Женщина-фейерверк

– Конечно, банальнее, но зато надежнее, – подтвердила я. – В конце концов можно снять какой-нибудь загородный. Я подумаю, что лучше подойдет. И потом, такая толпа народа загадит весь твой участок.

– Если честно, я тоже этого боюсь. Затопчут все мои зеленые насаждения. А они у меня дикие и к нашествию орд непривычные. Здесь все растет естественно. Садовник лишь подправляет, чтобы участок окончательно в джунгли не превратился, прореживает, сушняк убирает. Мне нравится жить как в лесу. Вот еще соберусь, за этим лужком прудик искусственный сделаю, карпов туда запущу…

– И комаров у тебя разведется гораздо больше, чем карпов, – хихикнула я.

– Господи, с кем я связался? Ни капли в тебе романтики.

– Наверное, не там искал. Тебе бы сюда какую-нибудь русалку…

– Замечательная идея, Глаша. В пруд, вместо карпов! А может, и вместе!

– Вот вся ваша мужская романтика. Сам в теплом доме, а женщина – в грязном пруду!..

– То есть, насколько я понимаю, на пруд ты не согласна. Тогда пошли в теплый дом.

Еще немного поколебавшись, Никита принял мои доводы насчет ресторана. Я очень надеялась, что это окончательное его решение. Времени до юбилея оставалось уже совсем мало. Мне следовало успеть все подготовить до нашего с Маврой отъезда в Англию. Тогда, по крайней мере, буду спокойна, что ребята без меня справятся и Никитин юбилей пройдет на высшем уровне.

Как-то так вышло, что я ему не сказала про нашу с Маврой поездку, которая придется как раз на его торжество. Сперва считала, что это вообще не имеет значения, а потом боялась сглазить: вдруг визы не дадут. Когда же они оказались у меня в руках, я наконец ему сообщила, что уезжаю и, как мне ни жаль, на его юбилее присутствовать не смогу, однако в «Фиесте» все, кто нужно, проинструктированы и он может не волноваться. Праздник будет организован не хуже, чем в моем присутствии.

Я не знала, какая реакция последует с его стороны, однако, по моему собственному разумению, наш с Маврой отъезд лишь облегчал ситуацию и для Никиты, и для меня. Положение-то получалось довольно двусмысленное. Останься я проводить Никитин праздник, нам пришлось бы перед гостями тщательно скрывать свои истинные отношения. Вряд ли он стал бы в подобной ситуации представлять меня друзьям и знакомым как свою женщину. В его кругу это наверняка было бы странно. А если бы он не стал меня никому представлять, мне было бы неловко и унизительно. С моим же отъездом вопрос попросту снимался, и обе стороны без ущерба для собственного самолюбия и репутации могли вздохнуть с облегчением.

Однако Никита неожиданно расстроился.

– Ой, а я так на тебя рассчитывал. Теперь придется с вашими девицами иметь дело. Слушай, – с мольбою продолжал он. – Может, не поедешь? Убежит от тебя, что ли, эта Англия?

– Никита, я Мавре обещала. Да и оплачено уже все, визы на руках, билеты.

– Черт с ним со всем! Я тебе компенсирую!

– Да я не про деньги. Это не главное. Мавре не компенсируешь. Понимаешь, она уже настроилась, она душой уже там. А если мы сейчас не поедем, то до зимних каникул она не сможет никуда вырваться. Но меня-то кто в январе отпустит. Рождество и Новый год у нас самое горячее время.

– Глаша, это предательство.

Мне стало так его жалко! Но что я могла поделать?

– А может, ну его на фиг этот юбилей? – он вопросительно уставился на меня. – Откажусь.

– С ума сошел! В «Фиесте» мне такого не простят. Своим отказом ты поставишь под сомнение мою профессиональную компетентность. Что генеральный скажет? Сколько времени возилась с клиентом, и совершенно зря.

– Зато если бы я сейчас отказался, мы с тобой на эти деньги если не на месячишко, то, по крайней мере, недели на две закатились бы в какие-нибудь теплые экзотические края. Представляешь, только вдвоем!

И тут все рухнуло. Потому что я ляпнула. В шутку. Но он воспринял всерьез.

– Это что будет, медовый месяц?

Мечтательное выражение словно стерло с его лица. Глаза заиндевели. Вскочив на ноги, Никита нервно прошелся взад-вперед по комнате. Я совершенно ничего не понимала.

Наконец он остановился передо мной и, потрясая перед самым моим носом указательным пальцем, принялся тихо, но зло говорить:

– Давай-ка утрясем этот вопрос раз и навсегда. Я думал, мы с тобой взрослые люди, где-то даже не молодые. Все понимаем. И нас обоих характер наших отношений устраивает. Но, видно, я ошибся. Поэтому хочу, чтобы ты поняла: я не собираюсь предлагать тебе выходить за меня замуж. Уж не знаю, выясняла ты или нет, но я женат. У меня есть семья, сын. Живу я от жены и сына отдельно, однако это мое личное дело, и в подробности посвящать никого не собираюсь. Моя семья тебя не касается. Кстати, наши с тобой отношения тоже никого не касаются. Поняла? Больше я этот вопрос обсуждать не хочу.

Его слова поразили меня почти насмерть. Вцепившись в ручки кресла, я еле сидела. Казалось, разожми я побелевшие пальцы, и упаду. Неужели это Никита передо мной? Добрый, ласковый, внимательный, заботливый. Никита, которого я уже считала своим. И если мы не виделись хотя бы день, начинала скучать по нему, не находила себе места. Да и он явно по мне скучал. Два раза за время нашего романа ему приходилось улетать в короткие командировки, и он оттуда звонил по два раза в день. А едва вернувшись, назначал свидание и ужасно обижался, если я не могла тут же к нему приехать. Так он ли это передо мной сейчас, или мне померещилось?

Нет, не померещилось. Стоя передо мной, он ждал ответа.

– Как же так? – с трудом смогла выговорить я. – По-моему, твоя семья меня очень даже касается. И я невольно ее касаюсь, раз уж так вышло, что полюбила тебя. И почему ты ни разу мне не сказал, что у тебя есть жена и сын? Я ведь тебе о своих девочках очень много рассказывала, а ты молчал! Хотя нет! Ты много раз повторял, что одинок! Никита, зачем же ты меня обманывал?

– Обманывал? Делать мне больше нечего. Да, я действительно говорил об одиночестве. Но это в душевном плане. Да и в физическом тоже. Я с женой не живу, только сына навещаю. А у нас с тобой замечательные отношения сложились. Легкие, ни к чему не обязывающие. Я даже думал: вот что значит зрелые состоявшиеся люди! Понимаем друг друга с полуслова, ничего не требуем, не давим, не делим. Ты такая независимая, самодостаточная. Не ноешь, не канючишь. Душа радуется.

– Твоя радуется, а моя теперь нет, – отрезала я. – Наверное, для меня это все серьезнее. Если бы ты мне сказал про свою семью, я никогда не позволила бы нашим отношениям зайти так далеко.

– Но почему? – Я видела, что он не играет со мной, а искренне удивляется. – У нас же с тобой все прекрасно.

– Было. До сегодняшнего дня.

– Почему? – по-прежнему не понимал Никита.

– Потому что теперь у меня будет ощущение, словно я увожу тебя из семьи.

– Я не собачка, чтобы меня уводить. Даже не надейся. Это невозможно. Семья для меня свята.

– Странная святость. Ну хорошо. Если тебе так легче, считай, что я просто не гожусь на роль любовницы. Мне претят отношения, которые не имеют перспективы.

– Понятно. – Он вздохнул. – Мне-то казалось, ты другая, а выходит, такая же, как все. Тебе главное – замуж.

Тут я и взорвалась:

– Ошибаешься. Замуж мне за тебя не надо. Только вот человек я обязательный. Не могу без обязательств. И делить тебя ни с кем не хочу. Для меня это мучительно!

– Так мы ни о чем не договоримся, – сухо произнес он. – Впрочем, решать тебе: или мы остаемся вместе на моих условиях, либо, увы, разбегаемся.

– Тогда прощай!

Я поднялась и, не оборачиваясь, ушла из его квартиры и из его жизни. Он не остановил меня.

Лежа на широченной Алкиной кровати, я рыдала, а она сидела рядом, гладила меня по голове и приговаривала:

– Все они, естественно, сволочи, и нас не стоят, но и ты уже тоже не девочка. Разве можно принимать их так близко к сердцу. Только пусти в душу! Все там истопчут. В наши годы пора бы уж панцирь, как у черепахи Тортилы, нарастить.

– Но мне было с ним так хорошо! Я поверила, что нашла своего человека! И влюбилась в него, как девчонка! Он такой был добрый, такой внимательный, такой ласковый…

– Все они ласковые, пока мы под их дудку пляшем. Но, с другой стороны, я тебя не совсем понимаю. Подумаешь, про семью он тебе не рассказал! Во-первых, может, считал, что ты знаешь. А если нет, зачем тебя зря травмировать. Тем более ведь объяснил: он с ней не живет. А хоть бы и жил. Какая тебе-то разница. Замуж, что ли, надо? Ты там два раза уже побывала. Ничего особо хорошего не увидела. Детей тебе тоже рожать не надо. Две уже есть, да и во всех случаях поздновато, даже если бы ты очень захотела, в чем я сомневаюсь. Ну что, предложил он тебе стать любовницей. Живи, наслаждайся. Мужик, насколько я понимаю, щедрый. Тебя волнует, что у него перед тобой не будет никаких обязательств? Так и у тебя перед ним никаких.

– Алка, я все понимаю, но так не могу. Меня будто использовали. Как вещь. Но я ведь не ваза. Понравилась – купил, поставил на полку, и стой теперь там. Мне очертили круг, по которому я могу ходить. Так сказать, ареал обитания. Шаг влево, шаг вправо – побег. И пикнуть против не смей. Разное в жизни бывало, но до такой степени меня еще никто не унижал! И, главное, именно тот человек, которому я доверилась! Ну не могу я это принять! Получается, у нас будут отношения только для секса. А мне так не надо. Может, с кем-нибудь другим… Но тогда не должно быть никаких чувств. А если чувства есть – невозможно. Это же мука жить с человеком, половина которого прячется за закрытыми для тебя дверями. Если он закрыл от меня семью и любое упоминание о ней, значит, и другое может от меня скрыть. И в наших отношениях это будет считаться нормальным. Потому что если я раз такое приняла, то и в дальнейшем он может вести себя так же. Можешь, конечно, считать меня наивной и старомодной, но не лежит у меня душа к отношениям с человеком, у которого есть жена. И вовсе я не рвусь за него замуж! Но если он ее не любит, мог бы просто развестись и не напускать таинственности. Странно мне это. И противно.

– Послушай, а какая у него жена, старая или молодая? – внимательно выслушав меня, спросила Алка. – Сын-то, насколько я понимаю, не взрослый, раз с мамой живет.

– Не знаю, да и какая теперь мне разница!

– А вот это зря. Интересно. Тут вопрос, между прочим, принципиальный. Если он молодую жену на тебя поменял, значит, она его сильно достала.

– Теперь-то какая разница, – повторила я. – Между нами все кончено. И ни на кого он жену свою не менял, давно уже живет один. По всему видно: они разъехались задолго до нашего знакомства.

– А я бы на твоем месте выяснила. Слушай, он с какими-нибудь своими друзьями тебя знакомил? Могла бы у них спросить.

– Да нет. Ты знаешь…

– Ни с кем? – от удивления Алка аж подскочила на кровати.

– Так получилось. Мы в основном у него дома встречались и почти никуда не ходили, иногда только по-прежнему в рестораны. У нас времени было не так много. Когда выкраивали, старались его провести вдвоем. Я даже еще не успела его со своими девчонками познакомить. К счастью.

– Понятно, на что у вас уходило время, – многозначительно изрекла Алка. – Но то, что он тебя никому из своих не представил, плохой признак.

Я молчала. Сама только теперь впервые об этом задумалась.

– Если мужик своей женщиной гордится, он обязательно ею хвастается, – словно читала мои мысли подруга.

– Значит, он относился ко мне совсем не так, как мне казалось. Ох, какая же я была дура!

И зарыв лицо в Алкину подушку, я опять зарыдала.

– Ой, перестань, слезы еще лить из-за какого-то козла! Этот Парацельс даже одной крохотной слезинки твоей не стоит. Попробуй-ка мыслить позитивно. Ну не тот экземпляр оказался, но что ты потеряла? Ровным счетом ничего, а приобрела многое. Насладилась жизнью, кровь разогнала, почувствовала себя женщиной.

– Я чувствую себя оплеванной…

– Это потому, что ты сама себя накачиваешь в неверном направлении. А ты успокойся, плюнь на него. Сейчас мы с тобой разработаем вариант номер два. Время перед твоим отъездом еще есть. Парацельс твой еще локти с досады будет кусать! Тем более выглядишь ты сейчас благодаря своему роману… Посвежела, постройнела. Всегда говорю, что здоровый секс полезней самых дорогих фитнес-клубов. Итак, окучиваем Лебедева.

– Алка, иди ты со своим Лебедевым сама знаешь куда! – Я даже плакать от возмущения перестала. – Я мужиков вообще больше видеть не хочу! Слава богу, уезжаю, переменю обстановку. Хотя мне и ехать никуда не хочется. Никакого настроения.

– Глупости. Раз уже едешь, надо воспользоваться случаем. Неизвестно, когда еще такой шанс представится. Встретишься с Лебедевым как миленькая. Вовке по-любому надо с ним поддержать отношения. Он перед отъездом на этюды просил, чтобы я обязательно передала с тобой Лебедеву каталог его выставки. В Лондоне кто-то интересовался. Словом, не отвертишься. Иначе Вовка тебе не простит.

– Да успокойся. Естественно, передам я Лебедеву ваш каталог.

– А больше я тебя ни о чем не прошу, – с хитрецой покосилась на меня подруга.

Кажется, она была уверена, что остальное у нас с Лебедевым выйдет само собой. Ну и пусть.

Уезжала я в совершенно растрепанных чувствах, хотя времени на них уже не оставалось. Мою энергию поглотили поспешные сборы, которыми мы, конечно же, согласно добрым российским традициям, занимались в последний момент.

Наши курсы английского разместили в обычной частной школе, ученики которой разъезжались на каникулы. Школа Данкан-холл располагалась в живописном городке Данкан-корт в часе езды от Лондона.

Привезли нас туда на автобусе, прямо к главному входу. Мы с Маврой ахнули. Настоящий старинный английский замок! Из красного кирпича, с башенками и до самой крыши увитый темно-зеленым плющом. Картинка из сказки!

– Вот повезло! – воскликнула Мавра. – Я теперь прямо как Гарри Поттер! По-моему, он почти в такой же школе учился!

Потом, правда, выяснилось, что здание не такое уж старинное, всего лишь конца девятнадцатого века, а корпус, где нас разместили, совсем современный, но тем не менее нам все ужасно понравилось.

Огромная территория, парк, футбольное поле, еще какие-то там поля для других игр. Даже небольшая конюшня; за отдельную плату там с желающими занимались верховой ездой.

Группа наша состояла из детей и родителей. Занятия языком организовали раздельно. Дети учились частично в классах, частично в игровой форме. Весь день у них был расписан. Утром они корпели за партами над временами глаголов и прочей грамматикой (в Мавриной группе все уже обладали определенными знаниями английского), потом их вели на поле, где они играли в футбол или лакросс, тоже на английском языке, вслед за чем переключались на лепку или рисование, по-прежнему целиком на английском, затем файф-о-клок. А после него – поход в магазин, где они учились правильно покупать по-английски. В некоторые дни игр не было, и тогда мы все вместе отправлялись автобусом в Лондон на экскурсии.

Вопреки моим ожиданиям, культурного шока я не испытала. Никак не могла отделаться от ощущения «дежавю». Чуть погодя мне стало ясно, в чем дело. Большинство лондонских достопримечательностей я знала почти наизусть. Тысячи раз видела. На картинках. В кино. По телевизору. Старые добрые знакомые! Их всегда радостно встретить, но, разумеется, потрясения не испытываешь.

Мавра, правда, относилась к этому по-другому: в силу своего возраста она просто меньше читала и видела, и Лондон стал для нее открытием.

– Обязательно еще раз сюда хочу, – заявила она.

Я обещала, что постараюсь. Может, даже следующим летом.

– А если не получится, то вырасту, заработаю и поеду сюда учиться, – очень серьезно сообщила она.

Мы, взрослая часть группы, тоже не скучали, подправляя и совершенствуя свой английский, разъезжая по отдельным экскурсиям, которые нам устраивали, включая, естественно, шоппинг.

Не сразу, но, выбрав время, я позвонила Лебедеву. Как же он мне обрадовался! И на следующий же вечер пригласил нас с Маврой к себе домой. Путь к нему оказался недолог. Он жил на окраине Лондона, недалеко от Данкан-холла, по той же железнодорожной ветке, и встретил нас у станции на машине.

Пока мы ехали к его дому, Лебедев расспрашивал о Москве. Он жил в небольшом, типично английском двухэтажном коттедже. Крохотный садик спереди, лужайка и сарайчик – сзади. Сарайчик Лебедев оборудовал под мастерскую. Выяснилось, что живописью он давно уже не занимается, а сосредоточился на эмалевых миниатюрах. Он делал их и в Москве, но здесь они пользовались просто невероятным успехом, и Лебедев, по его словам, не бедствовал.

– Понимаете, Глашенька, занимаюсь чем хочу, материалов навалом, экспериментируй с эмалями, сколько душе угодно. Вот и экспериментирую. От покупателей нет отбоя.

Миниатюры оказались замечательные. Мы с Маврой долго и восторженно охали. Как же приятно, когда это можно делать совершенно искренне! Растрогавшись, Лебедев вдруг подарил Мавре маленький медальончик с синей диковинной рыбкой. Мавра захлебнулась от радости. Улучив момент, когда хозяин удалился на кухню, она жарко прошептала мне в ухо:

– Теперь Килька уж точно сдохнет. Авторская работа знаменитого английского художника!

Я усмехнулась:

– По фамилии Лебедев.

– Несущественно, – отмахнулась она. – Я Кильке скажу, что он пишется латинскими буквами с двумя «ф» на конце.

Лебедев оказался не только великолепным художником, но и неплохим кулинаром. Он угостил нас запеченной бараньей ножкой под мятным соусом и совершенно необыкновенным паточным пудингом, приготовленным на пару.

– Юра! Вы стали настоящим англичанином, – сказала я.

Он с крайне довольным видом ответил:

– Нет, я гораздо лучше. Потому что англичане, в подавляющем большинстве, свою собственную еду готовить не умеют, а я вот освоил и теперь люблю потчевать своих друзей разными местными диковинками. В следующий раз придете, еще что-нибудь придумаю.

– Спасибо большое, но у нас такой плотный график. Вряд ли еще сможем к вам вырваться, – предупредила я.

Он заметно расстроился. И мне тоже стало грустно. Очень симпатичный человек. Не случись истории с Туровым, у нас с ним вполне могло что-то получиться. Но Никита все испортил. Я не была готова к новым отношениям. Вот если действительно через год… Теперь-то я знаю, что понравилась Лебедеву. Впрочем, год – долгий срок. Его еще надо прожить.

Поездка оказалась для меня хороша уже тем, что о Турове я почти перестала думать. Ссадина в душе осталась, но уже начала затягиваться тонкой корочкой. Есть в народной мудрости значительная доля истины. С глаз долой – действительно из сердца вон. А в Англии мне ничто не напоминало о Никите. Только вот день возвращения в Москву неумолимо приближался, и мы с Маврой обе загоревали. Она – потому что хотелось побыть здесь еще и жалко было расставаться с Данкан-холлом и приобретенными там друзьями. Я же страшилась возвращения в мир, где мне все снова начнет напоминать о нашем романе с Никитой. Нет, не права была Алка. Все-таки вместе с ним я потеряла какой-то кусочек своей души. Он украл его у меня и не вернул. И жить прежней жизнью теперь будет тяжело. Я ведь уже другая.

За два дня до отъезда мы возвратились под вечер с экскурсии в Вестминстерское аббатство. Устали ужасно! У меня даже ноги гудели, а голова распухла от впечатлений: столько исторических и культурных фактов за один день!

У стойки регистрации меня остановили.

– Миссис Веслих, – так они произносили мою фамилию. – Вас в холле основного здания ожидает какой-то джентльмен.