Узник зеркала

Глава 1

Заколдованный принц

Небо наливалось лазурью, вытесняя палевые краски восхода. Дневное светило вступало в силу. Под его лучами пена облаков таяла и оседала, меняя очертания. Лишь одно очертание оставалось неизменным, ибо это было вовсе не облако, а гора судеб под названием Фатум. У неё нет основания, и висит она между небом и землёй. Лишь изредка, в предрассветные часы погожего утра, Фатум является взорам людей. Когда солнце накидывает на неё золотую скань лучей, на мгновение на её вершине можно разглядеть прекрасный белокаменный дворец, украшенный позолотой. Говорят, удача улыбнётся всякому, кому посчастливится его увидеть. Жаль, что видение слишком мимолётно и быстро угасает. Гора истончается, делаясь прозрачной, пока совсем не исчезнет из вида. Но даже незримая, гора Фатум незыблемо высится над землёй, и непрерывно кипит работа во дворце, что стоит на её вершине.

День и ночь прилежные суденицы прядут нити человеческих судеб, которые невидимыми паутинками тянутся к каждому живущему на земле. Неустанно вращаются волшебные веретенца, и каждое издает тонкий, едва уловимый звук, а когда они сливаются в единый хор, получается музыка: мелодичная и нежная, грустная или весёлая. Порой в неё врываются тревожные нотки, а то и вовсе она сбивается на какофонию. Это значит, что в этот миг на земле властвуют страдание и боль: идёт война и гибнут люди.

Некоторые счастливчики слышат мелодии, звучащие в поднебесье, и перекладывают их на ноты, чтобы донести музыку до других. А иным людям удается понять рассказы поющих веретёнец, перенести их на бумагу, и тогда получаются стихи, повести, а то и целые романы. Ни одна хорошая мелодия и ни одна стоящая книга не сочиняются — они даруются свыше.

Вот и сейчас во дворце Фатум начинается новая история, а может быть, продолжается старая, ведь каждая история вытекает из другой, ещё недосказанной.

Кто не знает, что у судьбы тоже бывают любимчики? Случилось так, что суденица Доля, одна из фей, прядущих нити судеб, стала крёстной обычной земной девочки по имени Злата. Когда Злата выросла, ей пришлось пережить много приключений. Она преодолела все препятствия и стала женой короля. У них родился сын Глеб, но злая Ведунья из Лисьей Норы превратила соперницу Златы, Чёрную герцогиню, в двойника принца и подкинула его во дворец. Мальчики, Глеб и Гордей, выросли как братья, и только когда им исполнилось по десять лет, стало известно, что один из них — подкидыш ведьмы. К счастью, кубок, подаренный Чародеем, помог распознать, кто из них настоящий принц, а колдовской подкидыш Гордей стал пленником Волшебного Зеркала. Магическое Зеркало, поглотившее Гордея, исчезло вместе с Ведуньей.

Королевская чета горевала по Гордею: как бы то ни было, они привыкли считать его своим сыном, но постепенно время залечивало раны. Тем более что у них было утешение — настоящий наследник престола остался с ними: жив, здоров и невредим.

Шло время, и все заметили некоторую странность. Мальчик не рос. Поначалу никто не обеспокоился. Всем известно, что мальчишки растут куда медленнее девочек. Но когда минуло два года, сверстники Глеба вытянулись и лишь он не стал выше ни на волос, это начало тревожить родителей. Доктора и знахари давали мальчику витамины, микстуры и прописывали гимнастику. А один костоправ даже приволок снаряд для вытяжки позвоночника — собственного изобретения, — но король благоразумно отказался: уж очень эта машина походила на инструмент пыток времён инквизиции.

Видя, что медицина бессильна, во дворце старались обходить щекотливую тему стороной. Даже дети не дразнили принца и делали вид, что не замечают его маленького роста. Глеб тоже не подавал вида, что его огорчает этот недостаток, хотя в душе сильно переживал.

Однажды Злата исчезла на несколько дней. Король сказал, что она поехала в свой родной город навестить отца. Глеб удивился, ведь обычно она брала его к деду. Однако мальчик знал, что если родители не объясняют свои поступки, то лучше не приставать к ним с расспросами. Поздно ночью его разбудил шум во дворе. Он выглянул в окно и увидел карету. Злата вернулась. Мальчик подождал, когда она придёт к нему в комнату, но она всё не шла, наверное, думала, что он спит и не хотела будить. Тогда он сам поспешил к ней поздороваться. Дверь в малахитовую комнату была прикрыта неплотно, и до него донеслись приглушённые голоса родителей. Мальчик хотел войти, но услышанное заставило его остановиться и приникнуть к щели.

— Не понимаю, если это колдовство, то почему Чародей не может развеять чары? — раздосадовано произнёс король.

Заложив руки за спину, он нервно вышагивал по комнате, как делал всегда в минуты крайнего недовольства.

— Потому что от каждого заклинания есть своё средство, как и от каждой болезни. Нельзя лечить насморк таблетками от кашля. Ты говоришь так, будто осуждаешь меня за то, что я не уговорила Чародея помочь нам.

Глеб не видел лица матери, но её голос дрожал, как будто она вот-вот расплачется. Король подошёл к ней и примирительно произнёс:

— Не сердись. Я не хотел тебя обидеть. Но ведь должно же быть какое-то средство.

— Оно есть.

— Так что же ты молчишь!

— Потому что мы им никогда не воспользуемся. Никто не в силах расколдовать Глеба, кроме него самого. Для этого он должен либо уничтожить зеркало и избавиться от двойника, либо освободить Гордея. Я на своём опыте знаю, как труден и страшен путь тех, кто бросает вызов колдовству, и не хочу, чтобы наш сын ступил на него.

В комнате стало так тихо, что Глеб затаил дыхание, боясь, что его услышат. Слова отца приговором прозвучали в тишине.

— Ты права. Он ничего не должен знать. Лучше пусть остаётся, таким, как есть, чем мы потеряем его. Мало ли на свете людей маленького роста.

Глеб медленно отошёл от двери. Услышанное ошеломило его. Ему уже доводилось встречаться с Ведуньей из Лисьей Норы, и у него не было желания вновь сталкиваться с магией и колдовством. Но это означало, что внешне он навсегда останется десятилетним мальчиком. Добравшись до спальни, Глеб долго лежал без сна. Для себя он уже принял решение. Он хотел быть таким же, как все, расти вместе со своими ровесниками и не видеть, как люди жалеют его, стыдливо отводя глаза. Ради этого он готов был претерпеть всё на свете. Но как найти Волшебное Зеркало? Если бы он только знал, как встретиться с Чародеем, он бы вызнал об этом всё, но вряд ли благоразумно спрашивать о кудеснике у родителей, ведь они не допустят, чтобы их сын отправился в опасное путешествие.

Глава 2

Маленькая цыганка

Осень тронула живописной кистью кроны клёнов, но увядание ещё не коснулось королевского парка. До сих пор пёстрым ковром цвели астры. Лабиринт из аккуратно подстриженных кустов самшита был всё так же зелен, но в тёмной воде фонтана одиноким солнечным пятном уже плавал жёлтый лист.

Глеб брёл по парку к статуе Пана. Именно там он впервые встретился с Ведуньей из Лисьей Норы и она открыла перед ним запретную дверь в мир магии. По мере приближения к беседке, возле которой стояла статуя, его шаги замедлились. Он не забыл полученного урока: не обращайся за помощью ко злу — получишь зло ещё большее. У Глеба не было желания вновь встречаться с лицемерной колдуньей и тем более просить её об услуге. Нужно было искать другой путь. Он резко свернул и пошёл прочь.

Терзаемый сомнениями, Глеб дошёл почти до конца парка, когда его внимание привлек шум. Трое мальчишек с улюлюканьем гнались по улице за маленькой цыганкой. Оборвашка мчалась во все лопатки. Её босые ноги так и мелькали в ворохе юбок, а широкие рукава с оборками развевались, точно крылья. Добежав до ограды, девчонка повернулась к преследователям лицом и, затравленно озираясь, пёстрой бабочкой замерла возле чугунной решётки. Сорванцы остановились и со злорадными ухмылками медленно подступали к ней. Теперь, когда они загнали цыганку в тупик, спешить было некуда, и шалопаи наслаждались своей победой. Неожиданно девчонка ухватилась за прутья ограды и с ловкостью обезьянки полезла вверх.

— Эй, смотри-ка, она уходит! — крикнул один мальчишка и бросился следом за ней.

— От нас не уйдёт, — возразил другой.

Подскочив к ограде, он попытался стянуть беглянку, но та изловчилась и лягнула его в глаз. Забияка вскрикнул и, ухватившись за голову, полетел вниз, повалив при этом своего товарища.

Тем временем маленькая цыганка оседлала ограду и сверху оглянулась на преследователей, которые, как жуки, карабкались за ней. Вдруг властный мальчишеский голос заставил их остановиться:

— Не смейте её трогать! Пошли прочь, или я позову стражу! — прикрикнул Глеб.

При упоминании о блюстителях порядка сорванцы переглянулись, мигом сползли вниз и без лишних слов дали дёру. Оборвашка хотела последовать их примеру, но зацепилась юбкой за остроконечную пику, венчающую чугунные прутья. Раздался треск материи, и девчушка кубарем свалилась с ограды прямо к ногам Глеба. Он склонился, чтобы помочь ей подняться, но она резко отпрянула, перекатилась, с вёрткостью акробатки вскочила на ноги и в бойцовской позе замерла напротив мальчика, выставив перед собой кулаки. Спутанные кудрявые волосы окутывали её густой гривой, отчего детская фигурка казалась совсем хрупкой, но в маленькой цыганке чувствовалась решимость пантеры биться до конца.

Глебу ситуация показалась настолько комичной, что он невольно рассмеялся. Девчонка озадаченно посмотрела на него и с подозрением спросила:

— Чего лыбишься?

— Ты думаешь, я собираюсь с тобой драться?

— Я таких, как ты, двоих отделаю. Попробуй только кликнуть охрану, — воинственно произнесла оборвашка, но кулаки всё же опустила.

— Я не дерусь с девочками, — сказал Глеб и добавил: — У тебя на лице кровь.

— Тебе-то что?

Она обтёрла кровь тыльной стороной ладони.

— Э, да у тебя на щеке глубокая царапина. Надо смазать мазью. Пошли. — Глеб кивком приказал девочке следовать за ним, но она не сдвинулась с места.

— Я сама о себе позабочусь. Хочешь сдать меня страже, хитрый лис?

— Думаешь, ты такая важная персона, что у стражи больше нет дел, как с тобой возиться? Я просто предложил тебе обработать ранку, чтобы щека не распухла. Не хочешь — твоё дело.

Глеб передернул плечами. Чего ради он нянчится с этой упрямой дикаркой? Судя по её виду, она не избалована излишней заботой, на ней и так всё заживёт, как на кошке.

— Не боишься звать меня в свой дом? — с издёвкой спросила она.

— А чего мне бояться?

— Ты чокнутый. Я ведь цыганка. — Девчонка вскинула руку и тихонько звякнула браслетами.

— Вижу, что не баронесса, — фыркнул Глеб. Его насмешка задела её за живое. Если он круглый год носит башмаки, это ещё не причина, чтобы задирать нос. Она гордо вскинула голову и с достоинством произнесла:

— Чтоб ты знал: мой отец — цыганский барон.

— Очень приятно. Обознался, ваша светлость, — шутливо поклонился Глеб.

Это было последней каплей. Девчонка в ярости сжала кулаки и тряхнула спутанной гривой так, что все мониста и браслеты жалобно тренькнули.

— Не веришь, что я дочь цыганского барона?! Землю поцелую! — вскинулась она.

— Отчего ты такая обидчивая? Что ни скажи — сразу злишься.

В мальчишке не было враждебности, и его открытость обезоружила девчушку.

— Вовсе я не злюсь. Зачем не веришь, когда правду говорю? — насупившись, буркнула она.

На вид Глеб и цыганка были ровесниками, хотя мальчик понимал, что он намного старше. Несмотря на пёстрый ворох юбок и оборок, девчушка казалась худенькой и тщедушной, как дети, которые не едят вдосталь. Глеб вспомнил, как она затравленно прижималась к ограде, когда её окружили трое мальчишек, и вдруг понял, что она вовсе не злюка и не забияка. Просто её часто обижают, и ей приходится защищаться самой. Вряд ли кому-нибудь есть до неё дело, иначе она не ходила бы чумазая и босоногая, ведь земля осенью уже далеко не тёплая. Ему захотелось сделать для неё хоть что-нибудь хорошее.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Марика. А что? — Она с вызовом вскинула глазищи, не зная, какого подвоха ожидать.

— Послушай, честное слово, я не сделаю тебе ничего дурного. Если не хочешь идти со мной, то неподалёку есть фонтан. Можешь там умыться, а я принесу мазь и чего-нибудь поесть.

Марика с недоверием смотрела на мальчугана. Он не цыган, а значит недруг. Почему тогда вступился за неё и не выдал тем двуногим ослам? Почему не брезговал позвать её в свой дом, хотя сразу видно, что сам не из бедных. Конечно, одет не так нарядно, как купеческие сынки, что щеголяют в пёстрых шёлковых жилетках, в фуражках с околышком и сапожках со скрипом. Но она вынуждена была признать, что он в сто раз красивее всех остальных мальчишек.

— Зачем я должна верить твоему слову? — спросила она.

— А почему бы и нет?

После некоторого раздумья Марика кивнула. Когда Глеб вернулся, девчонки уже не было. Впрочем, этого следовало ожидать. И все же он огорчился. Дикарка была не похожа ни на кого из ребят, с кем Глебу доводилось общаться, но ему казалось, что она смогла бы понять его лучше, чем дети знати. Им обоим в жизни не слишком повезло. Конечно, на первый взгляд, у него было всё, о чём только можно мечтать, но что значат почести и богатства по сравнению с тем, что он обречён навсегда остаться недоростком.

Глеб сел на парапет фонтана и, положив рядом с собой ненужный теперь свёрток с едой, рассеянно опустил ладонь в по-осеннему тёмную воду, глядя, как пузырьки воздуха обрисовывают серебристым контуром его руку.

— Эй, ты, эй! — вдруг услышал он приглушённый оклик.

Кусты раздвинулись, и в них появилась Марика.

— А я думал, что ты ушла, — обрадовался Глеб. Когда она увидела его неподдельную радость, уголки её губ дрогнули и робко приподнялись, готовые вот-вот снова опуститься в настороженной хмурой гримаске. Глеб улыбнулся, и лицо маленькой цыганки медленно, как распускается цветок, тоже расцвело широкой улыбкой. Они стояли и смеялись безо всякой причины, просто потому, что они были детьми, потому, что иногда хочется забыть о невзгодах, и ещё потому, что они встретились: босоногая оборвашка — дочь цыганского барона, и всеми обожаемый принц, которому не суждено вырасти.

— Твоё имя как? — спросила девчонка.

— Глеб.

— Глеб. — Она медленно, точно пробуя на вкус, повторила его имя. — Хорошее имя, доброе, будто хлеб.

— Ой, я ведь принёс тебе поесть, — спохватился мальчик. — Только сначала надо смазать царапину. Пойди умойся.

Он достал из свёртка баночку с мазью, что тайком позаимствовал у лекаря. Марика недоумённо уставилась на мальчишку.

— Ты ослеп? Я уже умылась.

Она продемонстрировала грязные потёки на щеках. Глеб молча покачал головой и подвёл её к фонтану.

— Мойся как следует. Баронессе не пристало ходить чумазой. И ещё я принёс тебе вот это. — Он протянул ей костяной гребень с тонким золотым орнаментом на ручке.

— Это мне?!

Вещь была недешёвой. Что, если его мать хватится гребня? Девочка помотала головой, отстраняя подарок.

— Отнеси его своей матери, а то скажут, что я украла. Они всегда так говорят. Дочь цыганского барона никогда не станет воровкой;— Она возмущённо топнула босой ногой, словно ставя точку под своим утверждением.

— Не бойся, никто не обвинит тебя. Это мой гребень, так что никто не заметит, что он исчез.

Секунду поколебавшись, девчонка выхватила гребень у мальчика из рук и, поцеловав, прижала к груди, точно кто-то собирался отнять её первый в жизни подарок.

Глеб стоял против солнца. Его пушистые волосы, как нимб, золотым ореолом сияли вокруг головы. На мгновение Марике показалось, что он не мальчишка, а ангел, сошедший на землю. И он такой же добрый. Он подарил ей гребень.

Цыганка решительно подошла к фонтану и на этот раз от души тёрла руки и лицо, намываясь, будто перед Пасхой. От холодной воды её щёки раскраснелись. Румянец придал смуглой коже нежный оттенок. Умытая и расчёсанная, она преобразилась. Огромные блестящие глаза и богатая копна волос делали её настоящей красавицей.

На скамейке возле фонтана Марика чувствовала себя не в своей тарелке. Она знала, что в частных владениях цыган не жалуют. Этот необычный мальчишка был очень добр к ней, и ей вовсе не хотелось, чтобы ему из-за неё досталось от хозяев. Поёрзав, она сказала:

— Тебя заругают, если увидят со мной.

— Успокойся, никто меня не заругает, — сказал Глеб и для пущей убедительности добавил: — Если хочешь знать, мой дед был бакалейщиком, а маме в крёстные взял нищенку, которая постучалась в дом за милостыней.

Глеб не стал уточнять, что потом нищенка оказалась феей, ведь дед тоже узнал об этом много позже крестин.

— Значит, твой дед такой же чокнутый, как ты, — широко улыбнулась девчонка.

Они устроились в более укромном месте. Марика с таким интересом доставала из пакета булочки, ветчину, сыр и яблоки, точно это были рождественские подарки. Принесённая Глебом снедь была для неё настоящим пиршеством. Она принялась с аппетитом уплетать бутерброды, но увидев, что мальчик не разделяет с ней трапезу, прекратила жевать:

— Зачем не ешь?

— Не хочу.

— Врёшь. Как можно не хотеть есть?

— Я недавно обедал. Это для тебя.

— Значит, всё, что не съем, я могу взять себе?

— Конечно.

Марика оценивающе посмотрела на еду, вздохнула и серьёзно произнесла:

— Нет, съем, даже если лопну. Иначе всё равно отнимут.

Непосредственность девчушки забавляла Глеба, и он едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Насытившись, Марика обстоятельно подобрала крошки, хотела облизать пальцы, но под взглядом Глеба смутилась, поняв, что в его доме так не поступают, и «культурно» обтёрла руки об юбку.

— Твой отец тут служит? — спросила она.

— Да, вроде того, — уклончиво ответил Глеб. Он боялся, что если Марика узнает, кто он на самом деле, то сбежит и не станет больше с ним разговаривать, поэтому перевёл разговор на другую тему: — А почему те мальчишки гнались за тобой?

Марика нахмурилась и передёрнула плечами.

— Вчера они подкараулили меня и отняли весь дневной заработок. Не думай, я не попрошайка, клянусь. Я хорошо танцую, — добавила она, глядя Глебу в глаза. Он поделился с ней хлебом, и она не хотела, чтобы он думал о ней плохо.

— А сегодня они опять хотели сыграть с тобой ту же штуку?