А.....а

А наши артисты, какими бы любимыми и великими ни были, в каких бы культовых фильмах ни снимались, всё равно какие-то земные и даже приземлённые. Как только узнаёшь, что самый любимый артист, который играл в кино аристократов, высоких интеллектуалов, исторических героев или людей, в которых влюблены все женщины. как только узнаёшь, что родом он из-под Саратова, учился в средней школе номер такой-то. – сразу всё фантастическое и волшебное пропадает, остаётся что-то понятное, приземлённое, хотя и не менее, а то и более любимое. Про наших космонавтов я даже не говорю.

А вот в Америке есть что-то, что позволило появиться Элвису, что создало миф и настоящую сказку. Интересно, для американцев это так же?

Хотя для меня и Канзас – сказочная территория, благодаря старой детской книжке.

О, как же много у меня вопросов к Америке! Но это не вопросы типа «когда?», «сколько?», «зачем?» и «почему?». Это другого рода и сути вопросы. Эти вопросы не оформляются короткой фразой с вопросительным знаком в конце. Это скорее какие-то видения и смутные желания, которым требуются не ответы, а подтверждения или опровержения. И почему-то так хочется именно подтверждений. При этом боюсь и ожидаю именно опровержений.

Мне правда интересно, есть ли в Америке такие женщины, каких я видел и вижу в американском кино, журналах, рекламе. Можно ли там встретиться и познакомиться с такими или прямо с теми девушками, фотографии которых украшают кабины грузовиков, гудящих в ночи между Самарой и Казанью или между Вологдой и Череповцом. Где в Америке живут барышни, с которых рисовали картинки пин-ап, я хотел бы хоть раз в жизни поговорить с такой юной особой. С какой? А с такой, каких я видел на рекламе колы образца пятидесятых годов двадцатого века, с такой румяной, загорелой, с сумасшедшими формами, в коротком платьице в горошек и с широко распахнутыми наивными глазами. То есть с такой, о какой мечтает любой моряк, пилот, мотоциклист или водитель большого грузовика. От которой хотелось бы получать письма в юности.

Но юность уже давно закончилась, а с такой девушкой я не был знаком, я даже такой не видел ни разу в реальной жизни. Так, может, в Америке они есть? Пришёл же оттуда её образ. Не из воздуха же его выдумали, не из пальца же высосали его.

Мне интересно, Великий каньон, то есть Гранд каньон, он большой? Нет! То, что он не маленький, я уверен, иначе бы не было столько разговоров. Просто у нас в стране нет каньонов. Никаких! Я не слыхал ни про один. Шахты и угольные разрезы есть, овраги есть, большие каналы… Есть ледники, есть долина гейзеров на Камчатке, где этих гейзеров очень много. Я их не видел, но точно знаю, что они есть. А вот каньонов нет. Так что американский Гранд каньон мне как минимум уже интересен тем, что он каньон, а не что-либо другое. Но вот большой ли он и насколько большой? Соответствует ли его размер размерам мифа о нём? Соответствует ли он некому американскому масштабу.

Например, маленький писающий мальчик и крошечная брюссельская капуста полностью соответствуют размерам королевства Бельгия.

Как многое я хотел бы попробовать на вкус, потрогать, понюхать, испытать из того, что можно испытать и попробовать только в Америке! Но многого сделать уже не удастся. Я это понимаю. Не удастся по разным причинам, но прежде всего потому, что время моё упущено, да и эпоха уже не та. Но мне хочется.

Хотя это и наивное желание, но мне правда хочется того, что я не раз видел на экране, когда смотрел американское кино. Мне хочется многого из того, что мне совершенно недоступно.

Я бы хотел, чтобы мне было лет одиннадцать-двеннадцать и чтобы я утром выбежал из большого красивого дома на лужайку перед этим домом. И чтобы не было никакого огорода или забора, а была только зелёная лужайка, стриженый газон и улица. Чтобы вдоль улицы росли большие ветвистые деревья. Хочу, чтобы соседние дома были тоже красивые. Хочу, чтобы мама окликнула меня, выглянув из двери, я бы вернулся, а мама дала мне бумажный пакет с сэндвичами и поцеловала. А я после этого побежал бы к ждущему меня жёлтому школьному автобусу.

Хочу, поднявшись по ступеням в этот автобус, поздороваться за руку со старым добрым чернокожим водителем. Хочу хоть раз в жизни, будучи ребёнком, проехать на таком автобусе. И хочу, чтобы стояла хорошая погода. Хочу, потому что всегда в школу ходил пешком, это было далеко, никаких лужаек не было, да и погода обычно была плохая.

Хочу играть в баскетбол с друзьями где-то на окраине американского города, на заасфальтированной площадке с одним баскетбольным кольцом. Хочу, чтобы у меня всё получалось лучше всех. Просто у меня с баскетболом, и особенно с броском по кольцу, всегда было не очень.

Хочу, чтобы мне было лет тринадцать. И хоть в сегодняшнем своём возрасте я не понимаю и совершенно не люблю бейсбол, но хотел бы. Чтобы я, будучи тринадцатилетним парнем, беспокоился о том, придёт ли мой отец на важную для меня игру.

А отец всегда занят, всегда забывает про мои дела и про то, к чему я отношусь серьёзно. Но в этот раз он обещал. Обещал твёрдо. И вот игра начинается, и я вижу, что мама сидит одна, а отец опять не пришёл. Настроение моё становится неигровым, и команда моя проигрывает. Но когда наступает решающий момент, бита у меня в руках, я всё же бросаю взгляд на маленькую трибуну школьной бейсбольной площадки и вижу: мой самый дорогой и любимый человек, мой отец машет мне рукой и улыбается. Он пришёл, он не забыл! Я увидел это и через секунду отбил брошенный мяч так, что он улетел куда-то в небо или за пределы поля. Мой отец аплодирует и свистит, моя команда торжествует победу, а я, тринадцатилетний парень, в этот момент понимаю, что всё в жизни будет очень хорошо.

Я хотел бы такое пережить. Просто я помню, что в свои тринадцать лет я очень страдал оттого, что подаренный мне на день рождения долгожданный велосипед у меня украли. А я понимал, что нового мне в ближайшее время не видать из-за родительских воспитательных соображений, мол, нечего было оставлять велосипед без присмотра, да и ещё по той причине, что папа не мог часто покупать велосипеды.

Я понял тогда, в свои тринадцать лет, что велосипеда у меня, скорее всего, больше не будет, и впервые осознал, что дальнейшая жизнь будет становиться всё труднее и труднее.

Я хотел бы натянуть на своё упругое мускулистое тело чёрный гидрокостюм, который бы только подчеркнул красоту моей фигуры. Хочу быть молодым, высоким, стройным и белозубым. Хочу бежать к океану по песку с яркой доской для скольжения по волнам под мышкой. Хочу броситься в воду, а потом оседлать самую высокую, пенистою волну и скользить по ней на глазах красивой американской девушки в голубом гидрокостюме.

Я однажды попробовал поучиться кататься на доске с парусом. Промаялся полдня, наверное, тысячу раз с этой доски падал, отбил колени и руки, но так и не смог хоть сколько-нибудь осмысленно пройти под парусом и двадцати метров. Мышцы наутро болели дико. Я оставил тогда эту затею раз и навсегда. Да и вряд ли я выгодно смотрелся во взятом напрокат, видавшим виды гидрокостюме.

Но мне важно всё-таки узнать, есть ли где-то там, на пляжах Майами, такие парни, на которых любо-дорого посмотреть и которые творят чудеса на гребнях волн. Тогда, если они существуют, а их ждут прекрасные девушки на берегу, я даже смогу не переживать из-за того, что они ждут не меня.

Я смогу довольствоваться запотевшим стаканом коктейля. Буду любоваться на волны и красивых молодых людей. Главное, чтобы они существовали! Главное, чтобы Майами был таким, каким я его видел в журналах и кино, чтобы он был не хуже. Чтобы он был! А ещё были Малибу, Санта Моника, Санта Барбара.

Да, и при этом мне хотелось бы, чтобы хватило денег на то, чтобы чувствовать там себя так, как люди из журналов и кино.

Мне интересно, существует ли, можно ли действительно отыскать в американской глубинке такие городки, где жизнь когда-то остановилась, а потом пошла каким-то странным и таинственным чередом. Те городки, в которые редко заезжает случайный путник, и лучше бы он туда не заезжал.

Судя по фильмам, таких городков вдали от больших дорог в Америке полно и в них царит какой-то дикий домострой или суровое мракобесие. Там не работают государственные законы, а действуют какие-то свои странные правила. Там страшно и тем самым притягательно.

Хотелось бы одним глазком взглянуть на настоящую, дремучую американскую глубинку и глухомань. Хочется верить, что такие городки не вымысел и не фантазия авторов книг и сценариев.

Нашу глубинку я знаю. На юге дома в глуши побольше, дворы и сады поухоженнее, а заборы выше и ровнее, чем в сибирской глубинке, где всё поменьше и покривее. Никакой особой дикости, каких-то странных правил или леденящих кровь обрядов там я не встречал. Пьют в нашей глубинке много, беспробудно и круглый год. Изобретательности большой в этом не проявляют. Могут, конечно, по пьяному делу соседи устроить поножовщину, или дом кому-то подпалить, или трактором сломать кому-нибудь забор из-за обиды или по злобе. Но такое случается нечасто и изощрённых форм не имеет. Не найти сюжетов для захватывающих фильмов в нашей глубинке. Американским сценаристам там делать нечего.

Течёт там какая-то своя неизменная жизнь, не останавливаясь и не поворачивая ни в какую сторону. Течёт, как текла. Какие тут могут быть ужасы? Просто обычная повседневная жуть.

Мне очень хотелось бы убедиться, что американские фермеры есть и что они такие, как я себе их представляю. Я же не сам их себе выдумал, а американская литература и кинематографисты нарисовали мне этот образ. Это уютный и надёжный образ. Я хочу, чтобы он был не беспочвенным.

Я хочу увидеть американского фермера, я хочу прожить с ним день. Очень хочу! И хочу, чтобы он обязательно был одет в клетчатую рубашку и запачканный, всем подряд, джинсовый комбинезон с лямками на плечах. Хочу, чтобы он оказался сильным, немного сутулым, жилистым мужиком, с большими почерневшими руками. Хочу, чтобы он ни свет ни заря заводил свой ржавый, скрипучий, но верный грузовичок, который служил, видимо, ещё отцу фермера, но продолжает служить верой и правдой, не ломаясь.

Я хотел бы ехать вместе с этим фермером на его грузовике вдоль кукурузных полей, освещённых восходом. Я хочу видеть, как этот мужик ловко управляет любой техникой, то есть трактором, косилкой и прочее. Как он умело и привычно сидит в седле, играючи загоняет стадо в загон, как он один может подоить добрую сотню коров. Хочу вернуться с ним усталым домой, где много детей и любимая жена в фартуке.

Хочу взять с ним из старенького, округлой формы холодильника по бутылочке пива и усесться с ним рядом на маленькой дощатой террасе у входа в дом. Сидеть, поскрипывать старым креслом и смотреть на закат. Хочется не проронить ни одного слова за день. Хочется, чтобы фермер был таким, каким я его представляю. Чтобы он был немногословным.

Хочу в Лас-Вегас! Но я понимаю, что я хочу не знаменитых на весь мир огней, этого чудесного и почти нереального города, который взяли да и построили посреди пустыни.

Я не очень или даже совсем не хочу увидеть бесконечные ряды игровых автоматов, зелёное сукно карточных столов и рулеток. Я не могу этого хотеть. Я не знаю правил большинства всех этих игр. Всего только пару раз, будучи нетрезв, я совершил робкие попытки бросить фишки на красное, чёрное, какие-то цифры и даже на «зеро» рулеточного стола. Но всё это не имело никаких результатов и последствий, а азарта я не почувствовал. Так, пару раз где-то что-то ёкнуло под стук шарика, скачущего по цифрам, на которые я сделал свои жалкие ставки.

Я не хочу в Лас-Вегасе ни огромного неожиданного выигрыша, ни шикарного гостиничного номера с видом на все огни и фонтаны, ни шампанского в ведёрке со льдом на столике у окна с этим видом. Хотя я от всего этого не отказался бы и даже был бы этому рад. Но хочется мне прежде всего не этого!

Я хочу в Лас-Вегасе сидеть за покером (в который не умею играть вовсе), глубоко за полночь. Хочу, чтобы на мне был отличный смокинг, который был бы сшит специально для меня и сидел бы на мне идеально. Хочу, чтобы бабочка была развязана и висела просто ленточкой на шее.

Я хочу ощущать смокинг как привычную одежду, которая для меня является чуть ли не повседневной. Хочу носить смокинг, даже не думая, не помня, забывая, что я в смокинге. Хочу привыкнуть к хорошим дорогим белым рубашкам и запонкам. Хочу легко и умело, насвистывая какую-то любимую песенку, завязывать бабочку. Хочу завязать её лихо и подмигнуть своему шикарному отражению в гигантском зеркале.

Хочу, подъезжая к своему отелю или к казино, привычно, не задумываясь, оставлять ключи в замке зажигания, не глядя выходить из машины, и не сомневаться, что машину припаркуют в лучшем виде. Хочу подходить к какому-нибудь клубу, в который выстроилась огромная очередь, а мощные охранники никого не пускают. Но чтобы, завидев меня, не говоря ни слова, высоченный, широкоплечий, чёрный, лысый охранник в лиловой рубашке, строгом галстуке и костюме отстегнул бы цепочку, преграждающую всем остальным вход, и пропустил бы меня молча, но любезно.

Хочу, хоть раз в жизни, сидя у барной стойки, расстегнуть смокинг, дёрнуть и одним движением развязать бабочку, рывком расстегнуть пару верхних пуговиц рубашки и сказать бармену: «Дружище, мне как обычно».

А уже у покерного стола я хочу не покера, я хочу усталым движением бросить карты на стол, мол, я на сегодня игру закончил, допить остатки того, что я обычно пью в Лас-Вегасе, звякнув не успевшими растаять кубиками льда, и, отходя, не глядя, метнуть на зелёное сукно пару фишек в качестве чаевых.

Для того же самого и по тем же причинам я хотел бы приехать на церемонию вручения «Оскара». Но там я знаю многих, а меня – никто. Так что не уверен, что мне удастся там сказать кому-нибудь: «Дружище, мне как обычно».

Интересно, пойдёт ли мне смокинг? Возможно ли вообще сшить смокинг по моей фигуре?

Осталось ли в Америке хоть одно место, где можно было бы проскакать на лошади по пыльной улице мимо деревянных двухэтажных домов, мимо маленького банка, конторы шерифа, каких-то лавок и подъехать к салуну. Есть ли такое место, где можно в выжженной солнцем шляпе, в платке на шее и звеня шпорами не выглядеть клоуном, ряженым или идиотом?

Есть ли где-нибудь такой салун, куда можно войти с солнцепёка, толкнув низенькие, чуть выше пояса, дверцы, где можно выпить виски такого цвета, какого должен быть виски? Как хочется выпить именно того виски, который наливают в салуне, в небольшой круглый стакан толстого стекла, а потом толчком пускают его по стойке и стакан скользит тебе прямо в руку. Этот виски должен обязательно иметь особенный вкус! Он просто обязан быть вкуснее, чем тот, что мы можем купить у нас в магазинах или в барах.

Если такое место сохранилось, то виски там будет особенный.

Меня всегда удивляли фотографии Америки времён Великой депрессии. Я читал и знаю из исторической литературы, что многие люди жили впроголодь, в больших промышленных городах Америки царила жуткая безработица и нищета. Но посмотрите фотографии Чикаго, Детройта или Нью-Йорка того времени. На этих фотографиях часто можно увидеть очереди на биржу труда за пособиями или толпы безработных мужчин.

Меня удивляло и удивляет, что все эти люди – в пальто, пиджаках, часто при галстуках и обязательно в шляпах. Все! Все в шляпах. В красивых, американских мягких фетровых шляпах. С широкими лентами и часто с широкими полями. Конечно, видно, что у многих пальто, пиджаки и шляпы не новые, но они у них там есть. И очевидно: все эти безработные и обездоленные шляпы носить умели. Для них шляпа – обязательная, повседневная одежда.

А у нас шляп до сих пор практически не продают. А если и продают, то не такие хорошие и совсем не американские, как у нищих безработных Чикаго и Детройта. Да и носить у нас их не умеют. Разве что только какие-нибудь престарелые профессора или отчаянные пижоны могут хоть как-то правильно носить шляпы. А у наших рабочих, я уж не говорю про безработных, никогда шляп и в помине не было, во всяком случае, я не видел.

Ох уж эти времена Великой депрессии. Как много фильмов сняли и продолжают снимать про эти тяжёлые и даже страшные времена!

Но как я хотел бы узнать, бывает ли воздух в Чикаго или Детройте такого цвета, как в гангстерских фильмах, про времена сухого закона и Великой депрессии? Вся цветовая гамма этих фильмов очень особенная. В этих фильмах всегда краски приглушены, доминируют на экране все оттенки тёплого коричневого цвета, доходящего до тёмно-шоколадного. То, что должно быть белым в жизни, в таком кино слегка бежевое, а красное всегда скорее бордовое, чем алое, даже кровь.

В этих фильмах дым от сигарет и из стволов пистолетов всегда клубится какими-то медленными и кружевными клубами. Движения героев, как и дым, неспешны. Персонажи, эти элегантные гангстеры, молчаливы и всегда многозначительны.

Но главное – в тех фильмах всегда особенный воздух. То этот воздух просвечен лучами солнца, пробивающегося сквозь жалюзи на окнах, и в полосках света летают пылинки. То это розоватый воздух вечерних улиц, то это жёлтый воздух вокруг фар роскошных гангстерских автомобилей.

В чём особенность воздуха в гангстерских фильмах? А он какой-то плотный. Интересно, можно ли им подышать в реальной жизни и в наши дни на улицах Чикаго? В какое время суток воздух бывает таким? И ещё интересно, станут ли мои движения такими же замедленными, но при этом верными и отточенными, станут ли мои жесты выразительными, как у героев тех самых кинокартин, если я подышу этим воздухом.

Есть ли там, в Америке, такие уголки, которые сохранили тени и запахи, которые могут напомнить, которые можно понюхать и вдохнуть, чтобы почувствовать далёкую и, как утверждают знатоки, страшную, но при этом элегантную эпоху? У нас в те годы тоже были страшные времена, вот только элегантными они не были.

Как хотелось бы мне хоть как-то прикоснуться к американским роскошным пятидесятым годам двадцатого века. Но прикоснуться не просто так, а с погружением. Я даже готов побыть там собакой, но только попробовать той поры.

Почему собакой? Да просто учёные утверждают, что у собак чёрно-белое зрение. А подлинная суть и прелесть тех лет немыслимы без чёрно-белых фотографий и знаменитых кинолент. Цветное тогда тоже было, и вовсю, но чёрно-белое было как-то теплее, лучше, точнее отображало эпоху, что ли?

Самые красивые женщины были именно там и тогда. И одеты они были только в белые или чёрные платья! Украшали их белоснежные жемчужные колье, да и чистые бриллианты лучше смотрелись и сверкали в строгом цветовом окружении.

Как мне нравятся широкие плечи твидовых пиджаков и широченные брюки на героях американского кино того времени! Только так одетые мужчины могли рассчитывать на внимание тех прекрасных женщин, в белых и чёрных платьях. А какие были тогда автомобили! Какая музыка! И именно тогда, в самом своём пике и расцвете, жили на планете Земля Элвис и Мэрилин Монро.

Если бы была лазейка во времени, я хотел бы проникнуть, просочиться именно туда, в Америку, в те годы. Но я не хотел бы видеть эту эпоху реальной и цветной. Так что я готов оказаться там собакой. Да, кстати, в этом случае у меня было бы больше шансов подойти ближе, а то и быть поглаженным прекрасной ручкой какой-нибудь прекрасной американской женщины.

Возможно ли где-то в Америке найти, повстречать настоящих ковбоев? Позволят ли они посидеть с ними в их излюбленном баре, разрешат ли они угостить их пивом, выпьют ли со мной, угостят ли меня? Спросят ли о том, откуда я? Поймут ли, о чём идёт речь, когда я скажу, откуда я родом и откуда взялся?

Можно ли послушать с ними музыку кантри? Сыграют ли мне на банджо и на скрипке, споют ли? А главное, понравится ли мне всё это, если, конечно, ковбои существуют?

И есть ли в настоящей Америке индейцы, которые разговаривают с ветром, читают следы, разгадывают и ловят сны, изгоняют злых духов дымом, травинками и древними заклинаниями? Надевают ли они на себя украшения из перьев, не для туристов, а из каких-то своих, настоящих индейских смыслов, традиций и надобностей? Есть ли там такие индейцы, которые посмотрят на меня и сразу скажут, что я за человек?

Можно ли, хоть чуть-чуть, совсем слегка, прикоснуться или хотя бы найти следы того, о чём писал Фенимор Купер, а я читал мальчишкой и, безусловно, всему верил. Верил, и мне было хорошо и радостно оттого, что книга толстая, а я только начал её читать, что это только первый том большого собрания сочинений, что мир огромен, что в этом мире есть индейцы, приключения, что впереди у меня большая, бесконечно интересная жизнь.

Был у меня когда-то приятель по имени Боря, он, судя по всему, был чертовски талантливым математиком. Уехал он в Америку давно. Поэтому я говорю про него «был».

Возможно, он там стал настоящим профессором, солидным американцем. Наверняка, если бы ему удалось прочесть то, что я тут написал, посмеялся бы он надо мной. Посмеялся бы над моей наивностью. Он-то в Америке уже давно, он там, должно быть, свой. Хотя, возможно, он так и остался тем «ботаником» Борей, который живёт только среди своих цифр, расчётов и пересчётов. Во всяком случае, я помню его таким, такой он мне дорог, пусть он таким для меня и остаётся.

И я отчего-то хочу, чтобы всё то, из чего в основном для меня Америка состоит, то есть то, с чем я встречался, открывая очередную книгу американского писателя или начиная смотреть очередной американский фильм, осталось со мной неизменным.

Я же теперь понимаю, что, сегодняшний, я люблю не писателя Фенимора Купера, не его романы и его персонажей, не рассказы Джека Лондона… Я люблю то, что со мной происходило, когда я читал те романы и те рассказы.

Я люблю те свои фантазии, свои тревоги и страхи, свои наивные вопросы и ещё более наивные слова, которые я так хотел задать и сказать стране, название которой начинается на букву «А» и на «а» заканчивается. Которая, при этом, непонятно когда в моей жизни началась и непонятно когда и чем закончится. Которая никак в моём сознании не складывается просто в страну, просто в государство, состоящее из истории, географического, политического, экономического и прочего устройства, а также климата, часовых поясов, квадратных километров и в конце концов из самих соединённых штатов.

Просто я жизнь свою, оказывается, люблю, в которой, как выясняется, Америки было много. Люблю свою детскую фотографию в ковбойском костюме.

А почему всё-таки я до сих пор ни разу не побывал в Америке? Даже странно! Если разобраться, это же совсем не трудно. Самолёты летают, билеты продаются. А я вот пока ещё там ни разу не был. Почему?

Не знаю. Как-то не случилось. Когда был совсем молод, у меня на это не было денег. К тому же в молодости не без оснований казалось, что поездка в Америку – это поездка в один конец. А я как-то не был к такой поездке готов.

Потом был что-то всё время занят. Как-то было много дел. Причём таких дел, которые я сам считал важными и не хотел от них отвлекаться ни на что, и на Америку в том числе. Потом было много других дел, от которых бы я с удовольствием отвлёкся, но дела не отпускали. Потом… А что потом? Потом ещё что-то было. Всё время что-то да происходило. То было не до Америки, то были какие-то увлечения, то было вообще ни до чего. А ещё потом?.. А потом наступило «сейчас». И сейчас я говорю, что в Америке никогда не был. Хотя уже много лет Америка ощущается как то, что от меня никуда не уйдёт и никуда не денется.

Как много раз за эти годы мои знакомые, друзья, коллеги в Америке побывали. Какие-то туда съездили без особого желания, просто по работе или по родственным связям. Какие-то, наоборот, очень долго и сильно туда хотели, но съездили и страшно разочаровались. Другие на чём свет стоит ругали Америку и плевали в её сторону, но как-то попали туда и больше не вернулись. Ну а если они и приезжают в родные края на побывку, то говорят про Америку с восторгом, и уже с акцентом говорят.

То есть я не раз провожал знакомых мне людей в Соединённые Штаты, и каждый раз обязательно слышал шутливый вопрос: «Ну, что тебе привезти из Америки?».

Когда меня спрашивали об этом, в голове проносились целые вереницы разных вариантов ответа, но я так ни разу и не смог решить, что же можно попросить. Не ковбойскую же шляпу, в самом деле! А что? Остальное всё можно найти и у нас. Правда, говорят, что в Америке всё не такое, а иногда совсем не такое. Говорят, что там даже кола другого вкуса и что она там вкуснее. И жевательная резинка вкуснее и лучше. Ну так не тащить же её из-за этого через целый океан.

В общем, не был я пока в Америке ни разу. Не был по каким-то всё житейским и простым причинам. А точнее, никогда ни одной внятной и практической причины туда поехать у меня не было. Никто меня туда не звал. Никто меня там не ждёт. Нет у меня там никаких дел. Нет там ни у кого во мне никакой надобности.

Живу я себе, не разу не побывав в Америке, но с уверенностью в том, что если захочу, то всегда смогу съездить.

Но разве я не хочу?! Наверное, хочу. Тогда почему не еду? Чего боюсь?

Боюсь разочарований? Боюсь, что рухнет, разобьётся о конкретную и реальную Америку приятный и любимый литературно-киношный сложившийся годами миф? Или боюсь, что мне понравится конкретная и реальная Америка? Понравится, и это разрушит мою сложившуюся жизнь? Боюсь того, что захочу всё бросить и остаться там? Да нет. Не боюсь я этого. Точнее, не очень боюсь. А если миф разобьётся и рухнет сложившаяся жизнь, то чего же тогда они стоят?

А если не боюсь, то почему я не был там до сих пор? Не знаю!

Наверное, действительно чего-то боюсь. Вот только чего? К чему не готов? К чему?..