Ольга Володарская
Нераскрытая тайна Сен-Жермена
Предисловие
Потребность в зачине
Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете…
На Западе о Сен-Жермене написано много, в России — мало. Зато русскими написано много такого, под чем Сен-Жермен непременно подписался бы. Да взять хотя бы книги Агни-Йоги!
Сколько бы нитей ни вплелось в необъятное полотно, которое можно назвать попыткой проникновения в жизнь таинственного графа, там почти нет красно-бело-зеленых красок — это цвета венгерского флага.
Именно об этом я думала летом 1995 года, когда мой поезд приближался к украинско-венгерской границе и вдали на холме показался старинный родовой замок Ракоци в городе Мункач, теперь Мукачево. На стенах этого грозного замка стояла когда-то отважная мадьярка Илона Зрини, мать будущего героя Венгрии, князя Ферко, или Ференца Ракоци Второго, «нашего князя», как назвал его восставший венгерский народ.
Князь Ферко… и… граф Сен-Жермен. Можно ли соединить эти два имени? Для меня ответ был однозначен: не только можно, но и нужно, настала пора сделать это.
Я не сводила глаз с мункачской крепости и думала о том, что совсем скоро увижусь с руководителем Венгерского Теософского Общества, которому позвонила накануне отъезда прямо из Москвы и который был крайне удивлен и насторожен моим звонком. Особенно его смутило то обстоятельство, что я, русская, практически без акцента говорю по-венгерски… Принять меня, однако, согласился. Но согласится ли ответить на вопросы, особенно касающиеся загадочных сторон деятельности Сен-Жермена, связанных с Венгрией? Кто знает? Теософы, как русские, так и зарубежные, — народ неразговорчивый, иначе какие же они теософы? Хотя у меня с собой письмо за подписью председателя Российского Теософского Общества — «Сезам, откройся».
Венгрия — страна, отметившая в 1996 году 1100 лет обретения родины. Что приходит в голову, когда упоминают Венгрию? Воинственный князь Арпад и блистательный король-просветитель Матьяш Хуняди. Потомки гуннов, каковыми считают себя сами мадьяры, и чисто европейская нация, расположившаяся в самом сердце Европы, но всегда помнящая о своей древней прародине.
Когда-то замечательный русский поэт Николай Клюев, размышляя о связи культур России и Индии, назвал Россию «Белой Индией». Две великие державы, две великие культуры. Но мне не хватало здесь третьей составляющей. В конце концов, треугольник, триада, Троица — самый что ни на есть эзотерический символ! И в качестве третьей составляющей я взяла Венгрию. Не с потолка, не потому, что люблю ее, будто вторую родину (хотя и поэтому тоже!), а прежде всего на основе тех размышлений, которыми хочу поделиться с читателем. Исследование только одной жизни Сен-Жермена уже, смею надеяться, дает мне право предполагать, что мой выбор не так уж произволен, как может показаться на первый взгляд!
Я ни в малейшей степени не претендую на то, чтобы это исследование затронуло стороны обширной деятельности графа Сен-Жермена. Я также ни в коем случае не настаиваю на своем монопольном праве на истину. Возможно, кому-то мои утверждения покажутся слишком смелыми, ассоциативный ряд — слишком произвольным, источники, на которые я ссылаюсь, — не вызывающими доверия, а выводы — сомнительными. Я не собираюсь навязывать читателю свои убеждения. Если же у него возникнет желание поспорить или высказать иную точку зрения — я буду считать свою задачу выполненной, потому что это поможет расширить наши знания о Сен-Жермене.
Считаю очень важным выразить огромную благодарность моему мужу, поэту Леониду Володарскому, чьи стихи, бесспорно, украшают эту книгу. Сама идея ее создания принадлежит ему. Не будь его постоянной и тактичной помощи, его вдохновляющего руководства, эта книга просто не родилась бы на свет Божий.
И, возвращаясь к имени Ференца Ракоци, это небольшое вступление (с чисто русским словом «зачин» в заголовке) мне хочется закончить обращенными к нему словами великого венгерского поэта и героя революции 1848 года Шандора Петёфи:
Я попробую ответить на этот вопрос и венгерскому гению, и русскому читателю, и исследователям из любой другой страны.
Глава 1
От господина Пушкина до госпожи фон Жержи
«С нею был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене, о котором рассказывают так много чудесного. Вы знаете, что он выдавал себя за вечного жида, за изобретателя жизненного эликсира и философского камня, и прочая. Над ним смеялись, как над шарлатаном, а Казанова в своих Записках говорит, что он был шпион; впрочем, Сен-Жермен, несмотря на свою таинственность, имел очень почтенную наружность и был в обществе человек очень любезный. Бабушка до сих пор любит его без памяти и сердится, если говорят об нем с неуважением. Бабушка знала, что Сен-Жермен мог располагать большими деньгами. Она решилась к нему прибегнуть. Написала ему записку и просила немедленно к ней приехать.
Старый чудак явился тотчас и застал в ужасном горе. Она описала ему самыми черными красками варварство мужа и сказала наконец, что всю свою надежду полагает на его дружбу и любезность.
Сен-Жермен задумался.
«Я могу вам услужить этой суммою, — сказал он, — но знаю, что вы не будете спокойны, пока со мною не расплатитесь, а я бы не желал вводить вас в новые хлопоты. Есть другое средство: вы можете отыграться». — «Но, любезный граф, — отвечала бабушка, — я говорю вам, что у нас денег вовсе нет». — «Деньги тут не нужны, — возразил Сен-Жермен, — извольте меня выслушать». Тут он открыл ей тайну, за которую всякий из нас дорого бы дал…»
Кто не знает продолжения этой роковой истории? Только одни посчитали бы ее плодом воображения писателя, а немногочисленные другие… Словом, именно на них и рассчитано наше небольшое исследование.
Впрочем, вернемся к Пушкину. По словам Нащокина, Пушкин, читая ему повесть, говорил, что в основе сюжета — истинное происшествие, что старуха-графиня Наталья Петровна Голицына сказала проигравшемуся внуку три карты, названные ей в Париже Сен-Жерменом. Молодой Голицын поставил на эти карты и отыгрался.
«Пушкин — наше все», — писал Аполлон Григорьев. У Пушкина, чьи слова мы взяли в качестве эпиграфа к нашему исследованию, в повести все соответствовало действительности. В том числе время действия: если предположить, что эта история рассказывается Томским в начале 30-х годов XIX века, то описываемая встреча «московской Венеры» с графом Сен-Жерменом происходила в Париже «лет шестьдесят тому назад», то есть в начале 70-х годов XVIII века. Сам Пушкин еще раз подтверждает это в главе II: «…Графиня… строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад». В это время, согласно документальным свидетельствам, Сен-Жермен действительно был в Париже: «В начале 1768 года он вновь появился в малых апартаментах (Версальского дворца)», — пишет графиня д’Адемар в своих «Воспоминаниях о Марии-Антуанетте». Речь о ее мемуарах еще впереди. О пребывании Сен-Жермена в Париже между второй половиной 1770 и первой половиной 1774 годов свидетельствуют записки голландца ван Сипштайна.
Пушкин точен и в описании внешности «замечательного человека». Сравним это описание с другими портретами Сен-Жермена, которые запечатлены его современниками:
«Выглядел он лет на пятьдесят, телосложения был умеренного, выражение его лица говорило о глубоком интеллекте, одевался он очень просто, но со вкусом; единственной уступкой роскоши являлось наличие ослепительнейших бриллиантов на его табакерке, часах и туфельных пряжках. Таинственное очарование, исходившее от него, объяснялось, главным образом, его поистине царственным великодушием и снисходительностью».
Вот еще одно описание: «Сен-Жермен среднего роста и изысканных манер. Черты его смуглого лица правильны. У него черные волосы и энергичное одухотворенное лицо. Его осанка величественна. Граф одевается просто, но со вкусом, роскошь проявляется только в большом количестве бриллиантов, входящих в его туалет. Они надеты на каждый палец, украшают табакерку и часы. Однажды он появился при дворе в туфлях, пряжки которых были сплошь покрыты алмазами…»
Свидетельствует г-н Дьедонне Тьебо: «Во внешности Сен-Жермена сквозили изящество и интеллект. В нем чувствовалось благородное происхождение и знание светских условностей… История же Сен-Жермена являет нам образцовый пример истории человека мудрого и предусмотрительного, остерегавшегося нарушить правила общепринятого поведения или оскорбить мораль. Чудес о нем рассказывают великое множество, однако они не скандальны и не низменны».
И наконец, слово вновь графине д’Адемар: «Было это в 1743 году. Слухи донесли, что в Версаль только что прибыл некий несметно богатый, судя по украшавшим его драгоценностям, чужеземец. Откуда он прибыл? Об этом никто не знал. Самообладание, достоинство, интеллект поражали с первой минуты общения с ним. Он обладал гибкой и элегантной фигурой, руки его были нежны, ступни ног по-женственному малы, изящность икр ног подчеркивалась облегающими шелковыми чулками. Очень узкие панталоны также свидетельствовали о редчайшем совершенстве его телесных форм. Его улыбка обнажала прекраснейшие зубы, симпатичная ямочка красовалась на подбородке, волосы его были черны, а глаза — добры, взгляд — проницателен. О! Что это были за глаза! Я никогда не встречала равных им. На вид он казался лет сорока пяти».
Очевидно, что все весьма разные прямые сходятся в одной безусловной точке. Замечено и другое: этот облик не меняется в течение десятилетий. Вновь обратимся к источнику, который мы будем использовать чаще других; и думается, что у нас имеются все основания более всего верить именно ему. Забегая далеко вперед, сошлемся на одну из книг Учения Живой Этики — на «Надземное». Вот что там сказано: «Такие архивы, как Шуазёля, Гёте, Строганова, содержат немало полезных сведений. Такие данные особенно показательны для внутренней жизни Нашего Братства. Нужно благодарить Адемар за оставленные записи, без них многие страницы деятельности Сен-Жермена не были бы оповещены. И кто-то будет изумляться, к чему понадобились записи Адемар, когда Мы могли пояснить все еще полнее? Но люди ценят показания их современников, и такие записи будут в глазах человечества доказательством гораздо более действительным, нежели Наше анонимное извещение[1]».
Итак, графиня д’Адемар — о событиях 1788 года: «Так, значит, он жив — тот, о котором говорили, что он умер в 1784 году и о котором я не имела сведений долгие-долгие годы — он вновь неожиданно появился — и в такой момент, в такую эпоху! Зачем он вернулся во Францию? Как удается ему так долго жить, не старея? Ведь я знала пожилых людей, которые видели его сорока-пятидесятилетним в самом начале XVIII века…Да! Он выглядел так же, как и в 1760 году, а моего лица время не пощадило…»
Согласно одной истории, связанной с таинственным графом, пожилая графиня де Жержи, жена бывшего французского посла в Венеции, с величайшим изумлением узнала в одном из гостей маркизы де Помпадур своего давнего венецианского знакомого, который еще в те дни, 50 лет тому назад, был по крайней мере сорокапятилетним. На ее вопрос, не бывал ли в Венеции в 1710 году его отец, граф невозмутимо отвечал, что в это время в Венеции был он сам, и привел остолбеневшей графине неопровержимые доказательства своих слов. На том же вечере граф демонстрировал дамам спрятанный в рукаве его платья миниатюрный портрет невероятно красивой женщины, одетой в странного вида костюм. Ни эпохи, ни национальной принадлежности этого костюма присутствующие угадать не смогли. Сам же Сен-Жермен никаких объяснений не дал и непринужденно заговорил о других предметах.
Глава 2
Из Франции в Венгрию
В годы давние Илона Зрини
Стяг свободы подымала тут…
В истории с госпожой де Жержи даты намеренно или по ошибке перепутаны и искажены. Возможно, речь идет о событиях 1760 года, на что указывает ряд деталей этой истории. Но тогда запись никак не может относиться к 1750 году, как об этом говорится. Если же тот памятный прием у маркизы Помпадур в действительности имел место в 1743 году — время первого появления Сен-Жермена в Париже, — то за 50 лет до описываемых событий был 1693 год. В 1693 году в Венеции на масленичном карнавале мадам Жержи могла встречаться с неким знатным иностранцем, путешествовавшим под вымышленным именем, которое было, однако, слишком похоже на настоящее и потому легко узнаваемо. Речь идет о князе Ференце Ракоци II — правда, в ту пору ему было около 18 лет — одном из самых известных и любимых национальных героев Венгрии.
Теперь мы надолго оставим Францию и перенесемся в страну, появление которой в нашем рассказе ожидалось менее всего. Перед нами целая галерея портретов персонажей, которые сопровождают это повествование и имеют ярко выраженные венгерские черты. Разные нити их судеб странным образом сплетутся в единый и эзотерический по своей сути венгерский узел, к тому же загадочно поблескивающий всеми красками Востока.
О роде Ракоци следует рассказать подробно, так как к нашей теме он имеет самое прямое отношение. Ведь наиболее распространенная версия происхождения Сен-Жермена утверждает, что он был сыном Ференца Ракоци II. Кроме того, следует вспомнить кое-какие эпизоды из истории Венгрии. Прежде всего, в 1996 году эта страна широко отмечала знаменательный юбилей в своей национальной истории — 1100-летие обретения венграми родины. Согласно самому раннему источнику — хронике XII века, — венгры, или, как они сами себя называют, мадьяры, появились на своих нынешних землях в 896 году. Эта дата и является отправной точкой их европейской истории. Многое можно было бы рассказать о предыстории появления венгров в Карпатском бассейне, но это отдельная тема, которая увела бы нас далеко в сторону от основного предмета нашего исследования. И если в первые десятилетия воинственные варвары-мадьяры наводили ужас на Европу своими разбойничьими набегами, то уже на рубеже нового тысячелетия, в 1000 году, европейские страны с удивлением обнаружили вместо орд кочевников, живущих в юртах и пасущих стада своих коров и овец экзотического вида на раздольных степях Среднедунайской низменности, христианское государство во главе с королем Иштваном Святым, получившим корону из рук самого Папы Римского. С этого времени Венгрия прочно занимает свое место среди наиболее влиятельных королевств Европы, вершивших ее исторические судьбы. Расположение в самом сердце Европы тем не менее часто обязывало венгерское королевство быть форпостом, противостоявшим иноземным завоевателям. В XIII веке о стены венгерских крепостей разбилась волна монголо-татарского нашествия. В XV веке Венгрия спасла страны Запада от турецкого ига. Но в 1526 году после поражения при Мохаче — трагическая дата в истории страны! — сама Венгрия пала жертвой: крупнейшее государство Европы XV века распалось на три части. Западная часть королевства, включая Южную Австрию, Штирию, Каринтию, Силезию, Богемию, а также Краину, Хорватию и Славонию — отошла к Габсбургам. Среднюю часть захватила Османская империя. И только восточная часть — Трансильвания, по-венгерски Эрдей, что означает «лесной край», — осталась независимой. Правящие князья Трансильвании, выбираемые государственным собранием королями Венгрии, вели кровавую битву на два фронта — с Габсбургами и с османами. Одним из героев этой битвы стал комендант пограничной крепости Сигетвар Миклош Зрини, происходивший из знатной далматинской семьи и ставший позднее воеводой (баном) Хорватии. Именно Трансильванское княжество целых два столетия — XVI и XVII века — хранило традиции венгерского королевства: язык, культуру, обычаи, свободолюбивый и гордый нрав народа. Но по условиям мирного договора между императором Священной Римской империи Леопольдом I Габсбургом и Османской империей вся территория домохачской Венгрии перешла под власть Габсбургов, провозгласивших себя отныне венгерскими королями. Венгрия стала наиболее жестоко угнетаемой вотчиной австрийских феодалов. Но ее народ ненавидел Габсбургов. Еще трансильванский князь Дьёрдь Ракоци I в 1644–1646 годах начал борьбу против габсбургского владычества, и эта борьба стала семейной традицией рода Ракоци. Тогда же, в 1646 году, Дьёрдь Ракоци I приобрел могущественного союзника для Трансильванского княжества — самого Людовика XIV. В 1670 году другой представитель рода Ракоци — Ференц Ракоци I — в своем родовом замке Шарошпатак возглавил крупный заговор венгерских магнатов против Габсбургов, известный впоследствии как заговор «sub rosa» — «под розой», так как тайные встречи заговорщиков в 1666–1671 годах происходили в зале, украшенном готическим изображением розы на потолке. Однако заговор был раскрыт, все его участники, в том числе хорватский воевода Петер Зрини, тесть Ференца Ракоци I, были казнены. Сам он чудом избежал этой участи, и только потому, что его семья заплатила казне неслыханный выкуп в 400 000 форинтов.
После смерти Ференца Ракоци I его вдова Илона Зрини повторно вышла замуж, на этот раз за князя Имре Тёкёли (так, на старинный лад, правильно произносится его фамилия, которая пишется Thцkцly), также непримиримого борца с Австрией. Из мелких дворян, воинов пограничных крепостей, беглых крепостных крестьян, именовавших себя «скитальцами», он создал повстанческую армию «куруцев» («крестоносцев»). Армия Тёкёли успешно боролась с войском Габсбургов, и ему даже удалось основать в 1680 году в северных комитатах[2] Венгрии собственное независимое княжество. Но эта борьба окончилась поражением, и князь Тёкёли был вынужден бежать в османскую Турцию, оставив свою жену Илону Зрини и двух ее детей от первого брака в осажденном врагами замке Мункач (современный город Мукачево, Украина). Почти 3 года, с 1685-го по 1688-й, эта цитадель выдерживала осаду австрийских наемников, а ее хозяйка, облачившись в шлем и панцирь и ведя за руку детей, ежедневно обходила крепостные стены, вызывая бессильную ярость осаждающих. Однако силы были слишком неравны. Самоотверженная княгиня поехала в Вену подписывать капитуляцию. Но ее не пустили в резиденцию князей Ракоци на улице Химмельпфорт, а поселили под домашним арестом в августинском монастыре. Дети, разлученные с матерью, так никогда ее и не увидели. 15-летнюю дочь Юлианку насильно увезли в монастырь святой Урсулы, 11-летнего сына Ференца (будущего Ференца Ракоци II) втайне отправили в иезуитский колледж Нойхаус под Прагой. По желанию своего крестного отца императора Леопольда I Габсбурга и опекуна — кардинала Леопольда Коллонича мальчик должен был избрать духовную стезю. И хотя святые отцы преуспели в том, чтобы молодой князь Ракоци, блестяще овладев латынью, немецким, французским, позабыл родной венгерский, они не смогли заставить его забыть, что он наследник венгерского престола и знатнейшей аристократической фамилии Европы, в чьих жилах течет королевская кровь. Его бабушка Жофия Батори была последней представительницей той самой ветви этого княжеского рода, откуда вышел Иштван Батори, трансильванский князь, избранный в 1576 году королем Польши и называемый в русской исторической традиции Стефаном Баторием.
Глава 3
Союзник Людовика и Петра
Что, земляк, печалишься,
Что глядишь с тоскою?
Бог-Господь поможет —
Станет жизнь другою.
Достигнув совершеннолетия, князь Ферко потребовал у кардинала-опекуна возврата всех своих владений. За это всемогущий министр Габсбурга добился, чтобы Ференца Ракоци удалили из империи и отправили на год в Италию под предлогом обучения подобающим аристократу манерам. Но вернувшись из принудительного путешествия, строптивый юнец оскорбил правящий дом Австрии еще одной «выходкой»: в конце 1694 года он женился в Кёльне на 15-летней дочери герцога Карла Гессен-Рейнфельского принцессе Шарлотте Амалии. Тетка невесты принцесса Лизелотта была женой Людовика XIV.
Молодые уехали в Венгрию, в комитат Шарош, где находились многие из родовых замков семьи Ракоци и Ференц Ракоци по праву был ишпаном. Слово «ишпан» восходит к славянскому «жупан» и находится в употреблении примерно с XI века, обозначая наместника провинции, принадлежащей к королевским владениям. В семье Ракоци родилось несколько детей: в 1695 году — дочь Шарлотта, 28 мая 1696 года — сын Дьёрдь-Липот (Леопольд Людовик Георг), 17 августа 1700 года — сын Йожеф (Иосиф), а в апреле 1701 года, когда Шарлотта Амалия ждала четвертого ребенка, ее муж был арестован по обвинению в государственной измене и препровожден в Австрию. Шпионы перехватили письмо князя Ракоци к Людовику XIV с напоминанием о его союзническом долге, расцененное властями как свидетельство нового антиправительственного заговора. Князя намеренно заточили в ту самую темницу в местечке Бечуйхей, где 30 лет назад был обезглавлен его дед Петер Зрини. Молодая княгиня Ракоци устроила мужу побег. Несколько месяцев князь скрывался в Польше, под Ченстоховом, у своего родственника гетмана Адама Щенявского. В Польше Ракоци заручился поддержкой шляхты и короля Августа II, курфюрста Саксонии.
В Венгрии давно было неспокойно. Куруцкая гвардия Имре Тёкёли то и дело бралась за оружие, время от времени вспыхивали крестьянские мятежи. Надежды народа на освобождение от ненавистного гнета Габсбургов и возврат древних венгерских свобод были связаны с Ференцем Ракоци II. И когда разразилась общеевропейская война за испанское наследство, в которой главным противником Австрийской империи стал французский абсолютизм, в начале мая 1703 года Ференц Ракоци II выпустил свой манифест из 24 пунктов, призывавший народ к восстанию. Он содержал гневные обвинения в адрес угнетателей и начинался словами: «Recrudescunt diutina inclytae gentis Hungariae vulnera…[3]» Эти слова и сейчас можно прочитать на постаменте конного монумента Ференца Ракоци II, который установлен напротив Парламента на главной площади Будапешта.
Как только войска под знаменем «Pro patria et libertate![4]» перешли через перевал Верецкеи в Карпатах, как когда-то на пути обретения новой родины это сделали мадьярские племена под предводительством князя Арпада, и вступили на территорию Венгрии, пожар восстания быстро охватил ее северные области и перекинулся в Трансильванию. Это было истинное народно-освободительное движение, где в одних рядах сражались представители родовитейших дворянских фамилий и их крепостные. Война длилась почти 8 лет.
В сентябре 1705 года в городке Сечень дворянское государственное собрание избрало Ракоци правящим князем Венгерской конфедерации, в апреле 1707-го в городе Марошвашархей (Тыргу-Муреш, Румыния) — князем Трансильвании, а в июне 1707 года в местечке Онод объявило о свержении Габсбургов с венгерского трона и провозгласило князя Ракоци королем Венгрии.
Но Ференцем Ракоци руководили не честолюбие и жажда власти, а высшие интересы родины. В свое время он отказался от заманчивого предложения нового императора Австрии Иосифа I стать правящим герцогом провинций Бургау и Лихтенберг в обмен на отказ от титула князя Трансильвании и обещание сложить оружие. Впоследствии он отверг и польский трон.
Европа сочувствовала восставшим. Людовик XIV вначале расценил движение Ракоци как внутреннее дело Австрии и отказался вступать в союзнические отношения с подданными, поднявшими мятеж против законного государя. Однако позднее «король-солнце» признал Ференца Ракоци II князем Трансильвании и стал оказывать ему финансовую, военную и дипломатическую поддержку. Англия и Голландия через своих послов при венском дворе также советовали дому Габсбургов заключить мирный договор с восставшими. Куруцы Ференца Ракоци отвоевали большинство венгерских крепостей и держали в страхе всю Австрию, совершая набеги даже на предместья Вены. Напрасно карательные войска императора выжигали и вырезали целые деревни. Даже победы регулярной армии над войском куруцев не могли поставить Венгрию на колени.
Тем временем, помимо дунайских княжеств Валахии и Молдовы, у Ракоци появился еще один могущественный союзник. Русский царь Петр I направил к Ференцу Ракоци своего специального посла с предложением стать польским королем вместо свергнутого в ходе войны со Швецией Августа II. 15 сентября 1707 года в Варшаве Петр I и Ференц Ракоци II подписали союзный договор, по которому русская сторона обещала военную, финансовую и дипломатическую помощь для достижения независимости Трансильвании и Венгрии. Тогда же Россия открыла для себя токайское. Это великолепное вино, которое производят только в городке Токай, издавна принадлежавшем семье Ракоци, очень пришлось по вкусу Петру и с его легкой руки стало зваться «Самородным».
Но военные неудачи Петра в войне с Карлом XII помешали ему выполнить условия Варшавского соглашения. Крупное поражение потерпели и войска Ракоци в августе 1708 года под городом Тренчень (Тренчин, Словакия). Европа, а за нею и военное счастье отвернулись от венгерских повстанцев. В феврале, марте и апреле 1711 года их предводитель князь Ракоци вновь вынужден был искать помощи у своего русского союзника, но безуспешно. В это время Петру I пришлось вести войну на два фронта: со Швецией и с Портой. В разгаре был Прутский поход, в ходе которого сам Петр и его командование попали в плен к туркам под деревней Станилешти и сумели освободиться только ценой огромных контрибуций. Да и Карл XII, разгромленный под Полтавой и искавший убежища в Турции, не оставлял своих надежд на победу в Северной войне.
Поэтому в апреле 1711 года в городе Сатмар (Сату-Маре, Румыния) главнокомандующий Ференца Ракоци граф Шандор Каройи в его отсутствие заключил мир с императорским генералом венгром Яношем Палфи (таких венгров — сторонников императора в отличие от венгров-повстанцев презрительно именовали
Ференц Ракоци стал изгнанником, скрываясь одно время в Польше, затем во Франции.
Своеобразно отразились в сознании французского читателя воспоминания о его пребывании в их стране. Напомню поклонникам знаменитой серии романов Анн и Сержа Голон (выходцев из России) о неукротимой Анжелике и не менее популярных фильмов, поставленных по мотивам их книг, один эпизод из первого, еще не дублированного, а шедшего с синхронным переводом в советском прокате фильма «Анжелика и король». В покои прекрасной супруги графа Жоффрея де Пейрака в Версале внезапно входит молодой и весьма обаятельный иностранный дворянин. Завязавшаяся беседа становится все более непринужденной. Когда же гость Анжелики сетует, что вынужден скрываться, она спрашивает:
— Но от кого вы бежите?
— От моего родственника.
— Кто же этот родственник, что преследует вас?
— Король Людовик.
— Всего лишь? — ответствовала дама.
Как только случайный посетитель стремительно оставляет недоумевающую Анжелику, в дверь барабанят:
— Именем Его Величества откройте! У меня предписание арестовать князя Ракоци как беглеца и преступника. Мне известно, что он здесь. Где вы его прячете, мадам? Где мадьяр?
А этот самый мадьяр, покинув негостеприимную Францию, оказался в Турции, где и закончил свой бурный земной путь. Он оставил мемуары о своей жизни и борьбе, по его распоряжению книги об истории движения куруцев были написаны и изданы на многих языках. А Венгрия осталась под пятой Габсбургов еще на полтора столетия.
Сыновья князя Ференца Ракоци II и Шарлотты Амалии Гессен-Рейнфельской остались в Вене заложниками правящего дома Габсбургов. Большая часть замков, принадлежавших фамилии Ракоци, была взорвана по приказу императора, в оставшихся разместили австрийские гарнизоны. Наследники мятежного князя не имели права носить родовое имя, которое, по замыслу завоевателей, должно было быть стерто из памяти народов империи. Поэтому они получили имена соответственно Санкт-Карл и Санкт-Элизабет.
Последнее имя многое говорит венграм. Святая Елизавета (Эржебет по-венгерски) — любимейшая святая в Венгрии и считается покровительницей страны. Она славилась своим милосердием и помощью нищим и убогим. Это реальное историческое лицо — принцесса, старшая дочь короля Эндре II, жившая в XIII веке. В 1211 г. ее выдали замуж за Людвига, сына маркграфа Тюрингии Германа. Вскоре после смерти принцессы Папа Григорий IX буллой от 1 июля 1235 г. провозгласил ее святой. Недалеко от города Шарошпатак сохранился красивейший храм XIII века, выстроенный в ее честь. Кроме того, Шарлотта Амалия, жена Ференца Ракоци, знала, что святая Эржебет была ее прабабкой в четырнадцатом колене. Первый же сын выбрал имя Санкт-Карл, вероятно, в честь правящего императора Карла, пожаловавшего ему титул маркиза. Как пишет немецкий историк Георг Хезекль, «старший сын, назвавшийся маркизом Сан-Карло, бежал из Вены в 1734 году. В этом году, после долгих лет бесплодной борьбы, умер в Родосто на территории Турции его отец и был похоронен в Смирне». (По данным венгерских источников, точная дата смерти князя Ференца Ракоци II — 8 апреля 1735 года). Позднее старший сын получил от Турции причитающийся его отцу пенсион (и право на трансильванский престол) и стал известен под именем принца Зибенбюргена (Трансильванского). Он пошел по стопам отца, стал бороться против угнетателей, но был разбит принцем Фердинандом Лобковиц и умер, эабытый всеми, в Турции. Младший брат не принимал участия в борьбе старшего и находился поэтому в хороших отношениях с австрийским правительством».[5]
Глава 4
Вокруг имени Сен-Жермена
«Мы сами выбираем себе наши имена,
все остальное — только следствие».
Мы не случайно столь подробно остановились на личности князя Ференца Ракоци II. Дело в том, что существует версия, будто его смерть в Родосто (ныне Текирдаг) была инсценирована. Это было достаточно просто сделать. Изгнанник жил весьма замкнуто. При нем находился только один человек — его паж Келемен Микеш, беззаветно преданный князю. Слуга исполнил все распоряжения князя относительно организации его похорон. Факт смерти Ракоци установлен
В венгерских источниках мы обнаружили упоминание о том, что останки князя Ференца Ракоци II были впоследствии погребены в главном католическом соборе города Кашша (Кошице, Словакия). Однако, согласно его воле, сердце князя в специальной урне покоится во Франции, в саду монастыря августинцев (камальдульцев) Буасси-Сен-Леже (Boissy-Saint-Lйger) в лесу Гробуа (Grobois) на юго-восток от Парижа, где в 1715 году он жил изгнанником и гостем Людовика XIV. В предисловии к переводу на венгерский язык написанных Ференцем Ракоци в тот период на латинском и французском языках записок под заглавием «Aspirationes principis Christiani», впервые опубликованному в Венгрии в 1946 году, переводчик Бела Вардаи приводит еще один интересный факт: «Его влекли к себе монастыри, и вначале он думал избрать своим пристанищем августинскую обитель Сен-Жермен-ан-Лэ (Saint-Germain-en-Laye) под Версалем». Кстати, обращает на себя внимание совпадение, вовсе не кажущееся нам случайным. Молитвы и размышления, посвященные мистерии Страстной недели и ее главного дня — Страстной пятницы, являются содержанием записок «Aspirationes…». Смерть князя Ференца Ракоци на Родосто 8 апреля 1735 года пришлась на Страстную пятницу. «Господь отсрочил на сегодня кончину нашего господина, чтобы освятить его смертную жертву заслугою того, кто сегодня принял смерть свою за нас» — эти слова из письма Келемена Микеша представляются нам ключевыми. На основе приведенных фактов мы предлагаем читателю самостоятельно решить, насколько реальна физическая кончина князя Ракоци и случайно ли появление имени Сен-Жермен.
Но вернемся к тому, кто вошел в историю Европы под именем Сен-Жермен. Правда, это имя было далеко не единственным. Вот неполный список имен, под которыми появлялся Сен-Жермен в разные годы: маркиз де Монферра (marquis de Monferrat), граф Белламар или Аймар (comte Bellamarre, count Aymar) в Венеции, шевалье Шёнинг (chevalier Schoening) в Пизе, граф Уэлдон или Велдон (earl Weldom, Welldone, Veldon) в Милане и Лейпциге, граф Салтыков или Солтыков (comte Soltikov, Saltikov, Soltikoff) в Генуе и Ливорно, граф Цароги (graf Tzarogy) в Швабахе и Тройсдорфе, принц Рагоци (prinz Ragotzy) в Дрездене, граф де Сен-Жермен (comte de St.-Germain) в Париже, Гааге, Лондоне и Санкт-Петербурге. Сен-Жермен появлялся также инкогнито как господин де Сен-Ноэль, купец Нобле, господин де Сюрмон и, наконец, просто «американец из Фелдерхоффа (или Федальхофа)».
Некоторые из этих имен являются законными титулами, которыми имел право именоваться владелец имений с соответствующими названиями. Так, например, в «Теософском Словаре» Е. П. Блаватской есть сведения, что загадочный граф купил поместье Сен-Жермен (
Примечательно, что о своем настоящем происхождении и подлинном имени граф де Сен-Жермен рассказал лишь незадолго до своей смерти, точнее, ее официальной даты февраля 1784 года, то есть в 1777 году. Эти сведения, открытые Сен-Жерменом его другу и сподвижнику в оккультных науках ландграфу Карлу Гессен-Хассельскому, неоднократно цитировались в разнообразных источниках. Они почерпнуты из «Воспоминаний о моем времени» ландграфа. На эти воспоминания, в частности, ссылаются Е. П. Блаватская в своей статье «Сен-Жермен», написанной в 1881 году, а также Мэнли Палмер Холл, издатель теософского альманаха «Феникс», Изабель Купер-Оукли и другие, писавшие о Сен-Жермене. Вот эта цитата:[8]«Он
У нас есть своя версия объяснения имени «Сен-Жермен», точнее, не привычной нашему слуху офранцуженной его формы, а латинского «первоисточника». «Святой брат» — это же весьма распространенный эвфемизм для обозначения члена монашеской общины или — шире — духовного ордена. Так что Sanctus Germanus можно расшифровать как «член Святого Братства», то есть один из тех Братьев Обители Света, что бессменно стоят на страже судеб человечества. Таким образом, само имя графа ясно указывает — тем, разумеется, кто способен прозревать за поверхностной оболочкой суть вещей — кто он и откуда.
Долгое время считалось, что граф Сен-Жермен — старший сын Ференца Ракоци II, или Великого Ракоци, как зовут его венгры. Есть сведения, что мальчик умер в 1700 году в городе Лёче в северной Венгрии (ныне Левоча, Словакия). Однако эти сведения приведены биографом князя Ракоци Эмилем Хорном на основании
Изабель Купер-Оукли добавляет,[10] что в старинной немецкой хронике «Genealogishe Archivarius aus das Jahr 1734–1736» она обнаружила завещание Ференца Ракоци II (названного ею Франц-Леопольд Рагози), где упомянут также и третий его сын, по имени принц Карл Гесский, находящийся под покровительством последнего Медичи. По завещанию ему полагалась весьма внушительная доля наследства; за исполнением последней воли завещателя должны были следить душеприказчики герцог Бурбонский, герцог Менский и герцог Шарлеруа-Тулузский — внук и два внебрачных сына Людовика XIV. Видимо, это завещание было составлено в период с 1712 по 1717 г., во время пребывания князя Ракоци во Франции. Однако в копии немецкого архивиста есть некоторая путаница или неясность: имя последнего сына Ференца Ракоци, родившегося 8 августа 1701 г., то есть уже после того, как отец был арестован, — Дьёрдь (Георг) Ракоци. Он проживал вместе с матерью вплоть до ее смерти в 1722 году. В 1727 году Георг Ракоци навестил своего опального отца, князя Ференца Ракоци II, которого никогда до этого не видел, в его изгнанническом убежище в Родосто. Отец и сын говорили между собой по-французски, так как воспитанный при австрийском дворе Георг не знал венгерского. После этого 5 лет спустя, в 1732 году, Ференц Ракоци пишет завещание, в котором все свое наследное имущество и титул герцога Маковицкого оставляет Георгу. Йожеф (Иосиф), который после смерти первенца оставался старшим сыном князя Ракоци, в завещании упомянут всего один раз, причем не по имени: князем указано только, что у него два сына. Известна дальнейшая судьба сыновей Великого Ракоци. Иосиф скончался 10 декабря 1738 года в местечке Чернавода (сейчас находится в Болгарии), оставив после себя незаконнорожденную дочь Жозефу Шарлотту, плод его связи с баронессой Перраве (de Perravex). Георг, герцог Маковицкий, обосновался в Париже, где и умер 17 июня 1756 г., не имея наследников. Однако обращаем внимание: имя «Георг» сначала было дано первенцу Ференца Ракоци (у него было, впрочем, три личных имени, два остальных — Леопольд и Людовик). Затем в 1700 году этот Георг умирает (или его скрывают, объявив о его смерти). В августе 1701 г. то же самое имя «Георг» получает — в отсутствие отца — его самый младший сын. Что это: случайное повторение? Скорбь по недавно потерянному любимому сыну? Хитрая маскировка, чтобы запутать и замести следы? Упомянутый наряду с Медичи в книге И. Купер-Оукли Карл Гесский, скорее всего, не кто иной, как ландграф Карл Гессенский, который знал, что будущий Сен-Жермен воспитывался у Медичи. Возможно, он каким-то образом причастен к тому, что завещание Ференца Ракоци попало в немецкий генеалогический справочник, неизвестно, в каком году составленный (или исправленный, дописанный). Более того, сами мемуары князя Гессенского, согласно мнению некоторых историков, подложны или содержат подделки, внесенные другим лицом. Суммируя все сказанное, остается предположить одно: ко двору Медичи мог быть отправлен только первый сын четы Ракоци, Дьёрдь-Липот (Георг-Леопольд), о котором говорилось, что он умер трех лет от роду.
Тем не менее о детских годах Сен-Жермена и о его юности (если разделять предположение о том, что он первенец Ференца Ракоци II) никаких более подробных сведений нет, кроме замечания, что он получил образование в Сиенском университете.
Примечательно, однако, что дата первого появления Сен-Жермена в европейских столицах — 1735 год: «Мы располагаем точными сведениями о том, что граф Сен-Жермен посещал Вену в 1735 году, а также и позднее этой даты», — пишет австрийский историк А. де Майи;[11] хотя, как нам кажется, здесь вкралась опечатка и следует читать «в 1785 году»). Голландец ван Сипштайн утверждает, что «в одной немецкой биографии указываются точные даты его визитов в эту страну (
Значит, более 30 первых лет жизни графа Сен-Жермена никому в точности не известны! Хотя у различных мемуаристов, известных в качестве близких друзей Сен-Жермена, есть глухие намеки на изучение им оккультных наук в Египте, Персии и Индии, где он бывал неоднократно. Но обращаем внимание на одну странность: дата первого появления Сен-Жермена под этим именем совпадает с официальным годом смерти его предполагаемого отца Ференца Ракоци II. Не забудем, что смерть эта некоторыми считается мнимой.
Интересно, что четыре классических книги Нового Завета весьма скупо сообщают о детстве и юности Иисуса из Назарета, а содержащее хоть некоторые подробности Евангелие от Луки указывает: «Иисус, начиная
Хе «Детство и начальное обучение Иисуса»
Вау «Жизнь и деяния Иисуса в Индии»
Заин «Жизнь и деяния Иисуса в Тибете и Западной Индии»
Хет «Жизнь и деяния Иисуса в Персии»
Тет «Жизнь и деяния Иисуса в Ассирии»
Иод «Жизнь и деяния Иисуса в Греции»
Каф «Жизнь и деяния Иисуса в Египте»
Лишь в наше время, время рубежа эпох и смены рас, мы можем узнать истину о многих обстоятельствах деятельности той Величайшей Божественной Сущности, которая многие века почитается человечеством как Спаситель, Христос, Мессия. И мы можем только догадываться, чем объяснить, что совпадают очень многие места путешествий духовных подвижников во имя человечества и посланников, приходивших учить Свету и Любви.
Глава 5
Среди интриг и баталий Запада
Господа Шуазёль, Кауниц и Питт не поведали мне о своем секрете. Говорят, его знает только г-н Сен-Жермен… В ближайшие 50 лет, вероятно, он будет иметь возможность встречаться с Вашим Величеством, ибо, по слухам, он вечен и знает все на свете…
Следует оговориться, что дипломатическим талантам графа некоторые европейские монархи, такие, как Людовик XV и Фридрих II, отдавали должное. Были они осведомлены и о высокородном происхождении Сен-Жермена. Поэтому у них имелись все основания для поручения ему некоторых заданий особо тонкого и деликатного характера.
Мадам д’Адемар, рассказывая о лицах, пользовавшихся доверием Людовика XV, пишет: «…Благосклонностью со стороны монарха долго пользовался знаменитый и таинственный граф Сен-Жермен, мой не оцененный еще по достоинству друг… С 1749 года король неоднократно поручал ему выполнение различного рода дипломатических миссий и оставался им весьма доволен».
Это же подтверждает и госпожа Оссе (madame de Hausset) в своих мемуарах: «Король и госпожа Помпадур были очень внимательны к графу. Господин Кено однажды в Высочайшем присутствии заявил, что Сен-Жермен шарлатан, тогда король публично одернул его и посоветовал впредь воздерживаться от подобных замечаний. Его Величество, видимо, совсем ослеплен талантами Сен-Жермена и временами говорит о нем, словно о человеке высочайшего происхождения».
А представил Сен-Жермена королю Людовику XV маршал Бель-Иль, весьма влиятельный политик и государственный деятель Франции. Ван Сипштайн пишет о Сен-Жермене: «Он роскошно жил в Вене с 1745 по 1746 год, был вхож в любое общество, а премьер-министр императора,[12] принц Фердинанд Лобковиц, был его лучшим другом. Он же и познакомил его с французским маршалом Бель-Илем, посланным королем Людовиком XV с особой миссией к венскому двору. Бель-Иль, состоятельный внук Фуке, был столь очарован блистательным и остроумным Сен-Жерменом, что не замедлил пригласить его посетить Париж».
Возвращаясь чуть назад, упомянем, что с 1743 по 1745 год, до поездки в Вену, Сен-Жермен находился в Англии. Сведения об этом обнаружены Изабель Купер-Оукли в письме графа Оксфордского Горацио Уолпола к сэру Горацио Манну от 9 декабря 1745 года: «На другой день был арестован очень странный человек, который назвался графом Сен-Жерменом. Вот уже два года он находится в Англии, однако неизвестно, кто он и откуда, но, по собственному его уверению, имя, которым он пользуется, не является настоящим». Аресту он подвергся по навету: «Некто, приревновавший его к даме, опустил в карман графа фальшивое письмо будто бы от претендента на британскую корону, в котором выражалась благодарность за некие услуги и пожелание о продолжении сотрудничества, и не замедлил указать на него представителям власти. Невиновность его, однако, была полностью доказана на допросах. Он был освобожден из-под стражи и тут же приглашен на обед к лорду Х.[13]».
Вероятно, с этого случая и пошла «добрая традиция» считать Сен-Жермена шпионом, «работающим» сразу на несколько стран и вынюхивающим при дворах Европы государственные секреты. Клевета и зависть — неизбежные спутники выдающихся личностей при их земной жизни.
В это время в Англии имела место так называемая Якобитская[14] революция 1745 года, представлявшая собой очередную неудачную попытку сторонников прежней королевской династии утвердить на престоле ее представителя. Отсюда и компрометирующее письмо в кармане Сен-Жермена. Обратим внимание: где происходит революция, там оказывается и Сен-Жермен. И все его усилия направлены, как мы полагаем, на то, чтобы эти исторические потрясения прошли, по возможности, без больших жертв.
Вернемся во время, о котором уже говорилось — период после возвращения Сен-Жермена из Индии, где он был вместе с генералом Робертом Клайвом, то есть период после 1755 года.
На авансцену истории Европы середины XVIII века выдвигается противоборство двух держав — Англии и Франции. Между ними идет ожесточенная борьба за колонии. Эти страны делят сферы влияния в Новом Свете, главным образом в Канаде (вооруженный конфликт 1754–1755 годов), и на Востоке. И наконец в 1756 году страны-соперницы и в Европе развязали войну, в которую мало-помалу оказались втянутыми практически все ее страны, включая Россию, — Семилетнюю войну 1756–1763 годов.
Возвратившийся из Индии Сен-Жермен вновь появляется в Париже в 1757 году. И он настолько завоевывает расположение Людовика XV своим новым чудесным искусством плавления алмазов, что весной 1758 года король предоставляет в распоряжение Сен-Жермена свой замок в Шамборе с прекрасно оборудованной лабораторией для его естественнонаучных опытов.
С 1757 по 1760 год Сен-Жермен живет в Париже. Он в центре внимания великосветского общества. Его наперебой приглашают на свои званые вечера самые именитые и знатные парижане и иностранцы. Среди друзей Сен-Жермена барон Гляйхен, маркиза д’Юрфе, немецкая принцесса Анхальт-Цербстская, мать будущей российской императрицы Екатерины II. Таланты графа превозносят, его искусству пытаются подражать, его тайны стремятся разгадать. В своих «Неизданных мемуарах в дополнение к истории XVIII и XIX веков» графиня де Жанлис пишет: «Он был неплохо осведомлен в физике, а химиком был совершенно превосходным. Мой отец, признанный специалист в этих областях науки, весьма высоко отзывался о его талантах… Ему ведома поистине удивительная тайна цвета, и благодаря этой известной только ему тайне его картины выделяются среди прочих непостижимым блеском и сиянием красок».
Все это время Семилетняя война продолжалась. Ставший новым министром иностранных дел Франции герцог Шуазёль стремился любыми путями достичь своих целей и свалить противника — Англию. Союзницами Франции в борьбе против Англии и присоединившейся к ней Пруссии прежде всего являлась Австрия, а затем и Россия. Война затянулась, совсем опустошив казну и разоряя французский народ, а выхода из тупика не предвиделось, так как ни одна из сторон, преследуя свои корыстные интересы, не желала идти на уступки. И там, где сила оружия ничего не решала, в ход шла тайная дипломатия. Секретные агенты с неопределенными заданиями, но облеченные личным доверием своих высокопоставленных патронов и монархов, посылались туда, где решалась судьба Европы. Одним из таких пунктов была Гаага. В марте 1760 года по просьбе Людовика XV с подобной деликатной миссией в Гаагу отправился и Сен-Жермен. Об этом свидетельствует барон Гляйхен: «Маршал (
Но придворные казнокрады и интриганы, в чьих интересах было продолжение войны — герцог Шуазёльский и французский посланник в Гааге граф д’Аффри — сделали все, чтобы миссия Сен-Жермена не удалась. Чтобы опорочить Сен-Жермена и скомпрометировать его как уполномоченного королем к ведению переговоров, они применили обычные подлые средства: клевету и беспринципность. В результате оказанного на него давления и угроз Людовик XV, который к тому же был в полной финансовой зависимости от всемогущего премьер-министра Шуазёля, предал Сен-Жермена и трусливо подписал предписание о его аресте как авантюриста, и выдаче французским властям.
Однако арест не удался. Честные и благоразумные люди, понимавшие к тому же тайные пружины политики Франции, такие, как президент Совета полномочных представителей провинций Голландии граф Бентинк Роон, помогли Сен-Жермену бежать в Англию в конце апреля 1760 года. Имеются сведения о том, что английская сторона уважала в Сен-Жермене посредника, прекрасно разбирающегося во всех тонкостях положения дел во Франции и полномочного от ее лица вести мирные переговоры. Переписка между британским послом в Гааге генералом Джозефом Йорком и министром иностранных дел Англии лордом Холдернессом подтверждает, что Сен-Жермен был благожелательно выслушан, хотя отношение к его миссии было весьма осторожным. Документы о дипломатической миссии Сен-Жермена в Гааге обильно представлены в книге И. Купер-Оукли, где им выделена специальная глава и несколько приложений. Желающих ознакомиться с фактами подробнее отсылаем к этой книге. Кропотливая работа по изучению архивных материалов, проделанная английской исследовательницей, наиболее интересна, на наш взгляд, тем, что приводит оценки личности Сен-Жермена и его дипломатической миссии с точки зрения обеих противоборствующих сторон, то есть дает его портрет и глазами сочувствующих, и глазами соперников.
В Англии Сен-Жермен был арестован и содержался под стражей, но допрос и досмотр не дали никаких улик. Он, по-видимому, покинул Англию на несколько недель, «направляясь во владения прусского короля, скорее всего в Голландию». Однако потом по сообщениям газет стало ясно, что в конце мая 1760 года Сен-Жермен вновь вернулся в Англию. Есть сведения о том, что он вообще ее не покидал. И. Купер-Оукли предполагает, что у политиков и дипломатов могли быть свои веские причины намеренно вносить путаницу в сведения о Сен-Жермене, изменять даты, искажать маршруты его поездок. Как бы то ни было, его близость к различным дворам Европы единодушно подтверждается самыми разными источниками.
Глава 6
Сен-Жермен на русской сцене
Восстал всевышний Бог, да судит
Земных богов во сонме их;
Доколе, рек, доколь вам будет
Щадить неправедных и злых?
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
В частности, неоспоримым является факт, что Сен-Жермен находился в России в 1760–1762 годах и вместе с братьями Орловыми сыграл заметную роль в дворцовом перевороте, который 28 июня 1762 года возвел на российский трон новую императрицу. Конечно, речь идет о Екатерине II. И опять можно предвидеть обвинения в адрес легендарного графа относительно того, что он способствовал политическим катаклизмам, что отстранение Петра III от власти в конечном итоге привело к отстранению его от жизни, а значит — к насилию, к пролитию крови. Такие же обвинения, но куда в большем масштабе будут предъявляться графу в связи с французской революцией. И как всегда, люди будут «правы» с точностью до наоборот. Посланник Великого Братства как раз и стремился к тому, чтобы наиболее мирными средствами добиться принципиальных изменений в жизни такой важной для мира страны, как Россия!
Попробуем на секунду представить себе, что было бы, если б царствование Екатерины II не состоялось вовсе или существенно отодвинулось по времени. Россия оказалась бы придатком реакционной и политически отсталой Пруссии, рьяным поклонником которой был Петр III, она бы во всем слепо следовала по пути, указанному ей дядюшкой Фридрихом, бездарным внуком двух великих предков: Петра I и его главного противника Карла XII. А у России были иные задачи и иная, сужденная свыше, миссия. Она должна была играть все большую роль в европейской и мировой истории как материк грядущей цивилизации Новой Эпохи, как фундамент, на котором здание этой Эпохи наиболее прочно могло бы стоять.
Ни один, даже самый дальновидный, политик того времени и представить себе не мог, что где-то далеко в снежных горах Тибета существуют Великие Души, которым открыто все прошлое, настоящее и будущее нашего мира. Именно они направляют подлинно эволюционное развитие планеты, а вовсе не те, кто в гордыне своей мнит себя «сильными мира сего».
Великие Духовные Учителя, никогда не допускающие грубых вмешательств в судьбы человечества и соблюдающие закон Свободной Воли, тем не менее всегда старались всячески корректировать «жесткий курс» человеческой истории.
Но вернемся к России, где Сен-Жермен занимает подобающее ему блестящее положение в свете, покоряет дам своими талантами в музыке, живописи и искусстве обработки драгоценных камней, а заодно делает стремительную военную карьеру и (или за особые заслуги перед монархией?) получает чин генерала русской армии. Вот какую информацию «нашего русского друга» приводит И. Купер-Оукли: «Граф Сен-Жермен был в этих краях в эпоху Петра III и покинул Россию по восхождении Екатерины II на престол… В Санкт-Петербурге Сен-Жермен жил вместе с графом Ротари, известным итальянским художником, автором прекрасных портретов, украшающих Петергофский дворец. Проживали они, предположительно, в Графском переулке близ Аничкова моста, по соседству с дворцом на Невском. Сен-Жермен был восхитительным скрипачом, он играл „как оркестр“. Господин Пыляев видел своими глазами… нотный листок с несколькими мелодиями для арфы и посвящением графине Остерман, сделанным рукой Сен-Жермена… Имеющаяся дата указывала на 1760 год». (
Кстати, об игре Сен-Жермена на скрипке. Стоит вспомнить, что спустя почти столетие о великом маэстро Паганини говорили, по свидетельству Е. П. Блаватской, что «это Сен-Жермен в теле итальянского скелета». Отсюда можно сделать вывод, каково было исполнительское мастерство графа. Нам известно, что некие энтузиасты в наше время заняты поисками утраченных музыкальных произведений и живописных полотен, созданных Сен-Жерменом. Поистине, бесценный подарок был бы всем нам, если бы эти поиски увенчались успехом!
Через несколько лет, в 1774 году, когда Сен-Жермен под именем графа Цароги проживал в замке Тройсдорф в немецком княжестве Ансбах, будучи гостем и близким другом маркграфа Бранденбург-Ансбахского, он получил письмо, доставленное курьером от графа Алексея Орлова-Чесменского. Граф Орлов возвращался из Ливорно в Италии проездом через Германию и назначил Сен-Жермену встречу в Нюрнберге. Рассказ об этой встрече И. Купер-Оукли нашла в сборнике «Curiositдten der Literaturisch-historischen Vor — und Mitwelt», Weimar, 1818: «Маркграф немедля отправился с графом Цароги в указанный город, где их уже дожидался граф Алексей Орлов. По прибытии этих двух особ им навстречу вышел с широко распростертыми объятиями сам Орлов, поприветствовал и крепко обнял графа Цароги, который впервые появился в форме русского генерала. Причем Орлов несколько раз назвал его „caro padre“ и „caro amico“. Граф Алексей Орлов со всевозможной учтивостью принял маркграфа Бранденбург-Ансбахского и не однажды поблагодарил его за покровительство, оказываемое его достойнейшему другу; в полдень был подан обед. С милой непринужденностью завязалась в величайшей степени интересная беседа. Довольно много говорилось о недавней Архипелагской кампании, однако еще больше — о различных полезных усовершенствованиях и научных открытиях. После обеда граф Орлов зазвал графа Цароги в соседнюю комнату, где оба и провели достаточно долгое время в конфиденциальной беседе… По возвращении в Ансбах граф Цароги впервые предоставил маркграфу документ, который удостоверял, что он русский генерал. Впоследствии он признался маркграфу, что он вынужден пользоваться именем Цароги, а настоящим его именем следует считать Рагози (