Посредники

— Что происходит? Что происходит? Зачем ты здесь? — Теперь она уже стонала, раскачиваясь взад и вперед, всхлипывая сквозь пальцы. — Я даже тебя не знаю. А этот гад — как он пробрался в мой дом? Я… я не понимаю, что происходит. Я ничего не понимаю… Я не… не понимаю…

Тут она почувствовала, что на ее ладонях растекается шелковистая влага, а на губах ощущался вкус — плотный, соленый и сладкий одновременно.

— Я просто… — Она в изумлении выставила руку, отталкивая Никса. Это случилось! Она заплакала.

Он придвинулся ближе и обнял судорожно всхлипывающую Ундину, и на этот раз она не отстранилась.

— Я тоже не понимаю, что тут происходит, но что бы это ни было, мы оба давно знаем об этом. Я понял это с того самого мгновения, как только увидел тебя. Но что я был обязан… Что мы обязаны были сделать… — Никс запнулся.

— О чем ты? Обязаны сделать что?

— Я понятия не имею, что происходит, так же как и ты, но кое-что я все же знаю. Все это имеет отношение к Мотыльку и этому… этой вечеринке в канун солнцестояния, о которой все говорят. — Никс отвел глаза, борясь со смущением. — К «Кольцу огня». Я знаю. Я понимаю, это звучит смешно, но мы должны сидеть тут тихо, пока…

Ундина внимательно посмотрела на него, ее покрасневшие глаза, казалось, распахнулись во всю ширину лица.

— Пока что? — прошептала она.

— Пока мы не получим ответы. Смотри. Я свалю отсюда. Ты вернешься к своей обычной жизни. Постарайся забыть обо всем этом ненадолго, и через три недели…

— Нет! — Ее задыхающийся голос разнесся по всему двору. — Нет! Я хочу, чтобы все стало по-прежнему, как до отъезда родителей. Я не понимаю, что происходит…

Никс обнял ее крепче, пытаясь успокоить.

— После «Кольца огня» все станет ясно.

— Откуда ты знаешь? Он промолчал.

Она провела рукой по волосам и глазам.

— Ты останешься здесь, — сказала она.

— Здесь?

— До «Кольца огня». Ты останешься со мной.

Ундина притянула к себе Никса и положила голову ему на плечо. Тепло его тела давало ей ощущение надежности, защищенности.

Она плакала… впервые в жизни… и ей нужно было утешение.

— Поживем — увидим.

Никс кивнул, хотя больше не знал, что правильно, а что — нет. Он просто вспомнил слова Мотылька: ему нужно будет привезти туда Ундину, потому что она может заблудиться.

— Я остаюсь, — сказал он, прижав ее крепче.

И они еще долго стояли так.

ГЛАВА 8

Следующие несколько недель прошли спокойно. Вечеринка у Ундины оказалась, как и предсказывала Моргана, вечеринкой года, но наступило лето, дни стали длиннее, и портлендские подростки разъезжались кто куда: в горы, в Калифорнию, или поработать на прибрежных курортах или рыболовецких судах Аляски. Моргана позвонила Ундине и извинилась — она ведь так напилась, сказала она, — и Ундина простила ее. Однако новых встреч девушки не планировали, и если все же пересекались в классе у Рафаэля Инмана, у Морганы регулярно находились отговорки. То ей надо было работать, то помогать матери по дому, и Ундина оставила все как есть. Ей тоже требовалось собраться с мыслями. Как сказал Никс, незачем снова и снова задавать одни и те же вопросы, когда ответов на них все равно нет. Она работала над своими картинами и помогала Никсу готовиться к сдаче теста. О его привычке употреблять «пыльцу» она не упоминала и также не считала за грех выпить бокал вина — во время приготовления еды, или за ужином, или после ужина, когда они с Никсом болтали на заднем дворе, погасив в доме свет, под колышущимися на ночном ветерке листьями клена.

В темноте они шепотом обменивались своими историями и не огорчались, если слушатель заснет. Никс рассказывал, о том, как рыбачил с дедом, а Ундина поведала, как мать впервые взяла ее в Италию, в Венецию. Они спали на одной кровати; иногда нос к носу, иногда отвернувшись. Иной раз Ундина забрасывала руку ему на спину; иной раз он устраивался позади нее, так чтобы вдыхать запах ее волос. Бывали времена, когда Ундина глядела на гибкое тело распростершегося рядом Никса, одетого в одни только боксеры, и ей хотелось потянуться к нему и притянуть его на себя сверху, но что-то всегда удерживало ее. Она могла поклясться, что Никс чувствует то же самое — доказательство тому она видела воочию. Но он никогда не делал первого шага и не обнимал ее, пока физическое напряжение не спадет. Их целомудренная любовь была не такой, как у брата и сестры, и не такой, как у Ромео и Джульетты. Скорее было похоже, словно каждый обрел в другом вторую половину, второе крыло, и вместе они могли летать.

Они и летали — во сне. Рядом с Никсом Ундина видела головокружительные сны, полные невероятной силы. Ее путь пролегал через красочные пространства, через поля, цветы, леса. Невообразимые по своей сложности и красоте звери и твари то появлялись, то исчезали. Рождались целые миры — не те, что Ундина видела в реальности, но те, что населяли ее видения. Города, полные людей, которых она никогда не встречала, говорящие животные, плачущие деревья и неподвижные, словно камень, люди. Все это было абсолютно лишено смысла. Но все же — или это только так казалось? — какой-то смысл все-таки складывался. Словно Ундина изучала природу вещей, как в те времена, когда она еще только училась рисовать. Ее идеи, ее мысли и странные образы получали объяснение, обретали смысл и форму.

Во сне она чувствовала себя всевидящей, светлой, совершенной, а проснувшись, знала, что это Никс направлял ее и помогал приблизиться к ощущению цельности. Это были и его сны тоже, которые, передаваясь Ундине, выливались в формы, свойственные ее сознанию.

Проснувшись, они ни слова не говорили об этом.

Для Никса эти три недели, проведенные с Ундиной перед солнцестоянием, были самыми мирными с тех пор, как он покинул Ситку.

Близкое присутствие девушки успокаивало его, дарило ощущение безопасности, защищенности, придавало жизни смысл. Пока он был с ней, ночные кошмары обходили его стороной, мантии света не попадались на глаза. Он почти прикончил «пыльцу», которую взял у Мотылька, но новой больше не покупал. Ему даже удалось выкинуть из головы Джейкоба, вот только не получалось стереть из памяти образ Нив, хрупкой маленькой Нив, раскачивающейся на коленях у Тима Бликера. Он считал, что виной тому его беспокойство за Джейкоба, и надеялся, что если «Кольцо огня» и общение с Мотыльком поможет ему разобраться со всем этим, то он сумеет помочь не только Джейкобу, но и Нив заодно.

Весь он был полон образом Ундины — переменами ее настроения, ее запахом и даже тем, как она плела свои косички. Он спал возле нее, вдыхая ее аромат, и у него было чувство, что во сне он сливается с ней, почти становится ею. Он никогда не рассказывал ей о Блике и Джейкобе, о Беттине и свечении, но, когда однажды утром они с Ундиной проснулись, Никс понял, что они общались во сне и что-то разделили в течение этой ночи: что-то глубокое, чего никто из них не понимал.

Это все походило на единение влюбленных и все же было чем-то другим. Мейсоны звонили дочери ежедневно. Они добрались до Чикаго, поселились в большом доме в Эванстоне с террасой и садовыми качелями. Ральфу нравились его коллеги в «Зеликсе»; Макс уже приступил к занятиям в консерватории. Если Ундина передумает и приедет, для нее готова спальня.

Она ничего не говорила родителям про Никса, а рассказывала только о том, как идут занятия по рисованию и поиск работы на лето. Ундина практически не воспринимала Никса как отдельного человека, скорее, он становился частью ее, а она — частью его. Несколько раз они приглашали К. А. и Нив посмотреть кино. Моргану они приглашали тоже, но она ни разу не пришла. В другое время Ундина рисовала и слушала Никса, а он готовил еду.

Они ели и спали, а на следующий день все повторялось сначала.

Первую половину июня они провели в состоянии, похожем на сны наяву. В глубине души Ундина понимала, что ей следует вернуться к реальной жизни — рисованию, занятиям у Рафаэля, поискам работы на лето, которую, как она уверяла во время вечерних переговоров с Чикаго, она продолжает искать, к родителям и друзьям, но пока она оставила все как есть. Внешне никак не проявляясь, в это время что-то происходило. Какая-то цепь выковывалась между нею и Никсом, крепла связь, готовившая их к…

Тут ее мысль останавливалась.

Если не считать самого солнцестояния, она понятия не имела, что их ждет. Впервые в жизни Ундина не решалась мысленно переступить черту и посмотреть, что там. Они с Никсом не говорили о «Кольце огня», хотя и знали оба, что здесь-то и кроются ответы на все вопросы, ключ к странным событиям последних недель. Начиная с появления в их жизни Джеймса Мозервелла и заканчивая встрече и на вечеринке. Но они уже все сказали друг другу своими снами в те самые первые ночи.

* * *

— Чувак, я слышал, это будет под открытым небом, на Кэннон-бич.

— Нет, чел, это внизу, в туннелях.

— Они будут раздавать там «пыльцу», чувак. Это разводка со стороны властей. Собираются взять всех ребят с поличным.

— Говорят, все девки будут в чем мать родила.

Слухи насчет «Кольца огня» ходили разные, но все сходились в одном: там будет играть «Флейм» и тусовка ожидается огромная. Предполагалось, что народ съедется со всего северо-запада — из Вашингтона, Ванкувера и даже Кале. И тем не менее создавалось впечатление, что никто не знал места действия. Ребята со связями притворялись, будто они в курсе, но это была неправда. Дилеры платили бабки за любую правдоподобную информацию, но все ниточки оказывались ложными. Никто не имел понятия, где пройдет «Кольцо огня».

Никто, кроме Морганы. Ей не требовалось гадать. Все, что ей требовалось, так только вспомнить.

Это было все равно что на вступительном экзамене. Тогда, в девятом классе, у нее были отличные оценки, и все же она ошиблась в нескольких вопросах — нарочно, нет ли, она не была уверена. Тут гипотенуза, там — неправильно вставленная пропущенная буква, но этого хватило, чтобы избежать зачисления в «Пенвик» или любое другое сборище придурков, куда она не имела ни малейшего намерения поступать. Она не стремилась ни в одну из специализированных школ, провонявшую потом от подмышек учеников и слюнями их нежных родителей. Нет, школа Мак-Кинли была в самый раз. Моргане нравилось чувствовать себя крупной рыбой в просторном водоеме. Любая другая роль наскучивала ей, а неторопливое течение жизни в крупнейшей старшей школе Портленда оставляло ей время для работы помощником менеджера в «Кракатау». Она делала вид, будто обожает свою работу, хотя это было не так. Моргане просто нравилось любое положение, дававшее ей возможность указывать людям, что им делать. В этом она достигла мастерства, и хозяева поручили ей несколько вечерних смен после занятий в школе и несколько утренних — в период летних каникул.

Семнадцатилетняя девица была еще слишком молода, чтобы разносить в «Краке» вино и пиво, но ресторан славился лучшим маккиато в Портленде, и здесь собирались толпы народа. Эту популярность заведения Малыш Пол предпочитал объяснять своими «неотразимыми флюидами», но Моргана знала, что это все благодаря ее собственной политике привлекать золотую молодежь Портленда, одновременно ограничивая доступ.

— Воспринимай это как выбраковку убийственным взглядом, — призналась она как-то раз К. А. — Это до смешного просто. Нужно всего лишь заставить плевела чувствовать себя как можно более нежеланными гостями.

— Плевела?

— Плебс. Неудачников. Тех, что засоряют сад.

Моргане хватило одного лишь движения бровью, чтобы он заткнулся. Как бы то ни было, цель оправдывает средства, или как там говорится? К. А. нравилось в «Краке», и в течение учебного года он почти все свободное время проводил там — подобно любому портлендскому подростку, которому посчастливилось не быть выставленным вон одним только взглядом невероятно горячей штучки за барной стойкой.

Моргана гордилась такой обстановкой. Она взяла за правило пускать народ только по документам, но не возражала, если по выходным в ресторане распространялось некоторое количество «пыльцы» — просто для поднятия настроения. Она даже вызывалась дежурить по субботам после закрытия, когда начиналось нечто вроде диванной вечеринки.[32] Кафе прекращало работу в одиннадцать, но в субботнюю полночь «Кракатау» всегда был забит до отказа, кто-нибудь брал на себя роль диджея, а Моргана одним глазом следила за входом, а другим — за баром. О них даже написали в «Вайс»[33] как о «самом лучшем месте, где можно закинуться». И хотя на Западном побережье «пыльца» распространялась уже несколько лет, на восток она только начинала пробираться.

Ночь, когда Тим Бликер заявился сюда в поисках сведений о «Кольце огня», не отличалась от других. Моргана заметила его, когда он осторожно проник через главный вход. Покрутил туда-сюда головой, оглядывая зал, и лишь затем приблизился к барной стойке, где Моргана подменяла Малыша Пола, который отлучился на очередной перекур. Этой паузы, как всегда, хватало, чтобы ему отсосали (в «Краке» вечно было хоть отбавляй симпатичных посудомойщиц) или чтобы отсосать самому.

Завидев ее, Блик расплылся в улыбке. Они уже встречались, и она помнила парня с вечеринки, которую он однажды устраивал в Юджине. Моргане тогда было пятнадцать, и она в первый раз нажралась. Она даже попробовала «пыльцу», отчего ей стало плохо, и поклялась никогда впредь этого не делать. Блик… Вечеринка… От этих воспоминаний ее передернуло.

Однако она не подала и вида и невозмутимо продолжила протирать бокал для воды, приветствовав посетителя лишь легким кивком.

— Моргана д'Амичи — хороша, как всегда!

Моргана ничего не ответила, и Тим Бликер присел возле барной стойки.

— Чем могу помочь? — Она вытерла стойку, на которую Бликер положил свои покрытые густыми рыжеватыми волосами руки.

У него было очень много волос — но только не на голове. Повышенная волосатость, мешки под глазами и изможденное лицо придавали ему протухший, стариковский вид. Да еще и с зубами у него было что-то не то.

— Доппио-маккиато, детка. Я знаю, уже поздно, но мне еще несколько вечеринок оживлять.

Она никак не отреагировала, но внутренне содрогнулась.

— Сними пенку. — Он улыбнулся масляной улыбкой и похлопал себя по несуществующему животу. — Контролирую индекс массы тела. А от диеты Аткинса изо рта воняет.

— Да ну, — ответила она, отметив про себя, что Блик и так не розами благоухает.

Она повернулась к кофемашине позади себя, притопывая в такт доносившейся из соседнего зала музыке.

— Ну что, Моргана, — спросил он фальшиво-дружелюбным тоном, — где ты пряталась? Я привык все время тебя где-нибудь встречать.

Девушка пожала плечами, отработанными движениями делая новую чашку эспрессо. Вытряхнуть старую гущу, насыпать свежего кофе, уплотнить, вставить в аппарат, включить, нажав на кнопку. Взять маленький кувшин, достать молоко из холодильника…

— Работы много.

Блик нахмурился.

— «Мешай дело с бездельем…»

— А мне и так веселья хватает. — Она повернулась. — Слышь, Блик, чего тебе нужно? Когда мы беседовали в последний раз, ты завалился сюда со сногсшибательной Эвелин Шмидт, которая висела у тебя на плече.

Она водила туркой вверх-вниз, взбивая пену. Одним ловким движением зачерпнула немного пены сверху и добавила в уже готовую чашку эспрессо, потом толкнула чашку к посетителю и уверенно улыбнулась. В конце концов, она была профессионалом.

— Три бакса.

Блик отодвинул чашку обратно.

— И капельку шоколада сюда, дорогуша. Просто пылинку, — сказал он, взяв крошечную кофейную ложечку и раскачивая ее между большим и указательным пальцами.

Она внимательно посмотрела на него — намек был понятен. На той вечеринке в Юджине она купила у него дурь, а Блик, несомненно, воспользуется любой возможностью слить информацию крайне консервативному председателю ее школьного совета, который всегда околачивался возле «Крака», высматривая учеников из Мак-Кинли. В год перед выпуском Моргана собиралась стать президентом класса и не желала, чтобы ее планы расстроились.

— Мне нужна кое-какая информация… любовь моя. Адрес. Интересно, слышала ли ты что-нибудь о кое-каком… собрании.

Собрание, надо же! Что за дурацкие шифровки? И все же при упоминании о «Кольце огня» что-то сжалось у нее внутри.

Наутро после вечеринки она наводила справки о Мотыльке по всему «Краку», даже собиралась спросить о нем Ундину или Нив, но потом передумала. С Нив ей не сильно хотелось разговаривать, а что до Ундины, то Моргана не желала, чтобы та была в курсе ее дел. Она слышала, что Мотылек вернулся в Юджин, откуда был родом, и решила подождать. Рано или поздно он объявится. Каждый день она пыталась вспомнить, что он тогда говорил ей, но удалось восстановить лишь несколько деталей: беспорядочное топтание в темноте, вспышки синих огней… И все. Она перестала думать об этом, погрузилась в работу в «Краке» и убивала время в мечтах о красавце Рафаэле Инмане. Вечеринка стала древней историей, сказала она себе… Вечеринка? Какая вечеринка?

Тем более странно было то, как она ответила на вопрос Блика. Даже когда слова полились из ее уст, Моргана сомневалась в том, принадлежат ли они ей.

— Девяносто седьмое шоссе… отметка двадцать миль… «Малый кратер». Паркуйся там.

— Я знал, что ты именно та, у кого стоило спросить, — восхитился Блик.

— Иногда не стоит быть слишком чистеньким, — ответила она, понижая голос и не отрывая взгляда от собственной руки, кругами протиравшей барную стойку, — взглянуть ему в глаза у нее не было сил.

Она оставалась в полном сознании, но вокруг чувствовалось что-то необычное. Ни одна живая душа не знала о том, что сказал ей Мотылек про «Кольцо огня», она едва помнила это и на самом деле даже не планировала ехать туда. «Флейм»?

Правильно.

Любимой местной группой Морганы была «Бермз» — провинциальная группа разгильдяев экспериментаторов из Бивертона. Рафаэль Инман говорил, что даже играл с ними несколько раз на электроскрипке.

— Фантастика. — Блик улыбнулся и толкнул к ней пустую чашку. — Как я рад, что зашел.

Моргана взяла чашку и соусник: у нее дрожали руки, и она повернулась к раковине позади себя.

— Увидимся там, дорогая.

Она низко опустила голову. Если он собирался обрадовать ее этой перспективой, то с таким же успехом мог вцепиться ей в горло своими челюстями.

— Совсем неплохо быть маленькой грязнулей, да, Моргана? — прошептал Блик.

Песня в динамиках смолкла.

— О да, совсем неплохо.

Потом она услышала легкое треньканье — это задняя дверь «Крака» закрылась за ним.

* * *

Все началось из-за К. А.

Прохладным вечером в середине июня Ундина собрала компанию, чтобы проводить К. А., на неделю отбывавшего в Калифорнию, в тренировочный лагерь юных футболистов. Утром ему предстояло отправиться в Стэнфорд, куда приедут спортивные агенты; у него был шанс получить стипендию и тем самым определить свою судьбу на следующие четыре года после окончания школы. Они смотрели кино: Нив и К. А. притулились на диване, а Никс и Ундина растянулись на полу, подъедая последние куски пиццы Джейкоба и потягивая корневое пиво[34] — из солидарности с К. А., которому нельзя было пить перед поездкой.

Никс исподтишка следил за Нив. Она выглядела как обычно, хохотала, все ее внимание было сосредоточено на К. А., но Эвелин клялась, что несколько раз видела «дочку Клоуза», околачивающуюся у реки с Тимом Бликером. Никс до сих пор держал информацию при себе, хотя это и беспокоило его. Один раз может быть случайностью, второй — ошибкой, но все, что сверх того, — уже привычка. А о дурных привычках и привыкании Никс знал все.

Моргана, разумеется, тоже была приглашена, но, как обычно, отговорилась — через К. А., не ответив на звонок Ундины. Дескать, она не может прийти, у нее дополнительные рабочие смены. Простодушная или же не такая сдержанная, как остальные, Нив поинтересовалась, уж не злится ли на нее Моргана. Она не видела и не слышала ее с самой вечеринки. При упоминании о вечеринке все смолкли, пока наконец К. А. не подал голос:

— Да ну, ты же знаешь Морри. Она человек настроения. Иногда ей просто нравится делать перерывы.