- Костюшкин брат? - учитель выпучил глаза навстречу сказанному, а сам отступил на два шага, словно бы для разгона перед прыжком через широкую лужу.
- Да. Но он тихий, без припадков. У него претензии к методе домашней педагогики, ему аттестат с печатями подавай, по всей форме. Вот и пришел. А так бы не пришел.
- Ладно, - неожиданно легко согласился учитель. - Гвардия не ропщет. Будешь вместо Костюшки учиться... Садись. Пардон... присаживайся: ох, уж эти мне острожные учтивости, эти лубочные деревенские бонтоны. И я присяду. - Учитель сел на место, широко раздвинул ноги, словно собираясь обхватить ими стол и комнатную печь, но вместо этого повел беседу дальше.
- Значит, из столбовых крестьян, господин Филипок? Читать умеешь? Неужто? Докажи. Прочти с доски.
- Барин-то с придурью, - догадался Филипок. Он покосился на доску и раздельно, по буквам - откуда и голос взялся - прогаркнул:
- Пи - и - эн - кей - эй... Penka!
Сразу несколько портянок, сохнущих под потолком, выгнулись в глубоких судорогах и с деревянным стуком попадали на пол: им было стыдно за дремучее невежество новичка.
Учитель почесал мозолистый затылок о графский вензель над спинкою гамбсовского кресла и кротко вздохнул.
- Репка. Так и запишем: неграмотен, с азов. Молитвы знаешь?
Филипок ответил пожатием плеч.
- Ну... так... Сура открывающая, Benedicite, Ом ману мани падум... - одна из любимейших. - Филипок выставил вперед левый валенок, за неимением тоги перебросил через плечо рукав тулупа, откашлялся, чтобы дикция была четкой и звучной, но учитель прервал его сочувственными словами:
- Герасим, помножен на семь, и Муму, делить самому. Помычал и будет, хвастаться тут нечем. Не беда, не переживай. Первый год будешь учить азбуку, на второй псалтырь. Потом уже, на третий или четвертый, в зависимости от успехов, перейдем на вторую парту, к таблице умножения. Ну, вы, непротивленцы, подвиньтесь, примите ломоносовца в когорту. Продолжаем разучивать задание этой недели.
Непротивленцы подвинулись, приняли, а затем, повинуясь дирижерским знакам учителя, завыли хором: 'Ученье - свет!' И словно поддакивая им, на широкой печной груди затрепетали и тихо запахли свежие, еще влажные с дороги, онучи новообращенного школьника Филипка.