Помоги проекту - поделись книгой:
Олег к тому времени достаточно даже и лично испытал, что такое Орда, теперь же он знал, что за Вожу, на которой его дружины сражались в одних рядах с московским войском, милости от Мамая ему не ждать.
Несколько иначе могли рассуждать рязанские бояре, им могло показаться, что каким-то образом можно откупиться от ордынского гнева. Они могли, наконец, рассчитывать и на простейшее для них решение: на отстранение Олега. Таких примеров во взаимоотношениях с Ордой было достаточно.
Перед Олегом встала дилемма: либо незамедлительно выступить с дружиной в Москву и присоединиться так к войску Димитрия, тем самым отдав на полное разграбление рязанскую землю, или, ловко маневрируя, усыпить бдительность Мамая и отвести его первый удар по рязанской земле до прихода к месту возможной битвы войск Мамая и Димитрия.
Он не мог не видеть, что решение покинуть рязанскую землю с дружиной вызвало бы негодование жителей рязанской земли, подняло бы на заговор бояр и его просто могли бы убить.
Но всякое маневрирование, всякая дипломатическая игра с Мамаем не могли остаться неизвестными для Димитрия, такой шаг действительно мог поставить Олега в положение изменника, и войско Димитрия до того, как придет Мамай, могло без помех уничтожить Олега.
Мы не знаем, какими клятвами был скреплен союз московского и рязанского великих князей на Воже, где они бились в одних рядах против Бегича. Несомненно одно: Димитрий доверял Олегу и не пресек его дипломатических маневров.
Дипломатические маневры Олега начались с тайных переговоров с Мамаем. Олег предложил выкуп такого размера, каким платила Рязань при хане Узбеке, и вооруженную помощь войску хана против войска московского князя.
Мамай принял условия Олега. У хана родился план военного вторжения на Русь. Он предложил Олегу вступить одновременно в военный союз с литовским князем Ягайлой.
Ордынские войска движутся с юга. Если московский князь выходит к ним навстречу, то Олег и Ягайла дают ему удалиться от московских пределов в степь и в момент начала сражения обрушиваются на московское войско с тыла.
Мамая не устраивала осада каменного Московского Кремля, ему хотелось встретиться с Димитрием в открытом поле, где можно было бы использовать все преимущества удара ордынской конницы.
Завязав переговоры с Мамаем, Олег поспешил уведомить московского князя о надвигающемся нашествии. Летописцы не сообщают, что Олег открыл и свои тайные переговоры с Мамаем.
О таких вещах и не могло быть известно летописцам. О такой игре князья могли договариваться только с глазу на глаз.
В то же время Олег посылает своего посла, все того же боярина, который вел переговоры и с Мамаем, Епифана Ко-реева к Ягайле. Епифан Кореев заключает союз с Ягайлой и договаривается о встрече рязанского войска и литовского.
Мамай переправился через Воронеж и начал кочевать вдоль реки, совсем не торопясь двигаться на Москву.
В то же время из Литвы выступил с войском князь Ягайла и стремительно двинулся к Оке, именно к южным окраинам Руси.
Двинулись полки и московские из Москвы навстречу Мамаю.
Дошли до Коломны, до переправ через Оку. Ока уже не единожды была в войнах с Ордой рубежом, на котором останавливались грабительские набеги. Удобное расположение войск для обороны по водному рубежу, крепостные стены Коломны и стены других крепостей могли помочь московским полкам держать оборону. Нет же. Димитрий не останавливается в Коломне и идет...
Вот тут опять перед нами встает вопрос: почему не на Рязань? Историки предполагают, что именно в Коломне могла окончательно открыться Димитрию измена Олега.
В Коломну сошлись почти все подручные Москве князья, дружин Олега не было.
Если бы Димитрий был уверен, что Олег замыслил предательский удар в спину, что тогда диктовала ему логика военных действий? Только одно. От Коломны до Рязани один переход, всей силой Димитрий мог навалиться на Олега и уничтожить его дружину, чтобы нечем было ударить врагу по его тылам.
Нет же? От Коломны Димитрий поворачивает в обход рязанской земли на Лопасню и переправляется через Оку, спокойно подставляя свой левый фланг под возможных удар Олеговых дружин.
Летописцы особо отмечают, что Димитрий приказал проходить по рязанской земле тихо, не обижать никого из рязанцев. Для войска того времени приказ немаловажный.
Итак, на левом фланге остается "изменник Олег". А что же с правым флангом?
Димитрию известно, что почти параллельно его движению идут войска литовского князя Ягайлы.
Очень медленно идут на соединение с московскими полками дружины Владимира Серпуховского и брянские дружины. Они своим движением как бы преграждают путь Ягайле на Москву, если бы он вдруг изменил свои намерения и решил бы напасть на незащищенный стольный город.
Владимир Серпуховской и брянские дружины, также союзные Димитрию князья литовские Андрей Полоцкий и Димитрий Трубчевский подходят с еще большей затяжкой, они появляются только у самого Дона.
Почему же?
Именно потому, что стратегическая полоса правого фланга московского войска имела решающее значение во время всего перехода тяжеловооруженных московских пехотных полков к Дону.
Удар по тылам конницы Ягайлы мог причинить больше беды. Так сдерживали Ягайлу до самого Дона.
Но вот войско московского князя переправилось через Дон и выстроилось для решающей битвы в треугольнике Дона и Непрядвы.
И Димитрий, и все его воеводы отлично были осведомлены, что войско Ягайлы находится всего лишь в одном переходе от поля сражения. На что же они теперь могли рассчитывать, на какую силу, что могло бы отвести от них удар в спину Ягайлы?
За Доном никакого резерва для отражения этого удара не оставлено. Не было оставлено никакой силы и для отражения в спину удара, если бы двинулись на московские полки войска Олега.
Заметим, что в условиях договоренности Ягайлы с Олегом входило обязательство вступления в бой только после соединения их дружин.
Итак, московские полки выстроились спиной к Дону, открыв свои тылы.
По фронту перед ними все войско Золотой Орды. Сзади две враждебные дружины Олега и Ягайлы. Почему же спокоен за свой тыл Димитрий и его многоопытные воеводы, почему спокоен Димитрий Волынский, искушенный полководец?
Объяснить это можно только одним. Димитрий Иоан-нович доподлинно знал, что Олег не ударит ему в спину. Мало того, Димитрий доподлинно знал, что Олег не выполнит условия с Ягайлой о соединении дружин, Димитрий также знал, что, если Ягайла двинется ему в спину, его остановит Олег.
Однако, получая такую тайную поддержку, за нее так же тайно и надо платить. Чем же платил Олегу московский князь?
А весь поход от Оки к Дону, выход на рубежи южнее рязанских границ, тем самым и оборона на этот раз рязанской земли от неминуемого разгрома — разве это не плата?
Димитрию, имея в тылу Ягайлу, ой как было неспокойно за Москву, оставленную без защиты. Но с выходом за рязанские границы, обороняя рязанскую землю, он приобретал надежнейшего союзника.
И для Олега вся эта сложная и хитроумная ситуация — поддержка против рязанских бояр, если бы настаивали они на активных действиях против Москвы.
Да, рязанские бояре могли восстать против того, чтобы рязанские дружины покинули Рязань и отошли к Москве, но, когда войска встали на свои места и московское войско заслонило их земли от врага, они не могли не понять, что выгоднее защищать тыл московских полков, чем надеяться на милость исконного и злейшего врага.
Мамай разбит, войско его рассеяно. Победители возвращаются в Москву. В ужасе бежит с русской земли Ягайла, оставляя летописцам оценку своего похода: "Никогда же убо бываше Литва от Рязани учима, ныне же почто язь в безумие впадох".
Димитрий имел достаточно сил, чтобы теперь-то обрушиться на изменника Олега и покарать его всей силой своего удара победителя. Ничего подобного не происходит.
Опять же в обход рязанских земель уводит он свое победоносное войско в Москву, приказав никого из рязанцев не трогать.
Спрашивается: так кого же предал Олег? Димитрия или Мамая и Ягайлу?
Однако то, что открывается нашему взгляду с высоты сегодняшнего дня, то, что было известно Димитрию из тайного соглашения с Олегом, совсем иначе могло быть расценено участниками и свидетелями событий.
Огромны были потери московского войска, погибли близкие товарищи и родные тех, кто возвращался с поля боя после боевой изнурительной страды. Как они, эти люди, могли расценивать поведение рязанцев, что, кроме досады оно могло у них вызвать?
Приказ отдан рязанцев не трогать, но приказ этот выполнить пожелали далеко не все. Не могли не сорвать своей досады многие воины и бояре на рязанцах. В ответ рязанцы оказали сопротивление, многих московских воинов взяли в плен и ограбили.
Это уже накладывало тень на отношения москвичей и рязанцев, я умышленно не говорю, что это наложило тень на отношение Димитрия к Олегу. Этого не заметно нигде и нигде не фиксируется в источниках с полной достоверностью.
Но не только в войске бродило недовольство рязанцами. Летописец сообщает: "Великому князю донесли, что Олег Рязанский посылал свою силу на помощь Мамаю, а сам переметал на реках мосты; бояр и слуг, которые поехали с Донского побоища сквозь его землю, он велел ловить, грабить и отпускать нагих".
Напрасно мы полагали бы, что и в те времена не существовало общественного мнения. Оно было, и князь не мог с ним не считаться. Но ни одного враждебного действия в отношении Олега московский князь не совершает.
Однако и объяснить истинную роль Олега, его дипломатические и военные маневры по каким-то нам неизвестным соображениям не считает нужным. Никому еще не ведомо, что последует за Донским побоищем, не соберут ли новые силы Мамай и Ягайла, время раскрывать лазутчика во вражеском стане не наступило.
Димитрий не делает враждебных шагов против Олега, но и не делает дружеских жестов. Они оказались и не нужны. Те самые бояре, которые подталкивали Олега на измену, бегут в Москву с поклоном Димитрию и просьбами о прощении рязанцев.
Того и нужно Димитрию. Нужно, чтобы бояре, а не Олег пришли к. нему за миром и союзом.
В 1381 году, когда обнаружилось, что Мамай погиб в Кафе от руки союзных ему когда-то генуэзцев, Димитрий подписывает договор о союзе с Олегом на самых выгодных условиях для московского княжества.
Олег признает Димитрия старшим братом и приравнивает себя к Владимиру Андреевичу Серпуховскому, получившему прозвище Храброго после Донского побоища.
Очень знаменательное соглашение. Младшим братом признать великого князя рязанского не составило для Димитрия затруднений, но как его приравнять к герою Куликовской битвы, к главному помощнику Димитрия в разгроме Мамая, человеку, покрывшему свое имя неувядаемой славой, не только храбростью, но и верностью знамени Москвы? Как это мог воспринять гордый князь Серпуховской?
Принял. Ибо, как самый близкий человек Димитрию, знал, конечно, какую роль играл Олег в союзе с Мамаем и Ягайлой, и по достоинству оценил его действия.
По этому договору определены границы княжеств с преимуществами для Москвы. Олег отказывается от союза с Ягайлой и обязуется действовать заодно с Москвою в отношениях к Литве, Орде и русским князьям.
Как мы видим, Олег без всяких упреков после так называемой измены принят под руку Димитрием Иоанновичем. Так ли поступил бы по тем жестоким временам великий московский князь с настоящим изменником?
Остается нам рассмотреть еще один эпизод в деятельности Олега, который также вменяется ему в преступление и измену.
Тохтамыш, одолев Мамая и захватив власть в Золотой Орде, решил исполнить то, что не удалось Мамаю: привести опять в повиновение Русь.
Тохтамыш вошел в историю как незаурядный полководец, ему чуть было не удалось вновь возвысить Одру. Он убивает всех русских купцов в Орде, задерживает торговых гостей из других земель, тайно и стремительно бросает свое войско на Русь. Но как ни стремительно двигался Тохтамыш его опережают дозорные рязанского князя из скрытых застав и притонов на дорогах из Орды на Русь.
Это так называемые сакмагоны, воины на быстроногих конях, которые выслеживали по следам от конских копыт, куда и как движутся ордынские всадники в степи.
Олег немедленно передает об этом известие в Москву. Под рукой у Димитрия мало войск после тяжких потерь на Куликовом поле. Он оставляет гарнизон в каменном Кремле в Москве и отъезжает в Переславль-Залесский собирать полки с нижегородской, суздальской, белозерской земель.
А Тохтамыш вот он уже, на границах Рязанского княжества!
Что страшнее Димитрию: удар Тохтамыша по северным землям, где собираются полки для его отражения, или наступление Тохтамыша на каменную крепость, оснащенную к тому времени пороховыми пушками?
Страшнее, если Тохтамыш помешает собрать полки. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что Димитрий оставил супругу и детей под защитой кремлевских стен. Они потом выехали из Кремля, но вопреки княжеской воле.
Олег с Тохтамышем вступает в ту же игру, что и с Мамаем. Ему надо отвести Тохтамыша от рязанской земли и направить его удар по ложному направлению. Он идет навстречу Тохтамышу и, ссылаясь на свою дружбу с Мамаем, предлагает свои услуги быть проводником ордынских войск к Москве.
Тохтамыш доверился Олегу, пошел за ним к Москве и наткнулся на каменную крепость, оснащенную пушками. Попытки взять штурмом крепость не увенчалась успехом.
Все преимущество внезапности потеряно Тохтамышем у стен Кремля.
В эти дни успевает собрать войско Владимир Серпуховской, собрал новую рать и Димитрий. Еще несколько дней, и Тохтамышу пришлось бы ни с чем отступить от Кремля.
Тохтамышу помогли истинные предатели. Князья нижегородские Василий и Семен взяли на себя черное дело: они уговорили москвичей открыть ворота и начать переговоры с Тохтамышем о выкупе. Тохтамыш предательски ворвался в Кремль и устроил резню и грабеж. Летописец сообщает, что было убито 25 тысяч москвичей.
Разве мог Димитрий предусмотреть, что защитники Кремля допустят себя так глупо обмануть?
Тохтамыш получил известие, что к нему подходит войско Владимира Серпуховского. Он стремительно убирается с московской земли, а по пути нещадно разоряет рязанскую землю. Не поверил в верность Олега!
Так кого же и здесь предал Олег? Димитрия или Тохтамыша? Провел через броды на Оке? А разве не нашлось бы и других проводников, разве нижегородские князья Семен и Василий не знали дорог на Москву? Они-то как раз и пытались уговорить Тохтамыша идти на Персславль и брать там московского князя.
Но опять же то, что знают и понимают Димитрий и Олег, не знают и не понимают ни их приближенные, за редким исключением, ни их подручные, ни их дружины, ни их летописцы.
Можно понять отчаянное положение Олега Иоанновича.
Не изменник, а лазутчик, москвичи же клеймят его изменником. Рязанцы в неистовстве от Тохтамышева разорения и требуют от князя, чтобы потери были покрыты за счет Москвы.
Здесь происходит что-то малопонятное с Олегом, его поступки могут быть объяснены только отчаянием и воздействием рязанских бояр. Он кидается в поход на московские земли.
В первых стычках с московскими сторожевыми отрядами он одерживает верх, но понимает, что если продолжать вторжение, то последует тяжелая расплата. А свои рязанцы давят на него, требуя решительных действий против Москвы.
И тут Димитрий выказывает удивительную терпимость. Он не шлет против Олега воевод, а выставляет посредником для переговоров с Олегом игумена Троицкого монастыря Сергия Радонежского, который и ранее выступил в роли миротворца между князьями. Сергию московский князь мог доверить ту тайну, которая связала его с Олегом.
Сергий едет в Рязань и оговаривает условия вечного мира и союза между Москвой и Рязанью. Летописец представляет эту миссию как умиротворение чудным старцем свирепого князя. Это и понятно, летописцами были религиозные писатели и выражали церковную точку зрения на события. А действовал здесь авторитет Сергия, который он заслужил на Руси, после его миссии должны были замолкнуть в Рязани враждебные Москве голоса.
В 1386 году подписан договор о вечном союзе Москвы и Рязани.
А как же быть со свидетельствами об измене Олега?
Остается нам обратиться к главному свидетелю обвинения и защиты, к самому великому московскому князю Димитрию Иоанновичу. Свидетельствовал он о своем благорасположении к Олегу не словами, а делом. В 1387 году он отдал свою дочь Софью за сына Олега Иоанновича Рязанского — Федора.
А как он дочь-то свою сумел убедить, что выдает ее замуж к друзьям, а не к смертельным врагам?
Стало быть, нашлись у Димитрия Московского доводы в защиту Олега Рязанского.
Находились эти же доводы и у некоторых русских историков. Первым поднял голос в защиту Олега русский историк XVIII столетия князь Щербатов.
Русский историк Арцыбашев весьма критически оценил 1ысказывания об Олеге московских летописцев. Он сказал: "Обстоятельства этой войны так искажены витийством и разноречием летописцев, что во множестве прибавок и пере-иначек весьма трудно усмотреть настоящее".
Вслед за ними усомнился в измене Олега историк прошлого столетия Д. Иловайский. В своей "Истории Рязанского княжества", изданной в 1858 году, он писал:
"Но между тем что же делал Олег, когда перед его глазами свершилось великое событие? Неужели, сидя в своем Переславле, он только мучился раздумьем в ожидании развязки? На этот раз мы позволяем себе о многом догадываться и приписываем рязанскому князю не последнюю роль в этом событии.
Обезопасив себя со стороны Мамая наружным видом покорности, он, в сущности, и не думал способствовать его успехам; напротив, более основания предполагать, что Олег совсем не был чужд общерусскому патриотизму и от души желал татарам поражения, потому что оно могло избавить Россию от ненавистного ига".
Старым повесть, а молодым память
Сама попытка заново переосмыслить личность великого князя рязанского Олега Ивановича представляется крайне гуманной и благотворной, ибо речь идет о восстановлении доброго имени человека, сыгравшего немалую роль в судьбе нашей Родины.
Россия — диковинная страна... То ли слишком щедра она на таланты, то ль по другой какой-либо скрытой причине, но лихо порой в ней приходится сыновьям ее.
И где б еще такого композитора, как Чайковский, подозревали в сентиментальности, Тургенева молча признавала банальным, а о великом биологе Н.И. Вавилове слышал далеко не каждый десятиклассник?
Вот и государственным деятелям нашим не очень везет на благосклонность иных наших историков: московские собиратели земли русской кажутся им фигурами скучными и унылыми, а все Рюриково племя на протяжении нескольких сотен лет, за редчайшими исключениями, — чем-то вроде праздных, пустых и грубых разбойников с большой дороги, и только.
Поделиться книгой: