Помоги проекту - поделись книгой:
Джеймс Алан Гарднер
Пламя и Пыль
- А, - промолвил кентавр, глядя из-за моего плеча, - я вижу, что вы рисуете.
- Угу, - ответил я из-за мольберта.
- Бардак и суету, что в этом городе зовутся правосудием, - продолжил кентавр. - Арестанты, ковыляющие в цепях. Сутяги, глядящие друг на друга в ожидании начала процесса. Судьи в шелках, осуждающие нищих в лохмотьях. Конечно, все это богатая почва для художника, способного видеть иронию... или трагедию... или попросту парадоксы жизни. Каков же ваш замысел, молодой человек?
- Замысел? - переспросил я.
- Что вы задумали отразить в этой картине? Закон, угнетающий слабых? А может, если вы оптимист, закон, который, несмотря на свойственные ему трещины и лазейки, суть величественная абстракция всего лучшего, что мы из себя представляем? Не это ли вы хотите сказать вашей картиной?
- Я хочу сказать, что над этим входом слишком много лепнины. Рука уже отваливается ее срисовывать.
Кентавр уставился на меня в недоумении.
- Эта картина, - пояснил я, - заказана Законником Хэшкаром, главой Городского Суда и фактолом Братства Порядка. Он сказал мне: "Кэвендиш, друг мой, у кузена моей жены на следующей неделе свадьба. Он, конечно, пень каких мало, но семья есть семья, ты же знаешь. Нужен какой-нибудь подарок, и жена решила, что картина как раз подойдет. Да, в самый раз. Три на пять футов будет то, что надо; и мой совет: поменьше красного - у парня бывают обмороки от волнения. Почему бы тебе не изобразить главный зал Суда? Вид у него вдохновляющий. Как раз, чтобы глядеть на него за завтраком. Да, в самый раз".
- И вы приняли этот заказ? - кентавр был явно ошеломлен. - Вы не плюнули ему в лицо? И не прочли лекцию о чистоте художественных помыслов?
- Фактолам лекции не читают, - ответил я. - А если они просят тебя о какой-то там ерунде, надо просто поднимать цену. Вот почему мой список богатых клиентов длиннее, чем у других художников Сигила; я знаю, как иметь с ними дело.
Пару секунд кентавр смотрел на меня, раскрыв рот, а затем в отвращении ретировался. Признаться, если и есть что-то, в чем кентавры могут дать фору, так это в умении ретироваться.
Я пожал плечами и продолжил переносить завитки лепнины на холст, стараясь не отвлекаться, а уж в Городском Суде, скажу я вам, есть на что отвлечься. Вот, например, рядом, в очереди к двери стоял корнугон, одна из этих кошмарных рептилий из Нижних Планов: девяти футов ростом, с кожистыми крыльями, цепким шипастым хвостом ярда три длиной... попробуйте-ка увидеть такого вблизи. Этот стоически ждал, рассматривая свиток, на котором почти не было текста, лишь ярко-оранжевые рисунки людей и полулюдей, поджариваемых в столбах пламени. Для корнугона такой свиток мог быть чем угодно: от сказки на ночь - до карты меню.
В очереди за чудовищем столь же спокойно стоял дэва, обитатель Верхних Планов. Это был красивый мужчина, ростом на пару футов выше меня, с янтарной кожей и крыльями размером не меньше, чем у корнугона. Только у дэва крылья были из перьев чистого золота. Да, на одно такое перышко можно провести в городе отличную ночку... Но стоило лишь отвлечься, как я испортил очередной завиток, и мне пришлось исправлять ошибку скипидаром.
В отличие от корнугона дэва не взял с собой ничего почитать, но это обстоятельство не вынуждало его скучать. Он просто уставился в небо над входом в ротонду, и вскоре его лицо приобрело восторженно-созерцательное выражение... хотя, на мой взгляд, восторгаться там было особенно нечем, поскольку Сигил имеет форму кольца диаметром в несколько миль, и единственное, что вы можете увидеть в небе над зданием Суда, это трущобы Улья. Тем не менее, вид грязных улиц дэва ничуть не тревожил; он даже смог сохранить безмятежность, когда стоящий впереди корнугон, переминаясь с ноги на ногу, смазал его по носу краем крыла.
На мгновение мне захотелось бросить свой архитектурный пейзаж и запечатлеть этот краткий миг: создания небес и ада стоят бок о бок, не замечая друг друга... во всяком случае, стараясь не замечать. Вся эта сцена словно говорила о чем-то. Не знаю, правда, о чем; но разве можно изобразить ангельское и демоническое создания на одной картине так, чтобы не придать ей некий особый смысл?
С другой стороны, я не получал заказа на дэва и корнугона. Если я начну писать то, что мне вздумается, кто знает, к чему это приведет? Помянув недобрым словом золотые оковы, я вернулся к работе.
- Картину рисуешь, ага? - произнес гнусавый голос у меня за спиной. - Ты что, и вправду собираешься нарисовать все эти завитки? А нельзя их просто как-нибудь обозначить?
Я обернулся и увидел нескладного мальчишку лет восемнадцати, который сидел на корточках и прищурившись разглядывал мой холст. Он был смуглым, как карамель, а его соломенного цвета волосы не скрывали заостренных ушей. Видимо, один из его родителей был человеком, а другой эльфом; и ни одна из сторон не могла гордиться полученным результатом.
- Я тебя знаю? - спросил я, стараясь придать своему голосу как можно более неприязненный тон.
- Иезекия Добродетельный, - ответил паренек, протягивая мне свою костистую руку. Глянув на ящик с красками, он прочел вырезанное на нем имя, - Бритлин Кэвендиш... Рад познакомиться.
- Ты обо мне слышал?
- Не-а. Но в Сигиле я рад любому знакомству; я ведь здесь всего второй день. А ты принадлежишь к какой-нибудь фракции?
Я вздохнул. На моей куртке был ясно виден знак "пяти чувств", символ Общества Чувств. Точно такой же знак был на моем перстне и на крышке ящика. Но, очевидно, они ничего не значили для этого юного Простака.
- Я имею честь быть одним из Сенсатов, - объяснил я. - Мы посвятили себя служению чувствам, при помощи которых пытаемся познать все богатство мультивселенной.
- О, так мой дядюшка Тоби о вас рассказывал, - воскликнул паренек, и глаза его заблестели от возбуждения. - Вы то и дело проводите отвязные вечеринки, верно?
- Неверно. Единственная в жизни отвязная вечеринка обычно исчерпывает нужду в подобного рода опыте. После этого мы переходим к занятиям поизысканней.
- Ого. - Судя по всему, парень понятия не имел, что это могут быть за "занятия". Но вдруг его лицо прояснилось, и он сунул руку в холщовый мешочек, который сжимал в кулаке.
- А свиноягоды ты когда-нибудь пробовал?
- Свиноягоды? - Название заставило меня поморщиться.
Он выудил пригоршню коричневых ягод, размером с небольшую виноградину. Ягоды были сморщенные и помятые, словно по ним ходили коваными сапогами.
- Я захватил их с собой из дома, - сказал паренек, - с моего родного плана. Я ведь здесь не местный. Они, конечно, не очень свежие, но еще вполне ничего.
С этими словами он закинул одну в рот и бодро разжевал.
- Попробуй.
- Да, - согласился я, - пожалуй. - Сенсат никогда не откажется от нового опыта, пусть это всего лишь какой-то неизвестный вид чернослива с Прайма. Если окажется, что ягоды также безвкусны, как их название - свиноягоды! - будет хоть над чем посмеяться на очередном ужине с друзьями Сенсатами.
Разумеется, я не мог просто взять и съесть ягоду, как это сделал мальчишка. В таких делах не стоит спешить. Надо немного подержать ее в руке, почувствовать вес, ощутить пальцами ее поверхность, затем вдохнуть запах и насладиться букетом - легким, сладким ароматом с неуловимым, дразнящим оттенком мускуса. И только после этого медленно и нежно надкусить кожицу... и обнаружить, что мерзкая ягода имеет вкус чистой каменной соли.
Как-то раз я уже отведал каменной соли - это входило в церемонию посвящения в Сенсаты - и как любой из Сенсатов могу вас заверить: одного раза достаточно.
С огромным усилием я проглотил ягоду.
- Ну, и как она тебе? - полюбопытствовал Иезекия.
- Отвратительно.
- О... То есть ничего, да? Ведь как говорит дядюшка Тоби: Сенсаты готов познать все, и хорошее, и плохое.
- Твой дядюшка просто кладезь премудрости, - процедил я сквозь зубы.
- Слушай, - оживился он, - как, по-твоему, эти ягоды найдут спрос у Сенсатов? Я бы хотел поговорить с кем-нибудь из ваших главных, чтобы узнать у них, как можно вступить в ваше Общество.
Я чуть не поперхнулся.
Поделиться книгой: