Газета Завтра 862 (21 2010)

     Язык объединяет людей, но он же, язык, способен стать страшным инструментом вражды и расчленения общества. Лучше всего это видно на примере внедряемого последние двадцать лет слова "чиновник" с отрицательным значением, как когда-то засаживали в атеистическую подкорку слово "царизм". При советской власти, с отменой чинов и табели о рангах, из обихода совершенно исчезло слово "чиновник". Никто его не употреблял. И медиабизнес, попав в руки "демократов", начал внедрять слово "чиновник" со всеми низменными оценками. В стране народилась как бы многомиллионная армия новых "врагов народа". До 1917 года чиновники делились на классы. Теперь, не восстановив ни границ, ни социального положения государственных служащих, всех воров, мошенников, карьеристов вперемежку с честными работниками стали огульно мазать словом "чиновник". Так создается вновь тоталитарное сознание погромщиков. То, что раньше обозначалось словами "буржуй", "эксплуататор", "кровопийца", "мироед", теперь называют словом "чиновник". Эту практику нельзя не признать общественно опасной и угрожающей существованию государства. Самое прискорбное, что эту наживку для слабоумных заглатывают почти поголовно власть предержащие, то есть те, против кого и направлено слова "чиновник" с отрицательным зарядом. Недавно, в апреле 2010 г., Святенко — дама, занимающаяся безопасностью, сказала в интервью третьему каналу о "высших чиновниках из МВД". Даже для дамы из сферы безопасности они уже не генералы, не офицеры, не руководящие сотрудники, но "чиновники из МВД".

     Впрочем, власть предержащие бегут впереди забега не только в этом случае. Руководители всех рангов первыми внедряют бессмысленные и злокачественные слова-паразиты вроде "имидж", "саммит", "бизнес".

     Медиабизнес не может сам себя шельмовать. Если в их лексике "чиновник" есть воплощение всего нечистого и чужого, то слово "бизнесмен" очень редко или почти никогда не подается с отрицательным значением.

     Не должны руководители государства применительно к российскому предпринимательству употреблять слово "бизнес", вброшенное в употребление "новорусскими" мошенниками. Так же, как ни один священнослужитель, а тем более иерарх не имеет права употреблять еретические для православного слова "имидж" и "саммит".

     "Имидж" внедряется намеренно, чтобы разрушить и убрать из употребления ключевое слово русской культуры — "образ". А с "саммитом" можно далеко зайти. Завтра иной иерарх из новых "обновленцев" может заговорить даже не о сретении образа Божией Матери Владимирской, и даже не о встрече ее, а о саммите.

      НЫНЕШНИЕ иерархи употребляют слово "Стамбул". Для них это слово должно быть запредельно запретным. Немцы до сих пор называют Константинополь на свой манер "Царьград". Мы с обезъяньей впечатлительностью пишем, что Белая армия эвакуировалась в Стамбул в 1920 г. Между тем, этот город до 1923 года даже сами турки еще официально именовали Константинополь. Для православного священнослужителя город на Босфоре со святой Софией до скончания века носит только одно имя — Константинополь. Иначе скоро мы с безродной восприимчивостью, неровен час, Никео-Царьградский символ веры будем именовать никео-стамбульским.

     Башкиры имеют законное право именовать свою страну "Башкортостан". Но это не значит, что мы вместо традиционной "Башкирии" тут же с холуйской угодливостью должны с трудом выговаривать "Башкортостан". Но как ни называй республику — "Башкирия" или "Башкортостан", чаще сейчас она фигурирует под омертвляющим, бессмысленным и безродным обозначением — "субъект федерации". Раньше на Руси понятия "княжество" и "земля" были синонимами. Были в нашем отечестве и княжества, и губернии, и уезды, и волости. За каждым названием волнующая история. Теперь отечество наше с приходом коррупционеров разворовано, расшатано и разделено на "субъекты". Чтобы еще более усилить отчуждение людей от своей родины, теперь Москва наша не "Белокаменная" и не "Златоглавая", не "дорогая моя столица", а на скороговорке новых дикторов чаще "мегаполис". У такого безродного мегаполиса не мог не появиться любимый уродец всех международных мошенников — небоскреб. Это сооружение, призванное своей фаллической доминантой раздавить Кремль, получило самое холуйски-угодливое и оскорбительное название за 850 лет истории города, а именно "Москва-сити".

     Диву даешься, как же могла жить такая сверхдержава, как СССР, ни разу за семьдесят лет не употребив таких слов, как "чиновник", "мегаполис" и "субъект федерации", хотя Российская Федерация (РСФСР) здравствовала и даже насчитывала в два раза меньше пресловутых чиновников. Мы уже не говорим о таких агрессивных паразитах с бубонным потенциалом, как искусственно внедренных словах "имидж", "бренд", "банер", "саммит", "бизнес" и прочая нечисть. Вся скверна внедрялась под грохот и гогот эстрадного бешенства, пока шоувошь не проела Россию. Как говорят на Востоке: "вор любит шумный базар".

     Насильственно внедряемые через медиабизнес чужеродные слова размножаются как трупные пятна на теле культуры. Они разъедают общество, расчленяют страну, разъединяют поколения, убивают язык и обессиливают армию и нацию. Политологи-балоболы, эти политические импотенты, вживляют через TV "пиплу" такие "чипы", как "политический класс", "элита", "правящий класс", чтобы, прикрывшись этими абстракциями, манипулировать подопытными зрителями и осуществлять контроль за историческим сознанием несчастного русскоязычного электората, одуревшего от алкоголя, эстрады, наркотиков и турпоездок. Благо, что церковники озабочены аляповато-красочными облачениями, а военные высотой и прихотливым изгибом тульи на фуражках.

     Медиабизнес стал орудием разрушения языка и тысячелетних устоев при полном молчании общества и Церкви. Такое молчание в Смутное время святые подвижники называли безумным молчанием. Наш великий композитор Свиридов как-то назвал битлов исчадиями ада. По сравнению с нашей эстрадой битлы — пай-мальчики из хороших семей.

      КОГДА ШАЛЯПИН в начале 30-х годов услышал песни Лидии Руслановой, он в восторге сказал: "Она поет по-нашему". Петь "по-нашему" — это то же, что думать и говорить "по-нашему". Русланова пела и в церковном хоре, потом — по госпиталям "германской" войны, а затем — на всех фронтах Отечественной войны. В 1948 году ее арестовали по "делу маршала Жукова". В застенке она сказала следователю: "За таким, как Жуков, пешком пойду в Сибирь".

     Это был голос самого народа. Из тюрьмы Лидия Русланова вышла в 1953 году. Ее путь во многом схож с судьбой Клавдии Шульженко. Они обе пели "по-нашему", по-русски. Потом была Зыкина. До нее Иван Козловский, проведший отрочество в монастыре. А теперь Дмитрий Хворостовский, сибирский богатырь, чьи редкие выступления целительной вешней литургией омывают всю русскую землю, сметая на время все эстрадное бесовство. Но тех, кто поет и говорит не по-нашему, по сравнению с ними легионы, и народ отдан властями медиабизнесу на растерзание.

     Борьба с русским языком как главным оплотом культуры и государства идет по всем направлениям днем и ночью, ежеминутно и без передышки. Духовная брань в истории не знает перемирий. "Слово гнило да исходит из уст ваших" (ЕФ.4,29), — учит Писание. Именно поэтому в язык внедряются гнилые слова вроде "имидж", "ток-шоу", "саммит", "регион" и сотни других. Теперь, повторяю, вы редко услышите о Москве "Белокаменная", "Первопрестольная", "Златоглавая" и даже столица, а чаще идиотское слово "мегаполис", чтобы создать отчуждение между человеком и его столицей, сердцем его Родины. Даже погоду теперь объявляют не по Москве и области, а "в столичном регионе". Больше нет в России ни областей, ни краев, ни земель, а только "субъекты федерации". Все эти термины, которые и словами-то не назовешь, вместе с матерщиной и сквернословием убивают душу языка и народа своей палаческой и злой природой. Не странно ли, что всегда находятся телезащитники сквернословия, как якобы проявления народности.

     Не может быть "народность" антихристианской. Между тем все гнилые слова глубоко враждебны природе православия. "Образ" — одно из ключевых слов русской культуры и религии — глубокое и многозначное. Именно потому настойчиво внедряют мерзкое слово "имидж".

      РЕКЛАМА есть абсолютное проявление насилия и лжи. Но помимо этого, каждая минута рекламы пронизана разрушением христианских ценностных устоев от наглого "ведь мы этого достойны" до призывов наслаждаться по любимой формуле сатаны "один раз живем".

     Реклама объявила тотальную войну таким качествам духовного здоровья, как скромность, бережливость, смирение.

     Идет война на истребление языка Пушкина. Чуткий Василий Розанов заметил: "Чтобы опровергнуть Пушкина — нужно много ума. Может быть, никакого не хватит. Как же бы изловчиться, — какой прием, чтобы опровергнуть это благородство?.. Как же сделать? Встретить его тупым рылом. Захрюкать. Царя слова нельзя победить словом, но хрюканьем можно".

     Пытаются не только осквернить язык Пушкина, но и сам синеокий поэт, павший на поле боя у Черной речке за честь русской семьи, не дает покоя ущербным. Недавно по телевизору объявили слово в слово: "родина Пушкина Эритрея, там ему и памятник поставлен" (ТВ-3, 21 декабря 2008 г.). Мы-то думали, что его родина Москва. Всех тянет неодолимо пофамильярничать с Пушкиным, начиная с цветаевского "Мой Пушкин". Фамильярность не только главное и всё сильнее пронизывающее нашу жизнь зло, его даже можно назвать сверхзлом. Не случайно мы единственное в истории человечества общество, где люди обращаются друг к другу по половому признаку — "мужчина", женщина" — и все молчат: от властей, депутатов до писателей, учителей и всех прочих. А ведь если вдуматься, это страшное бедствие, растлевающее жизнь.

     Из этой же злой природы — то самое ироничное о русском языке: мол, "великий и могучий". Иной может заметить, дескать, стоит ли огород городить, если и тявкнула какая-то телемоська по поводу величия русского языка. Нет, и еще тысячу раз нет. Все так называемые неологизмы, как и замаскированные атаки на язык, далеко не безвредны, и, повторяю, все они ещё и антиправославны.

     Другое явное и агрессивное проявление хрюканья — это сквернословие и матерщина. Великий Пётр, человек глубоко религиозный, лучше всех в своем царстве понимал, что мат всегда есть оскорбление собственной матери и самой Божией Матери, чьим уделом является Россия. Потому святой Преобразователь бестрепетной державной рукой внес в воинский устав статью, из которой следовало:

     "Кто будет Матерь Божию хулить и поносить… телесным наказанием наказан, или живота лишен быть, по силе хуления". Император-адмирал сознавал, в отличие от позднейших руководителей России, что нация и армия, которая сквернословит и матерится, лишается благодати и победы.

     Когда апостол русистики Владимир Даль создавал свой "Толковый словарь живого великорусского языка", этот язык действительно был живым и цветущим. Кстати, во времена Даля только три славянских языка располагали литературными языками: русский, польский и чешский. Ни у сербов, ни у хорватов, ни у белорусов или даже болгар это обстоятельство не рождает агрессивного комплекса неполноценности. Беснуются только подзуживаемые западэнцами иные круги Украины, теряя чувство меры, а с ним и юмора. Сам Даль подписывал литературные работы псевдонимом "Казак Луганский". Ему и в страшном сне не могло привидеться, что кондовый русский город Луганск на землях Всевеликого войска Донского не будет в составе России. Сам Даль к малорусскому языку и его говорам, как и первый наш славист академик И. Срезневский, относился с любовью и живейшим интересом. Оба они знали, что малороссы, как и белорусы, вместе с братьями великороссами веками в творческом единстве творили русский литературный язык, который является их общим и высшим достоянием, как и православие. Лучше всех это сознавал великий русский писатель Гоголь, родом из малороссов. Словотворчество трех народов братьев шло из века в век задолго до "Слова о Законе и Благодати" (XI в.) митрополита Киевского и всея Руси Иллариона.

     После 1917 года воинствующие безбожники внедряли казенно-уголовные новообразования, а главный безбожник Емельян Ярославский до самой войны нередко стоял на мавзолее рядом с самим Сталиным, и всех пережил при любых репрессиях.

     Но самая смертная угроза над русским языком за две тысячи лет нависла именно в последние двадцать лет.

     С тех пор, как в каждую семью вползло телевидение — и черный квадрат экрана заменил в каждой семье угол с образами, "великий, могучий, правдивый и свободный русский язык" под террористическим натиском "новаторов" стал сжиматься, перерождаться в конвульсиях и дичать. Вся страна от края до края заговорила телештампами, усеченным, упрощенным жаргоном. Впервые в истории при этом не оказалось народных слоев, которые творили бы язык в своей среде. Никто, ни на одном уровне, не противостоит умерщвлению языка. Учебники языка, литературы, истории, один другого пошлее, забили шестьдесят тысяч школ России. Медиабизнес, пресмыкающийся перед рынком, стал смертельным врагом всего живого и, прежде всего языка Пушкина, Жуковского, Тургенева, Чехова. Идею лагерного однообразия, уравниловки и упрощения — а всякое упрощение есть вырождение, по К. Леонтьеву — теперь унаследовал телебизнес.

     Исчерпывающую характеристику этому явлению дал великий русский мыслитель Иван Ильин, и слова его имеют прямое отношение и к тем, кто намеренно разрушает и оскверняет русский язык, и к тем, слабым на головушку, не помнящим родства, кто бездумно поганит родной язык упрощением и холуйскими заимствованиями.

     "Мысль — погасить это многообразие явлений, упразднить это богатство исторического сада Божия, свести все к мертвому единообразному штампу, к "униформе", к равенству песка, к безразличию после уже просиявшего в мире духовного различия, — могла бы зародиться только в больной душе, от злобной, завистливой судороги, или же в мертвом слепом рассудке. Такая плоская и пошлая, противокультурная и всеразрушительная идея была бы сущим проявлением безбожия. Почерпнуть ее из христианства, из Евангелия, в православии — было бы совершенно невозможно!" (И.А. Ильин "Основы христианской культуры").

2

Анна Серафимова ЖИЛИ-БЫЛИ

Попутчики — мужчина предпенсионного возраста и молодая семейная пара — зашли в вагон раньше меня и уже расположились. Здороваюсь. Мужчина предлагает мне нижнюю полку. Мне все равно, но он настаивает: "Куда годится, если мужики будут на нижних спать, а женщины — под потолок прыгать?" Благодарю.

      Парень — крепкий, коротко стриженный, спешно отвечает на мое приветствие, чуть привстав. Жена с томным видом и невысказанной, но, как оказалось, как раз высказываемой, печалью на лице, неохотно буркнула, продолжая исповедь, прерванную моим приходом и приветствием.

      "Понимаешь, это несправедливо", — хрупкая, с тонкой бледной кожей, тихим голосом, она всем своим видом зовет на борьбу с той несправедливостью, которая ее окружает. Так хочется защитить это слабое создание!

     "Да не завидуй ты!" — приглушенным шепотом бодро призывает муж. "Ты не понимаешь! Ты никогда меня не понимаешь, — она смахивает накатившуюся слезу. — Я не завидую! Но это несправедливо! Она мужиков так раскручивает! Они ей такие подарки дарят каждый день! Я такие на день рождения сына не получила".

     Парень в смущенном недоумении: "Откуда у нас деньги на такие подарки? Зато у тебя — семья, а у нее нету". "Вот именно, — хрупкое создание почти рыдает, — чужие мужики изыскивают возможности добывать деньги, чтобы делать подарки посторонней женщине, а твой родной муж ничего не предпринимает, чтобы обеспечить достойный уровень жизни своей жене! Обидно."

      Парень покраснел: "Давай, пока на платформу выйдем". Пара удалилась.

     Через несколько минут возвратившиеся уже улыбались. Поезд тронулся.

     Муж угодливо дорассказывал смешной случай, как общий друг "въехал кому-то в зад", а оказалось, своему начальнику. И тот его уволил. Пара смеялась. "Он не внимателен, потому что у него Людка — мегера. Пилит его и пилит. Вот он и нервный. А у тебя жена такая хорошая, а ты не ценишь", — заключает молодая.

      "Я ценю",— оправдывается парень. "Да? И в чем это выражается?" Уж жена-то может вывести на чистую воду бахвала и самозванца!

      "Дак… Это… Ну. Как?" — речь неаргументированная. "Вот-вот, — подбадривающе поддакивает жена. — Сказать-то и нечего. Не ценишь. Если бы ценил, мы бы не в Египет еще до начала сезона ехали на 2 недели, а как Людка в круизах катались высшим классом, где "все включено". А то с завтрака опять в карманах колбасу таскать заставишь".

     "Ты че? Я тебя в Болгарии не заставлял. Ты сама, мне стыдно было даже". Молодая начала всхлипывать: "Он меня стыдится! Спаси-и-бо-о! Вот уж спаси-и-бо-о! Другой бы счастлив был, что жена такая заботливая. А он…" Женщина берет мобильный, набирает номер. "Ты кому?" — интересуется уличенный в тайной неблагодарности и явно подозревающий неладное муж. "Маме!" — жена точно знает, чем и кем напугать. Он выхватывает телефон: "Чего ты скандал на ровном месте устраиваешь?" Видимо, нажал сброс вызова. Через мгновение раздался звонок. Жена ответила: "Да, мама, я. А Сережка не дал мне с тобой поговорить. Он мне заявил, что стыдится меня, что я — скандалистка и сумасшедшая. Вот такое начало отдыха". Муж сидел красный, как помидор, и чертыхался. Женщина включила громкую связь, чтобы он услышал тещины блины: "Ах он, скотына! Ехо щастье, что от меня далёко! Ну, приедете! Дюймовочка моя, не плачь, мама с тобой. А ты там достань сланци, что я тэбе подарыла, хороша у их резина. Она сейчас к случаю как раз, да со всей силы дай по роже его нахлой. Прям по роже дай, не по руке или спине. Он качок и не почует, только силы потратишь. А ну прямо шас, штоб я слышала, как он заорет, скотына!" — инструктировала теща южно-русским акцентом. Парень вскочил и убежал. Молодая продолжала сетовать: "Ты же знаешь, я ему все прощаю. Мамочка, спасибо, что ты меня поддержала. А то он ко мне так несправедлив! Целую". С печальным видом посмотрела в окно. Набрала чей-то номер. "Вика, я. Как, как? Не успели отъехать, он мне уже все нервы вымотал. Говорит, что если Людке мужики дарят подарки, значит, она того стоит. А я — не стою. Представляешь? И не хочет признавать, что это несправедливо по отношению ко мне. Устроил мне сцену и убежал. Куда он денется? В тамбуре. Первый раз, что ли, психует? Сам всегда виноват, а еще психует."

     Минут через 10 набирает номер: "Напсиховался? Иди обратно. Я тебя прощаю. Я тебе сто раз говорила: не надо обращать внимание на то, что люди подумают, а надо на то, что я подумаю. Для тебя я — главный человек. Сегодня эти люди, завтра другие. Они моего мизинца наверняка не стоят, эти люди. Иди, я курицу достала."

     Муж вернулся. Жена чмокнула его в щеку, тихим обреченным голосом констатировала: "У тебя несносный характер. Мы — просто противоположности: я — такая терпеливая, покладистая, а у тебя — вечные срывы. Работай над собой. А то и себя, и меня в могилу сведешь".

     Пара примирительно ела. Жена комментировала: "Моя мама лучше готовит, чем твоя. Твоя чесноком не натерла, и не вкусно. И пироги она хуже моей печет." "Вот пусть бы твоя и готовила, — раздражённо отвечает муж. — А то только и слышу, как хорошо готовит, а придешь — одни бутерброды да магазинные пельмени".

      "Ты все готов на мою маму свалить! Она — больная, у нее слабая конституция". "Это твоя мать больная?! И чего я на нее свалил? Сашка у моих всегда остается, твоя даже ни разу на выходной не взяла." Жена зарыдала: "Если человек не подает виду, что он очень болен, не значит, что он здоров. Мама из деликатности не жалуется на самочувствие. И ты этим тыкаешь ей! Это несправедливо! Никогда не признаешь мою правоту. Ты пойми, это очень обидно, что тебя не ценят, осуждают дорогих тебе людей. Я очень нежная, деликатная, а ты не ценишь такой подарок судьбы, постоянно обижаешь меня".

     До полуночи молодая жена что-то бубнила супругу, и было слышно: "не ценишь…, другой бы на руках носил, пылинки сдувал…" И энергичные выдохи: "Ну! Да блин! А я чё? Дак я как?"

     Милые бранятся, только тешатся?

Высококвалифицированный ремонт автофургонов 3 от компании «Спектор Моторс», у нас работают исключительно профессионалы.