Тайное становится явным

– А может, вам еще и священника? – мрачно пошутил второй.

Ну все, подумал Павел. Прощай, заблудшая душа.

Дрыгаться смысла не было. В коридоре – у окна и у сортира – маячили еще двое. Они всегда там маячат. Пришлось спрятать обиду, убрать руки за спину и прогуляться.

В узкой комнатушке – нечто среднее между регистратурой и камерой хранения – ему отдали вещи.

– Распишитесь. Одежда, нож, фонарь, зажигалка. Документы. Деньги. Пересчитайте, чтобы потом не было вопросов. Какая-то веревка, бинт, раздавленный антикомарин – если хотите, тоже забирайте… Пистолет-пулемет «ПП-24» – реквизирован. Кисет с желтым металлом – реквизирован. Так, теперь здесь распишитесь… И здесь… И вот на этом квиточке… Все, свободны.

Происходящее дальше выглядело полной фантастикой. Коридор, солнышко, редкие клумбы вокруг плаца, выцветшие плакаты с безликими военнослужащими, тянущими носок. «Пиковая» ограда, КПП…

– Счастливо, – буркнул сопровождающий.

Туманов машинально отозвался:

– И тебе счастья…

Он давно подозревал, что это никакая не тюрьма, хотя и везли его в кузове, и выгружали во внутреннем дворике, где не было ни звезд, ни плакатов. И охрана состояла из мужиков в годах. Энские тюрьмы он знал не понаслышке – они вовсе не такие. Обстановка в казенных узилищах никогда не напоминает обстановку задрипанной гостиницы с наспех врезанными дверьми. А новые тюрьмы уже не строят. Даже картонные. Отгрохать кутузку – равноценно по деньгам строительству университета с современной научной базой.

В ста шагах от КПП – улица. Грязные дома, машины, люди. Заурядный «комплексный» патруль – один «синенький», два «зелененьких». Обычно друг дружку недолюбливают, а эти, похоже, спелись. Двое дружно шерстят компашку цыган с баулами, третий, как и положено, с автоматом на стреме. Легальный грабеж. И возмущаться не резон: объясняй потом в морге соседу по полке, что у тебя нервы не железные.

Дина с Алисой сидели на лавочке, ждали его. Увидав, изменились в лице, подпрыгнули, бросились обнимать. Веселые – дальше некуда.

– Выпустили… – пыхтела Дина. – Ты понял, Туманов, они нас выпустили… Не могу поверить. Колоссально!

Он обнимал их, таких родных, долгожданных, и тоже не мог поверить. Павел познавал эту объективную реальность в ощущениях, но она казалась уж больно простой. Он привык к тому, что мир сложнее, богаче, нежели видят его глаза.

– Эта реальность не объективная, – бормотал Туманов. – Где-то рядом должна быть другая.

– А что, есть объективная реальность? – хлюпая носом, спросила Дина. – Это бред, вызванный недостатком алкоголя в крови… Успокойся, Туманов, нас выпустили… Со всеми потрохами, документами… Колоссально!

– И мы продолжим наши танцы-шманцы, – Алиса подпрыгивала и пыталась укусить Туманова в густую щетину.

– Обжиманцы… – захохотала Дина.

Патруль, работающий неподалеку, прервал шмон и с интересом уставился на них.

– Тихо… – зашипел Туманов. – Заметут по второму разу, вот тогда и похохочем…

Веселье угасло. Алиса перестала подпрыгивать.

– Фу-у, – сказала Дина. – Замучили, сволочи. Распотрошили, как курицу. Всю мою биографию, знания, мысли о будущем Великой России…

– Аналогично, – пробормотал Туманов, – Правда, мыслей у меня – кот наплакал, не порезвишься.

– А я одному между ног дала, – гордо сообщила Алиса.

– Не лейтенанту ли Симакову? – Дина снова истерично захохотала.

– Послушай, вождь краснокожих, – Туманов, сдерживая икоту, сверху вниз воззрился на ребенка. – Я тебя когда-нибудь усыновлю… в смысле, удочерю и буду еженощно до рассвета лупить широким кожаным ремнем.

– Я потерплю, – улыбнулась Алиса и подставила солнышку такую ангельскую мордашку, что все повторно покатились со смеху. Туманов сделал знак патрулю: мол, все окейно, ребята, занимайтесь своим делом.

– А если серьезно, – Дина перестала смеяться и принялась усиленно чесать переносицу, как бы подавляя нестерпимое желание чихнуть, – нам нужно капитально где-нибудь сесть и хорошенько подумать. Уж очень много в наших играх неясностей. Туманов, дай наводку.

– Наводку?.. – пробормотал он, задумчиво кусая губы. – Ну хорошо, попробуем… Пойдем, веселая семейка, дам я вам на водку…

Водку в ближайшей тошниловке не продавали. Имелась подделка под «Арарат», а на кушанье – голландские сырокопчености, очень удобные для намазывания на хлеб. Какую только дрянь не везут. Народу почти не было. Финансовые возможности сограждан не позволяли посещать даже малоаппетитные места. Даже в утренние часы, когда цены падают вдвое.

Но им впервые за неделю предложили пищу, не напоминающую баланду и не отдающую морской капустой. Они набросились на нее с жадностью робинзонов. После первой рюмки мыслительный процесс сдвинулся с места.

– Нет, не верю я в благотворительность бывших коллег, – Туманов быстро, словно кто-то был против, разлил по второй – для закрепления начавшегося умственного процесса. – Они прежде всего «черные лукичи», а уж потом гуманитарии. И где-то в их словах и поступках должна скрываться каверза. Давай, Дина, за встречу, за удачу.

– За любовь, – хмыкнула Алиса.

Под скучающим взором бармена, обтирающего стаканы грязным полотнищем, выпили.

– Мы можем провериться насчет слежки, – осторожно заметила Дина.

Туманов решительно кивнул:

– Обязательно. Допьем, доедим – проверимся. На ситуацию «с добрым утром» нас не купишь. Хотя не думаю, Дина, что мы такие глазастые. Это две большие разницы – рядовая слежка и грамотное наблюдение. Если за дело взялись специалисты, мы их никогда не запеленгуем. Кстати, дитя, – обратился он строгим тоном к жадно жующей Алисе, – почему ты с нами?

– А где мне быть? – Алиса чуть не подавилась.

– По-хорошему ты должна быть у тетки. Не торопись, – Туманов постучал ее по спине. – Или у дяди Пети из… гм, «Бастиона». Пошли наши «хозяева» весточку твоей родне – сколько надо времени домчаться до Энска? Люди не бедные, прямой рейс – три часа лету. Или не так?

– От них дождешься, – пробурчала Алиса.

– Да нет, ты не права, – Туманов протестующе покачал головой. Коньяк уже ударил по мозгам. – Из соображений забрать под опеку безутешную сиротинушку и поскорее оприходовать квартиру. Но они не примчались. Значит, не сообщили. Не хотят. А почему?

– Откуда я знаю? – девчонка уткнулась в чашку с соком.

– Вот и мы не знаем. А ты и рада. До конца каникул полтора месяца. На романтику потянуло, Алиса? Ну и как оно, в четырех стенах, – романтично?

– Мне книжки давали, – огрызнулась Алиса, – Сначала я дралась, а потом читать стала. За ум взялась. Прочла «Наследник из Калькутты» Штильмарка, «Посол урус-шайтана» Малика, «Последнее суаре» какой-то Красилиной…

Туманов стал вдруг громко откашливаться. А Дина как-то съежилась и будто даже отчасти растворилась в воздухе, образовав вокруг стола задумчивую худосочную дымку.

– Тетя Дина, вы куда? – испугалась Алиса.

– Штильмарк – хорошо-о, – протянул Туманов. – И Малик – хорошо-о…

– Мы говорили о другом, – робко заметила Дина.

– Ага, трошки отвлеклись, – Туманов взялся за бутылку. – По последненькой. Нас мурыжили неделю, вытрясли информацию и в очередной раз замутили воду. Отпустить, чтобы снова взять, – глупо. И сдавать нас Ордену вроде незачем. Хотя и непонятно, почему они тебе так откровенно рассказывали о последних достижениях конторы – где кого прижали, что собираются делать… Может, туфту прогнали?

– Зачем? – Дина отпила глоток, перекривилась и отставила рюмку. – Информация легко проверяется. Ты забыл про пакет?

Красилина многозначительно похлопала по висящей на спинке стула сумке. Туманов помнил – там лежала перетянутая скотчем штуковина размером с приличную книгу. Мелкая услуга – пролетая транзитом через Стамбул («посылая всех к едрене фене…»), они должны передать его по оговоренному адресу. Не то аптека, не то лавочка в лабиринтах Старого города. Не причина, конечно, чтобы отпускать их с миром… Хотя кто знает?

– Что там?

– Бумаги. Похоже на книгу в мягком переплете.

– Отгадай загадку: не часы, а тикают?

– Ерунда, Пашенька. Не проще ли поставить нас к стенке?

– М-да, – он почесал затылок, – Проще. Придется распечатать.

– Так не договаривались.

– Да брось ты, Дина. Мы никак не договаривались, – Туманов раздраженно смахнул с носа бусинку пота. В помещении становилось жарковато. – Какие проблемы? На таможне все равно заставят раскрыть.

– Хорошо, – чуть поколебавшись, согласилась Дина, – распечатаем. Дай нож.

– Да ты с ума сошла… Не здесь же. Жуйте быстрее и уходим.

Ситуация не могла не интриговать. Беглецам вернули загранпаспорта семейства Эрлихов, даже не поинтересовавшись, на кой им сдались эти бумажки, если прочие документы выписаны на другие имена. Про грека Антониди и его умение превращать деньги в пропускной силы листочки Туманов не упоминал. Что бы тогда сие значило? Им действительно наплевать? Или уверены, что беглецы никуда не денутся?

Слежку, разумеется, не обнаружили. Ни на остановке, ни в транспорте. Последний ходил кое-как. Частники не останавливались. Пару раз проходили ведомственные автобусы, основательно набитые «своими», останавливались далеко за светофором – беги не беги, а все равно не влезешь. Пол-остановки с отчаяния рванули, да там и остались, образовав отколовшуюся от основной массы людей группу. На счастье, подошла каракатица в гармошку – водитель сжалился, приоткрыл дверцы. Вошло человек восемь. Остальные, не нашедшие пространства, посыпались с подножек. Кое-как закрылись, поехали.

– Где Алиса?.. – прохрипел Туманов, разводя локтями сограждан.

– Где-то рядом… – простонала Дина – Подо мной… Или под тобой… Тувинским горловым пением занимается, слышишь?

– Мрак, – прокомментировал Павел ситуацию, когда автобус черепашьим ходом перебрался на левый берег и они выпали на посадочную платформу, как фарш из мясорубки. – И это тихое обеденное время. А что происходит в часы пик? Непонятно.

Туманов потащил обессилевших спутниц в ближайший супермаркет (Дина жаловалась на «невыносимую мигрень», Алиса требовала лимон). В зале с полупустыми полками сунул под нос добродушному охраннику корочки «Сибеко», молча кивнул на дверь «посторонним вход воспрещен». Тот пожал плечами: давай, но по-быстрому. Поспешно прошли черными ходами, выбрались в П-образный дворик. На торце ближайшей пятиэтажки разгружалась импортная фура – бомжеватые дядьки таскали трехпудовые мешки с мукой.

– Куда?.. – дернулся было пузан, накручивающий на палец массивную цепь с ключами.

– Ревизия в пищеблок! – рыкнул Туманов.

Покуда лабазник допер, что его сомнения правомерны, а пищеблок – это за углом, Туманов провел свою компанию по прежней цепочке – черный ход, склад, администрация, торговый зал – и, подмигнув хорошенькой девчушке, сидящей на крупах, покинул бакалею. Житейская мудрость подсказывала – сделанного мало. За углом магазина в моторе директорского «рафика» ковырялся щегольски одетый парень. Туманов мысленно прикинул: если это авто подставное, то его хозяева – гении похлеще Дали.

– На площадь Маркса, сиюминутно, – возвестил он в открытое «забрало».

Щеголь постучал перстнем по лбу:

– Охренел, дядя? Крыша прохудилась?

– Понял, – не стал ругаться Туманов. – Для тебя три «косаря» не деньги.

– Момент, дядя, – пижон вздрогнул. Судорожно закрутил свечу. – Прошу в салон. Раз, два и готов.

– Ты Гагарин, я Титов, – хихикнула Алиса.

Объехав дважды вокруг площади, пересели на шуструю «копейку» с кемеровскими номерами и вернулись обратно. Пешком дошли до гостиницы «Уют» – четырехэтажного серо-кирпичного здания на окраине Горского жилмассива.

– Номер чистый, опрятный, с двумя комнатами, – высказал Туманов свои пожелания морщинистому служителю с двумя пальцами на правой руке.

– Нет номеров, – печально вымолвил беспалый, отрываясь от газеты.

– Не гневи бога, голубчик, – Туманов выложил на стойку стодолларовую купюру. – А сейчас есть?

– Сейчас есть, – служитель двумя перстами прибрал денежку и виртуозно сложил ее вчетверо. После чего она куда-то пропала.

– Ловко, – восхитилась Алиса. – Научите?

– Если папа с мамой разрешат, – «портье» едва заметно улыбнулся. – Ваш номер 314-й – на третьем этаже, по коридору направо. Номер люкс. Холодная вода идет рывками, о горячей забыли. Не хотите – не берите. Оплата – две тысячи.

– В час? – ядовито уточнила Дина.

– В сутки, – служитель стер с лица улыбку. – Для нежелающих регистрироваться – льготный тариф. Двойной.

Придя в номер, Алиса выложила во всеуслышание, что подобным закоренелым мздоимцам она будет делать «колумбийские галстуки», а потом развешивать для просушки на всех телеграфных столбах, чтобы знали. После этого, утробно ворча, ушла принимать холодный душ рывками, а Туманов разрезал пакет.

Под целлофановой оберткой действительно скрывалась книга. Возможно, оригинал когда-то и имел ценность, но данный предмет относился лишь к его перепечатке. Пусть и полиграфически безупречный, выполненный на хорошем оборудовании, но всего лишь копия.

Старославянский текст чередовался с греческими пояснениями. Оба ни о чем не говорили. Картинки, выполненные в духе древнего богомаза, изображали то сценки смертоубийства, то какие-то бытовые мотивы – с собаками, кошками и коровами, с чугунками на огне. Бумага плотная, глянцевая, края листов стилизованы под оклады икон, а из цветов – преобладает золотистый, с блестками кармина.

Книжонка тянула килограмма на полтора. Туманов перетряс страницы и нашел кассовый чек. Магазин «Букинист», наименование изделия – «Послушание и Бытие». Адаптировано для иноземного читателя. Цена 3220 рублей. На форзаце красным по белому выдавлено: издательство «Божье дело».

– Пустышка, – заключил Туманов. – Вещица дорогая, но абсолютно никчемная. Можно вывозить. А лучше выбросить. Готов поклясться – она ничего не значит. Липа.

– Я бы предпочла сценки разврата, – призналась Дина. – Например, японские миниатюры с качелями. Или репродукции, изображающие старинные индейские забавы, в смысле обряды.

Туманов улыбнулся:

– Уже потягивает?

Красилина скромно потупилась:

– Немного. Мне кажется, я начинаю понимать, почему для зэка мысль о сексе – то же, что озверин для кота Леопольда.

– Послушай, – удивился Павел, – а как ты прожила четыре года, если шесть дней для тебя стали пыткой? Ты не слишком увлекалась этим делом, нет?

– Глупый ты, Туманов, – Дина сняла через голову куртку и стала угрожающе приближаться. – Я бы посоветовала тебе заняться делом и уяснить в конце концов, что Алиса не будет сидеть до утра в холодном душе…

Он улыбнулся – широко и глупо.

– А здесь нет качелей, Дина…

От них несло тюремным бытом, но вонь изоляции лишь обостряла пикантность ситуации. Время уносилось в бездонную трубу удовольствий. Когда Туманов опомнился, его любовь до гроба мирно ворочалась под мышкой и бормотала какие-то глупости, а дверь в ванную, подпертая шваброй, содрогалась от пинков…