ничего не менялось. Только когда капитан поднялся в шестой раз и буркнул: «Довольно. Пошли», — Жилин вдруг подумал, что рыжая туманная стена слева — облачная поверхность Юпитера — стала заметно ближе.
В рубке было чисто, Михаил Антонович вымел осколки и теперь сидел на своем обычном месте, нахохлившись, в меховой куртке поверх комбинезона. Изо рта у него шел пар — в рубке было холодно. Быков сел в кресло, упер руки в колени и пристально поглядел сначала на штурмана, потом на Жилина. Штурман и Дилин ждали.
— Ты закрепил пробоины? — спросил Быков штурмана.
Михаил Антонович несколько раз кивнул.
— Есть шанс, — сказал Быков. Михаил Антонович выпрямился и шумно перевел дух. Жилин глотнул от волнения. — Есть шанс, — повторил Быков. — Но он очень маленький. И совершенно фантастический:
— Говори, Алешенька, — тихо попросил штурман.
— Сейчас скажу, — сказал Быков и прокашлялся. — Шестнадцать процентов отражателя вышли из строя. Вопрос такой: можем ли мы заставить работать остальные восемьдесят четыре? Даже меньше, чем восемьдесят четыре, потому что процентов десять еще не контролируется — разрушена система контрольных ячеек.
Штурман и Жилин молчали, вытянув шеи.
— Можем, — сказал Быков. — Во всяком случае, можем попробовать. Надо сместить точку сгорания плазмы так, чтобы скомпенсировать асимметрию поврежденного отражателя.
— Ясно, — сказал Жилин дрожащим голосом.
Быков поглядел на него.
— Это наш единственный шанс. Мы с Иваном займемся переориентацией магнитных ловушек. Иван вполне может работать. Ты, Миша, рассчитаешь нам новое положение точки сгорания в соответствии со схемой повреждения. Схему ты сейчас получишь. Это сумасшедшая работа, но это наш единственный шанс.
Он смотрел на штурмана, и Михаил Антонович поднял голову и встретился с ним глазами. Они отлично и сразу поняли друг друга. Что можно не успеть. Что там внизу, в условиях чудовищного давления, коррозия начнет разъедать корпус корабля — и корабль может растаять, как рафинад в кипятке, раньше, чем они закончат работу. Что нечего и думать скомпенсировать асимметрию полностью. Что никто и никогда не пытался водить корабли с такой компенсацией, на двигателе, ослабленном по меньшей мере в полтора раза…
— Это наш единственный шанс, — громко сказал Быков.
— Я сделаю, Лешенька, — сказал Михаил Антонович. — Это нетрудно — рассчитать новую точку. Я сделаю.
— Схему мертвых участков я тебе сейчас дам, — повторил Быков. — И нам надо страшно спешить. Скоро начнется перегрузка, и будет очень трудно работать. А если мы провалимся очень глубоко, станет опасно включать двигатель, потому что возможна цепная реакция в сжатом водороде. — Он подумал и добавил: — И мы превратимся в газ.
— Ясно, — сказал Жилин. Ему хотелось начать сию же минуту, немедленно.
Михаил Антонович протянул руку с коротенькими пальцами и сказал тонким голосом:
— Схему, Лешенька, схему.
На панели аварийного пульта замигали три красных огонька.
— Ну вот, — сказал Михаил Антонович. — В аварийных ракетах кончается горючее.
— Наплевать, — сказал Быков и встал.
Глава третья
ЛЮДИ В БЕЗДНЕ
— З-заряжай, — сказал Юрковский.
Он висел у перископа, втиснув лицо в замшевый нарамник. Он висел горизонтально, животом вниз, растопырив ноги и локти, и рядом плавали в воздухе толстый дневник наблюдений и авторучка. Моллар тихо откатил крышку казенника, вытянул из стеллажа обойму бомбозондов и, подталкивая ее сверху и снизу, с трудом загнал в прямоугольную щель зарядной камеры. Обойма медленно и бесшумно скользнула на место. Моллар накатил крышку, щелкнул замком и сказал:
— Готов, Вольдемар.
Моллар прекрасно держался в условиях невесомости. Правда, иногда он делал резкие, неосторожные движения и повисал под потолком, и тогда приходилось стаскивать его обратно, и его иногда подташнивало, но для новичка, впервые попавшего в невесомость, он держался очень хорошо.
— Готов, — сказал Дауге от экзосферного спектрографа.
— З-залп, — скомандовал Юрковский.
Дауге нажал на спуск. «Ду-ду-ду-ду», — глухо заурчало в казеннике. И сейчас же — «тик-тик-тик» — затрещал затвор спектрографа. Юрковский увидел в перископ, как в оранжевом тумане, сквозь который теперь проваливался «Тахмасиб», один за другим вспыхивали и стремительно уносились вверх белые клубки пламени. Двадцать вспышек, двадцать лопнувших бомбозондов, несущих мезонные излучатели.
— С-славно, — сказал Юрковский негромко.
За бортом росло давление. Бомбозонды рвались все ближе. Они слишком быстро тормозились.
Дауге громко говорил в диктофон, заглядывая в отсчетное устройство спектроанализатора:
— Молекулярный водород — восемьдесят один и тридцать пять, гелий — семь и одиннадцать, метан — четыре и шестнадцать, аммиак — один ноль один… Усиливается неотождествленная линия… Говорил я им: поставьте считывающий автомат, неудобно же так…
— П-падаем, — сказал Юрковский. — Как мы п-па-даем… М-метана уже только ч-четыре…
Дауге, ловко поворачиваясь, снимал отсчеты с приборов.
— Пока Кангрен прав, — сказал он. — Ну вот, батиметр уже отказал. Давление триста атмосфер. Больше нам давление не мерять.
— Ладно, — сказал Юрковский. — З-заряжай.
— Стоит ли? — сказал Дауге. — Батиметр отказал. Синхронизация будет нарушена.
— Д-давай попробуем, — сказал Юрковский. — З-заряжай.
Он оглянулся на Моллара. Моллар тихонько раскачивался под потолком, грустно улыбаясь.
— Стащи его, Григорий, — сказал Юрковский.
Дауге привстал, схватил Моллара за ногу и стащил вниз.
— Шарль, — сказал он терпеливо. — Не делайте порывистых движений. Зацепитесь носками вот здесь и держитесь.
Моллар тяжко вздохнул и откатил крышку казенника. Пустая обойма выплыла из зарядной камеры, стукнула его в грудь и медленно полетела к Юрковскому. Юрковский увернулся.
— О, опьять! — сказал Моллар виновато. — Простите, Володья. О, этот невесомость!
— З-заряжай, заряжай, — сказал Юрковский.
— Солнце, — сказал вдруг Дауге.
Юрковский припал к перископу. В оранжевом тумане на несколько секунд появился смутный красноватый диск.
— Это последний раз, — сказал Дауге, кашлянув.
— Ви уже три раза говорили «последний раз», — сказал Моллар, накатывая крышку. Он нагнулся, проверяя замок. — Прощай, Солнце, как говорилль капитан Немо. Но получилось, что не последний раз. Я готов, Вольдемар.
— И я готов, — сказал Дауге. — Может быть, все-таки кончим?
В обсерваторный отсек, лязгая по полу магнитными подковами, вошел Быков.
— Кончайте работу, — сказал он угрюмо.
— П-поч-чему? — спросил Юрковский, обернувшись.
— Большое давление за бортом. Еще полчаса, и ваши бомбы будут рваться в этом отсеке.
— З-залп, — торопливо сказал Юрковский. Дауге поколебался немного, но все-таки нажал на спуск. Быков дослушал «ду-ду-ду» в казеннике и сказал:
— И хватит. Задраить все тестерные пазы. Эту штуку, — он показал на казенник, — заклинить. И как следует.
— А п-перископ-пические н-наблюдения в-вести нам еще разрешается? — спросил Юрковский.
— Перископические разрешается, — сказал Быков. — Забавляйтесь.
Он повернулся и вышел. Дауге сказал:
— Ну вот, так и знал. Ничего не получилось. Синхронизации нет.
Он выключил приборы и стал вытаскивать катушку из диктофона.
— Иог-ганыч, — сказал Юрковский. — П-по-мое-му, Алексей что-то з-задумал, к-как ты думаешь?
— Не знаю, — сказал Дауге и посмотрел на него. — С чего ты взял?
— У н-него т-такая особенная морда, — сказал Юрковский. — Я его з-знаю.
Поделиться книгой: