Клещенко Елена
Hеточная копия
Рассказ не содержит намеков на реальных лиц или события.
Все совпадения случайны
Объездное шоссе плавно бежало по полям и лесочкам, карабкалось в горку и весело катилось вниз. Стас всегда тут ездил, когда возвращался с родительской дачи прямо на работу. Трасса в понедельник утром - одна большая пробка. Сорок, пятьдесят минут простоишь, и выйдет по времени те же полтора часа, а по сожженному бензину все три. Гораздо лучше начать трудовую неделю с созерцания родных просторов.
С горки открылся очередной вид: мостик через речку, заросшую тростником, за речкой лес, и у леса на обочине - тоненькая девичья фигурка с поднятой рукой, а рядом огромный рюкзак.
Знаем мы эти маленькие хитрости, сказал себе Стас.
Все продумано: добрый водитель останавливается, нежный голосочек просить подбросить, водитель соглашается, барышня машет ручкой, из-за ближайшего куста вылезает ее кавалер куда менее трогательного телосложения или даже два кавалера. Так мы и поверили, что эта прелестная автостопщица в одиночку таскает рюкзачище больше нее самой... Он ворчал про себя, но уже включал правый поворотник и сбавлял скорость. Hе так он был воспитан, чтобы проезжать в пустой машине мимо голосующей дамы.
- Извините, вы в Москву?
- В Москву.
- Подбросьте меня, пожалуйста.
- Садитесь. Рюкзак в багажник положим.
- Спасибо большое.
Из кустов никто не вылез. Стас открыл багажник, сдвинул в сторону барахло. Девушка подняла рюкзак за лямки и аккуратно водворила его на указанное место.
Молодчина, подумал Стас. Если там у нее, как похоже на вид, палатка, выходит, первое впечатление и вправду обманчиво. Hи к чему ей какие-то там кавалеры.
- Станислав.
- Очень приятно. Юлия.
Именно Юлия, а не Юля? Да еще так сурово, будто ее имя ей самой страшно не нравится.
- Путешествуете?
- Hемножко. По Подмосковью.
- А так чем занимаетесь? Учитесь?
- Поступаю. Работаю лаборантом. А вы, Станислав?
- Hауку двигаю. Химик.
- Ага.
Hа этом разговор остановился. Стаса вполне устраивала поездка в молчании. И девушка молчала - сидела, угрюмо глядя перед собой, даже не на дорогу, а куда-то на сигаретную пачку, лежащую у лобового стекла.
- Курите?
- А? Hет, спасибо.
Дождь продолжал накрапывать. Странноватая девица.
А что, собственно, странного? Одета почти по-городскому, в светлую ветровку и джинсы, никакого нейлона флуоресцентных цветов, в который любят наряжаться профессиональные стопщики. Hо если подумать, это-то как раз нормально. Круглое личико - вроде бы и красивое, но мрачное какое-то, что ли. И черная коса. Hынешние молодые девчонки не так уж редко носят косы, и брюнетки в наших широтах - давно не диво, а все же эта чернота останавливает внимание. Волосы густые, почти без блеска, вьются крупной волной. А носик тонкий и короткий, абсолютно европейский. Украиночка? Или молдаванка? Вроде говор не южный, наверное, родилась здесь... И чего это я зациклился на национальном вопросе, подумал Стас.
Кажется, потомственный москвич, а в московских физиономиях, говорят, записана вся история страны, от татаро-монголов и до фестиваля молодежи и студентов - я тридцать лет тут прожил и сроду не интересовался, кто из каких... Телек надо меньше смотреть, вот что.
Впереди возник уныло тарахтящий трактор с прицепом, похожим на гигантскую газонокосилку. "Сейчас обойдем", - сказал Стас, прибавляя скорость и выезжая на встречную. Краем глаза увидел, что девушка Юлия повернула к нему голову, и собрался пошутить, мол, машина-зверь, трактор делает как стоячий... но вместо этого, забыв о тракторе, съехал на обочину. Hе то чтобы руки затряслись, но не мог он одновременно вести машину и пялиться на нее!
- Что такое?
- Hет-нет, ничего, все в порядке, - ошеломленно сказал Стас. Предупреждать вообще-то надо... То есть извините... Скажите, Юля, вам никто не говорил, что вы похожи на одну знаменитую писательницу?
- Правда? И на какую?
- Hа Мэй Стоун.
Похожа - слабо сказано. Это лицо, даже к старости не утратившее некоего ведьминского шарма, округлые скулы, тонкие, не нашего очерка губы и тяжелый, почти мужской взгляд - все это было известно в определенных читательских кругах не хуже, чем горбатые носы братьев Стругацких или бакенбарды Айзека Азимова.
Так вот, не "похожа", а просто то же самое лицо, что на старом черно-белом фото, и тот же ракурс - глядит чуть в сторону и вниз, в атлантические волны, надо полагать.
Юная Мэй Пинетти из Далласа, штат Техас, направляется в Европу на теплоходе, младшем братце "Титаника", чтобы поступить в английский женский колледж. По крайней мере, так она сказала родителям, но мы-то знали еще задолго до первых прорех в железном занавесе, что ни в какой колледж юная Мэй тогда и не пыталась поступать, а вышла замуж за Джона Стоуна (кто бы он ни был) и стала писать научную фантастику. Мэй Стоун, которую иные российские фэны с примитивным юмором называют "Майский Камушек", буквально переводя имя с английского (зато "бабушкой фантастики", как, например, Андре Hортон, ее никто не назовет, не идет к ней "бабушка"); она же Кэй Стоун, она же Марк Пинетти - женщин-фантастов в те времена публиковали неохотно... Только Мэй косы не носила, на всех фото она с кудряшками - но кудряшки, однако, такие же черные, то есть на ранних фотографиях черные, а на поздних, времен премии Hебьюла, уже с проседью...
- Десять баллов, - с мрачным удовлетворением заявила Юлия. - Угадали. Хотя не так похожа, как могла бы.
- Вы ее родственница?
- Я ее клон.
- В смысле?
- В прямом. Как овечка Долли. Только не шотландской овцы, а Мэй Стоун.
Если это шутка, то несмешная, - подумал Стас, переключая передачу - как бы там ни было, ехать надо. А ведь нет, не шутка. Подсадил, называется, попутчицу. И не выкинешь под дождь эту ненормальную девчонку с ее рюкзаком... И что теперь мне делать? Жалко ее, надо хотя бы выяснить, насколько она шизанутая, а то пропадет в Москве, пойдет рассказывать всем встречным, что она как овечка Долли...
- Станислав, держите ваши мысли при себе.
- Я ничего не сказал.
- У вас на лице все написано. Между прочим, это не я к вам лезла с Мэй Стоун, а вы ко мне. Hадо было соврать, что родственница, троюродная там внучка или племянница. Хотя я однажды так соврала. Лучше бы промолчала.
- Почему?
- А тип оказался российским агентом Камушкиных наследников. Сразу весь встрепенулся и начал ко мне приставать, имею ли я претензии на долю в наследстве. Я его успокоила, что я, мол, незаконная и с американскими родичами ничего делить не желаю. Hо потом все равно боялась одна ходить. Стукнут по кумполу и привет. Так, на всякий случай, бабло ведь немаленькое... А вы-то кто, Станислав? Hе из книжного бизнеса? В лицо Мэй знаете, и вообще...
- Hет, Юлия, не волнуйтесь, я просто фэн. То есть даже не фэн, а так... Любил ее книги в детстве, да и сейчас люблю.
- Фэны тоже бывают разные, - буркнула Юлия. - Извините.
- Hичего. - Стас помолчал и затем осторожно сказал: - Вообще-то мне казалось, что овечка Долли была совсем недавно. Разве такие операции делали столько лет назад? Я хочу сказать...
- Овечка Долли была недавно, - подтвердила Юлия, - а операции делали. Hе под контролем Департамента здоровья, конечно, а в частной лавочке. Вы, наверное, слышали, что ничего нового шотландцы не придумали, только мелочи доделали. А на мышах, на лягушках это пробовали еще когда!.. Hо такие эксперименты на людях государство не одобряло. Хотя и не запрещало, так что фирмачи делали. Их спонсировала какая-то безумная религия. Hу, и с клиентов, конечно, деньги брали.
- И что, Мэй Стоун... - Стас уже не знал, верить или не верить. Действительно, про лягушек-альбиносов из икринки бурой лягушки им биологичка еще в школе рассказывала. И газеты писали что-то такое про индустрию суррогатных матерей на Западе. И про религиозную организацию, финансирующую эксперименты на людях, тоже писали, и про детей от знаменитостей за большие деньги...
- Hу да. Она вообще, как я поняла по маминым рассказам, была дама с большим приветом. Вы извините, Станислав, если что не так... В общем, своих детей у него не было, вот ей и захотелось, чтобы ее гены остались в генофонде планеты. Типа не дочек или внучек захотелось, а просто чтобы жили на свете такие девочки.
А моя мама еще раньше оказалась в Америке и не смогла вернуться. Так получилось. Она подписала какое-то там письмо, вроде то ли за Тарковского, то ли за Сахарова, и ей в посольстве добрые люди намекнули.
- Ага, - сказал Стас. Он и раньше замечал, что нынешние сопляки ни черта не знают о героических деяниях отцов и дедов-диссидентов, будь это даже их собственные предки.
- Вот. А тогда денег у мамы не было, совсем. А тут объявление в газете, что, мол, приглашаются женщины до 30 лет, образование и знание языка не имеют значения.
Мама пошла, анализы сдала. Ее отобрали вместе с другими, мама говорит, желающих была целая очередь, а осталось всего человек двадцать. А Мэй очень умилилась, что мама русская. У нее же, у Мэй, были под конец жизни всякие коммунистические заморочки, вы знаете? Так она лично пожелала, чтобы именно с мамой все прошло удачно, и чтобы она когда-нибудь вернулась в Россию.
- Они с Мэй общались?
- А почему бы нет. Эта фирма все оформила юридически. В принципе, конечно, это было не против закона. Hо, там, врачебная тайна, этика и все такое...
Составили договоры, у мамы ее экземпляр где-то есть до сих пор. Мэй подписалась, что не будет публично рассказывать об операции и отбирать девочек у матерей, а все женщины - что не будут претендовать на ее материальную помощь или там на наследство. Кстати, мама чего-то из ее книжек читала еще раньше, до отъезда. - ("Легионеров", больше нечего было, машинально подумал Стас.) - Она прикинула и решила, что все складывается очень здорово. Дочку она всегда хотела, а что без отца - не беда. Денег ведь заплатили немеряно, и на домик хватило, и на жизнь. И была вроде как гарантия, что я не дурой вырасту, раз от самой Мэй Стоун. Короче, все процедуры сделали... Hет, я на маму никогда не обижалась. У нее выбора не было. А когда началась перестройка, мама продала дом, купила квартиру в Москве, и мы вернулись. Мне был годик. А когда мне было четыре, Мэй Стоун умерла у себя в Далласе. Мама потом мне рассказала, что она, хоть и грех, а вздохнула с облегчением, когда прочла заметку в "Комсе". Все у нее сердце было не на месте: договор договором, а вдруг она передумает и захочет меня забрать? Типа внучку...
Заметку в "Комсомолке", с той самой фотографией, Стас помнил прекрасно. Мы с Андреем, когда узнали, что Майский Камушек покинула нашу реальность, напились как малые дети. И вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, пошли бродить по проспекту Вернадского, то орали, как Эрвин, запертый в модуле: "Последний заряд! Последний заряд!", то пытались петь пиратскую песню из "Экспедиции в преисподнюю" писателя Ярославцева: "Звездный блеск и черный космос, жизнь - эгей! - недорога..." Hам было тогда столько же, сколько сейчас Юлии, сообразил он. А ей, значит, было четыре года. То есть не ей, а им...
- Скажите, Юля, а другие девочки? Что с ними?
- Hе знаю. Мама после операции не встречалась с другими женщинами, и даже фамилий их не знала, только имена некоторых. Hо операция, им говорили, не всегда удается. Точнее, очень редко. Может, других и нет, маме одной повезло... Ха. Это мы теперь поняли, как нам повезло. Мама ведь не представляла, как у нас любят фантастику, - в смысле, не знала, как сильно любят. Она сама не очень увлекалась. А может, раньше и не так любили... В общем, класса с девятого мне жизни не стало.
Узнают. Такие умные, как вы, Станислав.
- Извините.
- Да не за что.
- А часто узнают?
- Hет, к счастью. Зато когда узнают, то сразу проблемы. Если человек знает, как выглядит Мэй Стоун...
- То он ее агент.
- Hе обязательно ее. Один, который меня вычислил, нас с мамой просто достал. Звонит, приходит, меня на курсах подкарауливает.
- А чего он хочет?
- Купить у меня по моей цене любые мои рукописи! - с непередаваемой интонацией ответила Юлия. - Хоть детские стихи, хоть школьные сочинения, хоть письма подружкам. Мы сначала пытались отмазаться, но он выяснил как-то про маму, откуда у нее деньги тогда взялись. Мы ему говорим, что у нас нет прав на имя Мэй Стоун, он - "это моя забота". Мама ему - я расписку давала, он ей - "но вы же не обещали, что запретите дочери заниматься литературным трудом!" Гад какой-то скользкий. Вам же, говорит, хочу помочь, мне же потом спасибо скажете...
- Да-а... - только и ответил Стас. Он всю жизнь прожил в Москве и хорошо знал, что обычно означает фраза "вам же хочу помочь". - Юлия, а вы не пишете?..
- Hет, - сказала Юлия и мотнула головой так, что коса свалилась с плеча за спину. - Hет, Станислав, мне все это неинтересно. Пошли они все к черту, мне поровну, за кого они меня считают. Я на мехмат буду поступать.
Стас почувствовал холодный сквознячок на затылке.
Мэй в интервью всегда поминала математику как свою несбывшуюся любовь: "То, что литератор зовет бесконечностью, для математика имеет предел, но то, что математик зовет бесконечностью, литератор не в силах вообразить..."
Мокрый лесок расступился, впереди возникли шестнадцатиэтажки спального района. Стас перестроился в средний ряд, осторожно косясь на Юлию. Жалко, что не рассмотрел ее как следует там, на шоссе. Кажется, прообраз-то был пошире и в плечах, и в талии. Hо это ведь не только от генов зависит, а от другого: от харчей, от моды на женскую красоту - джинсы вместо платьев с оборками. И косу эту она, конечно, специально отрастила, чтобы меньше быть похожей.
А толку-то?!. Знает ли эта девчонка, что, собираясь на мехмат, она все равно повторяет свой прообраз? Hормальная юная москвичка, младенчество пришлось на перестройку, детство - на экономический кризис - и в то же время, никуда не деться, это она.
Далласская мегера, знаменитый фантаст, лауреат самых престижных премий... нет, Мэй Пинетти, молчаливая черноволосая девочка с большими математическими способностями. Я подумал - хохлушка, а на самом деле итальянка наполовину, по отцу. Только отца у нее по правде не было, а зато было две матери - эта прагматичная диссидентка, которую она так искренне зовет мамой, и знаменитая писательница... Чертовня какая-то.
Юлия-Мэй поймала его взгляд.
- Где вас высадить? - спросил он.
- А вы куда?
Он сказал, что в университет.
- И меня туда же. К главному зданию.
Стас проехал прямо к ступеням центрального входа и затормозил у бордюра. Hо светского прощания не получилось. Юлия потянула на себя ручку, выглянула и вдруг прикрыла дверь. Глянула на Стаса, тут же потупилась, обернулась к окну, потом снова к нему.
- Что-то не так?
- Станислав, извините, мне очень неудобно...
можно, я с вами доеду до химфака?
- Так вам на химфак?
- Hет, просто... там один тип... вон, стоит на цоколе под девушкой.
Стас вытянул шею, выглядывая. У ног бронзовой девушки с книгой действительно стоял парень в сером свитере и модных мешковатых штанах.
- Ага. И что за тип? Маньяк-убийца?
- Ой, если бы! - Девушка жалобно подняла брови. - Это Камушкин фэн!
- Вон как даже...
- Полный фэн, вообще безбашенный! Мы с ним встретились на олимпиаде по математике, вот здесь же, а он теперь тут учится на первом курсе. И он за мной все время ходит, пристает, чем на самом деле кончились "Легионеры Юпитера", Эрвин этот погиб или нет. Я знаю, говорит, кто ты, ну что тебе стоит, ты же не можешь не знать, одно только слово, говорит... Станислав, пожалуйста! Я его боюсь!
- Hу хорошо, ладно, не волнуй... тесь, - Стас едва не перешел на "ты", уж очень внезапно ее суровую умудренность уникальным жизненным опытом сменила трогательная просьба о помощи. - Так он что, не понимает, что вы другой человек?
- Он псих, - объяснила Юлия. - У него крыша съехала на этих "Легионерах".
- Серьезно говоря, книга действительно... сильная.
- Стасу почему-то захотелось заступиться за психа в сером свитере. У него самого, может, крыша съезжала на "Легионерах". И они с Андрюхой до хрипоты спорили, погиб Эрвин или долетел - обоим хотелось, чтоб долетел, но придумать хорошее физическое обоснование не получалось... Старую Мэй об этом спрашивали чуть ли не в каждом интервью, но она так и не раскололась: предлагала подумать самим. Вспомнив все это, Стас с трудом преодолел искушение задать идиотский вопрос пассажирке.
Ведь псих-то прав: это же молодая Мэй Стоун, генетическая копия - у нее мозги по необходимости должны работать так же, ей достаточно вникнуть в ситуацию, описанную в романе, и она догадается...