Союз Правых Сил. Краткая история партии

Уроки побед и поражений

История второго пришествия либералов во власть (если считать первым правительство Гайдара – Чубайса 1992 года) четко делится на два периода: с 1999 по 2003 год, когда правые выступали союзниками Владимира Путина, и с 2004-го по настоящее время, когда они в основном находились в оппозиции федеральной власти.

Главный секрет победы правых в 1999 году заключался в том, что они сумели позиционировать себя в качестве союзников Путина, долгожданной «новой силы». Преодолев на время противоречия между участниками правой коалиции и выдвинув на первый план команду молодых политиков, не ассоциировавшихся у избирателя с демократами первой волны, они значительно расширили свою электоральную базу. Однако закрепить успех не сумели.

Проблема заключалась в том, что правые оказались не готовы к той роли, которую получили в результате переформатирования политического поля в 2000–2001 годах. Они хотели быть равноправными партнерами власти, в то время как власть рассматривала их как младших союзников. А с этим статусом правые, которые претендовали на роль интеллектуального резерва власти и видели себя своего рода духовными наставниками власти, разрабатывающими для нее стратегические концепции будущего, согласиться не могли.

Парадоксальным образом в самой политической победе правых в 1999 году были заложены факторы, предопределившие их поражение четыре года спустя. Пока речь шла об аморфном объединении различных движений с разнородной идеологией, у правых сохранялись определенная свобода маневра и широкое поле возможностей для влияния на ситуацию. Экспертно-интеллектуальное сообщество, рассеянное по различным центрам, институтам и ассоциациям, не могло напрямую вмешиваться в политический процесс, однако создавало ту атмосферу, в которой он происходил. Став политической партией, правые приобрели определенную возможность участвовать в процессе принятия решений, но при этом сами загнали себя в жесткие рамки, предусматривающие всего лишь два варианта развития событий. Как политическая партия СПС мог либо стать вассалом власти, либо перейти к ней в оппозицию. Правые выбрали второй вариант, и потеряли свой главный ресурс, обеспечивший им электоральный успех в 1999 году. В 2003 году это стоило им не только места в парламенте, но и статуса системной политической силы.

После провала 2003 года правые (прежде всего их лидеры – Чубайс, Гайдар и т. д.) утратили статус безальтернативных модераторов либеральной среды, который был закреплен за ними с начала 90-х годов. Стало ясно, что сама среда за эти годы изменилась драматическим образом – часть ее была ориентирована на тесное сотрудничество с властью, и для них гораздо более авторитетным модератором стал Путин (что проявилось, в частности, в «деле НТВ»). Другая часть либеральной среды, напротив, ушла в непримиримую оппозицию к власти, став питательным бульоном для разного рода «несогласных» – эти люди также не признавали авторитета правых, которые, по их мнению, запятнали себя сотрудничеством с Кремлем. Для либеральной картины мира этот раскол имел поистине трагические последствия. Ранее считалось, что социокультурный фактор (родство, близость, сходство) играет большую роль, чем фактор идеологический, – именно это позволило правым в 1999 году сформировать достаточно широкую коалицию. Не имело принципиального значения место работы либерала – он мог сотрудничать даже с коммунистами, при этом всегда оставаясь «своим» для «своих». После испытаний, выпавших на долю российских либералов в 1999–2003 годах, идентичность среды перестала быть определяющим фактором. На первый план вышел критерий отношения к власти.

В то же время говорить о глобальном провале либерального проекта в 2003 году было бы некорректно. Провалилась прежде всего попытка «старых демократов» вернуться во власть, используя ценности начала 1990-х годов – права человека, свободную конкуренцию, не регулируемый государством рынок, ориентацию на Запад. Тот проект, который возник в конце 1999 года в рамках коалиции «Правое дело», просто перешел в другие руки – в частности в руки «Единой России». Не случайно, по словам Сергея Переслегина, «если бы правых привлекли к работе в этой самой вертикали власти, они были бы крайне счастливы. И там, где их привлекли, они и стали основой „Единой России“. Там, где их не привлекли, они стали критиками вертикали». Многие активисты СПС, особенно пришедшие в его региональные организации по квотам «Новой силы» и через программу «Кадровый резерв», перешли в ряды «Единой России», не изменив при этом своим идеологическим убеждениям. Что же касается влияния правых на экономическую политику, то оно в основном сохранилось, поскольку в большей степени было связано с экспертными центрами, нежели с партийными структурами.

Таким образом, главный урок последнего либерального реванша можно сформулировать так: преимущество российских правых перед другими политическими силами заключается в том, что они в состоянии формировать идеологический фон, на котором действует власть. Однако образование партийных структур, к которому логически подводит правых их усиливающееся влияние на власть, неизбежно заставляет их занять нишу оппозиции. Это, в свою очередь, вызывает ответную реакцию власти, которая перестает оказывать правым столь необходимую им поддержку в период выборов. А сам по себе либеральный дискурс не настолько популярен в России, чтобы правые могли рассчитывать на электоральный успех.

Один из главных уроков СПС состоит в том, что либералы в России отчаянно нуждаются в поддержке со стороны власти. Даже в тех случаях, когда они позиционируют себя как непримиримые противники власти, без нее они выжить не в состоянии. Однако сама по себе поддержка власти еще не гарантирует правым выживания. Вторая и третья составляющие «Правого дела» – «Гражданская сила» и Демпартия, несмотря на оказанную им Кремлем административную поддержку, просто не сумели завоевать доверие избирателей. Можно вспомнить, что в недавнем прошлом на отечественных политических пажитях паслись такие образования, как «Новые правые» Александра Шмелева. Где они теперь? Не приходится сомневаться, что такая же безвестность ожидала бы и ГС с ДПР, если бы не брошенный им властью спасательный круг в виде объединения с СПС.

Гораздо сложнее понять, зачем Кремлю в принципе понадобились правые. В недрах могущественной сверхпартии «Единая Россия» при желании можно отыскать и левых, и правых, и центристов, и, наверное, даже либертарианцев. Уже давно (по крайней мере с 2004 года) в «Единой России» шли дискуссии о необходимости разделения на левую и правую платформы. Прорабатывалась и идея «принудительного раскола» на три партии (сейчас, в условиях экономического кризиса и необходимости политической консолидации, от этой идеи, по-видимому, окончательно отказались). Однако в итоге был сохранен статус-кво – внутрипартийные клубы (условно – левый, правый и национал-патриотический) канализировали соответствующие идеологические тенденции в рамках одной сверхпартии.

Правое крыло ЕР, идеологическим центром которого является «Клуб 4 ноября», придерживается либерально-консервативных взглядов. Учитывая огромный административный ресурс «Единой России», кажется весьма странным, что малые и маргинальные правые партии до сих пор не были поглощены этим гигантом, подобно тому как мелкие космические тела притягиваются гравитационным полем больших планет. На самом деле процесс миграции правых, например, из СПС в ЕР наблюдался еще с 2000 года – однако никогда не угрожал самому существованию партии. Всегда был некий барьер, делавший невозможным слияние ядра правого фланга российской политики (наиболее типичным представителем которого является СПС) с правым крылом «партии власти».

Это тем более странно, что идеологические расхождения лидеров СПС и активистов правого крыла ЕР, хотя и существуют, не выглядят непреодолимыми. По мнению политолога Станислава Белковского, «идеологически они не отличаются ничем. Это люди одних и тех же взглядов, одного и того же круга. Если взять Владислава Резника или Виктора Плескачевского как классических представителей правого крыла „Единой России“, то невозможно найти ни одного отличия между ними и, скажем, Анатолием Чубайсом – ни по идеологии, ни по карьере, ни по бэкграунду по большому счету. Все они – основные выгодоприобретатели постсоветского периода российской истории, люди, которые во многом определили его идеологию».

На левом фланге российской политики такого барьера, кстати, не было: несмотря на предвыборную войну между ЕР и «Справедливой Россией», последняя всегда воспринималась как «партия власти № 2», сформированная из тех представителей элит, которые по каким-то причинам не смогли получить посты в «Единой России», и принципиальной разницы между идеологией эсэров и идеологией левого интеллектуального центра единороссов (ЦСКП) не существует.

С Белковским, впрочем, не согласен член федерального политсовета СПС Борис Надеждин, являющийся одним из сторонников проекта «Правое дело». По его мнению, говорить о сходстве идеологий СПС и «Единой России» неправомерно. Они «абсолютно различаются... я бы „Единую Россию“ не классифицировал как партию с определенной идеологией, потому что ЕР – это приводной ремень администрации президента в парламенте и регионах. Сама по себе эта партия не производит ни кадров, ни идей, ни законопроектов... Вы найдете в „Единой России“ ровно столько правого, сколько левого, сколько имперско-патриотичного и так далее, все что угодно вы там найдете».

Истина, по всей видимости, лежит где-то посередине. Говорить об отсутствии идеологической повестки «Единой России» было правильно на заре ее существования – тогда это действительно была структура с аморфной идеологией, которая, по выражению Белковского, «должна была символизировать победу российского оружия в Чечне и быть политическим референтом Владимира Путина как вождя этой победы».

Однако с течением времени сложилась особая праволиберальная платформа «Единой России», в основных своих деталях совпадающая с идеологией правящей элиты в целом (или же идеология элиты была перенесена на правое крыло ЕР и там без всякого сопротивления принята). Фактически речь идет о том, что сложившийся в начале века консенсус политических элит получил в лице правого крыла «Единой России» проводника и защитника своих интересов. Вопрос о необходимости существования иных правых партий, претендующих на собственный взгляд на развитие страны, в этих условиях становился дискуссионным.

И тем не менее Кремль предпринял определенные шаги по сохранению жизни на правом фланге российской политики – что характерно, в ситуации, когда политические практики СПС и близких к нему движений демонстрировали все большее нежелание избирателя поддерживать правых.

Предполагают, что Кремлем двигало стремление улучшить международный имидж России (существование легальной оппозиции). «Обсуждать темы идейного бэкграунда „Правого дела“, их социальной базы, электората – абсолютно бессмысленно. По приказанию Анны Иоанновны шут учредил либеральную партию. „Правое дело“ нужно власти для того, чтобы показать: у нас все есть, в том числе и либералы», – считает журналист Юлия Латынина. Представляется, что это достаточно наивная точка зрения, поскольку оппозиция, на которую Запад действительно обращает внимание, – это Гарри Каспаров и другие «несогласные», то есть не «Правое дело», а «Солидарность». Создание одной (двух, трех) подконтрольных Кремлю «оппозиционных» партий этой ситуации не изменит. «Правое дело» явно создается для внутреннего употребления, а не для международного пиара.

Более вероятной кажется та точка зрения, согласно которой правые партии (и СПС как наиболее яркий выразитель этого тренда) консолидируют вокруг себя некую идеологическую идентичность, принципиально нерастворимую в иной политической среде.

В настоящий момент «непарламентские правые» довольно четко делятся на три лагеря:

• группу, поддерживающую действия правительства по усилению государственного участия в экономике (либерал-лоялисты Чубайс, Гозман, Титов, Бовт);

• группу, считающую, что раз уж «либеральная идея взята властью в заложники... то договариваться приходится с теми, кто удерживает заложников, а не с теми, кто нам симпатичен» (Мариэтта Чудакова, Григорий Томчин); группу, категорически отказывающуюся от какого-либо диалога с властью (непримиримая оппозиция: движение «Солидарность»).

При всех внутренних (и порой непреодолимых) различиях эти группы объединяет принципиальная невозможность ассимиляции в среде властной сверхпартии, поскольку для любой из них это будет означать полную потерю идентичности. А потеря идентичности (не столько даже идеологической, сколько мировоззренческой) для российских правых является куда большей катастрофой, чем поражение на выборах.[40]

«Меня не удивляет стремление групп, которые так или иначе раньше работали в рамках СПС, которые пытались в качестве „Гражданской силы“ заявить себя на прошлых выборах, а также демократической партии проевропейской ориентации (ДПР) объединиться в „Правое дело“. Тем самым они обозначили свой центристский либерализм, отделенный от „правого“ крыла ЕР и от левого либерализма типа „Яблока“, – считает политолог Леонид Поляков. – Их электорат – это люди с высшим образованием, урбанистический электорат, люди среднего и старшего возраста, то есть с достаточно серьезным опытом противостояния коммунизму. А именно либералы были двигателями той идеологической революции, которая началась в эпоху перестройки и завершилась фактически распадом СССР. Для них помимо чисто прагматических мотивов стремление четко обозначить свою идеологическую нишу значит достаточно много».

По всей видимости, Кремль решил «спасти» остатки терпящего крушение СПС именно потому, что стало очевидно: «ускользающую идентичность» российских правых не получится растворить в котле сверхпартии даже при всех видимых выгодах от такой ассимиляции. Борьба с СПС, занимавшим в 2003–2007 годах критическую по отношению к власти позицию, привела к тому, что наиболее непримиримые правые ушли в уличную политику, в экстремизм и «марши несогласных», лишь прибавив Кремлю головной боли. Однако, даже избавившись от «несогласных», оставшиеся правые все равно не влились в политический мейнстрим. Сейчас в рамках «Правого дела» им предоставляется такая попытка. Однако к чему эта попытка приведет, предсказать пока невозможно.

Повестка дня для правых на сегодняшний момент одна – это защита либеральной идеологии, которая – драматический парадокс – подвергается ревизии даже со стороны некоторых лидеров «Правого дела». Тем не менее задача поставлена и должна быть решена тем или иным способом. В проекте программы «Правого дела» определена цель партии – построение «капитализма для всех». Там же говорится о том, что ПД – «партия предпринимателей и менеджеров, представляющих интересы не двух десятков крупных сырьевых корпораций, а сотен тысяч малых, средних и крупных предприятий, работающих в реальном секторе российской экономики». Таким образом, новая партия четко определяет себя как партию «российского бизнеса», отделяя «реальный сектор» от сырьевых госкорпораций.

В перспективе ставка на «реальный сектор» может оказаться более выигрышной стратегией – тут все зависит от того, как будет развиваться экономика России в условиях жестокого экономического кризиса. Но в настоящий момент российский бизнес четко ориентирован на «Единую Россию», связка с которой формировалась на протяжении многих лет и не может быть разорвана безболезненно для обоих участников процесса. Попытки же ориентироваться на РСПП и ИНСОР, где, по мнению Леонида Полякова, «начинает формироваться... идеология, нацеленная на то, чтобы артикулировать интересы бизнеса как интересы либерально-реформистской прогрессистской части нашего общества», правильны тактически, но в долгосрочной перспективе могут оказаться губительными для правых. Ведь сближение правых со структурами, считающимися идеологическими опорами президента Дмитрия Медведева, рано или поздно не оставит им выхода: правым придется либо претендовать на статус «президентской партии» (на что, надо полагать, Кремль никогда не согласится), либо отказаться от своей «ускользающей идентичности», что, как показывает вся их история, равно для них политическому самоубийству.

Основным ресурсом правых всегда было то, что в американской политологии обозначается термином soft power. Согласно определению Джозефа Ная, «Soft Power – „мягкая сила“ – это способность добиваться желаемого на основе добровольного участия союзников, а не с помощью принуждения или подачек». В нашем случае это скорее воздействие на общество и власть путем создания определенных интеллектуальных моделей и индоктринация власти через экспертные и политические структуры. Иными словами, само существование либеральной среды является залогом soft power правых. Именно поэтому «реванш» 1999 года был последним успехом либералов – повторить его уже никогда не удастся, поскольку необратимо изменилась среда, формировавшая либеральный проект. Если либерализму и суждено вновь занять достойное место в российской политической и общественной жизни, то это в любом случае будет другой либерализм.

Портрет: Леонид Гозман

В отличие от Кириенко или Чубайса, «второй человек в СПС» пришел в политику не из комсомола или экономического НИИ, ас кафедры психологии. Окончив в 1976 году факультет психологии МГУ, Гозман остался преподавать на кафедре социальной психологии как специалист по проблемам межличностных отношений и политической психологии. Надо отметить, что для позднего брежневского периода проблематика была более чем новаторская. Достигнув определенных успехов в этом деле, Гозман стал заведующим лабораторией политической психологии МГУ.

По словам самого Гозмана, он активно практиковал как психотерапевт, но в начале 90-х годов понял, что это не его призвание. Базовая идея психотерапии – «мир изменить нельзя, можно изменить лишь отношение к миру», а Гозману хотелось активно влиять на то, что происходило вокруг. Профессор МГУ становится членом клуба «Московская трибуна» и Комитета российской интеллигенции «Карабах», одним из руководителей которого был отец Егора Гайдара – Тимур.

В 1992 году Гозман становится советником Егора Гайдара, исполняющего обязанности первого заместителя премьер-министра России. Однако на государственной службе он задержался недолго – в декабре 1992 года Егор Гайдар был отправлен в отставку, а Гозман уехал в США – читать лекции по политической психологии и психологической истории СССР. В Штатах Гозман некоторое время занимал профессорскую должность в Диккенсон-колледже Карлайла (штат Пенсильвания), затем был научным сотрудником Международного центра Вудро Вильсона в Вашингтоне. Вернувшись в 1993 году в Россию, принял участие в демократическом движении – стал секретарем федерального политсовета партии «Демократический выбор России», баллотировался в депутаты Госдумы РФ от блока «Демократический выбор России – Объединенные демократы» (ДВР – ОД), но выборы проиграл.

В 1993 году Гозман познакомился с Анатолием Чубайсом и довольно быстро установил с ним доверительные отношения. В августе 1996 года Чубайс, бывший тогда руководителем администрации президента, сделал Гозмана своим советником. В 1999 году Гозман стал советником Чубайса уже как главы РАО «ЕЭС России».

С этого времени и по настоящий момент Леонид Гозман считается одним из наиболее близких к Чубайсу людей и, в частности, «правой рукой» теневого лидера СПС.

Известно высказывание самого Гозмана о Чубайсе: «С ним нормально общаются те люди, кто признает его лидерство. Те, кто хочет быть на равных с ним, но не может, начинают его ненавидеть». Профессиональный психолог Гозман с самого начала признал лидерство Чубайса и никогда не претендовал на первые места. Не случайно в СПС он занимал посты «второго ряда» – креативного директора, секретаря политсовета СПС по идеологической работе, главы регионального отделения партии в Санкт-Петербурге, заместителя председателя политсовета. В сентябре 2008 года, после того как лидер СПС Никита Белых сложил с себя полномочия и вышел из партии в знак несогласия с ее переформатированием, Гозман временно возглавил политсовет СПС, однако уже 2 октября было принято решение о самороспуске партии.

В ранний период существования СПС Гозман играл роль «связного» между госкорпорацией и партийной организацией. Будучи членом правления РАО «ЕЭС России» и исполняя функции полномочного представителя РАО ЕЭС по работе с органами власти и общественными организациями, он одновременно был избран заместителем начальника избирательного штаба ОПОО СПС. В 1999 году «Коммерсантъ-Власть» опубликовал статью с характерным названием «Зам по мозгам», где говорилось о том, что именно Гозман «тащит на себе федеральную кампанию СПС, работает с одномандатниками». В июне 2001 года Гозман был избран председателем креативного совета СПС.

В СПС Гозман всегда поддерживал «линию Чубайса» – так, в 2000 году он выступил в поддержку кандидатуры Владимира Путина на выборах президента РФ, заявив, что в сложившейся ситуации «поддержка любого другого кандидата была бы хуже, чем поддержка Путина». Позже он был одной из основных фигур, организовывавших внутрипартийное сопротивление линии Немцова и Хакамады, которые пытались выстроить из СПС оппозиционную власти партию.

В 2004 году Гозман вошел в состав федерального политсовета, который после отставки сопредседателей партии стал главным руководящим органом СПС. В 2005 году после долгой борьбы он стал вторым человеком в партии – заместителем председателя политсовета, на пост которого был избран Никита Белых. Противники Гозмана утверждали, что Белых будет выполнять в партии чисто декоративные функции, а на самом деле все руководство СПС окажется в руках Гозмана, через которого, в свою очередь, партией будет управлять Чубайс.

Как идеолог правых Гозман позволял себе «поправлять» Чубайса там, где взгляды теневого лидера СПС казались ему слишком «имперскими» и недостаточно «либеральными». Так, пропагандируя идею Чубайса о «либеральной империи», Гозман подверг ее существенной коррекции: в его понимании «либеральная империя» должна была быть частью некоей глобальной структуры («образующейся единой мировой империи»), что в целом не противоречит либеральным представлениям о месте России в мире, тогда как Чубайс говорил все-таки о региональной сверхдержаве, реализующей свои интересы исключительно мирными (экономическими) средствами.

В 2006 году Гозман выступил одним из авторов текста новой программы СПС «Горизонт 2007–2017. Вернуть России будущее» (авторство названия также принадлежит ему). После этого Гозман окончательно утвердил свой статус главного идеолога партии. Документ, по оценкам аналитиков, был драматически оторван от реальности: согласно тексту новой программы, в 2015 году СПС должен стать «правящей партией», а в 2016 году кандидат от СПС должен занять президентское кресло.

Гозман дважды – в 2003 и 2007 годах – баллотировался в депутаты Госдумы РФ от СПС, но оба раза партия эти выборы проигрывала. После последнего поражения, 17 декабря 2007 года, все руководство СПС во главе с Никитой Белых подало в отставку. Однако в тот же день большая часть подавших в отставку руководителей партии были вновь избраны в федеральный политсовет СПС. В результате Белых снова занял пост председателя партии, а Гозман снова стал его заместителем.

26 сентября 2008 года Белых заявил, что уходит в отставку с поста председателя СПС, не желая участвовать в новом «кремлевском проекте» – объединении СПС, «Гражданской силы» и ДПР в «прокремлевскую» правую партию. Председателем политсовета СПС временно стал Гозман, который, хоть и назвал участие СПС в кремлевском проекте «омерзительным вариантом», признал, что вынужден согласиться на это «ради сохранения СПС».

В октябре 2008 года Гозман был назначен на пост советника Чубайса, ставшего председателем правления корпорации «Роснанотех». Вместе с Чубайсом и Гайдаром призвал членов СПС сотрудничать с властью для создания правой либеральной партии. Настаивая на необходимости такого шага, авторы заявления признавали, что «в России не функционирует демократический режим». Они выражали сомнение в том, что правым в дальнейшем «удастся защитить наши ценности в полном объеме». «Но нас уж точно не заставят защищать чужие», – утверждали лидеры СПС.