– Пошли, Дебора, – сказал Грэм и тяжело шагнул вниз.
Их снова встретил Лес – сначала сплошь из узловатых, искалеченных шквальными ветрами деревьев, потом из стариков-великанов в десять обхватов. Под каждым тянулась к скудному свету молодая хилая поросль. Ветер улегся, теперь кругом царили тишина, спокойствие и запах прелой листвы. Кое-где подпочвенная вода превратила землю в жидкую грязь. Тысячи ручейков стекали по лесистому склону, большинству из них так и суждено было снова уйти в землю, не набрав силы. Но несколько раз они перебирались и через более серьезные потоки, сумевшие проложить даже собственное русло, хотя и наполовину заваленное обломками сухих ветвей. Дебора преодолевала эти препятствия шутя, а вот Грэму стоило немалых усилий пробиваться через хитросплетение сухостоя.
Половина спуска была позади, когда они решили сделать привал и пообедать на просторной поляне у буйного горного ручья. Дебора действовала вполне самостоятельно: достала из рюкзака банку мясных консервов, подцепив когтем колечко, моментально сорвала крышку и, улегшись на травке, принялась блаженно уплетать.
Грэм устроился на берегу, в тени высокого, похожего на папоротник куста. Задумчиво смотрел он на ручей, рассеянно вертя в руке надкушенную галету. Прозрачные струи каскадом перепрыгивали с камня на камень, многочисленные миниатюрные водовороты вскипали холодной белой пеной. В спокойных заводях над чистым песчаным дном кружили маленькие, почти прозрачные рыбешки.
Внезапное бегство сдвинуло в жизни Грэма что-то, казавшееся ранее незыблемым. Впервые он со всей ясностью осознал, что без связи он подобен жертве крушения, выброшенной на необитаемый остров. От самых близких ему людей Грэма отделяли десятки световых лет. Спокойная, уединенная планета превращалась в ловушку, только и было надежды, что на старый отцовский звездолет.
При мысли о звездолете его слегка кольнула тревога: а вдруг снова провал в памяти? Вместо этого корабль встал перед его мысленным взором во всей реальности – таким, каким он видел его несколько лет назад. Огромное старомодное веретено из черного металла опиралось на массивные стабилизаторы, заостренная верхушка целится в голубое небо. Грэму вспомнился трепет, охвативший его тогда, в кабине подъемника. Механизм с честью выдержал несколько десятилетий пребывания под открытым небом и послушно доставил его к люку. Мрачные коридоры, освещенные лишь тусклыми аварийными лампами, с неодобрением встретили непрошеного гостя в легкомысленных шортах и пестрой майке. Пахло старым металлом, бездействующей машиной. Но звездолет был жив, он лишь дремал и в любой момент был готов подчиниться команде. За тонким слоем атмосферы его ждала родная стихия.
«Вот и сейчас вряд ли что-нибудь изменилось», – подумал Грэм.
Но воспоминания все-таки не прогнали тревожное чувство. Провалов на этот раз не было, но уж больно послушно, будто по заказу, они приходили. Это были не просто воспоминания. Время как бы возвращалось вспять, Грэм словно заново переживал тот миг, о котором подумалось: со всеми самыми незначительными подробностями, с ароматами, звуками, зрительными образами и даже тактильными ощущениями. Вот еще одна странность этого необычайного дня… Не слишком ли их много, таких странностей?
Он поморщился, склонил голову и наткнулся взглядом на недоеденную галету. Голода Грэм не чувствовал и бросил ее в ручей. Галету подхватило течение, рыбешки стайкой устремились к корму.
Грэм встал, принялся завязывать рюкзак. Дебора растянулась на солнышке посреди поляны. Она, казалось, не открывала глаз, но ни одно движение друга не ускользало от ее внимания. Умоляющим голосом пантера протянула:
– Ну, Грэм, может, отдохнем еще чуточку?
– Пора в путь, – ответил Грэм и решительно забросил рюкзак на спину. – Времени у нас в обрез.
Не хотелось признаваться даже самому себе, но факт остается фактом: вовсе не загадочные огоньки внушали Грэму опасения. Во время миссий он побывал в таких переделках, что нынешняя ситуация казалась прямо-таки ерундовой. Следовало просто-напросто остаться дома и подождать развития событий. Более того – именно так он должен был поступить, это подсказывали логика и опыт. Подлинный ужас он испытывал перед хаосом, воцарившимся в его сознании. Грэм пытался поверить, будто странные срывы памяти – дело огоньков, но что-то подсказывало: причина в нем самом, искать ее вовне ошибочно.
Он слышал, что, сходя с ума, человек не отдает себе в этом отчета. Расстроенное сознание объясняет симптомы болезни чисто внешними обстоятельствами. Мог ли послужить утешением тот факт, что странности своей памяти он все-таки замечал?
Вдвоем с Деборой они спускались с перевала. Склон постепенно становился более пологим. Время от времени в лесу встречались поляны, с них хорошо было видно, как приближается равнина. Направление Грэм выбрал точно, так что спустились они к самому берегу реки. Деревья разом кончались на краю широкой полосы песчаных наносов. Там, где арьергард леса несколько приподнимался над песком, из почвы торчали оголенные весенним половодьем корни.
Царивший кругом покой не заставил Грэма расслабиться, он знал, что нужно спешить. Сбросил ношу на песок, извлек лежавший сверху микровибрационный резак. Ни одна насадка из комплекта не годилась для того, чтобы валить деревья, но для этой цели был у него другой инструмент.
Через пару минут ствол выбранного Грэмом дерева захлестнула тонкая металлическая нить, связанная с вибратором и дополнительной ручкой. Нажав большим пальцем на красную кнопку, он почувствовал мелкую, едва уловимую вибрацию зажатого у него в руке приспособления и сделал шаг назад, медленно потянул на себя нить. Она утонула в стволе почти без сопротивления, перерезала его и вышла наружу с другой стороны. Дерево стояло как ни в чем не бывало, но стоило Грэму с Деборой упереться в ствол, крона заволновалась и великан стал медленно крениться.
Вскоре нужный им десяток деревьев лежал, подмяв под себя подлесок. Поменяв насадку, Грэм принялся обрубать ветви. Когда и это было сделано, они на пару с Деборой откатили бревна к воде и приступили к сооружению плота. Пантера тут оказалась очень кстати: улегшись на бревна, она впивалась в них когтями и плотно притягивала друг к другу, а Грэм обматывал их тонким синтетическим фалом.
К четырем после полудня плот был связан: шесть метров на четыре, посередине большой шалаш и каменный, обмазанный глиной очаг. С большим трудом они вдвоем столкнули свое детище в воду и прыгнули на влажные, пахнущие смолой бревна. Широко расставив ноги, Грэм уперся длинным шестом в дно и вывел плот на середину реки. Сначала чуть заметно, потом все быстрей и быстрей течение понесло их к цели. Теперь все заботы о путешествии брала на себя река. Положив шест, Грэм обнаружил, что с головы до ног вымок. Раздевшись, он развесил одежду на зеленых стенках шалаша, а потом достал из рюкзака складную удочку.
Дебора лежала с ним рядом и вылизывала мокрую шерстку, не забывая поглядывать на красный поплавок, волочившийся за плотом. Клева не было. Солнце постепенно клонилось к западу, но жара еще не спала. Лениво сидя на краю плота, Грэм почти забыл об удочке, к нему вернулось ощущение покоя, нарушенное появлением огоньков. Думать о неприятностях не хотелось. Река поможет.
И вдруг леска у него в руке вздрогнула. В двух метрах за кормой дернулся и скрылся под водой поплавок. Опытный рыболов, Грэм быстро подсек. По сопротивлению понял – попалась крупная рыбина. Спешить ни к чему, надо потравить леску. Натяжение нити подсказывало все перипетии борьбы за жизнь, которую вела рыба. Она отчаянно пыталась освободиться, но постепенно слабела, и Грэм стал подтягивать ее ближе к поверхности. Крупное серебристое тело мелькнуло рядом с плотом, скрылось, снова выскочило. Низко-низко припав к бревнам, Дебора подползла к краю плота, и, когда в воде в третий раз блеснула рыбья спина, на нее с быстротой молнии опустилась черная лапа. Мокрое сигарообразное тело мелькнуло в воздухе и шлепнулось на бревна.
Через некоторое время во влажном еще очаге полыхало буйное пламя. Грэм ворошил сучья, чтобы они как можно скорей превращались в угли. Дебора лапой придерживала подрагивающую рыбину, с гримасой, выражавшей смесь восхищения с отвращением, принюхивалась к идущему от нее влажному запаху.
И вот в очаге остался лишь толстый слой угольев, подернутых легким серым пеплом. Грэм выпотрошил рыбу и зарыл ее в жар, а потом шагнул к шалашу, ощупал развешанную на нем одежду. Все уже высохло. Он оделся и снова вернулся к очагу.
Наступил тот предшествующий вечеру час, когда в природе все затихает. Река словно застыла в своем безмолвном движении, красноватые, как осенние листья, блики легли на воду. Ничто не шевельнется в степях по обе стороны реки. В желтые, как медь, перины облаков на горизонте садилось солнце. Соблазнительный аромат, доносившийся из очага, казалось, неподвижно повис в воздухе. Улегся даже вечный спутник реки, легкий ветерок. Полный покой гасил у Грэма все желания, кроме одного: вечно сидеть вот так, в кротости и безмолвии.
Но прежде, чем окончательно утонул тонкий ломоть багрового солнца, миг тишины истек и наступила первая секунда вечера. Прощальный мутноватый луч прорвался сквозь крошечное оконце в нагромождении облаков и пропал. Тени на берегах стали тяжелеть от синевы. Подоспел и ветерок, зашуршал вдалеке травами, чуть слышно ему вторил плеск воды.
Медленно тянулось время, медленно уплывали назад совершенно не менявшиеся берега. Рыба испеклась. Они съели ее горячей, не обращая внимания на прилипшую кое-где золу. Потом молча улеглись под темнеющим небом, отдаваясь инерции спокойного вечера. Последние красные отблески заката умирали на западе.
– Будет гроза, – лениво пробормотала Дебора.
– Ага, – согласился Грэм. – Надо бы покрыть шалаш.
Пантера утвердительно рыкнула, но оба они еще долго не двинулись с места и лишь много позже поднялись, растянули над шалашом полотнище из водоотталкивающей синтетики.
Заметив на берегу рощицу, они решили пристать, чтобы пополнить запас хвороста для догоравшего костра; в темноте человек и пантера натаскали на плот охапки ломких сучьев, а потом поплыли дальше по течению.
Черная ночь вплотную подступала к светлому кругу, плясавшему около очага. Только повернувшись к нему спиной, можно было различить звезды, усыпавшие полнеба. Другая половина оставалась непроницаемо темной, ее затягивали невидимые во мраке тучи. С берега долетали тревожные голоса ночных птиц.
Подойдя к краю плота, Дебора всем существом тянулась во тьму. От напряжения под кожей волнами пробегала дрожь. Похоже, она вслушивалась в какие-то только ей доступные звуки загадочной жизни ночи. Затем, стряхнув оцепенение, пантера вернулась к очагу и устроилась у ног Грэма.
– В чем дело? – спросил он.
– Ни в чем, – не открывая глаз, пробормотала Дебора. – Вы, люди, все это давно утеряли… и тайны ночи, и духов, что бродят во мраке. А можно выразиться и по-другому: инстинкт, наследственную память. Я все же ближе к природе, ко многим ее тайнам… Твои прародители тоже, наверное, вглядывались вот так в ночь и жались поближе к огню, сами не зная, почему. А ты, цивилизованный человек, сидишь спокойно и не ощущаешь страха…
– Да, страха у меня нет, – кивнул Грэм.
– Вот и жаль… Многое обрел род человеческий, избавившись от фантомов ночи, беспочвенных опасений, мистического страха. Но и утратил тоже немало… Инстинкт… Черт возьми, как же объяснить тебе это? Ах, если бы мог инстинкт слиться с разумом, не бесследно раствориться в мысли, а покорно подчиниться ее диктату… насколько вы стали бы тогда богаче, сильнее…
Грэм подбросил в огонь сучьев и привлек голову пантеры к себе на колени.
– Это интересно… Порой я жалею, что испытывать твои чувства мне не дано. Вот хоть минуту назад – что ты ощущала?
– Словами трудно передать. Подаренный вами разум оттесняет инстинкт на задний план… Но не только. Он понемногу просачивается туда, где прежде безраздельно царил животный инстинкт, подменяет его человеческой мистикой. Будь я настоящей пантерой, разве испытала бы я подобное чувство? Форма все та же: чутье, позволяющее уловить некую далекую и неясную угрозу, разлитую во тьме. Да, она далека… но она здесь, рядом. И вот разум подсознательно навязывает мне свое полуобъяснение, а в результате я воспринимаю весь этот мир как огромную ширму, за которой кроется неведомая всемогущая сила. Мы для нее лишь фигурки в сложной, непонятной игре вселенского масштаба. Эта сила, как мне чудится, на ход вперед определяет каждый наш поступок, даруя нам лишь иллюзию свободной воли. Не знаю, возможно, я начинаю, подобно первобытным людям, обожествлять стихии…
Похолодало. Грэм и Дебора заползли в свой шалаш и устроились на ночлег. Лапа привольно раскинувшегося зверя легла человеку на грудь. Дыхание пантеры становилось глубже, безмятежнее. Во сне она время от времени поскуливала и дергалась, словно вот-вот бросится бежать, но уже через мгновенье засыпала еще крепче.
На полотнище шлепнулись первые капли. Огонь в очаге сердито шипел, как бы предчувствуя уготованную ему судьбу. Грэм лежал спокойно, голова была свежа. Спать ему совершенно не хотелось. Он снова и снова мысленно повторял слова Деборы. Неведомая, всемогущая, вселенская сила… Он думал об этом без тревоги, мерное движение убаюкивало. Права ли была пантера? Может, они и впрямь встретились с чем-то, чье могущество в тысячи раз превышало человеческое? До сих пор никто не наткнулся в космосе даже на след гипотетических сверхцивилизаций, однако логика подсказывала неизбежность их существования. Наивно было бы предполагать, будто среди миллиардов планет галактики именно Земля первой породила разум, что этот разум занимает высшую ступень развития. И если сверхцивилизации существуют, то встреча с какой-либо из них могла быть воспринята именно как столкновение с загадочным, непостижимым воздействием силы, чье могущество выходит далеко за пределы человеческого воображения.
Сам того не замечая, Грэм впал в зыбкое состояние между бодрствованием и сном, придающее мыслям призрачность и лишающее логику ее прав. Так начинаются сновидения… В полусне он машинально погладил лапу Деборы и флегматично, без удивления подумал, как до странности нежны у нее подушечки. А ведь они должны были бы огрубеть от постоянного соприкосновения с землей…
Потом он уснул.
Из бездонного черного сна без сновидений он вынырнул в такой же непроглядный мрак. За стенами шалаша выл ветер, хлестал дождь. Тяжелая лапа Деборы все так же лежала у него на груди; поворачиваясь, Грэм невольно ее задел. Пальцы коснулись шершавых, загрубевших подушечек. От неожиданности он отдернул руку, провел ею по собственному лицу, как бы проверяя, не изменяют ли ему органы чувств, потом снова ощупал лапу. Нет, все верно. Как и следовало ожидать, подушечки были грубы: ведь на них всей тяжестью опиралось тело взрослой пантеры. Значит, ошибался он накануне. Или же… к списку загадочных фактов следовало прибавить еще и эту подробность.
Снаружи тяжело громыхал гром. Он подполз к выходу из шалаша, отвел в сторону полотнище. Ветер швырнул ему в лицо пригоршню воды. Гроза бушевала над равниной. В нескольких километрах ниже по течению черное небо расколола ветвистая молния, ее острие вонзилось в землю. Вспышка на миг высветила блестящие от дождя бревна плота, как бы застывшие воды реки. И вот молния погасла, тьма снова сомкнулась, и ветер, как прежде, застонал за стенами их убежища. Докатился с опозданием могучий гром, разодрал темное небо. Почти сразу новая молния ударила в то же место далеко впереди. Всего мгновение мрака – и третья последовала за первыми двумя.
Внезапно Грэма осенило. Корабль – вот единственное, что могло, как громоотвод, притягивать к себе в голой степи молнии!
Он моментально выскочил наружу. Ледяные струи дождя хлестали, как из ведра. Стал ощупью искать шест и поскользнулся. Выругался сквозь зубы и поднялся снова. Не видно ни зги. Заметить и схватить шест ему удалось при свете очередной молнии, однако толку от этого оказалось мало – слишком глубоко. Положив шест, Грэм враскачку побежал на корму и навалился на рулевое весло. Ливня, низвергавшегося из невидимых туч, он уже не чувствовал и яростно правил к левому берегу, широко расставив ноги.
Сколько времени продолжалась эта борьба, Грэм не знал. Промокший до костей, с прилипшими к лицу волосами, он словно сросся с веслом, а течение любой ценой старалось вырвать его из рук. Все ближе и ближе то место, куда одна за другой били молнии. В их пронзительном свете уже можно было разглядеть блестящее от дождя черное веретено гигантского звездолета, вызывающе устремленного в гневное небо. Плот ударился во что-то мягкое, вздрогнул и замер. Грэм опустил в воду кормовое весло. Оно воткнулось в илистое дно. Значит, они у берега.
Спрыгнув в реку, он по пояс в воде стал выталкивать плот на сушу. Волны то и дело накрывали его с головой, но в то же время помогали. Мало-помалу, ценой неимоверных усилий Грэму удалось вытащить плот с мелководья на берег. В полном изнеможении он нащупал вход в шалаш и заполз вовнутрь. После холодного ветра тут было почти жарко. Стянув прилипшую одежду, он достал из рюкзака одеяло, завернулся в него и улегся рядом с Деборой.
Мурлыча что-то во сне, пантера зашевелилась и шершавыми подушечками лап провела по груди Грэма. Это придало его мыслям определенное направление. Если в жизнь его действительно вмешивается некая внешняя сила, то, может быть, именно происходящие вокруг странности помогут ему до этой силы добраться? Взять хоть те два срыва в памяти – на веранде и на углу дома. Что, если снова попытаться?
С чувством, что ведет себя довольно глупо, Грэм мысленно представил себе лапу Деборы. Он прикоснулся к ней перед тем, как заснуть, и подушечки были мягки и нежны. А сейчас… Тут вмешалась память, настаивая на том, что иначе, чем сейчас, никогда и не было, он просто ошибся. Мягкими подушечки были давно, в детские годы Деборы, тогда еще малышки с куцым хвостиком и забавной сплюснутой мордочкой. Потом подушечки загрубели. А почему же вчера вечером все оказалось не так? Ты ошибаешься, настаивал какой-то чужой голос. Нет, не ошибаюсь. Он знал, каким будет результат, и нарочно стал вызывать воспоминание за воспоминанием – без разбору, первые, до которых дотягивалась бестелесная рука сознания, все быстрее и быстрее. Вихрем налетали бессвязные картины его первых экспедиций, непродолжительных отпусков, мелькнула вчерашняя встреча с огоньками. Земля, космос, кабинет Хуана Ивановича Смита, старый звездолет в степи…
Вот тогда и не выдержала перегруженная память, дрогнул под лопатками плот, зашатались стенки шала…
4
…малейшего следа ночной грозы. Сидя на краю плота, Грэм смотрел на черную металлическую громаду корабля, вздымавшуюся над степью. Ходу до него было не больше километра.
– Консервы будешь? – спросила у него за спиной Дебора.
– Буду, – ответил Грэм, не сводя глаз со звездолета.
Ливень отмыл небо до прозрачной голубизны, не замутненной ни единым облачком. Медленно летели к северу несколько белых птиц. Грэм перевел взгляд на реку. Взбаламученная вода несла листья, обломившиеся ветви, даже целые деревья, с корнем вырванные из подмытых берегов. Время от времени на поверхность выскакивали серебристые рыбы и тяжело плюхались обратно, вздымая тучи брызг. Самое время забросить удочку, да жаль, надо спешить.
Подкатив к колену Грэма консервную банку, пантера вскрыла ее, резко дернув за кольцо. Пища разогревалась автоматически, над мясом поднялся аппетитный парок.
Завтракали они в сосредоточенном молчании. Грэм думал о звездолете. Что-то не верилось, чтобы неведомый противник позволил им так легко покинуть планету.
Эти мысли не давали ему покоя и потом, когда, захватив все необходимое, они зашагали по степи к высокому черному веретену. Росистая трава моментально до колен промочила брюки Грэму. Идя следом, Дебора часто останавливалась и отряхивалась, поднимая тучи холодных брызг. За ними оставалась полоса полегшей травы.
И вот их накрыла длинная заостренная тень корабля. Усилился влажный аромат трав. Какой-то затаившийся зверек выскочил из-под ног Грэма и сломя голову бросился прочь.
Подъемник был там, где несколько лет тому назад он его сам оставил. Решетчатая шахта шла вдоль массивного стабилизатора, тянулась все выше и выше до самого люка. Грэм и Дебора приблизились к кабине. Невероятным казалось, что простоявшая бог знает сколько времени техника все еще может действовать. Для проверки он приподнял металлическую крышку на внешней стороне кабины, под которой обнаружилось две кнопки. На одной было выдавлено «ПУСК», а на другой – «СТОП». Грэм нажал на них почти одновременно. Кабина со скрипом подскочила и тут же замерла в десятке сантиметров над землей. Под ней обнажился черный квадрат голой почвы и какие-то бледные, хилые растения.
Что ж, подъемник, кажется, в порядке. Грэм вошел в кабину и махнул Деборе. Одним прыжком пантера оказалась с ним рядом и, прежде чем он протянул руку к двери, прикрыла ее за собой, зацепив когтем.
Старые автоматы с честью выдержали испытание временем. Нажатие кнопки – и кабина, сперва лениво, а потом все быстрее, поползла по титаническому черному корпусу.
Все выше и выше возносились они над степью. Травы сливались в золотисто-зеленый ковер, в километре от корабля ртутной жилкой виднелась полоска воды. Не сводя глаз с пейзажа, Дебора в возбуждении колотила хвостом об пол зарешеченной кабины. Но Грэма утренняя степь совершенно не интересовала. Он придирчиво осматривал темную броню, вдоль которой поднималась кабина, и чувствовал, как испаряется его недоверие. Верно, место этому звездолету уже давно в каком-нибудь музее. Это же корабль-крепость, корабль-убежище, реликвия тех времен, когда полет к звездам непременно сопровождался смертельной опасностью. Что ж, очень кстати. Пятидесятисантиметровая броня из ситана дарила безопасность, да еще какую! Большей просто желать не приходилось. За этой броней ни один враг не страшен.
Вздрогнув, подъемник остановился. В обшивке появилась еле заметная щель, которая медленно расширялась. Через несколько минут тяжелая заслонка люка отъехала достаточно, чтобы пропустить человека. Перешагивая через порог, Грэм бросил последний взгляд на утреннюю степь. Там по-прежнему царил покой. Высыхала роса, курилась над травами клочками тумана. Однако кое-что изменилось. В воздухе парили огоньки.
«Поздно! – торжествующе мелькнуло у него в голове. – Поздно вы сюда добрались. При всем могуществе звездолет вам не по зубам».
Следом за Грэмом в корабль проскользнула Дебора, и он нажал расположенную на люке кнопку аварийного задраивания. Словно подхваченная взрывом, массивная заслонка с оглушительным грохотом плотно вошла в паз.
Грэм заспешил по коридору, но через несколько шагов остановился, чтобы осмотреться. Насколько он мог судить при слабом красноватом освещении, перемен со времени его последнего сюда визита не наступило. Все та же гнетущая застоявшаяся тишина, все тот же запах старого металла с легкой примесью горелой изоляции… Затягивавшая пол синтетика утратила эластичность, не пружинила под ногами и кое-где покрылась мелкой сетью трещинок.
Что-то прошуршало, и Грэм опустил взгляд. По полу с деловым видом спешила серебристая машинка-сороконожка. Остановившись, она занялась обувью человека: ловко собрала все травинки и комочки почвы, устранила невидимые пылинки. Для верности пару раз всосала воздух своим рыльцем-хоботом и переключилась на пантеру. Дебора с отвращением оттолкнула ее лапой. Сороконожка настаивать не стала и спряталась в какой-то люк-норку.
Припоминая на ходу планировку звездолета, Грэм зашагал в темноту. Там, впереди, лампы аварийного освещений не могли справиться с мраком. И вот они уже перед открытыми дверями центрального лифта. Стоило им ступить в кабину, как ее залил ярко-оранжевый свет. Любезный, чуть севший от времени баритон произнес:
– Милости просим, сэр. На какой вам этаж?
– В навигационную, – коротко бросил Грэм. – И быстро.
Вероятно, ответ был интерпретирован как приказ действовать с максимальной оперативностью, потому что от перегрузки у него подогнулись колени. Всего через несколько секунд дверь отъехала и они вошли в кольцеобразную навигационную рубку, как бы пронизанную шахтой лифта. Рубка размещалась на самой верхатуре звездолета, от шахты до стены оставалось не больше четырех метров.
Грэм рванул рубильник электроснабжения. Аварийные лампы мигнули, и все вокруг залил живой яркий свет. Теперь перед Грэмом стояла конкретная задача, и до чего же приятно было выполнять ее быстро и четко. На осмотр рубки ему понадобилось несколько секунд. Вокруг шахты радиально располагалось пять кресел: для вторых пилотов, для наблюдателей, для связиста. Кресло капитана передвигалось по рельсам вдоль пульта, опоясывавшего всю рубку. Над пультом матово поблескивали мертвые пока глаза больших и малых экранов.
– Выбирай любое кресло, Дебора, – сказал Грэм. – С твоим их не сравнишь, но как-нибудь устроишься.
Пантера понимала, что лишние разговоры сейчас неуместны, и потому молча подчинилась. Грэм осматривал пульт. На штатную процедуру старта не было времени. Ничего, машина хоть куда, выдержит и аварийный взлет. Только вот где… ага, вот он! Грэм поспешно уселся в капитанское кресло и, не пристегиваясь, подкатил к нужному блоку. Откинул прозрачный колпак аварийного табло, энергично нажал несколько кнопок. Полная готовность реактора… Стартовая готовность… Готовность всех систем.
Подавая команду о готовности всех систем, он предупреждал автоматику, что позаботиться о настройке каждой из них в отдельности придется ей. Правда, это означало более высокий расход энергии. Ну и бог с ней.
Корабль разом ожил. Тысячи систем самого разного предназначения пробуждались от долгого сна с грохотом, гудением, свистом, скрипом и чуть слышным писком. Разноцветные огоньки побежали по пульту, стрелки приборов метались от нуля до края шкалы, голоса автоматов наперебой рапортовали: «Реакторы – полная мощность достиг…, вертый сектор – готовность… Двигатели в предстартовом режиме… Сектор защиты – готовность через… аккумуляторное отделение – двухминутная… Криосектор – ожида…» Один за другим над пультом вспыхивали экраны кругового обзора. Теперь Грэм мог видеть все: степь вокруг звездолета, ярко освещенные коридоры, служебные помещения, технические склады, корпус – снаружи и изнутри…
Корпус снаружи…
Увиденное заставило его остолбенеть. Нет, у него что-то с глазами, такого просто не могло быть.
По обшивке звездолета ползли яйцевидные зеленые роботы с множеством ног. Над ними крутились небольшие стайки огоньков. Но это еще куда ни шло – невероятно, чудовищно было совсем другое. Передние манипуляторы роботов заканчивались широкими клешнями, и вот ими-то они крошили совершенный, непобедимый ситан, будто самый обыкновенный графит.
Что-то треснуло, экран справа от Грэма рассыпался, и в дыре показались клешни первого из атакующих. За ними появилось зеленое яйцеобразное тело, на ногах ясно виднелись присоски. В динамиках какой-то металлический голос монотонно повторял: «Нарушена герметичность, нарушена герметичность, нарушена. Его перебил другой, более энергичный: „Система защиты вступает в действие!“
Зеленый робот продолжал протискиваться в рубку – почему-то медленно и осторожно. Половина экранов снова погасла, но и остававшихся хватало, чтобы получить полное представление о вспыхнувшей битве. В корпусе погибающего звездолета разом открылись невидимые до сих пор большие и малые люки. Гибкие стальные щупальцы выставили бластеры, орудия защиты при крайней опасности. Сотни молний заструились по черной броне. Разбитые, сожженные, смятые посыпались на землю роботы. На миг в душе Грэма пробудилась надежда. Однако зеленая напасть как бы рождалась из ничего, из неуязвимых огоньков, беззаботно исполнявших свой танец в теплом воздухе. Все новые и новые роботы появлялись у корабельной кормы и, ловко перебирая конечностями с присосками, устремлялись по броне вверх. Другие начали подгрызать опорные колонны. Стало ясно, что вскоре огромный звездолет неминуемо рухнет.
Здесь, в рубке, робот наконец пролез в дыру на месте экрана и легко спрыгнул на пол. Широко расставив манипуляторы с клешнями, он застыл против Грэма. Тот тряхнул головой, сбрасывая оцепенение. У них оставался еще один путь к спасению.
– За мной, Дебора! – крикнул Грэм и бросился к открытому лифту.
Не теряя времени на возню с ремнями, пантера мгновенно выскользнула из кресла и одним прыжком очутилась в кабине.
– К униходу! Немедленно! – приказал Грэм невидимому автомату.
Дверь захлопнулась под носом у зеленого робота, пол кабины как бы провалился. Грэм понимал, что спускаются они с максимальной скоростью, почти падают, и все же ему показалось, что прошло несколько долгих минут, прежде чем лифт резко остановился. Дверь отъехала, и их глазам предстала зловещая картина. В стенах просторного ангара зияли рваные дыры. Одна из них была совсем рядом, Грэму бросилась в глаза зернистая структура разломленного, будто вареная картофелина, ситана. В ангаре копошилось несколько роботов, с легкостью крушивших складированные тут механизмы. Но униход был цел. Пока…
Гигантскими прыжками Грэм понесся к спасательной машине. Ему преградил дорогу один из роботов. Грэм отбросил его пинком. Другой клешней ухватил его за свитер. Треск рвущейся шерсти – и Грэм летит дальше. Человек и пантера одновременно вскочили на широкое крыло унихода. При их появлении фонарь кабины откинулся автоматически. Дебора скользнула на заднее сиденье, а Грэм прыгнул на место пилота и, еще не коснувшись кресла, обрушил кулак на стекло, закрывавшее кнопку экстренного взлета.
Что-то хрустнуло – то ли кнопка, то ли кулак – и стена напротив внезапно обрушилась, сметенная взрывом. Взревели на форсаже двигатели, смяли и опрокинули зеленых роботов, вынесли униход прямо в дымовую завесу взрыва. Вот и первые проблески синего неба. Грэм переключил на ручное управление, заставил машину свечой взмыть ввысь. Обернулся он лишь на секунду и увидел, как огромное черное веретено, подсвеченное вспышками бластеров, чуть заметно шевельнулось, чтобы в течение бесконечно долгого мгновенья рухнуть на зеленую равнину. Звездолет погибал, как вековой дуб, – даже в смерти не признавал себя побежденным. Уже поверженный, он, наверное, будет защищаться до конца.
Слева вынырнула стайка огоньков. Их скорость чуть превышала скорость унихода, они явно шли наперерез. Грэм резко положил машину на крыло, в вираже уходя направо, к реке.
В этот миг его и подстерег одинокий огонек, свалившийся откуда-то сверху. Он скользнул вдоль фюзеляжа, и Грэм увидел, как левое крыло бесшумно отделяется от корпуса и кувыркается в воздухе.
Выровнять машину ему все-таки удалось. От левого крыла остался обрубок не шире метра с гладким, будто бритвой отрезанным, краем. Действовать следовало без промедления. Униход пока слушался, и Грэм бросил его в пике. Стремительно приближалась широкая и прямая на этом участке лента реки.
Из пике он вышел уже над самой водой. В глазах почернело от перегрузки, зато от преследования они, кажется, оторвались. Днище машины ударилось о речную поверхность, подняв гигантскую тучу брызг и пены. Пелена перед глазами постепенно рассеивалась, теперь Грэм ясно различал берега.
Он нажал на специальную кнопку, и пиропатроны с легким хлопком отстрелили ненужные теперь крылья. Униход превращался в судно. Реактивная тяга действовала исправно; задрав нос, машина с бешеной скоростью летела вперед, таща за собой шлейф воды и пара.
Прямой участок подходил к концу. Дальше река петляла: сплошные излучины. Ясно, что при такой скорости, да еще на воде униход будет капризничать, поэтому Грэм сосредоточился, покрепче ухватился за штурвал. Каждая секунда на счету. Не оборачиваясь, он приказал:
– Наблюдай за небом. Как там огоньки?
Короткое молчание. Поворот. Впереди – скалы, у подножья которых кипит белая пена. Поворот, еще поворот, еще и еще поворот… Теперь снова прямая. Короткая передышка.
– В небе чисто, – доложила Дебора. – Ни одного огонька.