Маленькие сказки

Вот и сказке конец.

Как носорог получил свою кожу

На необитаемом острове, у берегов Красного моря, жил да был парс[8]. Он носил шляпу, от которой солнечные лучи отражались с чисто сказочным великолепием. У этого-то парса, который жил около Красного моря, только и было имущества что шляпа, нож да жаровня (такая жаровня, каких детям обыкновенно не позволяют трогать). Однажды он взял муку, воду, коринку, сливы, сахар и еще кое-какие припасы и состряпал себе пирог, имевший два фута[9] в поперечнике и три фута толщины. Это был удивительный, сказочный пирог! Парс поставил его на жаровню и пек до тех пор, пока он не зарумянился и от него не пошел аппетитный запах. Но лишь только парс собрался есть его, как вдруг из необитаемых дебрей вышел зверь с большим рогом на носу, с подслеповатыми глазками и неуклюжими движениями. В те времена у носорога кожа была совсем гладкая, без единой морщинки. Он как две капли воды походил на носорога в игрушечном Ноевом ковчеге, только, конечно, был гораздо больше. Как тогда он не отличался ловкостью, так не отличается ею теперь и никогда не будет отличаться. Он сказал:

— У-у-у!

Парс испугался, бросил пирог и полез на верхушку пальмы со своей шляпой, от которой лучи солнца отражались с чисто сказочным великолепием. Носорог перевернул жаровню, и пирог покатился на землю. Он поднял его своим рогом, скушал и, помахивая хвостом, ушел в свои дебри, примыкающие к островам Мазендеран и Сокотора. Тогда парс слез с пальмы, подобрал жаровню и произнес двустишие, которого вы, конечно, никогда не слыхали, а потому я вам его скажу:

«Припомнит тот, кто взял пирог, Который парс себе испек!»

В этих словах заключалось гораздо больше смысла, чем вы полагаете.

Это — изображение парса, который собирается есть свой пирог на необитаемом острове в Красном море, а из гористых дебрей к нему приближается носорог. Кожа носорога совершенно гладкая; внизу она застегнута на три пуговицы, как вы сами можете видеть. Кругленькие штучки на шляпе парса — это лучи солнца, которые отражаются с чисто сказочным великолепием. Если б я нарисовал настоящие лучи, то они заполнили бы всю страницу. В пироге видны коринки. Колесо, лежащее на земле, отвалилось от одной из колесниц фараона, который пытался переправиться через Красное, или Чермное, море[10]. Парс нашел его и сохранил ради забавы. Парса звали Пестонджи Бомонджи, а носорога звали Строркс. Будь я на вашем месте, я не стал бы спрашивать, где жаровня.

Через пять недель у берегов Красного моря началась страшная жара. Люди поснимали одежду, какая на них была. Парс снял свою шляпу, а носорог снял свою кожу и понес ее на плече, отправляясь купаться в море. В те времена она у него застегивалась внизу на три пуговицы, как дождевой плащ. Проходя мимо парса, он даже не вспомнил о пироге, который стащил у него и съел. Он оставил кожу на берегу, а сам бросился в воду, выдувая носом пузыри.

Здесь парс Пестонджи Бомонджи сидит на вершине пальмы и смотрит, как носорог Строркс, сняв кожу, купается у берега необитаемого острова. Парс насыпал крошек в кожу и улыбается при одной мысли, как эти крошки будут щекотать Строркса, когда он снова ее наденет. Кожа лежит в холодке около утеса под пальмой. У парса новенькая блестящая шляпа, какие носят его соплеменники. В руках у него нож, чтобы вырезать свое имя на стволах пальм. Черные пятна на островках — это обломки судов, потерпевших крушение в Красном море. Однако пассажиры все были спасены и благополучно вернулись домой.

Впрочем, пятно в воде около берега вовсе не обломок корабля, а носорог Строркс, купающийся без кожи. Под кожей он оказался таким же черным, как и сверху.

На вашем месте я все-таки не стал бы спрашивать, где жаровня.

Парс увидел, что кожа носорога лежит на берегу, и засмеялся от радости. Он три раза проплясал вокруг нее, потирая руки. Затем он вернулся на свой бивуак и наполнил шляпу до краев крошками пирога — парсы едят только пироги и никогда не подметают своего жилья. Он взял кожу носорога, хорошенько встряхнул ее и насыпал в нее, сколько мог, сухих колючих крошек и пережженных коринок. Затем он взобрался на вершину пальмы и принялся ждать, когда носорог вылезет из воды и станет надевать кожу.

Носорог вылез, напялил кожу и застегнул ее на все три пуговицы, но крошки страшно щекотали его Он попробовал почесаться — вышло еще хуже. Тогда он стал кататься по земле, а крошки щекотали все больше и больше Он вскочил, подбежал к пальме и принялся тереться об ее ствол. Терся он до тех пор, пока кожа не сдвинулась крупными складками на его плечах, ногах и в том месте, где были пуговицы, которые от трения поотскакивали. Он страшно злился, но крошек удалить никак не мог, потому что они находились под кожей и не могли не щекотать его Он ушел в свои дебри, не переставая почесываться С того дня у каждого носорога бывают складки на коже и дурной характер, а все из-за того, что у них остались под кожей крошки.

Что касается парса, то он слез со своей пальмы, надел шляпу, от ко горой лучи солнца отражались с чисто сказочным великолепием, взял под мышку свою жаровню и пошел куда глаза глядят.

Как верблюд получил свой горб

В этой сказке я расскажу вам, как верблюд получил свой горб.

В начале веков, когда мир только возник и животные только принимались работать на человека, жил верблюд. Он обитал в Ревущей пустыне, так как не хотел работать и к тому же сам был ревуном. Он ел листья, шипы, колючки, молочай и ленился напропалую. Когда кто-нибудь обращался к нему, он фыркал: «фрр…», и больше ничего.

В понедельник утром пришла к нему лошадь с седлом на спине и удилами во рту. Она сказала:

— Верблюд, а верблюд! Иди-ка возить вместе с нами.

— Фрр… — ответил верблюд.

Лошадь ушла и рассказала об этом человеку.

Затем явилась собака с палкой в зубах и сказала:

— Верблюд, а верблюд! Иди-ка служи и носи вместе с нами.

— Фрр… — ответил верблюд.

Собака ушла и рассказала об этом человеку.

Затем явился вол с ярмом на шее и сказал:

— Верблюд, а верблюд! Иди пахать землю вместе с нами.

— Фрр… — ответил верблюд. Вол ушел и рассказал об этом человеку. В конце дня человек призвал к себе лошадь, собаку и вола и сказал им:

— Знаете, мне очень жаль вас. Верблюд в пустыне не желает работать, ну и шут с ним! Зато вы вместо него должны работать вдвое.

Такое решение очень рассердило троих трудолюбивых животных, и они собрались для совещания где-то на краю пустыни. Там к ним подошел верблюд, пережевывая молочай, и стал смеяться над ними. Потом он сказал «фрр…» и удалился.

На этой картинке изображен Джинн, приступающий к заклинанию, которое доставило верблюду горб. Раньше всего он провел пальцем в воздухе черту, и она затвердела. Затем он сделал облако и, наконец, яйцо. Все это вы можете видеть внизу картинки. С помощью маленького насоса Джинн добыл белое пламя, которое превратилось в чары. После того он взял свой волшебный веер и стал раздувать пламя. Это было совершенно безобидное колдовство, и верблюд получил горб поделом, так как ленился. А Джинн, властитель пустынь, был одним из самых добрых Джиннов и никогда никому не делал зла.

Вслед за тем появился повелитель всех пустынь Джинн в целом облаке пыли (Джинны, будучи волшебниками, всегда путешествуют таким способом). Он остановился, прислушиваясь к совещанию троих.

— Скажи нам, владыка пустынь, Джинн, — спросила лошадь, — справедливо ли, чтобы кто-нибудь ленился и не хотел работать?

— Конечно нет, — ответил Джинн.

Это изображение Джинна, властителя пустынь, когда он своим волшебным веером направляет чары. Верблюд жует ветку акации и, по обыкновению, говорит «фрр…». Недаром Джинн сказал ему, что он слишком много фыркает. Высокое пламя, как бы выходящее из луковицы, представляет собою чары и несет горб, который по размеру годится как раз на плоскую спину верблюда. Сам верблюд так любуется своим отражением в луже, что не замечает надвигающейся беды.

Под картинкой нарисован кусочек первобытной земли: два дымящихся вулкана, несколько гор и каменных глыб, озеро, черный островок, извилистая река, еще разные разности, а также Ноев ковчег. Я не мог нарисовать всех пустынь, которыми управлял Джинн, и нарисовал только одну, но зато самую пустынную пустыню.

— Так вот, — продолжала лошадь, — в глубине твоей Ревущей пустыни живет зверь с длинной шеей и длинными ногами, сам ревун. С утра понедельника он еще ничего не делал. Он совсем не хочет работать.

— Фью!.. — свистнул Джинн. — Да это мой верблюд, клянусь всем золотом Аравии! А что же он говорит?

— Он говорит «фрр…» — ответила собака, — и не хочет служить и носить.

— А еще что он говорит?

— Только «фрр…» и не хочет пахать, — ответил вол.

— Ладно, — сказал Джинн, — я его проучу, подождите здесь минутку.

Джинн снова закутался в свое облако и помчался через пустыню. Вскоре он нашел верблюда, который ничего не делал и смотрел на собственное отражение в луже воды.

— Эй, дружище! — сказал Джинн. — Я слышал, будто ты не хочешь работать. Правда ли это?

— Фрр… — ответил верблюд.

Джинн сел, подперев подбородок рукой, и стал придумывать великое заклинание, а верблюд все смотрел на свое отражение в луже воды.

— Благодаря твоей лени трое животных с утра понедельника принуждены были работать за тебя, — сказал Джинн и продолжал обдумывать заклинание, подперев подбородок рукою.

— Фрр… — ответил верблюд.

— Фыркать тебе не следует, — заметил Джинн. — Ты уж слишком много фыркаешь. А вот что я тебе скажу: ступай работать.

Верблюд снова ответил «фрр…», но в это время почувствовал, что его ровная спина, которой он так гордился, вдруг стала вздуваться, вздуваться и наконец на ней образовался огромный горб.

— Видишь, — сказал Джинн, — этот горб у тебя вырос потому, что ты не хотел работать. Сегодня уже среда, а ты еще ничего не делал с самого понедельника, когда началась работа. Теперь настал и твой черед.

— Как же я могу работать с такой штукой на спине? — заявил верблюд.

— Я это устроил нарочно, — сказал Джинн, — так как ты пропустил целых три дня. Отныне ты сможешь работать три дня без всякой пищи, и горб прокормит тебя. Ты не вправе жаловаться, будто я о тебе не позаботился. Бросай свою пустыню, иди к трем друзьям и веди себя как следует. Да поворачивайся живее!

Как верблюд ни фыркал, а пришлось ему взяться за работу вместе с остальными животными. Однако он и до сих пор еще не наверстал тех трех дней, которые пропустил с самого начала, и до сих пор еще не научился вести себя как следует.

Как леопард получил свои пятна

В те времена, милые мои, когда все животные — еще бегали на свободе, леопард жил в знойной пустыне, где были только камни да песок и где росла лишь чахлая травка под цвет песка. Кроме него там жили и другие звери: жираф, зебра, лось, антилопа и косуля. Все они были серовато-желтовато-коричневого цвета. Самым серовато-желтовато-коричневым между ними был леопард, имевший вид огромной кошки и почти не отличавшийся от почвы пустыни. Для жирафа, зебры и остальных животных это было очень плохо. Он притаивался где-нибудь за серовато-желтовато-коричневым камнем или утесом и подстерегал жертву, которая никак не могла миновать его когтей. Был у зверей еще один враг — эфиоп (в ту пору — серовато- желтовато-коричневый человек), с луком и стрелами. Он также жил в пустыне и охотился вместе с леопардом. Эфиоп пускал в ход лук и стрелы, а леопард — исключительно зубы и когти. Довели они до того, милые мои, что жираф, лось, косуля и другие животные не знали, куда деться.

Прошло много времени — звери тогда были долговечны, — и несчастные жертвы научились избегать леопарда и эфиопа. Мало-помалу они все покинули пустыню. Пример подал жираф, который отличался особенно длинными ногами. Шли они, шли, пока не дошли до большого леса, где могли скрыться под тенью деревьев и кустарников. Опять протекло немало времени. От неравномерно ложившихся теней жираф, прятавшийся под деревьями, сделался пятнистым, зебра сделалась полосатой, а лось и косуля потемнели, и на спине у них образовалась волнистая серая линия, напоминавшая древесную кору. По обонянию или слуху можно было определить, что они недалеко, но разглядеть их в лесу не удавалось. Им жилось хорошо, а леопард с эфиопом рыскали по пустыне и недоумевали, куда исчезли их завтраки и обеды. Наконец голод довел их до того, что они стали есть крыс, жуков и кроликов, но у них от этого разболелись животы.

Это мудрый павиан, самый мудрый из зверей Южной Африки. Я нарисовал его со статуи, которую выдумал из своей головы, и написал его имя на поясе, на плече и на скамейке, где он сидит. Написал я это особенными значками, потому что он так необыкновенно мудр. Я хотел бы раскрасить этот рисунок, но мне не позволили. На голове у павиана нечто вроде зонтика: это его грива.

Однажды они повстречали мудрого павиана, самого мудрого из зверей Южной Африки. Леопард спросил его:

— Скажи, куда девалась вся дичь?

Павиан только кивнул головой, но он знал.

Тогда эфиоп в свою очередь спросил павиана:

— Не можешь ли ты сообщить мне, где нынешнее пребывание первобытной фауны[11] здешних мест?

Смысл был тот же, но эфиопы всегда выражались вычурно, особенно взрослые.

Павиан кивнул головой. Он-то знал! Наконец он ответил:

— Все они убежали в другие места. Мой совет, леопард, беги и ты отсюда как можно скорее.

Эфиоп заметил:

— Все это очень хорошо, но я желал бы знать, куда выселилась первобытная фауна?

Павиан ответил:

— Первобытная фауна отправилась искать первобытную флору[12], так как пора было позаботиться о перемене. Мой совет тебе, эфиоп, также поскорее позаботиться о перемене.

Леопард с эфиопом были озадачены. Они тотчас же отправились на поиски первобытной флоры и через много дней добрели до высокого тенистого леса.

— Что это значит, — сказал леопард, — здесь темно, а между тем видны какие-то светлые полоски и пятна?

— Не знаю, — ответил эфиоп. — Это, вероятно, первобытная растительность. Послушай, я чую жирафа, я его слышу, но не вижу.

— Вот удивительно! — воскликнул леопард. — Должно быть, мы ничего не видим потому, что после яркого света сразу попали в тень. Я чую зебру, я ее слышу, но не вижу.

— Погоди немного, — сказал эфиоп. — Мы давно уже на них не охотились. Может быть, мы забыли, как они выглядят.

— Вздор! — возразил леопард. — Я отлично помню этих зверей, в особенности их мозговые косточки. Жираф ростом около семнадцати футов[13] и золотисто-рыжий с головы до пят. А зебра ростом около четырех с половиною футов[14] и серо-бурого цвета с головы до пят.

— Гм! — сказал эфиоп, рассматривая густую листву первобытной флоры. Они должны здесь выделяться, как спелые бананы.

Тем не менее жираф и зебра не выделялись на темной зелени. Леопард с эфиопом рыскали весь день и хотя чуяли и слышали зверей, но не видели ни одного из них.

— Подождем, пока стемнеет, — предложил леопард, когда стало смеркаться. — Такая охота днем просто позор.

Они дождались наступления ночи. Вдруг леопард услышал поблизости какое-то сопение. При слабом мерцании звезд он ничего не мог различить, но все-таки вскочил и кинулся вперед. Невидимое существо имело запах зебры и на ощупь было похоже на зебру, а когда он повалил его, то брыкнулось, как зебра, но все-таки он не мог его различить. Поэтому он сказал:

— Лежи спокойно, странное создание! Я просижу на твоей шее до утра, так как мне хочется раскрыть загадку.

В это время он услышал какую-то свалку, ворчание и треск, и эфиоп крикнул ему:

— Я поймал зверя, но не знаю какого. У него запах жирафа, брыкается он, как жираф, но очертаний его не видно.

— Не выпускай его, — сказал леопард. — Сядь и сиди на нем до утра, как я. Их все равно не разглядишь.

Они сидели каждый на своей добыче, пока не рассвело. Тогда леопард спросил:

— Что, брат, у тебя поймалось?

Эфиоп почесал затылок и сказал:

— Если бы этот зверь был золотисто-рыжий с головы до пят, то я, не сомневаясь, назвал бы его жирафом. Но он весь покрыт коричневыми пятнами. А у тебя что?

Леопард тоже почесал затылок и ответил: