Дорога из трупов

Ргов метнулся в сторону, с металлическим звоном врезался в стену и упал. Калис полез за арбалетами, но запутался в плаще. В руках Форна Фекалина сверкнул длинный меч. Его острие мягко, почти нежно вошло Вялому Пырку в спину. Тот всхлипнул и упал наземь.

Стало тихо.

Лахов сглотнул, издав звук, который невозможно изобразить буквами обычного алфавита.

– Ничего себе, – сказал Калис, выпутавшись наконец из взбунтовавшейся одежды. – Он что, мертв?

– Да. – Форн Фекалин аккуратно вытер лезвие меча об одежду убитого и убрал оружие в ножны. Затем наклонился, подобрал веревку, которой был связан грабитель, и спрятал ее в карман.

– А что это значит?

– Что надо подобрать Ргова и убираться отсюда поскорее, – предложил слегка отошедший от шока лейтенант.

– А я думаю, это значит другое, – уверенно заявил Форн Фекалин. – Убийств больше не будет.

Утренний туман в Ква-Ква обладает большей индивидуальностью, чем лондонский смог. В отдельные, особо удачные дни его можно не только пробовать на вкус, но и мазать на хлеб вместо масла. Масло это окажется бурым, несколько зловонным, но зато невероятно пикантным.

Туман, в который сегодня утром вступили направлявшиеся к музею студенты, был не из таких. Обыкновенная серая дымка, едва справлявшаяся с основной задачей – прятать город и глушить звуки.

Вчера приятели несколько засиделись в «Утонченном блаженстве» и поэтому сейчас выглядели не очень бодро. Арс зевал, Тили-Тили спотыкался через шаг, и даже Рыггантропов спал на ходу.

В себя он пришел лишь после того, как на него чуть не наехала телега водовоза.

– Чтоб тебя вспучило, – пожелал двоечник ей вслед и окончательно проснулся.

Несколько минут посопел, обозревая то, что в Ква-Ква зовется гордым словом «улица», а потом спросил:

– И все же что вчера это было, в натуре?

– Пиво, – ответил Арс, пребывавший где-то на пятой минуте последнего сна.

– Не, типа, в темноте.

– Галлюцинация. Мы же решили.

Топыряк вынырнул из вполне розовой полудремы и с упреком взглянул на Рыггантропова. Упрек срикошетил от толстой шкуры двоечника, улетел в небеса, где и поразил ни в чем не повинную пташку.

Та почувствовала себя очень неловко и поспешно облегчилась.

Иных способов бороться со стрессом пташка просто не знала.

– А может, сходим туда, посмотрим? – предложил Рыггантропов. – Следы всякие. Вдруг они остались?

– От галлюцинации?

– А почему нет?

Топыряк обдумал предложение, которое даже в похмельное невыспавшееся утро казалось странным. Посмотрел на двоечника и понял, что в голову тому попала мысль и что бороться с ней поздно.

Мысли посещали этот толстостенный маленький резервуар не так часто, поэтому Рыггантропов ими очень дорожил. Расставался с каждой неохотно, только после долгих уговоров.

– Пойдем, посмотрим, – сказал Арс. – Ты хоть место запомнил?

– Шшшшш! – поддержал разговор йода.

– Трали-Вали запомнил, так что все, в натуре, в порядке, – перевел Рыггантропов.

Пути для отступления оказались отрезаны.

Они выбрались на Длинную улицу, некоторое время поплутали в переулках Косых ям. Топыряк раз шесть готов был воскликнуть: «Вот, это же здесь!» – но йода упорно шагал дальше.

И только в седьмом похожем месте остановился.

– Ссс! – сказал он.

– Ага, точно. Наши следы вижу, – кивнул Арс. – Вон там рытвина, это Рыггантропов старт взял. А галлюцинация стояла, значит… где? Вон там… прямо под аркой… сейчас глянем, что там…

Под аркой непонятным образом сохранился кусочек мостовой – дюжина камней, что держались на месте с упорством последних зубов во рту глубокого старца. След на них оставил бы только тролль, да и то если бы хорошенько попрыгал.

– Ничего, – с облегчением проговорил Топыряк. – Это и в самом деле была галлюцинация. Дава…

– Шшшш! – прервал его Тили-Тили.

Он уселся на корточки, поковырялся между камнями и вытащил что-то маленькое, круглое, зеленовато-желтое.

Очень похожее на чешуйку.

– Типа… – протянул Рыггантропов. – Кусок этой… глюкции?

– Шшш.

– Э, может, какая змея оставила, проползала мимо… – проговорил Арс, чувствуя, как под ногами разверзается пропасть.

И надежда на то, что зубастая тварь им привиделась, летит туда вниз головой.

– Змея? В Ква-Ква? В натуре. С такой чешуей?

– Э… ну да…

Судя по размерам чешуйки, змея должна была быть толщиной в бедро крупного мужчины. Таким рептилиям делать в городе нечего. Если только они не хотят быстрой смерти.

– Или рыба?

– Типа, проплыла тут? – спросил Рыггантропов, а йода посмотрел на Топыряка с укоризной.

– Нет… проезжала телега с рыбами, и с нее сыпалась чешуя… – Арс умолк, сам понимая, что говорит ерунду.

Никто не будет возить рыбу через Косые ямы, а если вдруг такое случится, то каждую упавшую чешуйку тут подберут и сварят из нее обед на пять человек. В этой части Ква-Ква едой не разбрасываются.

– А значит, а значит… – Надежда шмякнулась на дно пропасти и скончалась в муках.

– В натуре, – покачал головой Рыггантропов.

– Ссссс! – Судя по интонации, Тили-Тили был с коллегой полностью согласен.

– Ладно… тогда, – Арс попытался собраться с мыслями, и после некоторого напряжения это ему удалось, – тогда давай отнесем эту штуку в музей. Хранитель хорошо разбирается во всяких тварях. Он точно скажет, что это такое. А то вдруг это и не чешуйка вовсе?

Останки надежды задергались, словно над ними колдовал опытный некромант.

– Отнесем, – кивнул Рыггантропов. – Пошли?

И они пошли и добрались до музея Натуральной истории к самому открытию. Миновали Пасюка и отправились на поиски Простодрэля. Тот обнаружился в том зале, где студенты работали вчера.

– Шлюк плях доброе утро, – проворчал эльф тоном, какой обычно приберегают для проклятий. – Ну что, начнем?

– Э, Простодрэль… – сказал Арс. – Мы тут вчера видели на улице… а сегодня нашли… вот, ну…

Тили-Тили шагнул вперед и продемонстрировал чешуйку.

Хранитель нахмурился, извлек из нагрудного кармана халата увеличительное стекло.

– Так, давай сюда. – В этот момент эльф даже забыл о том, что должен булькать и хлюпать. – Очень интересно.

Студенты ждали, затаив дыхание. Рыггантропов, который просто не знал, что такое волнение, почесывал затылок. Простодрэль разглядывал находку долго, с одной стороны, потом с другой, и при этом что-то бормотал.

– Ляпл маблп невероятно, – сказал он наконец. – По всем признакам она принадлежит змееморфу, причем живому… Тляк, и вы говорите, что видели его на улице?

И эльф уставился на Арса так подозрительно, словно тот прятал древнее чудище в кармане.

– Ну… да… – подтвердил Топыряк.

– Длямп прульк тогда нужно срочно его поймать! Убить и поместить к нам! А то наше чучело бульк древнее, выглядит плохо.

Старого хранителя вряд ли бы сделали почетным членом Общества гуманных ученых.

– Юляльк а вы работайте. Практики никто не отменял, – Простодрэль сурово глянул на студентов.

И, взволнованно шаркая, удалился.

– Поймать? – Арс покачал головой. – Кто этим будет заниматься? Стража? Да они пьяную черепаху не догонят.

– Шшшш!

– Верно, Трали-Вали. Не наше дело, типа, – сказал Рыггантропов. – Беремся за кисточки и вперед.

Арс пошел к столику, где стояли банки с краской. По дороге глянул на витрину, в которой стояло чучело змееморфа, и на мгновение ему показалось, что чучело ехидно ухмыляется.

Сырая улица относится к Мокрой примерно так же, как масло к маргарину.

И то и другое желтое, жирное, но одно настоящее, а второе – искусственное, и на вкус их никогда не спутаешь.

На Сырой живут богатые люди и на Мокрой тоже. Но если вторую населяют нувориши, сделавшие состояние с помощью грабежей, убийств и мошенничеств (не доказанных) особо крупного размера, то первую – аристократы, которым грабить или мошенничать смысла нет.

Когда-то очень давно это делали их предки, и делали крайне успешно.

Лорд Дырг родился в особняке на Сырой улице, как и его отец, и дед, и множество более дальних предков. Родословное древо у лорда было такой длины, что напоминало корневую систему пустынного растения. Изображенное на стене в специальной комнате, оно давно сползло на пол.

Спал лорд Дырг в отдельной спальне, что располагалась по соседству со спальней жены, и поэтому привык просыпаться в тишине, от деликатного покашливания лакея, принесшего утренний кофе.

Но сегодня лорда разбудили самым непочтительным образом – криком в ухо.

– Родерик! Родерик! Проснись! – завопил кто-то.

– А? Что? – Лорд Дырг выпучил глаза и попытался вспомнить, кто такой этот Родерик, которого ищут почему-то у него в спальне.

Потом осознал, что это он сам и что он настолько привык к титулу, что едва не забыл собственное имя. И еще осознал, что около его кровати, старинной, огромной, с пологом на украшенных резьбой столбиках, подпрыгивает худощавая женщина в белом халате.

Леди Дырг.

В особняке лорда, где даже туалетная бумага была гербовой, неаристократическое поведение не приветствовалось даже у слуг. А уж ожидать от почтенной леди, чья задача – подавать пример челяди, таких поступков, как прыжки вокруг спящего супруга, и вовсе невозможно.

На мгновение лорд Дырг решил, что угодил в кошмар.

– Родерик! – вновь завопила леди. – Они пропали!

– Кто? – спросил он. – Ты мне не снишься?

– Нет! Они пропали! Все! Шкатулка пуста!

И тут леди зарыдала, и не скупыми слезами аристократки, а нервным истеричным плачем кухарки или, в лучшем случае, прачки.

– Шкатулка? – Лорд Дырг начал сердиться. – Какая?

– С моими! Драгоценностямиии!

И только тут лорд Дырг окончательно проснулся.

– Что? Кража у нас в доме? Это невероятно, – сказал он и принялся вставать с постели. Делать это без помощи слуги было непривычно, и лорд не сразу вспомнил, что сначала надо откинуть одеяло.

– Невозможно, невозможно, – повторял он, разыскивая около кровати тапочки. – Кража в моем доме?

Едва Дырг накинул халат, как леди упала ему на плечо и лишилась чувств.

– Дженкинс! – закричал лорд, ощущая, что его аристократическое самообладание кладет на стол заявление об отпуске. – Быстро ко мне!