— Нет, — смущенно пробормотала Хельга, показывая на запад, — Не… не очень. Сразу за лесом.
— Так отправляйся домой. Найдется твоя коза.
Хельга умоляюще уставилась на него. Смущение Хагена росло.
— Ну иди же! — грубо рявкнул он, — Чего ты ждешь? Ваша коза не вернется домой, если ты будешь стоять здесь и таращиться на меня, — Девочка вдруг как-то съежилась, страх снова отразился в ее глазах, — Не оторвет же мать тебе голову?! — прибавил он немного мягче.
Хельга потупила взгляд:
— Конечно, господин. Только…
— Что?
— Я… у меня так болит нога, и… и я боюсь, — пробормотала она. — Мать задаст мне трепку и…
— И ты хочешь, чтобы я пошел с тобой и замолвил за тебя словечко? — Хаген покачал головой. Что вообще придумала эта кроха?
Но тут — было ли это случайностью? — туман вокруг них вдруг рассеялся, и взгляд Хагена упал на поврежденную ногу девочки. Рана все еще кровоточила, должно быть, она оказалась глубже, чем он думал.
— Здесь недалеко, господин, — не поднимая взгляда, промолвила девочка. Говорила она так тихо, что слова почти тонули в шуме листвы.
— Ну пойдем, — Хаген был ужасно зол, но скорее на самого себя, чем на нее.
Хельга облегченно вздохнула, медленно повернулась и пошла по тропинке.
«Что я здесь делаю? — думал Хаген, совершенно сбитый с толку. — Я давно уже должен сидеть в седле и направляться к Вормсу!»
Девочка все дальше углублялась в чащу. Прихрамывая, она старалась не наступать на больную ногу, но отстранила руку Хагена, когда тот хотел ее поддержать. Вскоре кромка леса и заболоченный луг пропали из виду. Туман сгустился, становилось все холоднее, дышать стало тяжело. Земля под ногами из вязкого месива превратилась в каменистую почву, торчащие отовсюду узловатые корни мешали идти вперед. В серой пелене тумана фигура девочки неясным силуэтом маячила перед глазами Хагена. Он никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Трудно было поверить, что всего лишь в нескольких часах пути от этого мрачного туманного леса находится Вормс, где царит совершенно иная жизнь.
Наконец перед ними замаячил просвет.
— Вот и наш дом, господин, — сказала Хельга.
Хаген шагнул вперед, пытаясь разглядеть в тумане маленький домик, на который показывала девочка. Хижина была не больше хлева — удивительно, как здесь могли жить люди! Крыша была сколочена из грубо обтесанных бревен, щели законопачены мхом и соломой. Рядом с дверью виднелось единственное крохотное окошко, прикрытое массивным ставнем. Из трубы курился тоненький дымок. Должно быть, огонь в хижине горел очень слабо — только для того, чтобы хоть немного прогнать холод и сырость. Навстречу им из-за дома, громко залаяв, выскочил косматый серый пес.
Хаген едва заметно покачал головой:
— Твоя мать дома?
Собака, оскалив пасть, преградила ему путь, не смея приблизиться к незнакомцу в темной одежде, будто чувствуя его превосходство.
— Тихо, Фенрис! — приказала Хельга. Она обернулась к Хагену: — Да, господин, она дома. Но ты и в самом деле хочешь… — Она смущенно улыбнулась. Теперь, когда они были уже дома, ее, видимо, начали одолевать сомнения: правильно ли она поступила, приведя сюда чужого? Рыцарь он был или нет — она ничего не знала о нем и его намерениях.
— Я поговорю с ней, — решил Хаген.
Девочка кивнула. Кулачки ее сжались так, что под кожей проступили косточки, глаза вновь наполнились страхом. Хаген подбадривающе кивнул ей и направился к дому.
Должно быть, его шаги услышали в хижине. Дверь отворилась, и из дома вышла женщина, остановившись в тени приземистого крыльца, будто не желая подставлять лицо дневному свету.
— Это твоя мать? — вполголоса спросил Хаген. Хельга не ответила, и, расценив ее молчание как согласие, он шагнул вперед, — Ну пойдем же, — пробормотал он. — У меня мало времени.
Мать Хельги была невысокого роста, худенькая, как и ее дочь. Хаген с любопытством уставился на нее. Она выглядела куда старше, чем он ожидал, судя по возрасту девочки, — но старухой ее назвать было нельзя. Волосы женщины поседели, но оставались густыми, а глаза, окруженные сеткой морщинок, глядели ясно и живо. Хаген не смог прочитать в них ни удивления, ни испуга. Поверх платья на длинном витом шнуре висел маленький костяной крестик. Странно — христианский символ совершенно не вязался с обликом женщины.
— Приветствую тебя, Хаген из Тронье, — произнесла незнакомка, когда Хаген остановился перед ней.
Хаген не смог скрыть удивления:
— Ты… знаешь меня?
Старуха кивнула:
— Кто же не знает такого воина, как ты, господин! — Голос ее был молодым и совсем не вязался со сгорбленной фигурой и изборожденным морщинами лицом. Хаген отметил, что подобострастия, к которому он привык, общаясь с людьми из народа, в нем не было. Лицо ее озаряла едва заметная улыбка.
Она покачала головой:
— Необязательно видеть тебя, Хаген, чтобы узнать. Я слышала, что ты возвращаешься в Вормс, — Она вздохнула, шагнула в сторону и кивнула на дверь: — Проходи и будь нашим гостем, благородный господин.
Хаген хотел было покачать головой, но, тут же передумав, принял приглашение. Старуха заинтриговала его. Что-то было в ней, невыразимое словами, что волновало его душу. Он испытывал такое же удивительное чувство, что и в присутствии Хельги, но сейчас оно было намного сильнее. Хаген невольно оглянулся, ища взглядом девочку, но ее нигде не было. Должно быть, от страха она убежала.
В доме оказалось темно и тепло, теплее, чем он ожидал, и только теперь Хаген заметил, как холодно было на улице. Туман пропитал влагой его так и не успевшее высохнуть платье; руки и ноги одеревенели. Хаген ощутил вдруг смертельную усталость.
Старуха следом за ним проскользнула в дом, прикрыла дверь и жестом показала на стол:
— Присаживайся, Хаген из Тронье. Я не могу предложить тебе много, но, если удовольствуешься хлебом и водой, будь моим гостем.
— Я не могу остаться, — отвечал Хаген. В темноте он пытался рассмотреть лицо женщины, но огонь в печи давал лишь тепло, а не свет. Однако можно было разглядеть убогую обстановку хижины — кроме стола и двух приземистых деревянных табуретов здесь стояли еще кровать с соломенным матрацем и массивный деревянный ларь. К стене над ним была прибита полка с домашней утварью. «Только одна кровать», — удивился про себя Хаген. Вслух он произнес:
— Мои спутники ждут на берегу реки. Они будут беспокоиться, что меня так долго нет. Я… пришел только из-за козы.
— Козы? — Старуха открыла ларь, извлекла оттуда деревянное блюдо и чистое полотенце, — Какой козы?
— Которую пасла твоя дочь, — Хаген начинал сердиться: смеется над ним, что ли, эта баба? Он вытащил из мешочка с деньгами монету и положил ее на стол, — Я ее покупаю. Мои люди голодны и хотят мяса. Думаю, этих денег будет достаточно.
Старуха пристально взглянула на него, затем наклонилась и взяла монету кончиками пальцев.
— Этого хватит, чтобы купить на рынке целых три козы. Ты очень щедр, господин. Но тебя ведь попросила об этом моя дочь?
— Я…
— До Вормса осталось полдня пути, — продолжала женщина, качая головой и кладя монету на стол. — И столько же времени тебе понадобится, чтобы забить козу и приготовить еду, — Она негромко рассмеялась, — Уже не в первый раз это глупое дитя засыпает на лугу, а Регис убегает от нее, господин. Но животные куда умнее, чем мы думаем. Коза вернется домой, когда наступит ночь и она проголодается. Забери свои деньги, Хаген из Тронье, благодарю тебя.
Нерешительно взяв монету, Хаген повертел ее в руке, не спуская глаз со старухи. Красноватый свет придавал ее чертам мягкость, и казалось, пропали даже морщинки вокруг глаз, словно она вдруг помолодела. Должно быть, в юности она была очень похожа на дочь.
— Не беспокойся, господин. Я не накажу Хельгу. Она еще ребенок, какой с нее спрос! А теперь присядь и раздели со мной угощение.
Хаген покачал головой:
— Я не голоден. И к тому же меня уже давно ждут.
— Ты привык не к хлебу и воде, — сказала женщина, — Тогда давай я хотя бы осмотрю твою руку — в благодарность, что проводил мою дочь через лес.
— Ты… — Хаген невольно поднял руку и уставился на перчатку. — Откуда ты знаешь?..
— У меня есть глаза, чтобы видеть, господин. Сними перчатку, я обработаю рану. У меня есть целебная мазь.
И не успел он возразить, как старуха стянула с него перчатку. Скрюченные руки оказались на удивление сильными, кожа была нежной и гладкой, как у юной девушки.
— Выглядит не очень хорошо, — проговорила она, — Рана откроется, если ее не прочистить и не перевязать. Сядь вон туда и подожди немного.
Хаген молча повиновался. Старуха тем временем опять открыла сундук и, бормоча что-то себе под нос, принялась в нем копаться. Ее острые, костлявые лопатки торчали, точно пара крыльев, проступая из-под темного платья. Она низко наклонилась, и Хаген брезгливо отметил, что голова ее была покрыта струпьями.
Взгляд выхватил из темноты продолговатый предмет, висевший над дверью напротив. Не сразу в тусклом свете очага Хаген рассмотрел, что это был деревянный крест, похожий на тот, что висел у старухи на шее. Прямо под ним висели палочка для рунического письма и серебряный молот Тора.
Хаген удивленно вскинул брови. Старуха вернулась, неся в руках глиняный горшочек, наполненный вязкой темно-серой массой — очевидно, это была ее мазь.
Жестом Хаген показал на крест и молот:
— Как такое возможно? Христианский крест и эти, — он многозначительно подчеркнул слово, — языческие символы?
Старуха усмехнулась.
— Возможно, — отвечала она, — Вполне возможно, Хаген из Тронье, — Она развернула чистый платок и деревянной ложкой положила на него слой мази. Резкий неприятный запах распространился по хижине, — Наверное, воину из Тронье, сражающемуся под Бургундским Крестом, этого не понять.
Хаген встрепенулся.
— Я сражаюсь за Бургундию, — отрезал он, — А не за крест.
— Который начертан на гербе Бургундии лишь потому, что Рим распространяет христианство, и лучше бороться на сильной стороне, а не против нее, — добавила старуха, беря его руку.
Хаген стиснул зубы, когда влажный платок коснулся раны. Мазь жгла как огонь.
— Неужели ты в самом деле не веришь в древних богов, Хаген из Тронье? — не поднимая глаз, продолжала старуха, — Или ты забыл веру своих предков?
— Не имеет значения, во что верит воин, — отвечал Хаген, — Важно, что он делает.
— И я точно так же могу ответить, что не имеют значения внешние символы — важна вера в сердце, — Она взглянула на него: — Неужели ты считаешь, что боги обращают внимание, крест или руническая палочка висит над дверью жилища? Я бы посочувствовала таким богам.
Хаген невольно усмехнулся.
— Они могут оказаться ревнивыми, — промолвил он, — К кресту ли, к молоту.
Улыбка внезапно сползла с лица старухи.
— Да, они ревнивы, Хаген. И люди почувствуют их гнев очень скоро.
Мороз пробежал по коже воина. Ему вдруг стало невыносимо тяжело под пристальным взглядом живых серых глаз. Он отдернул руку:
— Кто ты? Ты ведь не крестьянка и не знахарка. Может, ты ведьма?
— Нет, — Улыбнувшись, она вновь взяла его за руку, продолжая обрабатывать рану. Теперь он почти не чувствовал боли, — Я всего лишь человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Я вижу знамения на небесах, Хаген. Порой, тихими ночами, когда молчит лес, я слышу стенания тех, кому суждено умереть. Рагнарок близится.
Хаген замер. Не в первый раз он слышал подобное пророчество, но никогда ужас его не был столь глубок.
— Ты…
— Ты знаешь, что я говорю правду, Хаген из Тронье, — перебила старуха. — Потому что ты видел те же знаки, что и я, ты слышал в грезах голоса проклятых. Мы с тобой люди одного мира. Но мир этот умирает. — Глядя в пустоту, мимо него, старуха тихо продолжала: — Возвращайся в Тронье, Хаген. Возвращайся туда, откуда ты родом. Здесь тебе не место, так же как и мне.
— Что ты такое говоришь? — взвился Хаген. Он чувствовал себя все более неуверенно. — Бургундия надежно защищена. Стены Вормса прочны, а мечи воинов остры.
— И сами воины исполнены доблести. Но ни один человек не может противостоять Божьей воле, Хаген. Ты возвращаешься, проделав долгий путь, и ты видел на пути своем знамения времени. Дело не в том, что крест завоевывает мир. Перемены не остановить, наступают новые времена. Быть может, пройдет целое столетие, прежде чем перемены завершатся, быть может — больше. Но не в силах людей их остановить. Будет много крови и боли.
«Что это? — в ужасе подумал Хаген. — Это же мои мысли! Я только что думал об этом, внизу, у реки!»
— Ты предвидишь будущее? — с сомнением спросил он, — Ты что… двулика? — Он прищурился: — Кто ты, женщина? Ясновидящая или просто старая сплетница, набивающая себе цену?
— Я не могу предвидеть, Хаген. Это не дано никому. Но я вижу судьбу человека, потому что это предопределено. Твоя судьба покрыта мраком, но путь твой будет трудным и полным горечи, если ты решишься идти до конца.
— Раз я не смогу избежать своей судьбы, как ты говоришь, — возразил Хаген, тщетно пытаясь придать голосу насмешливый тон, — то мне все равно придется с ней смириться.
— У всякого пути есть развилки, Хаген, и ни одна дорога не ведет в одном лишь направлении. — Старуха оставалась серьезной, — Люди говорят, что ты человек суровый и прямолинейный. Как вижу, они правы. Таких, как ты, Хаген, немного — впрочем, как нет и людей, похожих на меня. И поэтому я хочу тебя предостеречь. Я вижу на твоем пути, Хаген, боль и кровь, слезы и предательство. Тебя назовут убийцей и изменником, а многие из тех, кто любил тебя, возненавидят. И виной этому будет женщина, Хаген. Остерегайся ее.
«Женщина? — задумался Хаген, — Чепуха». Он никогда не думал о них. Он был воином, а в жизни воина женщинам не было места. Он всю жизнь придерживался этого правила и теперь был уже стар, чтобы его менять.
— Чепуха, — вслух произнес он, — Я никогда не имел с женщинами дела, как и они со мной.
— Но ведь и я тоже — женщина, Хаген из Тронье. И наши пути пересеклись.
— Я еще раз спрашиваю тебя, старуха, — негромко проговорил он, — Кто ты? У тебя ведь нет никакой козы. Ты… — Взгляд его упал на единственную кровать. — И дочери у тебя нет. Кто ты? Что тебе от меня нужно?
Серые глаза женщины выдержали его взгляд, и Хаген первым потупил взор.
— Все готово, — промолвила старуха, не обращая внимания на его вопрос.
Хаген изумился — рука была туго и тщательно перевязана, но повязки он не ощущал. А он и не заметил, когда старуха успела ее забинтовать.
— Побереги руку несколько дней. Повязку снимешь, когда рана как следует заживет. В твоем возрасте нельзя легкомысленно относиться к здоровью.
Старуха встала с табуретки, подошла к двери и открыла ее. От неожиданно яркого света, хлынувшего в хижину, Хаген зажмурился. Словно повинуясь чьей-то воле, он молча встал, надел перчатки и шлем и вслед за женщиной вышел из дома.
— Иди теперь, — промолвила она, — Тебя ждут, и Вормс уже недалек. Но помни мои слова: тебя погубит женщина, Хаген из Тронье.
Хаген быстро направился к лесу. Через несколько шагов он остановился и оглянулся. Но хижину уже окутал туман.
Глава 2
Обратный путь показался Хагену короче, чем утром. Да и лес было теперь не узнать: туман рассеялся, яркий солнечный свет заливал окрестности, недавно казавшиеся мрачными, несущими угрозу.
Но все-таки Хагену становилось не по себе при воспоминании о таинственной избушке, старухе и ее предсказании.