Помоги проекту - поделись книгой:
Л.Н. Толстой. Филипок. Быль.
ОРИГИНАЛ
Был мальчик, звали его Филипп. Пошли раз все ребята в школу. Филип взял
шапку и тоже хотел идти. Но мать сказала ему:
- Куда ты, Филипок, собрался?
- В школу.
- Ты ещё мал, не ходи.
И мать оставила его дома. Ребята ушли в школу. Отец ещё с утра уехал в лес, мать ушла на поденную работу. Остались в избе Филипок да бабушка на печке. Стало Филипку скучно одному, бабушка заснула, а он стал искать шапку. Своей не нашёл, взял старую отцовскую и пошёл в школу. Школа была за селом у церкви. Когда Филипок шёл по своей слободе, собаки не трогали
его, они его знали. Но когда он вышел к чужим дворам, выскочила Жучка, залаяла, а за Жучкой большая собака Волчок. Филипок бросился бежать, собака тоже за ним. Филипок стал кричать, споткнулся и упал. Вышел мужик, отогнал собак и сказал:
- Куда ты, пострелёнок, один бежишь?
Филипок ничего не сказал, подобрал полы и пустился бежать во весь дух. Прибежал он к школе. На крыльце никого нет, а в школе, слышно, гудят голоса ребят. На Филипка нашёл страх:"Что, как учитель меня прогонит?" И стал думать, что ему делать. Назад идти - учителя боится. Шла мимо школы баба с ведром и говорит:
- Все учатся, а ты что тут стоишь?
Филипок и пошёл в школу. В сенцах снял шапку и отворил дверь. Школа вся была полна ребят. Все кричали своё, учитель в красном шарфе ходил посередине.
- Ты что?- закричал он на Филипка.
Филипок ухватился за шапку и ничего не говорил.
- Да ты кто?
Филипок молчал.
- Или ты немой?
Филипок так напугался, что говорить не мог. Филипок рад бы что сказать, да в горле у него от страха пересохло. Он посмотрел на учителя и заплакал.
Тогда учителю жалко его стало. Он погладил его по голове и спросил у ребят, кто этот мальчик.
- Это Филипок, Костюшкин брат, он давно просится в школу, да мать не пускает его, и он украдкой пришёл в школу.
- Ну, садись на лавку возле брата, а я твою мать попрошу, чтоб пускала тебя в школу.
Учитель стал показывать Филипку буквы, а Филипок их уже и немножко читать умел.
- Ну-ка, сложи своё имя.
Филипок сказал:
- Хве-и - хви, ле-и - ли, пе-ок - пок.
Все засмеялись.
- Молодец, - сказал учитель. - Кто же тебя учил читать?
Филипок осмелился и сказал:
- Костюшка! Я бедовый, я сразу всё понял. Я страсть какой ловкий!
- А молитвы какие знаешь?
Филипок стал читать Богородицу, но все слова говорил не так.
Учитель засмеялся и сказал:
- Ты погоди хвалиться, а поучись. С тех пор Филипок стал ходить с ребятами в школу.
ФИЛИПОК Андрея Платонова
Филип уродился мальчиком, по причине мужского смешения родительских хромосомных наследственностей, и считал это справедливым.
- Горький реверс бытия получается, товарищ бабушка, унизительный вполне! - Эти начальные разъяснительные слова Филипок обратил в сторону печки, на которой серьезно укрепилась бабушка Филипка, как любительница теплых ощущений в спине и с целью не упустить дальнейшего развития своего преклонного возраста.
- Грамота - дело заковыристое, - не смолчала бабка в ответ.
Все дети из соседских семей, заранее расплодившиеся по окрестным избам, уже достигли школьного рубежа, только Филипок не доставал до него возрастом и естественными размерами.
Мать не отпускала Филипка учиться, ошибочно беспокоясь о его физическом благополучии, и Филипок горевал.
Отец разомлел посреди обрадованной семьи и не спешил; находчиво используя протяженность зимнего ночного времени, он ушел партизанствовать к себе в леса только под утро. Мать, навсегда утомленная социальной несправедливостью жизни, также затемно покинула избу - для исполнения поденных пролетарских работ.
- Ну-ка, останови кто теперь! - твердо сказал Филипок себе, уснувшей бабке и остальному опустевшему пространству избы. Но не нашлось желающих преграждать ему путь, поэтому Филипок почувствовал себя готовым к познанию жизни посредством грамоты, арифметики и иных умственных предметов, изобретенных для образования человечества.
- Была бы у меня шапка, - негромко терзался Филипок, - то и зимнюю ледовитость воздуха оттолкнул бы от себя, ничего унизительного к ней не чувствуя... Пришлось нахлобучить отцов треух, старый, с исчерпанным ресурсом пользования, и переразмерный Филипку, в силу общей неспелости его организма.
Зимняя ночная природа потекла навстречу Филипку, набивая в его небольшую грудь холод и тревогу перед неожиданностями начатого пути, который направлял его за село, к школе возле церкви. Своя слобода не затронула Филипка ни собаками, ни иными какими неприятными впечатлениями, потому что он обладал перед всеми ними привилегиями знакомства, но чужая собака Жучка, и последовавший за нею Волчок залаяли на Филипка и стали получать от этого удовольствие, видя, что он боится произведенного лая и капающих на него сверху животных слюней, потому что поскользнулся и упал.
Не имея никакого знакомого для Филипка имени, по причине случайного появления на месте происшествия, вступился за него чужой бесстрашный человек, и собаки, чутьем осознав его серьезность и готовность к беспрекословному нанесению пинков, отступили.
- Вот ведь животное фулюганство! А ты чего разлегся посреди населенного пункта?
Но Филипок не ответил ему находчивыми словами, а побежал дальше, в намеченную сторону.
Нашлась и школа. Взойдя на крыльцо, Филипок еще через дверь услышал гул уплотненного учениками пространства и мысли его затмились от наступившего страха: бежать надо, пока не настигли и не прогнали, как несерьезного элемента населения.
В это время мимо крыльца шла прохожая женщина с пустыми ведрами, но Филипок даже обрадовался этому предрассудку из-за сопроводительных женских слов:
- Все неграмотность ликвидировают, а ты стоишь тут, носом ведра считаешь, как контра, теорию от практики отличить не пробуешь! Чего стоишь?
Филипок внял убедительным доводам, набрал дополнительного воздуха в оба легких и вошел. Шапку же, взволнованный опасениями имущественной жалости, спрятал на себе.
Гул от голосов стал громким, а от свободного пространства почти ничего и не осталось - столько насело в него учеников самого разного пола и возраста.
- Что? - Перед Филипком остановился бородатый человек в красном революционном шарфе поверх всякой остальной одежды.
Филипок смолчал, бесполезно думая как преодолеть страх и ответить на этот человеческий крик убедительно, чтобы все осознали его честность.
- Кто таков будешь? Из революционного пролетариата, или так себе, сельскохозйственный крестьянин?
Филипок чувствовал, как в нем просыпаются предрассудки воспитания и заставляют держать шапку, как будто от жадности. Язык внутри рта вдруг забыл о полезных свойствах речи и удрученно не желал вышевеливать ответные слова. Рыдания в нем поднялись повыше, будто мамкино тесто в горшке, от груди к самому горлу, потом к глазам и полились испуганными слезами.
Учитель ощутил свойство жалости к небольшому человеку и стал гладить его голову, чтобы утешить и отвлечь подальше от слез. На его вопрос - чей это мальчик, сквозь беспорядочный ворох посторонних слов пробилось постепенное объяснение, что это Филипок, кровный родственник и малолетний брат Костюшки, он сознательно отверг материнский запрет на получение образовательных знаний и направился за этим событием в школу.
- Вон как! Ладно, - согласился учитель. - Зовут меня товарищ Толстой. Присаживайся рядом с единоутробным родственным человеком Костюшкой, а твою мать я постараюсь склонить убеждениями к правильному решению вопроса. Слова, буквы знаешь?
- В одних толк знаю, а другие вприглядку, товарищ Жирной - не сплоховал с ответом Филипок.
- Ну-к, прочти вот эту вот словенцию?
- Хвэ... лэ... хва... фал... фало... фалло... Филипок!
Все засмеялись.
И учитель засмеялся громким смехом взрослого человека, внутренне понимающего всю правду происшедшего жизненного случая.
- Молодец! Почти правильно смикитил. Кто же учил тебя печатному тексту языка?
Филипок осмелел от одобрительных речей и окруживших его человеческих сочувствований, поэтому ответил сразу, прочными словами:
- Брат мой Костюшка. Я по-пролетарски, классовым чутьем все враз про буквы понял. Я до знаний - человек бдительный, товарищ Толстый.
- А зачем тебе грамота, раз ты классовое чутье молитвенно в себе выучил? И что ты знаешь о непротивлении злу насилием?
- То и слышал о геройском непротивлении злу дотошным и неумолимым ревоюционным насилием! Вырасту и буду на трибунальной основе давить богатейскую кровососную гаду. Чтобы крупно хрустела под бедняцким лаптем чуждая всему неимущему пролетарьяту угнетающая белая кость, а за нею пианины, теплицы и прочее империалистическое имущество!
И опять громко рассмеялся товарищ Толстой, потирая корявые мозолистые руки, в которых бушевала сознательная радость от понимания предстоящих педагогических достижений.
- Русло в тебе пока и не глубокое, но правильное, товарищ Филипок. Углубляй его старательным хождением в нашу школу. Учись. И стал Филипок учиться.
ФИЛИПОК Алексея Толстого
Долгой была черная январская ночь одна тысяча девятьсот седьмого года от Рождества Христова и умирала медленно. Волчье солнце - луна, словно огромный рыбий пузырь, зацепилась брюхом за вершины далекого ельника, да никак не хотела уходить, утру место уступать. А тут еще под самый рассвет ударило ядреным морозцем - даже волкам зябко в чистом поле, неприютно.
По деревенским избам, в заледеневших оконцах там и сям замелькали огоньки - деревенские рано встают - все дела переделать и летнего дня не хватит.
Филипок притаился на печке и ждал, пока батя отхаркается тяжелым кашлем, сунет топор за тугой кушак и уйдет в зимний лес, по добычу. Да только по нынешним временам тяжела добыча достается: редко когда зажиточный путник проедет по этим местам в одиночку. А то и в одиночку, да с револьвером - поди-ка, подступись с топоришком, когда а коленях слабость и в голодном брюхе кишки ирмосы друг дружке поют.
Мать перекрестила батю исхудалой рукой, проводила с поклоном, лучину поправила, подошла к печи, посунулась вплоть - спит Филипок, младшенький, кровиночка любимая... - материны губы задрожали. Положила земной поклон на святцы в углу и пошла в люди, поденную работу искать - бате в одиночку семью не прокормить, болеет батя. Мамка - мастерица людям гадать, и воском, и на толокне, и с зеркалом. Каждому ведь хочется вызнать про то, что будет, а пуще - о том что было и почему случилось, а мамка берет недорого и обещает несуетно, благолепно...
Бабка не в счет, она не выдаст, и спит покуда. - Филипок белкой вымахнул с печки - да в сени! Армячок, лапти, кушак по крестцу, платок на плечи - для пущего тепла... А шапку-то мамка убрала - догадалась, что Филипок захочет в школу ушмыгнуть - надежно спрятала. Филипок потоптался в сенях, вернулся в горницу - студено на дворе, без шапки - и думать нечего идти, весь поморозится. Старая отцовская шапка, свалявшаяся, молью траченная - по самые плечи нахлобучилась на Филипка, да все на глаза наезжает, свет застит. Меха, считай, что и нет, одно название, что соболь, зато ушам тепло и щеки не поморозит.
Дорогу Филипок знал: за околицу и все прямо, до самой церкви, а там и школа бок в бок.
Светало. Дорога была укатанная, местами желтая и скользкая от людской и лошадиной мочи, не то чтобы крива, но с ухабами и изворотами - куда без этого в русском селении?
В своей слободе - и собаки все свои, одной свистнешь, на другую топнешь - не тронут, а тут увязались за Филипком, налетели чужие дворовые: Жучка, сволочь мелкая и досадистая, а за нею Волчок. Этот поспокойнее Жучки, не такой привязчивый, но росту волчьего и клыки волчьи же: тяпнет - как пилой отрежет. Закричал Филипок, разъехались ноги врозь на скользкой дороге - упал, а собаки над ним ярятся, вот-вот на желтые зубы подхватят.
- Ну-ка брысь! Я вас!.. Вышел до ветру мужик из избы, увидел такое дело, да пинками и отогнал собак - гавкают из-за плетня, а ближе уже не походят - понимают, где сила.
- Откудова такой взялся? Почто один бегаешь? Или по чужим дворам шныряешь, промышляешь? - Ничего не ответил Филипок на эти мужиковы слова, растерялся, а вместо того подхватил полы армяка повыше, словно поп рясу, - и чесать что есть духу, до самой школы!
Оглянуться впопыхах не успел - вот она школа. Избенка невелика, но ладно рублена - с высоким крыльцом! Над крыльцом навес, а на крыльце пусто. Вытянул шею Филипок, шапку оттопырил, ухо бережно наклонил к дверям - слушать, что там творится... Да только и вслушиваться не надо: такой крик и вой стоит - у Филипка душа в пятки. Страшно так-то войти: зайдет - и его выпорют до количества. Назад идти - собаки скалятся, злобой изнывают... Шла мимо баба с ведром, вода аж дымится в ведре, льдинками потрескивает, а бабе хоть бы что: одета копной, щеки налитые - сытые, такой мороз нипочем. Поставила ведро в снег, подперла кулаком сдобный бок и Филипку весело, нараспев, чтобы далеко слышно стало:
- Что задумался, добрый молодец? Ай, неучем сладко жить, под дверьми стоять?
Сама глаза закрыла, нос наморщила, грудью трясет и пальцем на Филипка показывает - смеется.
Филипок сообразил - это она над ним насмехается, лучше внутрь зайти, чем с бабой спорить, на потеху себя выставлять. В сенях - шапку долой, не кабак чай.
Народу в школе - не продохнуть, воздух тяжелый; этот кричит, тот вопит, а мимо всех мужик грузно похаживает, красный шарф красной же ручищей теребит. Зверовидный: борода на все лицо, усы с нахмуренными бровями мешаются. Видать, что выпивши.
- Это еще что за чадо приблудное? А? Порот сегодня, аль нет еще?
Филипок хвать шапку, чтобы бежать, ан ноги к полу приросли, сомлели.
- Кто таков, спрашиваю? Отвечай, не то в пол вобью!
Стоит Филипок, весь без памяти от страха, молчит.
- Э, да ты немой, я погляжу. Что ж, полечим. Сенька, розги!
Филипок понял, батю вспомнив: пропадет сей же час, если жалости к себе из глаз не нашмыгает. Губы скривил, брови вздернул повыше - слава те господи, брызнули слезы.
Все засмеялись было, но мужик - сразу видно, что он учитель здешний, обернулся в полтела - притихли мертво, муха со стены повалится - и то слышно будет.
Поделиться книгой: