Наполеон - спаситель России

Буровский A.M.

Наполеон - спаситель России

Кто к нам с чем и зачем, тот от того и того.

Народная поговорка

Всем живым существам, погибшим в эпоху наполео­новских войн, за исключением тех, кто эти войны орга­низовывал, ПОСВЯЩАЕТСЯ.

Автор

ВВЕДЕНИЕ

«Шторм» XIXвека

У красноярского писателя Александра Бушкова в нескольких книгах есть интересная идея. Миры, соз­данные его фантазией, порождены эпохами «хаоса»[1] или «шторма»[2]. «Хаос», «шторм» и «вьюга» - цепь катастроф, войн, революций, стихийных бедствий, которые полно­стью хоронят старый мир. После этого «шторма» жизнь уже никогда не будет такой, как прежде.

Иногда гениям удается очень точно выразить то, что не удается специалистам. В истории хорошо видны «штормы» и «вьюги», знаменующие гибель одних обществ и начало других.

Один из «штормов» предки назвали почти по Бушкову: «смутой». Смутным временем.

«Штормом» или «вьюгой» был период с 1914 по 1945 год. 31 год сплошных революций, войн и гражданских войн, со­вершенно изменивших мир.

Период 1789-1815 гг. был таким же «штормом». 26 лет между Французской революцией и вступлением союзных войск в Париж не было мира в Европе.

Революция 1789 года плеснула кипятком в соседние го­сударства: чтобы всем народам Европы принести неслы­ханное счастье «свободы, равенства и братства».

Соседи оскалились железом, поклялись не допускать ре­волюционной пропаганды в свои государства. Они готови­лись к войне, но сами войны не начинали. Войну начала укушенная революцией Франция. 20 апреля 1792 г. Франция объявила войну Австрии: Австрийская империя принимала у себя бежавших из Франции аристократов, придвинула войска к границам Франции, официальные лица Австрии и Пруссии делали высказывания, обидные для «революцион­ного народа». С этого началась череда войн, сотрясавших Европу добрых 23 года, до 1815-го. Это была череда бес­прерывных войн Франции со всей остальной Европой.

Революция революцией, но помимо них шел спор ев­ропейских государств о главенстве. Франция как начала войны, так и продолжала их независимо от политического строя. В этой несчастной стране калейдоскопически меня­лись «руководящие идеи» и границы. Жуткой химерой мель­кнуло причудливое государство якобинцев, унося с собой миллионы жизней и судеб. После них безумный разрыв с собственной историей сменился опорой на национальные ценности. Скороспелая республика плавно перетекла в им­перию. Это была уже совсем другая монархия: не тысяче­летняя империя династии Бурбонов, а совершенно новая империя, под скипетром новой династии.

Но Франция продолжала воевать и на короткий миг стала сильнейшим государством Европы.

В других государствах тоже вспыхивали восстания и революции, менялся политический строй и границы. Россия все время балансировала на грани колоссальных политических перемен. Но все эти 23 года одно оставалось неизменным: то вспыхивали, то на время останавливались ожесточенные войны. С чем мы имеем дело: со множеством разных войн? Или с одной войной, которая то вспыхивает, то затихает?

По масштабам событий войны 1792-1815 годов — на­стоящая мировая война. 23 года длились эти страшные со­бытия. В походах и сражениях приняли участие до 15 млн человеческих существ. Войны унесли не менее 4 млн чело­веческих жизней.

Войны изменили лицо Европы. Решая судьбы мира в Ве­не осенью 1815 года победители изо всех сил пытались вернуться к тому, что провалилось навек в 1789-й. Не верну­лись. Мир после 1815 года был совершенно не похож на мир не только середины, но даже самого конца 18-го столетия.

Во-первых, Наполеоновские войны окончательно по­хоронили европейский феодализм. Можно было быть за Наполеона или против, но во всех странах Европы вводил­ся «Кодекс Наполеона», и приходилось разрешать частное предпринимательство, ограничивая права государства и аристократии.

Во-вторых, изменилась сама концепция государства. Франция провозгласила себя империей... Но одновременно провозгласила себя и национальным государством францу­зов. Такая «последовательность» характерна для всех рево­люций. Но в XIX веке и правда развалилась Австрийская им­перия, на «зато» объединились Италия и Германия. Германия, правда, не успела объединиться, как тоже объявила себя империей... Гм...

Во всяком случае, идея национального государства выле­тела, как джинн из бутылки, и стала важным фактором поли­тики. Что только во имя этой идеи не творили! После Первой мировой Европа окончательно состоит из так называемых национальных государств, и это вовсе не так замечательно, как принято полагать.

В-третьих, XIX век состоялся как век сплошных револю­ций. Франции мало было 1789 г. В ней революции гремели и в 1831, и в 1848, и в 1871 -м, не считая множества переворотов и бунтов, «не дотянувших» до революций. За тот же XIX век в Италии произошли 2 революции, в Испании — 4, в Герма­нии — 3, в Австрии — 2, в Латинской Америке — несчетно.

А были ведь и национальные революции, за освобожде­ние от имперского государства. Поляки стремились изба­виться от трех разделивших Польшу империй. Чехи, слова­ки, карпатороссы, словенцы, сербы и хорваты хотели вый­ти из Австрийской, позже из Австро-Венгерской империи. На Балканах спешно строились национальные государства и кровь лилась рекой. Ирландцы стремились освободиться от Британии. Баски — от Испании. Норвегия — от Швеции и Дании.

Полное впечатление, что мир посмотрел на Францию как на лидера в делах революций... И взял с нее не очень хоро­ший пример.

Что самое удивительное — все эти события прочно связа­ны с именем одного человека: Наполеона Бонапарта. Эпоху 1914-1945 годов никому не приходит в голову назвать «пе­риодом гитлеровских войн». Наполеону «повезло» намного больше.

Баллада о Наполеоне

Кто сейчас помнит, почему французские войска в 1792 году вошли именно в Италию? Кто, кроме профессиональных историков, правильно назовет причины континен­тальной блокады? Кто такие маршал Блюхер, герцог Вел­лингтон или адмирал Нельсон? Все эти факты мало интерес­ны, имена полузабыты. Все меньше людей на земле помнят таких героев, как Фигнер или Денис Давыдов.

А вот Наполеон!!! Благодаря распространению грамот­ности, а еще в большей степени кино, сегодня о нем знают даже больше людей, чем знали в 1815 году.

Трудно найти человека, о котором больше говорили бы и при жизни, и после смерти. Знаменитый коньяк «Наполе­он»... Торт «Наполеон». Сорт чая «Наполеон». Ночные клубы «Наполеон». Благодаря торту и коньяку даже китаец или ин­деец кечуа из Южной Америки получает представление о Наполеоне.

Наполеон — это «бренд», за прикосновение к которому платят громадные деньги.

Письмо Наполеона Бонапарта его будущей жене Жозе­фине де Богарне, ушло с молотка на лондонском аукционе Christie's за 557 тысяч долларов (276 тысяч фунтов стер­лингов).

Зуб Наполеона Бонапарта был продан с аукциона за 22 тысячи 600 долларов США.

Настоящее письмо или подделка? Не знаю. Подлинность зуба вызывает еще больше сомнений. Не зря же появился злой анекдот:

— Это череп Наполеона.

— А этот, маленький череп? Рядом с большим?

— А это череп Наполеона, когда он был еще мальчиком.

Классический вид помешательства — объявить себя На­полеоном. Надеть на голову сделанную из газеты треуголку и объявить свой пиджак «серым походным сюртуком». И го­тово — к вашим услугам обитая войлоком палата, в которой раньше сидел «прокурор» или «головка сыра».

Культ Наполеона буквально пережил века.

Сама эпоха получила название по имени Наполеона. Напо­леоновские войны, эпоха Наполеона — понятия, известные не одним историкам. Историки спорят, считать ли итальянскую кампанию (1796-1797) и египетскую экспедицию (1798-1799) первыми «наполеоновскими войнами» или последними «революционными войнами». С одной стороны, тогда Напо­леон еще не был императором... С другой стороны, он уже командовал. С третьей — французская армия еще несла идеа­лы революции... С четвертой стороны, в Египет она уж точ­но ничего не несла, кроме штыков... Историки находят даже «с двадцатой стороны», обсуждая эту важнейшую проблему. Если даже Наполеоновские войны начинаются «только» с 1800 года, когда Наполеон стал первым консулом и импе­ратором, все равно они логически продолжают «революци­онные войны».

Мифология

Было бы по меньшей мере странно, если бы страш­ная и славная эпоха не создавала своих мифов. Было бы еще более странно, если бы и впоследствии о Наполеоновских войнах не ходило бы невероятного количества самых фан­тастических мифов.

Самый распространенный и самый простой из них: «в 1812 году французы воевали с русскими». Готово, уже чистой воды мифология. В Великой армии Наполеона фран­цузами были самое большее 50%. А называют и другие циф­ры — вплоть до 30%. Армия Российской империи состояла не из этнических русских, а из всех подданных империи. Изве­стен случай, когда Кутузова спросили: отпевать ли убитого татарина вместе с православными? С одной стороны, дикое кощунство. С другой — муллы поблизости нет, а могила уже выкопана, армия на марше, и если отнести в сторону труп мусульманина, солдат Российской армии так и сойдет в эту могилу без благоуханного дыма молитвы. Кутузов подумал и велел: «Отпевать!» Отпевать вместе со всеми.

Какие уж тут национальные разборки русских с фран­цузами.

Еще один миф — массового героизма русского народа. Как появилась на границах армия Наполеона — так русские толпами кинулись спасать Отечество от супостата. Этот миф как-то слишком многого не объясняет — например, от­куда в Великой армии Наполеона взялся Русский корпус аж из 8 тысяч человек. Не объясняет он и почему многих под­данных России, воевавших у Наполеона, потом довольно легко прощали. Хотя бы кавалера ордена почетного легиона, капитана Великой армии Яна Тадеуша (Фаддея Венедикто­вича) Булгарина.

Как принято говорить в таких случаях, «все было слож­нее». И намного сложнее, чем в мифе.

Среди всего прочего считается, что Наполеон очень хо­тел погубить Россию. Ну, очень хотел, да не смог! Сил не хва­тило, массовый героизм русских помешал, гений Кутузова оказался выше наполеоновского... Даже русские холода на­зывают в числе погубителей Наполеона. Так же точно иным хватает совести называть «генерала Зиму» как главную силу, остановившую вермахт в 1941 году под Москвой. Наполеон непременно погубил бы ненавистную Россию, да тут, пони­маешь, морозы.

Реальность же в том, что никаких сильных чувств к Рос­сии Наполеон никогда не питал. Останься Российская им­перия его союзником, совсем было бы хорошо. Пришлось воевать — он и воевал, причем пока не стал проигрывать, воевал без особенной злости.

Еще реальность в том, что Наполеон не погубил Россию. Он даже не нанес России существенного вреда. Фактиче­ски Наполеон спас Россию. Может быть, и не хотел. Скорее всего, не ждал такого результата. Но что спас — это факт, тут ничего не поделать. Потому что в этот период истории для Российской империи была опасна в основном одна страна — она сама. Внешний враг мог погубить ее, расколов русское общество. А мог спасти, заставив россиян сплотиться про­тив внешнего врага.

Судя по месту, которое занимает Наполеон и наполео­новская эпоха в национальных мифах русского народа, На­полеону это блестяще удалось! Он сумел сделаться страш­ной «букой». Русские пугали друг друга этой «букой» больше ста лет.

Почему Наполеон сыграл в истории именно такую роль, а не другую? Почему он не решился до конца быть «освобо­дителем» народов империи, в том числе русских? Почему он оказался для русских узурпатором худшим, чем любой свой правитель? Об этом и книга. А чтобы это правильно понять, придется начать издалека — с событий, породивших и само­го Наполеона.

Часть I

БЕЗДНА,

ПОРОДИВШАЯ НАПОЛЕОНА

Диктатура толпы всегда готовит диктатуру сабли.

А. Ривароль

Глава 1.

КОШМАР ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Революция — это когда несколько тысяч болтунов спу­стили с цепи несколько миллионов дикарей.

Лорд Кларендон

Революция или гражданская война?

Что называется революциями? Революция — это на­сильственное решение вопроса о власти. Но, во-первых, революция — событие достаточно короткое. Революция, которая длится пять лет, с июня 1789, по июль 1974 г. — это уже не революция, а полноценная гражданская война! Ведь гражданская война — не что иное, как затянувшаяся революция. Революция, в ходе которой никакая сила не смогла быстро победить.

Наша Гражданская война длилась меньше. Формально она началась на рубеже 1917/18 года и завершилась осе­нью 1920-го. Фактически, конечно, боевые действия шли до конца 1921 года, а в Сибири — и до 1924 года. Но это — на периферии колоссальной страны. И вообще за граждан­скими войнами всегда тянется длиннющий «хвост». Никакая победившая сила никогда не сможет ни перебить до по­следнего человека, ни «перевоспитать» своих врагов. Граж­данские войны, затухая, тянутся десятилетиями.

Французская революция тоже не кончилась в 1794 году. Переворот 9 термидора (27 июля) 1794 года вроде бы по­ложил конец революции. Но за пределами Франции жило несколько сотен тысяч политических эмигрантов, и они жаждали реванша. В самой Франции жили и сторонники феодализма, и сторонники всевозможных, всегда разных «революционных» идей. Пока шли войны, а полиция оста­валась эффективной, они не могли воевать.

Но как только победители Наполеона, союзные войска, входят во Францию в 1814 году, всю страну охватывают вспышки насилия французов друг над другом. Это вовсе не какая-то страшная тайна, не какое-то новое знание. Стоит взять любую книгу об этой эпохе. Например, де­тективную классику, «Граф Монте-Кристо». За что попал в тюрьму главный герой романа Эдмон Дантес? За то, что привез письмо Наполеону на остров Эльба. А письмо-то послано заговорщиками, намеренными снова посадить его на престол.

И потом в романе много раз описываются политические убийства, восстания и выступления уже в 1820-е годы: шлейф «революции», который продолжает тянуться за ней и после стабилизации власти.

У нас было точно так же. Последние повстанцы, казаки и крестьяне, разбиты красными только в 1929 году. Бас­мачи воевали до 1934 года. В начале 1930-х коллективиза­ция заставила говорить о «второй гражданской». Война с Белой армией на территории других стран велась факти­чески до начала Второй мировой войны. В ходе этих дей­ствий белые взрывали партийный клуб на Мойке в Петер­бурге, красные отравили барона Врангеля, захватывали в Париже лидеров белого движения Кутепова и Миллера. Шла стрельба, рвалась взрывчатка, лилась кровь.

Вторая мировая, помимо прочего, стала Гражданской войной для всех народов Европы — и для всех народов Советского Союза тоже. Уже через 23 года после начала Гражданской в 1918 году.

9 мая 1945 году армия А. А. Власова освободила Прагу. 12 мая американские офицеры сообщили, что все чешские территории передаются Советам и что РОА не будет по­зволено войти в американскую зону оккупации. 12-14 мая шло массовое неорганизованное бегство людей; американ­цы доносили, что «белые русские» бегут от Красной Армии, «как звери». Руководство армии приказало открыть огонь по спасающимся русским, велело «задержать всех белых русских и выдать их Красной Армии». Спаслись буквально единицы, большая часть «белых русских» была уничтожена «красными русскими» — американцы и чехи только помо­гали победителям в Гражданской войне. Было это через 27 лет после 1918 года.

Но и у французов было точно так же! Войны 1800-1815 годов были для них гражданскими, потому что французы воевали друг с другом в составе и наполеонов­ских войск и войск антинаполеоновской коалиции. Это кончилось только в 1815-м, через 26 лет после начала Французской революции 1789-1794 гг. Даже цифры почти совпадают: 27 и 26 лет.

У французов даже тянулось дольше, чем у нас. В СССР, конечно, до середины 1950-х шло сопротивление бандеровцев и «лесных братьев» в Прибалтике, НКВД проводило операции против Народно-трудового союза в Германии до 1959 года (41 год от 1918-го).

Но во Франции вся череда революций вплоть до Па­рижской коммуны 1871 г. прямо взывали к памяти 1789-го и 1793 годов! Взрыв Французской революции детониро­вал через 82 года, через 3 поколения. Так что французы нас покруче будут.

И конечно же, события 1789-1794 следует считать гражданской войной. Раз принято говорить «революция» — будем придерживаться общепринятой традиции. Но будем иметь в виду: в мае 1789 года в Королевстве Франция на­чалась гражданская война.

Одно событие или несколько?

Революция — это свержение старой власти и уста­новление новой. Вот только цели рвущихся к власти могут быть самые разные. Марксисты всегда уверяли, что при революции старый строй всегда реакционный. В госу­дарстве же созрел новый общественный строй, который старая власть не желает признавать и учитывать. Чтобы двигаться дальше, нужно изменить законы — те правила игры, по которым живет государство. Если власть отказы­вается это сделать сама, созревает революционная ситуация. Правящий класс не хочет подобру отдавать власть, и потому надо силой захватить эту власть.

В таком государстве возник новый общественный класс, который уже имеет влияние и распоряжается собствен­ностью. Но власть его не признает, и этот слой не может прийти к власти законным путем. Новый класс стремится прийти к власти, чтобы изменить общественный строй, сменить реакционные правила игры прогрессивными.

Скажем сразу — не марксисты это все придумали. Тако­во было мнение всей или почти всей европейской интелли­генции. Новое — хорошо, старое — плохо. Революция — не­что увлекательное, романтичное и полезное.

Столкнувшись с мрачными и грязными реалиями рево­люции, довольно большая часть русской интеллигенции уже в мае 1917 года вполне искренне пришли к выводу: революция какая-то ненастоящая. «Правильная рево­люция» — это весело, романтично и ведет к немедленным историческим свершениям. Та, что происходила на самом деле, «почему-то» оборачивалась пьяной расхристанной матросней, лужами крови и трупами на улицах, самогоном и чудовищной грубостью. Без видимого результата.

Но эти «разочарования» еще независимы от целей рево­люции. Смена реакционного строя прогрессивным всегда сопровождается развалом городского хозяйства, а соот­ветственно, кострами на улицах, падением порядка, а по­тому пьяной расхристанной сволочью с винтовками в дав­но не мытых лапах, развалом экономики и потому голодом и холодом.

Но самое главное — даже ценой одичания и жестокости, насилия и смертей далеко не всегда удается сделать хоть что-то «прогрессивное».

По крайней мере в двух случаях революция исходно делается вовсе не для смены «реакционного» строя «про­грессивным».

Иногда революция ведется не для того, чтобы сменить экономический и общественный строй. Ее цель — приве­сти к власти представителей другой нации. Венгерская революция 1848 года вовсе не собирались заменять фео­дализм капитализмом. Венгры хотели создать независимое Венгерское государство, в котором «титульными» были бы венгерский язык и культура. Они почти добились своего, отделились от Австрийской империи и тут же начали во­евать со словаками и поляками, чтобы не дать им сделать свои национальные революции и отделиться от Венгрии.

Итальянские «карбонарии» тоже стремились создать единое Итальянское государство. Сицилийцев и корси­канцев из этого государства они не отпускали, а полити­ческий строй в Италии остался самый что ни на есть «ре­акционный».

Уже в XX веке Ирландия отделилась от Британской империи. И в этом случае Ирландия осталась диковатым «реакционным» государством, в котором пережитки фео­дализма были намного сильнее, чем в Англии.

Второй случай — когда революционеры захватывают власть вовсе не для того, чтобы творить шаги прогрес­са. И даже вообще не из каких-то экономических или рационально-политических соображений. Революционе­ры могут брать власть для того, чтобы воплотить в жизнь придуманную ими утопию.

Такие были уже в эпоху Английской революции 1649 го­да. Проходила она под религиозными лозунгами, и были среди них довольно причудливые. Например, адамиты. Адам ведь, «как известно», ходил голый, никакой собствен­ности не имел и не работал, а Господь Бог его питал. По­этому адамиты самым натуральным образом носились по Англии голые, не имели домов, собственности и работы. Было их не так уж мало — около тысячи, при населении всей Англии в эту эпоху не более 5 млн человек. Все ада­миты не пережили зимы 1649/50 года... Именно эти уто­писты были опасны в основном для самих себя. Хотя по рассказам современников, у многих адамитов были дети. Их они тоже водили с собой голыми и голодными. Все дети адамитов умерли вместе с родителями.

В 1979 году в Иране произошла Исламская революция. Велась она под лозунгами отказа от выдумок европейцев, в том числе светского образования, возвращения к зако­нам шариата и неукоснительного требования исполнять все законы Корана. Эта революция была так откровенно «реакционной», что в СССР многие обалдели: как же так?! Романтические представления интеллигентов вступили в самые жестокие противоречия с реальностью. Шли ту­манные рассуждения о том, что в Иране происходит не ре­волюция, а контрреволюция, или споры о том, почему эта революция «неправильная».

А ведь утопическая идея вовсе не обязательно должна быть религиозной. В коммунистической идее много рели­гиозных черт, но она не связана ни с христианством, ни с исламом.

Во время Французской революции 1789-1794 годов были такие «бешеные». Тоже немало, несколько тысяч ак­тивных фанатиков. Они пользовались довольно большой популярностью, некоторые восстания 1793 года органи­зованы именно ими.

Программы «бешеных» очень различны, но если не вни­кать в детали, очень просты: все поделить. Они и способ знали: отменить деньги, а всю собственность — поровну. Работал ты или нет — неважно, главное — поровну. Землю тоже поровну, по едокам или по числу рабочих рук. Неко­торые из «бешеных» и жен предлагали делить. А то ведь не­справедливость получается: у кого-то баба есть, а у кого-то нет... Собственность на женщин — отменить!

Карл Маркс откровенно писал, что «...Французская ре­волюция вызвала к жизни идеи, которые выводят за пре­делы идей всего старого миропорядка... Революционное движение, которое началось в 1789 г. ...в середине своего пути имело своими главными представителями Леклерка и Ру и наконец потерпело на время поражение вместе с заговором Бабефа - движение это вызвало к жизни ком­мунистическую идею»[3].

Эта идея ярко вспыхнет во время Парижской комму­ны 1871 года, ее начнут воплощать коммунисты в России 1918 года. И идеи «все поделить», и отмены денег, и даже обобществления женщин.

Правда, в масштабах всей России коммунисты побоя­лись издавать очередной Декрет про упразднение семей: ждали всенародного восстания. Декрет был готов, но Ленин его не подписывал. Решили провести эксперимент: ввести «обобществление женщин» в меньших масштабах. Во Вла­димире и Саратове издали Декреты местных, губернских советов народных комиссаров.

В Декрете Саратовского губернского СНК «Об отме­не частного владения женщинами» четко писалось: «За­конный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно является продуктом того социального нера­венства, которое должно быть с корнем вырвано в Со­ветской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с про­летариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуазии, им­периалистов, и такой собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Потому Саратовский губернский совет народных комис­саров с одобрения Исполнительного комитета Губернско­го совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, постановил:

1.  С 1 января 1918 года отменяется право постоянного пользования женщинами, достигшими 17 лет и до 32 лет.

2.  Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых и более детей.

3.   За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой.

4.  Все женщины, которые подходят под настоящий де­крет, изымаются из частного владения и объявляются до­стоянием всего трудового класса.

5.  Распределение отчужденных женщин предоставля­ется Совету рабочих, солдатских и крестьянских депута­тов, уездными и сельскими по принадлежности.

6.  Граждане мужчины имеют право пользоваться жен­щиной не чаще четырех раз в неделю, в течение не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже»[4].

Даже этот эксперимент не слишком удался: только не­сколько десятков бабенок согласились «национализироваться». Современники и особенно современницы называ­ли их словами, для печати не слишком пригодными.

А несколько тысяч жителей Саратова вместе с женами и дочерьми переехали или в Тамбов, который управлял­ся Временным исполнительным комитетом и городской управой, или в Область войска Донского. Ленин же тогда Декрета для всей страны не стал подписывать. Сказал, что Декрет этот преждевременный и на данном этапе револю­ции может сослужить плохую службу. Так сказать, отло­жим на потом.

Что «прогрессивного» содержится в групповушке такого рода, я не в силах понять. Но на примере и этого, и множе­ства других подобных декретов хорошо видно, как захва­тившие власть революционеры навязывают свою утопию всему остальному населению страны.

Много утопических лозунгов было уже в Английской революции 1649 года. Во Французской революции 1789-1974 годов утописты быстро оттеснили прагматиков и на­чали строить во Франции свою утопию: райскую жизнь без денег и торговли, аристократии и христианства, соз­дав новый календарь и попытавшись начать историю с чи­стого листа.

Французская революция выдвинула идею «суверените­та нации». Нация раскололась на «роялистов», то есть «королистов», сторонников монархии (и вместе с ней — всей политической традиции), и «патриотов», то есть сторонни­ков «суверенитета нации», республики, разрыва с тради­циями.

По мнению «патриотов», нация имеет право выбирать собственное правительство. Некоторая сложность со­стояла в том, чтобы определить границы этого самого «суверенитета». Стоило провозгласить, что люди име­ют право сами выбирать себе правительство, раз они нация — и тут же нациями стали объявлять себя корси­канцы, бургундцы, лангедокцы. Они себя давно считали подданными французского короля, но вовсе не считали французами.

Франция и без заморских владений была империей. В конце XVIII века из 28 млн подданных французского короля почти половина, 12 миллионов человек, не говорили, или говорили с трудом по-французски. Наряду с француз­ским существовало около трех десятков «диалектов».