Точного срока не назову. Для сравнения: моя послеалкогольная тоска длилась около пяти лет, и, кстати скажу, не мешала, а наоборот, помогала изо всех сил работать.
Послетабачная пустошь тоже была не сладкой — года два-три небо с овчинку…
Что помогает? Труд, умственный, и физический.
Спорт. Туризм. Баня. Массаж. Искусство. Любовь. Антидепрессанты лекарственные в крайнем случае и по чуть-чуть, с контролем зависимости.
Суть перехода через пустыню физиологией не исчерпывается: не только испытание и расплата, но и поход к новому смыслу жизни, к обновлению души…
ГИД — Владимир Львович, что из этой истории смогут извлечь в практическом плане наши читатели? Не подмашину же бросаться, чтобы потом бросить пить и курить?
— Не под машину бросаться, а в жизнь. В новую жизнь. Бросаться умело… Случай Арсения — грубый образец шокотерапии судьбы. Лучше этого не дожидаться.
Меня, я уже рассказал, по башке, верней, по душе оглохшей ударил внезапный уход из жизни отца…
— Какие шоки мы можем устраивать себе сами?
— Есть хорошая восточная рекомендация: не можешь убить — не бей, не можешь победить — не грози.
Один злостный никотиноман из подобных мне, тоже человек пишущий, рассказал горестную историю попытки самодеятельного лечебного шока.
Табачный плен вредил ему уже по-серьезному, не по-минздравски. Уже сжимались и не желали разжиматься обратно артерии ног. И сосуды мозга тоже начинали дурить в явной связи… Не говоря о самоуважении.
Не покупал сигарет — открывалась ужасная стрельба, унизительная. Добирал, все равно добирал дозу, да как громоздко. Прятал от себя деньги, свои же деньги. Отдавал жене с повелением: «Не давай, даже если буду требовать с кулаками». С кулаками не требовал, но воровал — свои же деньги у самого себя, добирал, добирал…
Бывало, держался час против нормы, держался и другой молодцом. Час третий — уже похуже. На четвертый — сломя голову… Непоследовательно, рывками все делал.
Однажды с отчаяния отправился в глухую дальнюю сторожку, в тайгу. Попросил друга-вертолетчика: забросить и улететь. Обратно забрать через пять месяцев.
Полная отрезанность. Одиночество. С ружьем, с рукописью, с запасом продуктов, с приемником, с книгами…
Со всем, кроме сигарет.
Хватило выдержки только на полторы недели.
Первым делом от ломки сбежал сон, испарился — как не было… Ни читать, ни писать, ни радио слушать, ни охотиться — ничего, только покурить, покурить…
А потом начали разрываться извилины, полезло уже сумасшествие в натуральную величину.
В полубессознательном состоянии покидал в рюкзак, как попало, что смог, ружье за спину — и через тайгу хом… К дому, к дому, к той, самой первой, спасительной…
Пер днем и ночью, незнамо как… После первой сразу пришел в себя и сразу — страшная слабость. Обморок.
Отключка — недолгая и понятная…
А потом страшная депрессия. Многомесячная. Хотя и дымил, насыщался до предела и выше. Депрессию, именно такую, и называют справедливо душевной. От ужаса самобеспомощности. От поражения. От сознания рабства.
— Ошибка, — уговаривал я — переоценка своих возможностей, недооценка противника… Но еще не самая главная ошибка. А главная вот: вы имеете глупость лишать себя уважения за свои ошибки. Вы неблагодарны своим поражениям. Раскачиваете парадоксальность. Лишаетесь внутренней почвы: себя не поддерживаете, а только бьете и бьете дальше, загоняете глубже… Ошибка считать опыт поражения только опытом поражения.
Ошибка считать ошибку только ошибкой…
— Не надо, не надо лить на меня, доктор, бальзамы ваших утешений, не надо. Не хватило мужества перетерпеть… только перетерпеть… Сознание вкрутую сварилось… О подсознании ничего не знаю, а сознание предало, предало!.. Ничего в мозгах не оставило, кроме проклятого табачища… Всем завладел, все на себя свернул…
— А я считаю ваш опыт подвигом, да, да, настоящим. Вы просто недоучли кое-какие технические детали.
Забыли, например, попросить своего товарища-вертолетчика перед отлетом назад приковать вас к печке железной цепью. А для подстраховки еще оторвать руки, ноги, а главное, голову — чтобы переждать невменяемость…
— Так что ж, по вашему, мне в психушку надо было добровольно укладываться? Серьезно, а, доктор?..
— При такой сильной, девяти-десятибалльной, по моей шкале, сцепке с Агентом Зависимости нужно было, во-первых, предварительно потренироваться месяца три-четыре в постепенном снижении доз и ограниченных во времени недлительных воздержаниях.
А во-вторых — после консультации с медиком-психотерапевтом, хорошо знающим лекарственную психофармакологию — захватить с собой надежный запас антидепрессантов и транквилизаторов, проверенно помогающих именно вам. С продуманной заранее схемой приема и графиком плавного сбавления доз — так, чтобы одна зависимость не просто заменилась другой, хрен редьки не слаще, — а чтобы лекарственная зависимость послужила лишь временным перекатным буфером — мостиком к освобождению…
— В этой буферной зависимости — «перекатной» тоже интересное слово — и заключена сущность общения человека с врачом?
— И с лекарством, и с врачом, и с психологом. И с учителем, и с начальством. И с родителем, и с ребенком…
— С родителем и с ребенком?!..
— Я имею в виду функциональные роли, в которых мы все друг от друга так или иначе зависим. Смысл же истинно ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ отношений — взаимное освобождение. Об этом еще в свой черед…
Рассказывает потомственный мастер-кузнец Иван Николаевич Мельников, доживший в добром здравии и жизнерадостности до 99 лет (по моей давней записи):…Я вишь как вижу — если порок, привык вредный, значит, образуется только, в зародке еще его отшибить можно, отвадить наказанием резким, и чтоб понятно было щенку, что как пить дать и завсегда накажут… А если уже присобачился, пристрастился, — хоть наказывай, хоть казни — толку нет: хуже изгадится, изощрится, обманывать-врать-воровать пойдет…
Туг вишь как — либо отрезать, как пуп, и пусть катится по своей дорожке — либо по-хитрому от наоборота идти. Подначить — до ручки чтобы дошел, привык чтобы сам его наказал, как от наковальни обратный улар — во как!.. Меня-то, вишь, как батяня от курева отучал, пятнадцатилетка: поймал первый раз с папироской — связал, ремнем выдрал как Сидорова козла, сидеть на заднице дня четыре не мог. Да задница-то непонятливой оказалась, потому как пристрял уже к табаку-то. Приятели все однолетки туда же — а я что ж, других хуже? — думаю себе, и еще пуще, тайком…
Второй раз поймал с пачкой крепких турецких, деньги на них я хитростью выманил, помню… Ну, думаю, все, поминай как звали, батяня у меня был суров… А он в угол кузницы сажает меня — и смотрит долго в глаза, молчит… Потом смирно спрашивает спокойно: «У тебя пачка эта одна или есть еще?»
«Еще, — честно ему признаюсь, — две припасены». — «Где?» — «Под лестницей на чердаке». — «Ну неси сюда. Вместе покурим. Неси все что есть. Будем курить». — Я изумился: батяня мой только к вину тяготение питал — в зимние месяцы в запой ударялся, но к куреву имел отвращение — дядю-дымилу, так звал свояка, с самокруткой и к дому близко не подпускал…
А тут вдруг вишь как. Несу…
Он — строго мне: «Ну садись, начинай. Закуривай первую». И огня мне — из горна, из калильни прямо…
Я чувствую себя неудобно, поджилки дрожат, курить при батяне страшно…
«А ты, бать?» — вынимаю папироску ему. «А я подожду, пока ты накуришься. Все три пачки выдымишь, мне напоследок дашь затянуться. Я некурящий, мне привыкать… И твоим дымом сыт буду… Дыми, все подряд дыми. И чтоб без продыху у меня, понял?»
Тут я догадываюсь, что мучить он меня собирается, «учить куревом. «Бать, — говорю, — я уже не хочу курить. Я больше не буду. Я брошу». — «Брешь. Меня не обманешь больше, а сам себе врешь напрасно. Дыми.
Ну-у?!..» И ремень сымает…
Одну выкурил. Батя: «Вторую давай». За второй третью, четвертую… На полпачке голова задурнела, в глазах рябь пошла, дрожь в ноги бросилась… А батяня не отступает: «Кури!..» Пачка кончилась — вторую!
Кашель уже как из колодца, себя не чую, давлюсь.
К концу второй пачки вывернуло наизнанку — а батяня ремнем меня обиходил и в блевотину носом ткнул:
«Продолжай! Ешь табак свой до скончания жизни!
Курить нравится, да? Удовольствие получаешь? Ну получай. Ну!! Дыми!!!»
Как сознание потерял, не понял…
Но помню точно: еще недели две животом болел и башкой, и задницей, всем чем можно… К куреву с того раза не то что не прикасался — и помянуть не мог без тошнотины, а от дыма чужого просто страшенный зверь и сейчас делаюсь, вишь как…
Спасибо потом батяне сто раз говорил, и при жизни его и после… Старшого своего я, лет уж двадцать пять миновало, таким же хитростным кандыбобером от пьянки отвадил. Заставил пить до потери сознательности при мне. Отрубался — а я его подымал, растирал, бил-лупил и опять вливал, не угробил чуть, зато сразу вылечил, на все время жизни…
Я ему еще и ружье купил на долги, отдавал трудно потом… А купил, чтобы охотой его заморочить, чтобы порока место занять, значит, этой страстью. Я вишь, как вижу — у человека душа пустовать не может, она как земля: не огород растет, так сорняк…
По следам ритуалов
Я курила 20 лет по полторы пачки в день. И несчитанно — в компании с выпивкой или при интенсивной умственной работе. Мои друзья не могли представить меня без сигареты… Но однажды, лет 10 назад, я решила бросить. Следовала такому пути.
НЕ ЗАСТАВЛЯЮ СЕБЯ. Хочу — могу и закурить, но только тогда, когда действительно захочу. То есть не утром (потому что это первая утренняя сигарета), не после чашки кофе (потому что после кофе — нет ничего лучше сигареты), не в перерыве между делами…
МЕНЯЮ РИТУАЛЫ. Все поводы для курения, которые я назвала выше, как раз и есть ритуальные, и таких еще было у меня много. Моей задачей стал уход ото всех видов ритуальных сигарет. Я старалась сбить ритм, заменить сигарету на какое-нибудь яблоко и т. д.
ИДУ НА ОГРАНИЧЕНИЕ ДОЗЫ. Через три недели я уговорила себя курить по 5 сигарет в день с условием, что если я захочу больше, то пожалуйста. Но именно благодаря саморазрешению мне больше уже не хотелось.
ПЕРЕХОЖУ К ПОСТЕПЕННОМУ ОТКАЗУ. Очень скоро я уговорила себя курить только три сигареты в день. А через два месяца перестала курить вообще.
Я не курю уже 10 лет и никогда не хочу курить. Я спокойно нахожусь в обществе курящих друзей. У меня был тяжелейший стресс, связанный со смертями близких, но я не закурила. Теперь я уверена, что смогла бросить курить, главным образом, потому, что умудрилась отследить ритуальные сигареты.
Я их одну за другой «убила». Надеюсь, мой опыт окажется полезным кому-то еще. Евгения.
Из раза в раз вывираю отказ. Мой способ расставания с куревом основан на полном ненасилии над собой и свободе выбора в каждый миг. Конечно, в строгом смысле авторство этого способа принадлежит не мне, а многим, шедшим тем же путем. Штука в том, чтобы прочувствовать и пройти этот путь до победы! Этот способ уже показал свою действенность для широкого круга моих знакомых, и не только знакомых. По этому же принципу, как показали конкретные случаи, можно завязать и с питьем, и даже с иглой…
НЕОБХОДИМОЕ УСЛОВИЕ: всегда иметь при себе пачку сигарет. Легко выполнимо — а нужно ради живого ощущения, что ты совершаешь свой выбор осознанно и что ты свободен. Фактически — чтобы снять тревогу.
НАСТРОЙ: каждый раз, когда мне хочется закурить, я делаю свой собственный выбор и осуществляю его. Каким будет этот выбор — мое дело, и ничье более. Я сам решаю: закурить или нет.
Любое мое решение — это МОЕ решение. Закурил — значит, так мне и надо. Оставил сигарету в кармане — еще лучше. Целее будет.
НИКАКИХ СОМНЕНИЙ: ни мать, ни отец, ни жена, ни друзья не могут повлиять на мой выбор. Никто не имеет права меня осуждать. И я сам свой выбор никак не оцениваю.
Я слушаю только свой внутренний голос: "Я хочу и могу закурить. Но я подожду. Сейчас я выбираю воздержание — подождать, выбираю — отказ". Кедавно, с помощью книг Леви, я осознал, что такой мой настрой защищает меня от перенапряга оценочной зависимостью, которая чаще всего и приводит к парадоксальным срывам.
ГЛАВНОЕ: не делать себя рабом самого себя. Пока не освободился полностью от тяги к курению, говори себе: я сознательно делаю выбор на этот момент, на ситуацию, на «здесь и сейчас». Представь, например, что ты находишься в одном помещении с маленьким ребенком, ты ведь не станешь его обкуривать, ты легко воздержишься даже при сильном желании. «Я хочу закурить. Я могу закурить. Но сейчас и здесь я выбираю отказ от курения. Я так хочу. Я не знаю, какой выбор сделаю через (год, месяц, день, час). Сейчас я выбираю свободу от курения..»
Курить мне все еще хочется до сих пор, но из раза в раз я выбираю — отказ!
И дается отказ все легче!
— Мам, пап, а теперь можно сладкое?..
— Можно будет через полчаса, — говорим с немножко преувеличенной твердостью, ощущая себя мудрыми воспитателями и продвинутыми садистами. — Одну конфету или одно печенье. На выбор.
Маша наша сладкоежка не более своей подружки Надюшки, даже поменее; но та худенькая, ни жириночки, а Маша, так скажем, ребенок умеренно упитанный. Что будет по части стройности дальше, не знаем (похудела заметно с шести до семи лет, повытянулась).
Но дело совсем не в этом, а в том, что ей, как и нам, надлежит учиться управлять своими зависимостями.
Учиться самому человеческому.
Учиться всю жизнь, всю-всю-всю…
Уж конечно, легче учить, чем управиться самому. Вот пишу сейчас, а самого потягивает, посасывает — пожевать бы чего-нибудь… И еще — какой-то боковинкой сознания или краешком подсознания…
В те, давние уже, слава Богу, сизодымные десятилетия эту черную дыру, которая по виду есть просто вроде бы рот мой, ничего более (как бы не так!), затыкали одна за другой папиросы, сигареты и трубки, у меня много их было, но любимая одна только, дедовская, из корня яблони, ей уже больше ста лет — вот она, красавица…
Элегантно изогнутая, деликатная, навсегда обкуренная, ароматная… Нюхаю иногда — пахнет дедом, пахнет смолистой вечностью и чуть-чуть смертью. Иной раз и во рту подержу, не закуривая, а так…
Словно в окошко склепа заглядываешь…
Я отвлекся от темы; впрочем, не так уж и далеко — речь идет о зависимости жизни от жизни.
Две подружки: депрессия и обжираловка
В.Л., мне 20 лет, учусь в вузе, живу с родителями. Моя проблема — отсутствие стимула в жизни. Скорее, он просто придавлен моими страхами, обидами и разочарованием…
А ведь момент, когда в жизни многое удавалось, у меня был… Была цель поступить, в вуз, и я это сделала, заодно и похудела на 12 кг, обрела уверенность, бегала каждый день, делала зарядку, правильно питалась…
Я сказала себе тогда: Я ОЧЕНЬ СИЛЬНАЯ, МНЕ НИКТО НЕ НУЖЕН. Но очень скоро получила по носу: учиться оказалось трудно. Плюс сложности со вхождением в коллектив…
Я покатилась вниз… Покатилась в обнимку, как вы писали, с двумя подружками: депрессией и обжираловкой.
Забросила бег, располнела: 64 кг вместо 45 при поступлении, ужас!.. Учусь едва-едва. Думала найти работу, но боюсь общения, вхождение в новый коллектив для меня мука.
Деньги, которые перепадают, проматываю на сладкое, я на него здорово подсела. Каждый день даю себе слово сесть на диету, но все заканчивается обжираловкой…
НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ ДЕГРАДИРОВАТЬ!!
Как отыскать ту кнопочку в себе, которая бы включила способность радоваться жизни и добиваться поставленной цели с радостью?
В II классе я пережила нечто подобное: сменила школу, в классе появились подружки, а вот мальчишки меня невзлюбили.
Унижали, закидывали бумажками, обзывали… Считала дни до конца учебного года… Вот тогда я и открыла спасительный вкус сладостей и чувство отключки от переедания. Впервые поправилась. К парням стала относиться с опаской, ни с кем не встречалась и не встречаюсь до сих пор…
Не ищу чудодейственных советов. Знаю: для похудения нужно волевое и физическое усилие. Для обретения друзей нужно душевное усилие. Ео вот как себя снова зажечь, как перестать пренебрегать своей жизнью, чтобы не существовать, а ЖИТЬ!
«Хочу хотеть жить. Не хочу хотеть есть» — сколько же их, хотящих хотеть, не хотящих хотеть и хотящих не…
Вспомнилось снова: «больше всего мы зависим от того, чему сопротивляемся.»
Бзик похудения у нынешнего поколения прекрасного пола принял характер психологической эпидемии; со временем это, конечно, сойдет — бьюсь об заклад, не позднее 2010 года маятник социосексуальной моды совершит очередной спиральный виток, и в фавор снова, как в рубенсовскую эпоху, войдет дородность — худышки сплошным потоком будут допытываться, как пополнеть…
У этой девушки, как и у многих, минусово сошлись требования внешние и потребности внутренние. Две повышенных зависимости — оценочная и пищевая — забравшись в тупичок суженной, обедненной жизни, взаимободаются и взаимоподдерживаются.
Еда заняла место успокоителя и утешителя — псевдотранквилизатора и антидепрессанта двойного значения, как для иных алкоголь.
Неля, сначала позволь тебя процитировать: Как отыскать ту кнопочку в себе, которая бы включила способность радоваться жизни…
Кнопочку? Пальчиком шевельнуть, чик-чирик — и готово?.. Потом, правда, оговариваешься, что понимаешь: нужно усилие, чуда не ищешь… А все же ищешь: как себя снова зажечь, как перестать, пренебрегать своей жизнью…
Дайте сперва кнопочку для самозажигания, а потом уж и я сама усилие совершу — так, да?..
Кнопки кое-какие внутри у нас вправду есть, и немало их. И снизу кнопки, и сверху…