Помоги проекту - поделись книгой:
И, начав речь, один из старцев спросил меня: «Сии облеченные в белые одежды кто, и откуда пришли?». Аз сказал ему: «Ты знаешь, господин». И он сказал мне: «Это те, кто пришли от великой скорби».
.
Новоприбывшим выдавали спецодежду — белые «хэбэ», брюки, рубашки, шапочки. От этого весь поселок стал походить на больничный городок. Начальство, а также «блатные» (снабженцы, бухгалтерия, завсклады-товароведы) щеголяли в новых «афганках». Провезенную мимо КПП водку прятали в ближайших кустах, откуда ее с большим удовольствием конфисковывали патрули.
Раннее утро, подъем, завтрак в столовой. Богатство выбора блюд поражало простого советского человека, привыкшего к серым макаронам. Красная икра, балык, колбаса и сыры нескольких сортов, прочие деликатесы и диковинный по тем временам шведский стол. Ликвидаторов рассаживали по автобусам-«броневикам» и вывозили на пересадочный пункт у села Лелев. Окна зашивали листами свинца, на полу тоже лежал свинец, кабина водителя отделена от салона. В Лелеве «условно-чистый» транспорт менялся на «грязный», обслуживающий 10-километровую зону. Работали по 12 часов без выходных, поэтому иные из зимних жителей Зеленого Мыса не видели свое жилище при дневном свете. «Вечера на хуторе близ реактора» проходили в посиделках за припрятанным спиртным и обильной столовской закуской. Разговоры о жизни, об аварии, о бардаке, творящемся вокруг. Несмотря на всеслышащие уши «органов», этим людям дозволялось многое — лишь бы работали.
Всего через чернобыльское горнило за 5 лет прошло, по разным оценкам, до 600 000 человек и еще около миллиона выполняли работы в 30-километровой зоне. По данным Чернобыльского союза ликвидаторов, умерло от последствий радиации до 60 000 человек, то есть каждый десятый, и не менее 165 000 получили разные степени инвалидности. После распада СССР новые государства поспешили откреститься от «чужих» ликвидаторов и положенных им по закону льгот. Новые власти, увлекшись дележом внезапно свалившихся на голову богатств, предпочли забыть о простых незаметных героях и обещанных им золотых горах. Те уходят молча, не испрашивая наград и привилегий. Сильные мира сего скоро канут в историческое небытие, проклинаемые обманутыми и ограбленными. А люди в белых одеждах уже получили свой билет в вечность и благодарность спасенных потомков.
Впрочем, у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны.
Очищение
Еще только воздвигались стены «Объекта Укрытие», а перед ликвидаторами уже встали новые задачи по завершению дезактивации и пуску оставшихся энергоблоков. Государство уже потратило миллиарды рублей на аварийные работы и требовало компенсировать их дешевой энергией. К тому же из-за остановки ЧАЭС на Украине образовалась огромная «электрическая дыра» в миллионы киловатт. Героическими усилиями до октября 1986 г. очистили от высокого фона 1-й и 2-й блоки, как наименее пострадавшие. Их запустили в работу соответственно в октябре и ноябре. С 3-м все было не столь гладко. Близость смердящего соседа, разбросанные куски твэлов и топлива на крышах многократно затруднили очистку. К тому же теперь некуда было сбрасывать самый опасный груз — саркофаг уже захлопнул свою крышку.
Самой сложной задачей оказалась дезактивация кровель. Раскаленный графит вплавился в рубероид и стал его неотъемлемой частью. За дело взялись спецы УС-605 под руководством Геннадия Лыкова и Ильи Дударова. Крупный мусор собирали особыми сачками с 5-метровой ручкой и грузили на машины, после чего отправляли в могильники. Предельные и запредельные нормы облучения набирали быстро: эти скромные кусочки «светили» до 700 Р/час. Вырубать покрытие было практически невозможно; участки с высоким уровнем облучения заливали раствором, закидывали мешками с песком и свинцом, закрывали металлом. Каждая из кровель имела свое имя. Наиболее «грязными» считались те, что примыкают к высокой вентиляционной трубе, ставшей символом аварии. Самая высокая — «Злая мама Мария» — была и самой опасной, с фоном под сотни рентген. Чтобы не поднимать в воздух радиоактивную пыль, перед работами крыши поливали мастикой из специальных батискафов, подвешенных на кран «Демаг». Обычно такие аппараты опускают в толщу океанов — здесь же они парили в воздухе, ясно напоминая о перевернутом мире, в котором мы все оказались. Кровли чистили целый год, до ноября 1987 года, а через месяц пустили 3-й блок в работу.
Летом пришла очередь очищать и «конопатить» крышу саркофага, сквозь щели которой фонтанировали «горячие частицы». Первыми вызвались добровольцы-«партизаны» под руководством прораба Сергея Волкова. Десятиминутная вылазка стоила каждому до 0,8 бэр. Люди не обращали на это никакого внимания. «И хожу свободно я по саркофагу. Если нужно будет, и костями лягу», — самая популярная ликвидаторская прибаутка того времени.
В августе 1987 года настала очередь дезактивации машзала 4-го энергоблока. «Как очистить кровлю без присутствия людей?» — этот вопрос мучил уже год все светлые умы исследовательских институтов. Решение, как всегда, пришло случайно. Идущий по коридору сотрудник московского НИКИМТа Юрий Медведев споткнулся о брошенное малярами ведро с кистью, и вместо дежурных проклятий изобрел нехитрое приспособление по принципу «промокашки». Все гениальное просто: к сетке подвешивались распущенные толстые веревки, пропитанные смолой. Такая «промокашка» подавалась краном на кровельный рубероид и приклеивалась к нему насмерть. Оставалось лишь обрубить поднимаемый кусок и погрузить его в самосвал. Но как это сделать на дистанционном управлении? Пытались взрывать по периметру тонкие трубочки. Поднималась такая пыль, что сводила на нет все усилия по очистке станции. Все же без присутствия человека не обошлось — надежнее простого топора еще ничего не придумали. Однако использование новой технологии в десятки раз сократило количество выводимого персонала. Было чему радоваться — кровля машзала излучала фон в сотни рентген, и каждый лишний человек означал чье-то загубленное здоровье и поломанную судьбу. Время выхода ограничили всего 50 секундами. Но из-за жуткой радиации люди частенько теряли ориентацию в пространстве, начинали рубить сами «промокашки» или попросту махали топором в никуда. После спецподготовки результаты улучшились. К осени фон на крыше машзала и деаэраторной снизился до удобоваримых 5 Р/ час. На них стало возможным работать до часа и проводить полную очистку. Основной источник загрязнения на ЧАЭС был ликвидирован, и обстановка перестала напоминать голливудский фильм о страданиях человечества после ядерной войны.
Теперь взоры ликвидаторов из УС-605 направились в сторону внутренних помещений 4-го блока. Правительственная комиссия постановила очистить и подготовить подходы к центральному залу и самой шахте реактора. Туда предполагалось ввести датчики, измерительную аппаратуру и телекамеры. Ученым необходимо было понять, какие процессы идут в самом пекле и насколько надежны конструкции блока — во многом именно на них опирался сам саркофаг. Первыми во взорванные помещения шагнули руководители операции — заместители главного инженера УС-605 Виктор Тертышник и Юрий Болотов, зам. начальника управления Анатолий Калачев.
И когда Он снял четвертую печать, Аз слышал голос четвертого животного, говорящий: «Иди и смотри». И я взглянул: и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя — Смерть, и Ад следовал за ним.
Двигал ими не только служебный долг. Как и каждый настоящий сталкер, эти люди испытывали неодолимое любопытство и подъем сил, оказываясь лицом к лицу с опасным зверем, источающим смертельную угрозу. Таких любопытствующих было очень много. В помещениях 3-го блока и у саркофага постоянно болтались люди без большой на то необходимости. В конце концов ввели пропускную систему, дабы оградить зевак от лишних рентген. Но к шахте реактора еще никто не подходил. Вот как описывает этот бросок Анатолий Калачев: «И вот в конце сентября Тертышник и Болотов с группой из четырех человек проникли в реактор по разработанному ими же маршруту. Видимость была хорошая: свет падал сквозь щели укрытия, да и карманный фонарик действовал безотказно. Внутри оказалось много пыли, под ногами хрустело битое стекло. Примерно посредине фасада они повернули в сторону реактора, затем еще раз свернули вправо и двинулись уже в сторону деаэраторной. По пути им встречались комнаты, где по полу и по столам были разбросаны какие-то документы, стояла пишущая машинка со вставленным в каретку листом бумаги, на котором явственно просматривался начатый и прерванный на полуслове текст. В одном из помещений они увидели у себя над головой какой-то большого размера механизм, зависший над разорванными краями бетонного перекрытия. Им оказался мостовой кран, который эксплуатировался в главном зале. Сквозь разбитые перекрытия из щелей саркофага внутрь проникал свет. Увидев наполовину заваленный дверной проем, Тертышник преодолел завалы, перегнулся — и… Вниз, в бездонную непроглядную глубину уходила шахта. Наконец-то мечта Виктора Алексеевича сбылась — он лоб в лоб сошелся с этим, как он сам его окрестил, «слоном» — огнедышащим реактором».
Это «романтическое свидание» обошлось Тертышнику аж в 10 бэр, а людям из его группы — по 4. Наградой стало понимание концепции будущих работ и отправка на лечение.
Дезактивация «внутренностей» 4-го блока началась в ноябре 1987 года. Мыли помещения водой, закрывали «фонящие» участки свинцом и пластикатом. Тогда уже пошла первая волна сокращений, и людей стало остро не хватать. То и дело дозиметристы «откапывали» углы с фоном за сотню рентген в час. Самым проблемным стало так называемое «помещение 2005» в непосредственной близи от реактора, откуда собирались вести наблюдения. Туда пошел уже сам Калачев: «Мы надели подшлемники, натянули на лица по 2 респиратора, на руки — резиновые перчатки, уплотнили одежду и пошли. Вот и отметка +27.00 деаэраторной. В настороженной тишине сумрачно, кругом грязь, пыль, битые стекла. С фонарями в руках протиснулись через узкий лаз, оставшийся от дверного проема после заливки бетона, и оказались на лестничной клетке, также заполненной тем же бетоном. Поднимаясь все выше и выше, мы заходили в примыкающие помещения, выбирая подходящее место для мониторной. То здесь, то там лучи фонарей выхватывали из мрака застывшие эпизоды из какого-то фантастического фильма. Стул посреди прохода с залитыми бетоном ножками, поваленная мебель, разбросанные кипы документов. По стенам расклеены красочные вырезки из «Огонька». Луч моего фонарика застыл на большом портрете смеющейся Анне Вески. Красивое лицо певицы, которая многим из нас так нравилась, резко контрастирующее с этой обстановкой запустения, вызвало всплеск эмоций. Я невольно улыбнулся ей в ответ».
Наконец, перед сталкерами открылся ящик Пандоры: «На отметке +39.00 возник провал между деаэраторной и развалинами реакторного зала. Панели его боковой стены во время взрыва сорвались с мест и образовали нагромождение в виде костра, острие которого поднялось метров на пять. Кругом валялись мешки со щебнем. Мы поднялись по груде панелей вверх, на торчавший торец стены, и перед нами как на ладони оказалась вся панорама развала реакторного зала. В сумрачном свете можно было разглядеть так и манивший нас коридор, который вел в помещение 2005. Тяжело будет прокладывать здесь мост через провал, уму непостижимо, как протянуть его через завалы».
Этот выход обошелся его участникам в 0.4-0.7 бэра. Через месяц заветное помещение 2005 очистили и сдали в эксплуатацию. Соседний бокс, откуда шло «свечение» в 2000 Рентген, изолировали толстым слоем раствора и штукатурки. Научное оборудование было установлено, и реактор взяли под неусыпный контроль.
На этом самая трудная и опасная часть эпопеи очищения закончилась. В полную мощность заработали все три блока ЧАЭС, а укрощенный четвертый лег в долгую спячку, глубоко затаив свою радиоактивную злобу. Минсредмашевское УС-605 расформировали, и латать оставшиеся дыры поручили Минэнерго.
Параллельно дезактивации станции в границах Зоны провели залесение и задернение почв. В переводе на русский язык это означает посадку деревьев и засев травами бывших пахотных земель, с которых был снят верхний слой. Все это препятствовало поднятию пыли и заметно очищало воздух на дорогах и вблизи населенных пунктов. Правда, самих пунктов оставалось все меньше и меньше — их отселяли и сравнивали с землей. В тех, что оставались, резко поменялся состав населения. Местные жители бросали насиженные места и подавались в Гомель, Киев, Минск, Чернигов. На их место приходили те, кто по разным причинам остался без жилья у себя на родине. Уже бился в агонии распада Советский Союз, в национальных окраинах вспыхивали беспорядки, сопровождаемые массовым исходом русского населения. Беженцы из Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Карабаха хлынули в полупустые белорусские города. Некогда задумываться о здоровье, когда над тобой занесен острый нож…
Улицы постоянно поливались дезактивационной жидкостью, коей имелось в избытке на военных складах. Она стекала в кюветы и, застаиваясь, давала сюрреалистический отблеск. Солдаты мыли крыши, водостоки, разбрызгивали на полях полимерный состав, образующий противопылевую пленку. Постепенно жители покидали небольшие села, и к 1990 году вокруг Хойников, Брагина и прочих райцентров образовались целые районы деревень с пустыми черными дырами вместо окон.
В то же время постепенный ввод в эксплуатацию ЧАЭС требовал большого количества технического персонала, способного каждый день ездить на работу. В Припять уже невозможно было вернуть людей — все мероприятия по очищению не дали нужного эффекта. Фон в городе так и не опустился ниже 1000-1500 микрорентген. В1986 году строители со всего Советского Союза съехались на площадку в Черниговской области и заложили новый город атомщиков Славутич. Расположенный в 50 км от станции, он находится в стороне от всех транспортных путей и живет только благодаря ЧАЭС. Первые дома сдали в 1988 году, заселив туда бывших жителей Припяти и научных работников, обслуживающих аварийную станцию. По тем временам это был суперсовременный город, воплощение многолетней мечты советского человека о комфортном просторном жилье. Строители из разных республик возвели национальные кварталы разного цвета и архитектуры со всей необходимой инфраструктурой. Есть там Киевский квартал, Ереванский, Бакинский, Белгородский. Радиационный фон в окружающих лесах был вполне терпимым, и благополучие самого молодого города в СССР стало зависеть лишь от дел на атомной электростанции. Кто же знал, что работать ей оставалось лишь 12 лет…
Брошенная станция
Торговавшие всем сим, обогатившиеся от нее, станут вдали от страха мучений ее, плача и рыдая, и говоря: «Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями драгоценными и жемчугом, ибо в один час погибло такое богатство».
Наконец рассеялся дым ликвидационных сражений. Разъехались по своим, уже независимым государствам их участники. Вчерашние герои, рисковавшие жизнью и получавшие за это почетные грамоты и памятные значки, вернулись к прежней жизни, в которой не были никому нужны. В глазах нового постперестроечного начальства «ликвидатор» означал больного назойливого человека, все время требующего каких-то непонятных льгот и компенсаций. Если в период с 1986 по 1991 год выходило множество законов и постановлений союзных властей «об улучшении, углублении, социальной защите» и прочих радостях пострадавшего населения, то после развала СССР все дружно, как по команде, развели руками: «Денег нет».
Станция меж тем исправно работала, выдавая на-гора электроэнергию, но уже в меньших количествах. Собственно, работающие блоки ЧАЭС были ничуть не хуже своих близнецов с Игналинской (Литва), Курской, Ленинградской и Смоленской АЭС. Но после катастрофы 1986 года весь мир накрыл страх перед атомной энергетикой, настоящий «чернобыльский синдром».
Первой его жертвой стала недостроенная Щелкинская АЭС в Крыму. Из-за многочисленных протестов в 1989 году возведение заморозили, и сегодня она осталась памятником человеческим страхам. Огромный бетонный куб — близнец 4-го чернобыльского блока, в нем должен был стоять такой же реактор РБМК-1000.
По всей ядерной энергетике мира был нанесен колоссальный информационный удар. В Европе и Северной Америке до 2002 года не было построено ни одной атомной электростанции, что связано в первую очередь с давлением общественности. Как следствие аварии, резко увеличились страховые сборы и уменьшилась рентабельность. Сама ЧАЭС в глазах всего мира превратилась в источник смертельной опасности, дамоклов меч, занесенный над Европой. Давление на Украину усиливалось ежегодно. Власти слабого государства пошли на попятную, запросив у Евросоюза 3 миллиарда долларов в качестве отступных за полное закрытие станции. Сумма включала в себя стоимость строительства дополнительных блоков на Ровенской и Хмельницкой АЭС. Не тут-то было: европейские эксперты в два счета доказали, что имеющихся мощностей самой молодой европейской державе вполне хватит, надо только их рационально использовать. Время показало, что решение не платить казенные миллиарды было абсолютно правильным. В 1991 году на 2-м блоке ЧАЭС вспыхнул пожар. Загорелся электрогенератор, который все же удалось потушить, при этом заглушив реактор. Для его пуска понадобилось 60 миллионов долларов, которых у станции не было. Давление со стороны стран «Большой семерки» усиливалось, и в декабре 1995 года стороны подписали Меморандум о взаимопонимании, по которому предусматривалось полное закрытие ЧАЭС к 2000 году. 1-й блок заглушили в 1996 году по решению президента Леонида Кучмы. Дела у атомщиков пошли совсем плохо. Конечно, зарплату еще платили, и по украинским меркам очень высокую — аж 300 долларов в месяц. Но многие специалисты попали под сокращение, а другой работы в Славутиче как не было, так и нет. Люди стали разъезжаться из города в поисках стабильной работы. Летом следующего года на плановый ремонт остановили последний, 3-й энергоблок. Деньги на его ремонт собирали с других станций, хотя на Украине по закону десятая часть доходов всех предприятий уходит на «чернобыльский налог», а это около миллиарда долларов ежегодно. Но из этой суммы атомщикам практически ничего не доставалось, а все шло на выплаты пострадавшим и содержание Зоны отчуждения (говоря проще, разворовывалось). Некогда передовое энергетическое предприятие СССР, его гордость и витрина, превратилось в банкрота, влачащего жалкое существование. За 9 месяцев 3-й блок все-таки починили и пустили в работу. Он один обеспечивал энергией себя, весь Славутич, а заодно и Киев.
15 декабря 2000 года его остановили.
ЧАЭС моментально превратилась из донора электричества в потребителя, существующего на дотации из хилого украинского бюджета. Разговор о компенсациях с Евросоюзом власти «незалэжной» из природной скромности вести постеснялись. Меж тем атомщики уверены, что западные страны — члены НАТО просто подстраховались и оставили нестабильного соседа без возможности создать атомную бомбу. Оружейный плутоний мог вырабатываться лишь на опальной ЧАЭС…
Кто предположит, что история самой известной в мире атомной электростанции закончилась ровно на рубеже тысячелетий, глубоко ошибется. Такое предприятие — не башмачная лавка, где можно лишь погасить свет и запереть дверь. В недрах угасших блоков покоится свыше полутысячи тонн радиоактивного топлива. Его надо изъять и переработать на специальном заводе, который еще нужно построить.
Ремонт саркофага (стенд ЧАЭС в Славутиче)
Затем образовавшаяся низкоактивная масса подлежит захоронению в специальных хранилищах, нуждающихся в постоянном мониторинге. И конечно же, нельзя забывать о самом беспокойном подопечном, дремлющем в бетонно-стальной клетке.
Конструкции 4-го блока, на которые опирается саркофаг, со временем увеличивают риск обрушения. Топливо превращается в пыль, осыпается и вздымается вверх в виде радиоактивных аэрозолей. В 2007-2008 годах специалисты «Южтеплоэнергомонтажа» провели ремонт саркофага, призванный обезопасить его от обрушения и повысить герметичность. Была частично заменена легкая кровля, укреплена западная контрфорсная часть (та, что на первом плане всех фотографий 4-го блока), а на северную наверчены надежные анкерные крепления. Вкупе с другими работами создана жесткая каркасная сетка, исключающая разлом даже при сильном землетрясении. По большому счету, сделано это во многом для успокоения общественности, еще не излечившейся от «чернобыльского синдрома». На очереди — долгая трудоемкая работа по извлечению разбросанного внутри блока топлива и его «торжественным похоронам».
Ремонт саркофага
В общем, дел хватит и на это поколение атомщиков, и на следующее. Но прошлых безбедных времен, увы, не вернуть. Бывший атомный флагман сегодня в долгах как в шелках. Многие жители Славутича буквально «сидят на чемоданах», стараясь уехать при первой же возможности. Такие высококвалифицированные специалисты нужны везде, в том числе и на Западе, но зачастую устроиться на новую работу мешает элементарное незнание языков. К тому же станция для многих — родные пенаты, которым отдана едва ли не вся жизнь.
Последствия
Итак, что означал собой Чернобыль для страны, ее жителей, и ее истории?
Масштабы последствий небольшого взрыва всего лишь одного реактора, спрятанного на полесских просторах, поражают. Площадь загрязнения превысила 200 000 квадратных километров. В Белоруссии заражено более 20% всей территории. В одночасье стали непригодными для земледелия 5 миллионов гектаров земли. Отселены несколько городов и сотни поселков на территории трех республик. Белоруссия и Украина столкнулись с массовым исходом населения, сравнимым с бегством от немецкой оккупации 1941 года. Гектары, километры, проценты…
Как, в каких единицах измерить горечь от потери родного дома, привычного уклада жизни? «Когда объявили эвакуацию и стали давать квартиры в городе, многие из нашей деревни уехали. Там же все удобства, магазины под боком, а к нам автолавка не каждый день приезжала, — вспоминает Юлий Иванович Лещинок, единственный житель покинутого белорусского хутора Будовник. — Дома их растащили по бревнышку. Потом они стали жаловаться, что в городе им плохо, что хотят обратно, да куда уж теперь… В живых, почитай, никого не осталось, все перемерли от тоски от той. А мы с бабкой живем…»
Потери в здоровье населения адекватно оценить не представляется возможным — настолько велик их масштаб. Учитывая высокую степень радиоактивного загрязнения, необходимо было выселить белорусские города Брагин, Хойники, Комарин, Ветка, а это десятки тысяч человек. Власти не решились проводить полномасштабную эвакуацию, оставив людей с невидимой опасностью один на один. В результате общая смертность в наиболее пострадавшей Гомельской области повысилась почти в полтора раза, а по всей Беларуси — на треть. Люди умирают от болезней крови, органов дыхания, злокачественных опухолей. Это небольшое государство официально объявлено зоной экологического бедствия. Такие же проблемы у сотен тысяч ликвидаторов, разбросанных ныне по всем уголкам бывшего СССР. Многие из них потеряли свое здоровье, а зачастую и жизни. В пресс-релизе Национального радиационно-эпидемиологического регистра российской Академии медицинских наук фигурируют сухие данные: «Согласно прогнозным оценкам, к концу 2006 года в рассматриваемой когорте ликвидаторов ожидается около 10 000 смертей, что составляет около 16% от численности рассматриваемой когорты в 1991 году. Из них 43% — от болезней системы кровообращения. Онкологическая смертность будет составлять 13%. Смертность от травм и отравлений — 25%». За каждым процентом — чей-то муж, чья-то дочь, чьи-то разрушенные планы и судьбы.
Все эти потери — прямые, но существуют еще и косвенные, куда масштабнее.
Чернобыль стал началом конца великой коммунистической державы, наводившей ужас на весь «цивилизованный» мир. Ликвидаторы, идущие плечом к плечу на дымящийся реактор, не могли и подумать, что совсем скоро они станут гражданами разных стран, то конфликтующих, а то и воюющих между собой. Звезда по имени Полынь упала на гигантского колосса, и он рухнул, похоронив в своих обломках все надежды «чернобыльцев» на лучшую долю. Сбылось еще одно библейское предсказание. Будущее и настоящее оказались предопределенными, как в мрачных пророчествах чернобыльских старух.
…Огромный был этот истукан, в чрезвычайном блеске стоял он перед тобою, и страшен был вид его. У этого истукана голова была из чистого золота, грудь его и руки его — из серебра, чрево его и бедра его медные, ноги его частью железные, частью глиняные. Ты видел его, доколе камень не оторвался от горы без содействия рук, ударил в истукана, в железные и глиняные ноги его, и разбил их. Тогда все вместе раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах на летних гумнах, и ветер унес их, и следа не осталось от них, а камень, разбивший истукана, сделался великою горою и наполнил всю землю.
Кто виноват?
В суете послеаварийной лихорадки громко прошел суд над виновниками аварии. Ими назначили тогдашнее руководство ЧАЭС — всего пять человек. Бывший генеральный директор станции Владимир Брюханов и главный инженер Николай Фомин были арестованы 19 августа 1986 года. Анатолий Дятлов выписался из больницы 4 ноября, но ровно через месяц сменил квартиру на казенные нары. Начальника смены Акимова и оператора Топтунова от заключения спасла смерть.
Суду предшествовали заседания комиссии под руководством академика Александрова, однозначно свалившей всю вину на персонал. Признать вину проектантов — государственного института — означало признать вину самого государства, что ни в Советском Союзе, да и в сегодняшней России представить невозможно. Политбюро ЦК КПСС утвердило эти выводы. Исход будущего суда стал совершенно ясен. Следствие, проведенное Прокуратурой СССР, и Верховный Суд вынесли свой вердикт: виновны по статье 220 УК УССР (неправильная эксплуатация взрывоопасных предприятий). Интересно, что атомные станции не относились к такой категории. Их записали задним числом, специально под этот процесс. Обвиняемым крупно повезло — подрасстрельную статью гособвинение так и не нашло, и все остались в живых. Брюханов получил 10 лет и отправился в колонию под Луганском. Там он работал почти «по специальности» — слесарем в котельной. Анатолий Дятлов получил такой же срок и отбывал его в Крюковской колонии. Николай Фомин не выдержал тотального прессинга, сошел с ума и был отправлен в психиатрическую больницу на лечение.
После оглашения приговора в защиту осужденных выступили некоторые ученые-ядерщики, известные журналисты, народные депутаты, общественные деятели. В стране объявили гласность, и об альтернативных (модное тогда слово) причинах взрыва заговорили в печати. Под давлением общественности 1 октября 1990 г. Верховный Совет СССР создал специальную экспертную комиссию для установки истинных причин аварии и анализа действий руководящих работников. Почти год потребовался ученым, конструкторам и спецам-ядерщикам, чтобы вынести свой вердикт: взрыв на ЧАЭС стал следствием конструктивных недоработок реактора и был неизбежным. Возникла дилемма — люди уже 3 года как сидят, но получается, что понапрасну. Генпрокуратуре СССР поручили возбудить новое уголовное дело. Оно так и не было доведено до конца. Распалось само государство, а вместе с ним и его следственные органы. Часть томов осталась пылиться в московских архивах, часть — в теперь уже независимых минских и киевских. В 1990 году после опубликования открытого обращения академика Андрея Сахарова был выпущен на свободу Анатолий Дятлов. Эта история обошлась ему в 3 года и 10 месяцев лагерной жизни. Через 5 лет он скончался от острой лучевой болезни. Все эти годы инженер настойчиво писал во все инстанции об «истинных причинах аварии». Он даже выпустил свою книгу «Чернобыль. Как это было», в которой аргументированно, хоть и несколько эмоционально, обвинил руководство Института атомной энергии в плохом проектировании и пренебрежении к ядерной безопасности, приведшей к трагедии.
Владимир Брюханов освободился досрочно при содействии администрации колонии в 1991 году. Получил должность начальника техотдела на ЧАЭС, а затем ушел на хорошую должность в Минэнерго Украины. Сейчас бывший директор живет на пенсии и своей вины за сокрытие масштабов аварии и непринятие мер не признает.
Академик Валерий Легасов, руководивший ходом восстановительных работ, был вынужден успокаивать весь мир на конференции МАГАТЭ в августе 1986 года и говорить о безопасности ЧАЭС для Европы. Это была явная ложь. К тому же в следующем году заговорили об ошибочности бомбардировки реактора песком и ответственности за судьбы погибших вертолетчиков. Легасов, пробывший на станции к тому времени несколько месяцев и получивший смертельную дозу радиации, не выдержал груза обвинений и покончил жизнь самоубийством в день второй годовщины аварии.
Для «отца» реактора РБМК-1000 академика Александрова все произошедшее стало личной катастрофой. Он писал: «С этого времени и моя жизнь кончилась — и творческая тоже». Очевидцы помнят, как он приезжал в Киев после аварии — сразу как-то постаревший и осунувшийся. Однако никакого наказания прославленный ученый не понес, если не считать освобождения в 1986 году от должности Президента Академии наук. Дело, возбужденное в отношении конструкторов сразу после аварии, было закрыто и более никогда не поднималось. За год до своей смерти в 1994 году он даже получил Почетную грамоту Президиума Верховного Совета РФ «за заслуги в…». Как эти заслуги соотносятся с трагедией целого региона, так и осталось невыясненным.
Что делать?
И увидел Аз новое небо, и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И сказал Сидящий на престоле: «Се, творю все новое».
Эта задача сейчас в полный рост стала перед руководством Украины. Срок службы старого объекта «Укрытие» (саркофага), определенный в 30 лет, скоро подойдет к концу. Его перекрытия и стены, собранные наспех дистанционным способом, ветшают, корродируют и приходят в негодность, как любая «хрущевская» пятиэтажка. К тому же конструкция не позволяет работать с ядерными отходами, накопившимися внутри, и утилизировать их. Пока вся начинка погибшего реактора не будет изъята и захоронена, этот объект будет оставаться опасным. Уже много лет ведутся проектные и научные работы по возведению «Укрытия-2», призванного защитить прилегающие территории от возможного загрязнения. Оно может произойти в ходе работ по разборке старого саркофага или в случае непредвиденной аварии. К тому же необходимо оградить саркофаг от дождей и снега, способных вызвать непредвиденные химические реакции. Сейчас уже понятно, что это будет высокая железобетонная арка высотой под 100 метров и длиной более 150 метров. Ее 250-метровый пролет должен накрыть все помещение 4-го реактора и отделить его от 3-го. Секции будут собираться на площадке неподалеку и по специальным рельсам надвигаться на существующие строения. После завершения работ должна начаться разборка, дезактивация и захоронение энергоблока. Этот проект получил труднопроизносимое название «Новый безопасный конфайнмент» (от английского «confinement»- «локализация»). Год назад начались конструкторские и научные работы, а к 2012 году укрытие должно быть изготовлено и смонтировано, если не помешает очередной кризис. Предполагаемый срок службы новой арки — сто лет, что, учитывая неторопливость украинских властей в делах строительных, должно хватить до полного решения всех чернобыльских проблем и превращения ядерного могильника в «бурое пятно», свободное от активных ядерных отходов. О красивой идее символической «зеленой лужайки» не может быть и речи.
Отдельная история предстоит с разборкой и захоронением знаменитой трубы, что уже давно стала символом Чернобыля и пестрит на всех фотографиях. Ее аркой не накроешь, и разбирать придется на открытом воздухе. Она накопила в себе столько радиоактивной отравы, что хватит не на одно поколение чернобыльцев. К тому же сама технология разборки обещает стать трудной задачей из-за технических трудностей (например, невозможно поставить кран). Инженерам и проектировщикам придется находить экстраординарные решения, чтобы решить все проблемы и не допустить повторного загрязнения станции.
У всех этих благолепных планов есть только один небольшой минус — стоимость. Она оценивается под миллиард долларов, которых может даже и не хватить, учитывая суровые коррупционные реалии нынешней Украины. Правительство привычно говорит об отсутствии денег вообще и с надеждой смотрит на западные страны, многозначительно напоминая о всепланетарной опасности. Запад озабочен экономическим кризисом и с деньгами расставаться благоразумно не спешит. А пока время и осадки, не знающие кризисов и отсутствия финансирования, неумолимо съедают балки саркофага, приближая нас к очередной возможной аварии и привычному штурму, сопряженному с героизмом и самопожертвованием. Почтальон всегда звонит дважды?
Невидимая смерть
«Что это за штука такая — радиация?» — говорили жители украинских и белорусских сел весной 1986 года, перешагивая через цезиевые лужи. Полная беспечность сменилась позже страхом, а затем — настоящей радиофобией, когда мнимые опасности вызывают настоящие психические расстройства и болезни, трудно поддающиеся лечению. Не зря медики называют радиофобию одной из главных причин заболеваемости и смертности среди ликвидаторов и жителей причернобыльских территорий.
Главным и единственным лекарством от этой болезни являются знания о природе радиоактивности и степени ее опасности для всего живого. Этот враг хитер — он невидим, неслышим, не имеет запаха и вкуса. Но в то же время его сила и губительные свойства преувеличены и раздуты многочисленными слухами и средствами массовой информации. Басни о коровах с двумя головами и чернобыльских яблоках величиною с тыкву который год гуляют по «желтой» прессе и в разговорах, несмотря на все опровержения специалистов.
Более всего не хочется в этом разделе пускаться в многословные теоретические рассуждения, пересыпанные терминами из курса школьной физики. Однако придется сразу определиться с основными терминами и понятиями.
Что такое радиация? Это частицы и электромагнитные волны, испускаемые радиоактивным веществом. Они обладают огромной энергией, которой достаточно для воздействия на другие объекты, и живут до того момента, когда поглощаются чем-нибудь или кем-нибудь (в худшем варианте — теми, кто читает этот путеводитель).
Соответственно, радиоактивность — это процесс самого испускания (распада). Неустойчивые ядра некоторых атомов распадаются, излучая альфа- и бета-частицы, гамма-лучи и нейтроны.
Альфа-частицы, представляющие из себя атомы гелия, положительно заряжены, тяжелы и способны натворить немало бед, попадая внутрь организма.
Бета-частицы — это электроны, также вылетающие на огромной скорости и поражающие внутренние клетки живого организма. Это плохая новость. Хорошая состоит в том, что для защиты от альфа- и бета-частиц достаточно минимальной преграды: одежды, листка бумаги или тонкого слоя жидкости. В худшем варианте этой защитой может служить наша кожа, но лишь ценой радиационных ожогов. Водочно-самогонный слой в желудке, вопреки расхожему мнению, препятствием для такого излучения не является.
Гамма-лучи обладают большой проникающей силой и поэтому очень опасны.
Нейтронное излучение наблюдается лишь вблизи работающих ядерных установок, поэтому нами рассматриваться не будет.
Помимо трех видов облучения существует еще и рентгеновское, очень похожее на гамма-излучение и отличающееся от него энергией фотонов.
Радиоактивность не возникает ниоткуда. Ее создают источники радиоактивности. В чернобыльском случае первоначальным источником служила ядерная начинка реактора, а после взрыва — разбросанные куски топлива и оборудования, твэлы, газы и испарения. Опустившись на землю в виде осадков, газы превратили в источники радиоактивности все, на что оседали -леса, траву, почву, реки, строения.
Радиоактивность нельзя ощутить, но можно измерить.
Ее мерой служит Беккерель (Бк). 1Бк соответствует одному распаду в секунду. Это значение очень малое, поэтому чаще используют единицу Кюри (Ки). 1Ки = 37 миллиардов Бк, и это уже весьма солидное значение для радиоактивности загрязненных территорий. Обычно оперируют отношением активности на единицу веса, объема или площади. При этом если указано, что активность на одном квадратном километре составляет 1Ки, то это означает, что за секунду на этом участке происходит 37 миллиардов распадов, и лучше наблюдать за этим процессом издалека.
При распадах атомов источник радиоактивности создает ионизирующее излучение. Его величина интересует всех и каждого, ибо она, именуемая экспозиционной дозой и часто измеряемая в рентгенах (Р), напрямую говорит о силе воздействия источника на все живое. 1P — очень большая доза, поэтому на практике чаще встречаются одна миллионная его часть (микрорентген, или мкР) или одна тысячная (миллирентген, мР). Излучение можно замерить бытовым дозиметром, который выдает мощность экспозиционной дозы в микрорентгенах за единицу времени, чаще всего — 1 час (мкР/ч). Естественно, чем выше мощность источника, тем быстрее нужно от него отойти, и желательно на максимально большое расстояние. Это связано с тем, что мощность воздействия источника на любой объект падает пропорционально времени и расстоянию от него. Таковы законы распространения активных частиц, и это большое благо для тех, у кого быстрые ноги или машина с мощным двигателем.
Чтобы оценить воздействие радиации на человека, называемое эквивалентной дозой, чаще пользуются внесистемной единицей бэр (биологический эквивалент рентгена), хотя официально предписано измерять ее в Зивертах (Зв). 1 Зв = 100 Р, и это огромное значение. Бэры куда удобнее, поскольку 1 бэр = 1 Р. Дневная допустимая доза у ликвидаторов на ЧАЭС определялась в 0.3 бэра. Чтобы как-то связать радиоактивность, мощность излучения и расстояние до источника, можно привести пример: один точечный излучатель (например, кусочек породы) с активностью 1 Кюри покажет на дозиметре при расстоянии 1м экспозиционную дозу мощностью в 0.3 Р/ч, что ограничивает время нахождения возле него всего одним часом. Если увеличить расстояние всего до 10 метров, мощность упадет сразу до 0.003 Р/ч, то есть в сто раз. Конечно же, сие не означает, что у источника следует разбить лагерь и устроиться на ночлег — это все равно больше средней нормы, определенной для нашей страны в 20-30 мкР/ч, и расстояние следует увеличить до безопасного. Вследствие этого часты ошибки, когда показания дозиметра в одной точке выдают за фон целой улицы или даже целого поселка. В зависимости от наличия источников радиации они могут сильно колебаться даже в пределах нескольких шагов.
В чернобыльском случае радиационное загрязнение более равномерно, поскольку обусловлено повсеместным присутствием выпавших радионуклидов (их еще называют изотопами).
Каждому, кому довелось побывать на школьном уроке химии, на глаза обязательно попадалась таблица Менделеева. В ней собрано более двухсот элементов, каждый из которых имеет стабильные атомы и нестабильные (читай — радиоактивные). Именно последние и именуются изотопами. Каждый изотоп стремится к распаду, как Советский Союз, и это стремление характеризуется периодом полураспада, то есть временем, за которое число ядер уменьшится вдвое. У «чернобыльского» йода-131 этот период занимает 8 дней, цезия-137 — 33 года, стронция-90 — 28 лет. Сократить или как-то повлиять на этот параметр никак нельзя. Полураспад означает, что вредное ионизирующее воздействие изотопа снизилось вдвое. Это совсем не значит, что йод-131 через следующие 8 дней окончательно распался и исчез. Следующий период полураспада снижает количество радиоактивных атомов еще в 2 раза, и так почти до бесконечности. Период полураспада разных радионуклидов разнится от долей секунды до скончания земных веков. Распадаясь, они образуют другие радиоактивные элементы. Например, уран-234 при распаде превращается в торий-230, тот в свою очередь — в радий-226 и затем в радон. Именно своими постоянными процессами распада в сопровождении ионизирующего излучения, то есть радиоактивностью, и опасны радионуклиды.
Конечно же, ошибочным будет предполагать, что радиоактивность — лишь продукт современных атомных технологий. Естественное облучение люди получали всегда от родной матушки-земли, красна солнышка, родного жилища и друг от друга. Мужья, живущие в счастливом браке, облучают своих благоверных аж на 0.3 бэра в год калием-40 и рубидием-87, содержащимися в тканях, и это не повод для развода — слишком малое значение. Основную дозу дает природный газ радон-40, попадающий в наши жилища из-под земли. Он тяжелее воздуха, поэтому первый этаж загрязнен им сильнее остальных. Простое проветривание снижает концентрацию радона в несколько раз до абсолютно ничтожной. Свою лепту в облучение вносят стройматериалы жилищ — вместе с радоном они дают более трети всей прижизненной дозы. Сверху нас жжет космическая радиация, усиливающаяся по мере набора высоты. Пассажир самолета на высоте 11 000 метров ест свой завтрак при фоне 500 мкР/ч, и может утешить себя лишь кратковременным пребыванием. Нижеприведенный рисунок наглядно показывает количество космической радиации, поглощаемой жителями разных городов в зависимости от высоты над уровнем моря.
17% мы получаем от пищи и наших тел, 20% — от радиоактивности в почве, 13% — от медицинских процедур, включая походы в рентгенкабинет. К слову, куда больший вклад, чем атомные станции, в загрязнение вносят химические и сталелитейные предприятия, которые никто и не думает закрывать. Они — источники техногенного облучения. В то время как на АЭС осуществляется строжайший контроль за радиационным фоном, вокруг нефтяных промыслов валяются отработанные трубы, измазанные солями тория-232 и радия-226. Угледобывающие предприятия также перемещают тысячи тонн «фонящей» породы, а потом сжигают ее в печах и на теплоцентралях, выбрасывая изотопы в атмосферу.
Итак, от радиации нам никак не спастись, надо воспринимать ее как данность. Однако следует разграничить внешнее и внутреннее воздействие источников.
Как уже писалось ранее, лишь гамма- и рентгеновское облучение способно проникать сквозь одежду и кожу, вызывая поражения внутренних органов. Но и внешнее воздействие никак нельзя списывать со счетов. «Загрязненный» человек при контакте с «чистым» может передать лишь малую часть радионуклидов, но никак не равную себе порцию. Обычно речь идет о рукопожатиях, совместном пользовании предметами быта, совместном проживании и т.д. Дальнейшие контакты разбавляют эти значения до безопасных.
Куда опаснее для человека внутреннее воздействие. Если радионуклиды попали внутрь через дыхательные органы или вместе с пищей, то ничто не помешает тяжелым альфа- и бета-частицам бомбардировать живые клетки со скоростью 20 000 км/сек. Они становятся причиной тяжелых поражений внутренних органов и раковых заболеваний. Самый опасный путь проникновения радионуклидов — воздушный, и от него следует беречься в первую очередь, применяя средства защиты. Попав внутрь, радиоактивные цезий и калий распределяются по всему телу равномерно, стронций откладывается в костях, а йод — в щитовидной железе. Большой удачей для жителей причернобыльских районов следует признать свойство йода-131 и цезия-137 быстро выводиться из организма, а не накапливаться в нем. Периоды полураспада и полувыведения из тела человека различных элементов можно отобразить таблицей.
Радиологические и биологические свойства радионуклидов
Поделиться книгой: