— Ура! — закричал он и с казаками бросился на поляков. Часть, бывшая по эту сторону реки, убежала за мост и загородила его, а остальные встретили казаков залпом. Но залп не остановил атаманцев. Они доскакали до реки, и так как переправиться через нее было нельзя — лошади вязли в болоте, то по команде своего офицера соскочили с лошадей и рассыпались цепью по реке. Двадцать ружей застучали в лесу.
— Запрягать и стрелять! — кричал какой-то толстый человек в желтой охотничьей куртке, ходивший среди повстанцев, должно быть, их начальник, но его не слушали. Несмотря на то, что казаков было в десять раз меньше, поляки бросили порох, оружие и повозки и бежали в лес. Корнет Греков продолжал следить за ними, обстреливая их огнем.
Между тем из лесу показались наши гренадеры. Они рассыпались в цепь, с казаками перешли по мосту на ту сторону и бросились в самую чащу леса за поляками. Они бы их всех повыбили, но страшный треск сзади цепи отвлек Кожухова от атаки. Мост был подпилен поляками, и, когда по нему пошел наш обоз, он рухнул. Да и пехота устала. Она прошла в этот день 43 версты.
Штабс-капитан Кожухов решил отойти к Свенцянам. У него было 3 пленных, захваченных казаками. Кругом, по показанию поляков, бродило два полка мятежников: Жарковского и Масловского. Ночевать в лесу было небезопасно. 7-го пришли в Свенцяны, а 8-го 15 казаков того же взвода корнета Грекова с тремя ротами Лейб-Гренадер и 60 казаками-уральцами опять пошли на то же место.
Поляки устроили здесь укрепленный лагерь. Начальник отряда граф Шувалов, видя, что нельзя сражаться на коне, приказал казакам стать в цепь и приготовиться к действию пешком. Огонь был так силен, что почти все пики были перебиты пулями. Вместе с пехотой казаки бросились на штурм окопов и взяли их. При этом казак Крючков был тяжело ранен. Мятежники были рассеяны. Простояв несколько дней в лесу, высылая разъезды по окрестностям и убедившись, что мятежники удалились из него, граф Шувалов вернулся к Свенцянам. Корнету Грекову за дело у Свенцяны был пожалован орден св. Анны 4 степени «За храбрость».
Это была первая награда в нашем дивизионе, вскоре почти все офицеры его украсились крестами. Случай отличиться нашим казакам выпал 11 мая в Бельбежских лесах и 31 мая у дер. Баяны.
2-й эскадрон нашего полка под командой ротмистра Крюкова и полуэскадрон 1-го эскадрона уже две недели бродил в окрестностях Ковны, делая иногда в день более ста верст по лесам, и нигде не находил мятежных шаек. А между тем жители показывали, что еще недавно здесь ходили польские отряды, насильно брали жителей в рекруты, забирали провиант и припасы.
Ночь с 10 на 11-е мая ротмистр Крюков с полуэскадроном 1-го эскадрона и полуэскадроном 2-го проводил в деревне Пошлованты, в самой глуши Бельбежского леса. В 5 часов утра приехал из разъезда наш казак Артемов и доложил, что он видел, как в лесу через дорогу перебежало человек 50 мятежников. Сейчас же произведена была эскадрону тревога. Один казак поехал с Донесением в отряд подполковника Маноцкова, состоявший из 1 эскадрона Лейб-Гвардии Драгунского полка, 2 1/2 рот Капорского пехотного полка и 2-х орудий казачьей артиллерии.
Быстро собрались атаманцы по тревоге и полным карьером поскакали за ротмистром Крюковым по лесной дороге. Мятежники, услыхав топот лошадей, разбежались по лесу. Но это не остановило казаков.
— Врознь — марш! — раздалась команда, и вихрем разлетелись казаки по лесу.
Каждый знал, что ему надо делать. Каждый помнил последний приказ графа Муравьева, который приказывал не щадить бунтовщиков. Вынули казаки ружья из чехлов и где пешком, где с коня стали бить убегавших поляков.
Часть поляков села в четыре фурманки, запряженные где парой, а где тройкой лошадей, и уходила по дороге. Но казаки догнали их и забрали вместе с повозками в плен.
Эскадрон развернул лаву и оцепил ею лес верст на пятнадцать. Ротмистр Крюков, оставив казаков в лесу, поскакал назад и просил прислать пехоту, чтобы углубиться с нею в лес и разыскать раненых и убитых. Прибежала первая стрелковая рота Капорского полка. Она вошла в лес и стала собирать раненых и убитых мятежников. Один из раненых показал, что главные силы мятежников находятся верстах в 30-ти сзади места боя.
Начальник отряда решил идти на указываемое место с проводником. Ротмистр Крюков командировал ротмистра Кушнарева и корнета Туроверова с полуэскадроном в правый отряд.
— С Богом! Рысью — марш! — и полуэскадрон отделился вперед. Шли полной, крупной полевой рысью. День настал вполне; было жарко. В лесу пахло мохом и смолой. Боковые разъезды и дозоры, или, как их тогда называли, пикеты и фланкеры, с трудом продирались сквозь лесную чащу. Шли больше двух часов, а мятежников не было видно.
Неужели опять впустую!
Наконец казаки взвода корнета Туроверова притащили какого-то мужичонка. Ощипанный, оборванный, в лаптях, по-русски не говорит. Но, видно, понял, что ищут «ляхов». Показывает вперед. Посадили его за бедра и поехали, куда он указывал. Действительно, вскоре нашли их лагерь. На поляне стояли шалаши из хвороста, трава была потоптана, конский навоз был свеж. Видно, только что сошли с места ночлега. Казаки зажгли лагерь. Тем временем подоспели и ротмистр Крюков, за ним шли драгуны, и на повозках, отбитых у поляков, катила пехота с артиллерией.
Корнет Туроверов проехал по тропинке шагов шесть-десять от места ночлега, как вдруг раздались кругом залпы мятежников — это была засада. На выстрелы выбежали Капорцы и рассыпали по лесу цепь. Началась перестрелка. По выстрелам видно было, что тут много поляков. Лес в этом месте был порублен и из поваленных деревьев устроены засеки и завалы.
Начальник отряда оставил 10 казаков с корнетом Черновым при орудиях, а ротмистру Крюкову предложил атаковать мятежников.
Казаки собрались в лесу, подтянулись…
— Пики к атаке! — отчетливо раздалась команда Крюкова. — С места — марш — марш!
И, несмотря на болото, на пни, на завалы, на усталость после тридцати верст, сделанных полною рысью, во весь опор вылетели атаманцы и опрокинули мятежников. Они бежали в густой лес, окружавший порубленное место.
Казаки были распределены на маленькие партии по 8-10 человек и кинулись в самую гущу леса…
Темнело. Пехота зажгла костры, драгуны расседлали коней, артиллерия расположилась наготове. Солдаты варили обед и ужин, грелись у костров, устраивали палатки и шалаши из ветвей и шинелей.
Одни казаки не отдыхали. Они возвращались поодиночке, по два позднею ночью. Два казака наших, Бударин и Михин, уже в темноте вдвоем напали на 10 поляков, троих убили, а двух забрали в плен. Унтер-офицеры Юганов и Зенин с восемью казаками нагнали шайку в 26 человек, восемь положили на месте, 1 тяжело ранили и четверых забрали в плен.
До утра в лесу раздавались выстрелы, слышались стоны и крики о пощаде.
Наш эскадрон забрал у поляков в этот день: 12 пленных, 13 кос, 1 пику, 14 ружей, 2 штуцера, 6 повозок и 17 лошадей.
Но нелегко далась победа атаманцам. Лошади, не кормленные больше суток, все время бывшие в движении, были доведены до крайней усталости. 6 лошадей было совершенно загнано и уже более не годились к службе.
За это дело ротмистр Крюков был произведен в подполковники, а корнеты Туроверов и Чернов получили ордена св. Анны 4-й степени за храбрость.
После боя в Бельбежском лесу прошло еще 20 дней в тяжелых разъездах, поисках и арестах подозрительных людей, но крупных шаек открыто не было.
30 мая в квартиру командира нашего 1-го дивизиона подполковника Курникова явился жид. За несколько червонцев он обещал указать, где собрались мятежники.
— Ну говори, чертов сын! Да смотри, коли надуешь!
— И, как зе мозно! Ваше сиятельство… Разве Ицка вас смеет обмануть. Там, в лесу за дер. Кемпы, может быть, ваше сиятельство знают?..
Все равно… Врет жид или не врет, а поехать надо. Давно не было поимок, а за это начальство не похвалит, еще скажут, что казаки ленивы искать.
Вечером поседлали и в половина одиннадцатого ночи тронулись. Впереди пошли 2 взвода 2-го эскадрона атаманцев, сзади 2 роты Капорского пехотного полка.
Ночь была светлая. Казаки выдвинулись рысью вперед и пошли через поля по направлению к лесу. Вдали показались темные постройки мызы графа Тышкевича Баяны… Видны плетни, деревья, дальше чернеет густой Баянский лес. Только что наша колонна вытянулась темной лентой по дороге, как от построек мызы отделился всадник и поскакал к лесу через деревню. Передовой атаманец повернул и поехал доложить начальнику отряда.
— Что там такое!? — проговорил Курнаков. — Подполковник Крюков, узнайте.
— Строй лаву! — скомандовал Крюков своему полуэскадрону и пошел рысью на лес.
— Трра-та-тах! Тах-тах! — прогремел залп из леса, и унтер-офицер Бугураев, тяжело раненный пулей, упал с лошади.
Вот оно что! Мятежники в лесу.
Но что делать!? Лес густой и болотистый, атаковать на конях невозможно. Но и медлить нельзя. Мятежники уйдут, а их приказано забирать во что бы то ни стало.
— Охотники — слезай!..
И Крюков, соскочив с лошади, пешком побежал навстречу выстрелам. За ним с ружьями наперевес побежали и казаки…
Началось лесное дело у мызы Баяны.
Не прошло и получаса, как прибежали роты Капорского пехотного полка и заменили собою казачьих стрелков.
Атаманцы собрались сзади пехоты, часть осталась для прикрытия обоза и раненого, а остальные рассеялись по дорогам и опушкам для преследования отступавших поляков. Поручик Денисов и корнет Чернов зорко следили с опушек и доносили о передвижениях мятежных шаек подполковнику Курнакову, и Курнаков посылал согласно их указаний пехоту для уничтожения поляков.
Казаки отбили одного пленного и вместе с пехотой убили более 50 человек и совершенно рассеяли эту шайку, бывшую под начальством ксендза Нарвойш.
Бой кончился под утро.
За это дело подполковник Курнаков, командовавший всем отрядом, получил орден св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, подполковник Крюков — св. Станислава 2-й степени с мечами и поручик Денисов — св. Станислава 3-й степени.
Наступило лето. Из России пришли в Царство Польское новые полки, и по всем городам, селам и деревням организована была сельская стража. 11-го и 12-го августа к нашему 1-му дивизиону прибыл с Дона 2-й дивизион и остался в Вильно для несения разъездной службы. Отдельные отряды все реже и реже стали уходить в поиски. Люди, волновавшие народ, были пойманы и казнены, всюду стояли войска, защищавшие жителей от исполнения угроз. Польский край был умиротворен. С конца августа гвардия начала возвращаться в Петербург.
Наши дивизионы в сентябре погрузились на железную дорогу. Один пошел в Петербург, другой тронулся на Дон, на льготу.
Атаманы в делах по усмирению польских мятежников показали себя достойными отцов и дедов своих. Не щадя жизни преследовали они врагов внутренних, проходили в день по лесам и болотам по сто и более верст. Разъезды и дозоры всегда были внимательны и не забывали доносить начальникам о том, что они видят. Потому и пехота всегда успевала вовремя подкрепить казаков.
1-и и 2-й наши дивизионы поголовно украсились медалями «За усмирение Польского мятежа».
ГЛАВА XXIV. Служба казаков в Петербурге
Жизнь в Атаманском полку со времени перехода одного дивизиона в С.-Петербург текла полная трудов и блестящей представительной службы во дворце и на парадах. Дивизионы атаманцев, лейб-казаков и уральцев составляли гвардейский Сводно-Казачий полк. Число рядов во взводах полагалось по 20-ти.
На службу в гвардию выбирались лучшие люди из станиц, высокого роста, красивые, видные. Отслужив три года в армии и шесть лет в льготных дивизионах, они, уже отрастивши себе форменные бакенбарды, все под одно лицо приходили в Петербург. Шли целым дивизионом по железной дороге вместе с офицерами.
С 1868 г. очередной дивизион собирался на ученье не в июле, а в июне и занимался 10 дней на участке подле станицы Урюпинской. Отсюда его везли по железной дороге в Нижний Новгород на ярмарку, где он до закрытия торга нес полицейско-разъездную службу, а затем дивизион переезжал в Петербург и сменял отслуживших три года казаков.
Неочередной дивизион отбывал службу при слободе Тарасовке, хуторе Ольховый Рог и слободе Покровской (Свиная), куда собирались ежегодно, в мае, на один месяц. Потом распускались по станицам. Но в станицах нужно было жить, соблюдая форму и холя строевого коня. Льготным дивизионам часто приходилось собираться в Новочеркасск для встречи Высочайших особ, а также в случае походов, кроме того, от льготных дивизионов был по-прежнему наряд караула в Таганрогский дворец.
За шесть лет майских сборов атаманский казак научался носить правильно одежду, отдавать честь да кое-как рубить и фланкировать. А по приходе в Петербург нужно было сейчас же почти показаться Государю и на смотру, и на разводах. Смотры бывали два-три раза в год. Зимний парад в шинелях, майский весенний парад в парадной форме на Марсовом поле и Красносельский парад в походной форме после маневров. Нередко Государь или Наследник смотрели отдельный полк и бригады. Атаманцы старались показаться Государю и Шефу везде молодцами. И хотя учений тогда бывало мало, даже очень мало, они умели и равняться, и аллюр, и направление держать, и Атаманский полк был везде хорош. Давалось это нашим станичникам потому, что всякий из них только и думал, как бы хорошенько равняться и лучше сидеть, все были внимательны. 5-го июня 1870 года Его Высочество Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа, Наследник Цесаревич Александр Александрович (Александр III — Царь-Миротворец), осмотрев на военном поле в Красном селе Сводно-Казачий полк, остался весьма доволен лихостью казаков, быстротою, точностью и чистым выполнением построений и сказал казакам после смотра:
— Вернувшись на Дон, вы передадите вашим товарищам, что регулярная кавалерия не опасный для вас соперник, что устав, как вы видите, не так труден, как кажется, и основательное изучение его ведет только к порядку — залогу победы.
Кроме смотров, каждое воскресение в Михайловском манеже назначались в присутствии Государя разводы.
На разводах находились все офицеры гвардии и от каждого полка ординарцы. На ординарческой езде смотрели посадку офицеров, унтер-офицеров и казаков, уменье на скаку стрелять из ружья и пистолета и брать барьеры. И Боже сохрани было ударить лошадь шашкой или плетью; для посыла коня на барьер полагались всем казакам шпоры. Каждая ошибка ординарцев ставилась им в большую вину.
А учиться казакам было некогда. Каждую ночь выезжал почти полный эскадрон в полицейский разъезд. Казаки объезжали по двое все отдаленные участки Петербурга. Ходил разъезд и на Московское шоссе к Средней Рогатке, и в Лесной, и в Полюстрово, и в Екатерингоф, и на Острова. Иным приходилось за ночь сделать более 30 верст, по всякой погоде, во время вьюги, морозов, осенних ветров и дождей.
Когда не было разъездов, производились занятия. Для конных учений ездили на Семеновский плац, на котором тогда не было ни одной постройки, пешие производили на дворе и в казармах. Самое важное место среди пеших учений до 1874 г. составляли выправка, шашечные приемы и маршировка. На маршировке шаг был тихий, в три темпа, ногу нужно было поднимать высоко от земли и носок тянуть книзу. Во всяком приеме требовалась чистота. С ружьем занимались мало. Вместо теперешней стрельбы дробинками тогда занимались тушением свеч. На стержень, под курок, клался пистон, и ружье наводили на горящую свечу, при хорошей наводке пистон должен был погасить свечу. В 1864 году вместо шестилинейных пистонных ружей были выданы 4-хлинейные винтовки образца Бердана № 2.
С принятием берданок стали больше заниматься прикладкой, прицеливанием и стрельбой. Для старых ружей казаки сами лили себе пули особыми формочками — пулелейками.
Порох привозился в полк в бочонках и выдавался казакам по фунтам.
Немало заботы было атаманцам и с формой и лошадьми. Форма требовала большой чистки и аккуратной пригонки. Белые лосинные ремни мазались ежедневно особым составом, все металлические части ярко начищались. Перемены в форме были частые.
30 апреля 1864 года даны были на офицерские шинели отложные воротники вместо стоячих. При этом разрешено было обшивать их каракулем. 2 января 1867 года кепи было у казаков отменено и вместо него дана фуражка, такая же, как мы носим теперь. В том же году, 10 июля, повелено на парадных мундирах офицеров нашить на груди 8 рядов серебряных шнуров с серебряными костыльками. У казаков нашить такие же шнуры, но белые с оловянными литыми костыльками. Чешуйчатые эполеты заменены плетеными, белыми с бахромою кругом и светло-синею строчкой по краю корешка. 30 сентября вместо плечевой портупеи дана была поясная, причем казакам — из красной юфты. Серебряный пистолетный шнур заменен общекавалерийским, пестрым.
Для большего отличия унтер-офицеров от рядовых казаков 8 июля 1870 года приказано было обшивать фуражки их по кругу трехцветным белым, желтым и черным шнуром.
В лагерь Сводно-Казачий полк выходил в начале июня и с семидесятых годов размещался по квартирам, в деревнях Паюла, Таликола, Нурколово и Пелгола. В лагере три раза в неделю казаки занимались стрельбою, два раза аванпостною службою и один раз полковым конным учением.
Уход за лошадьми требовался большой. Гривы подравнивали полукругом, хвосты лошадям подрезали по одной форме.
Командовавший полком во время усмирения польского мятежа генерал-майор Жиров в Польше не был, потому что там был не весь полк, а оставался на Дону при льготных дивизионах. 1-го января 1866 года он был произведен в генерал-лейтенанты, а командовать нашим полком назначен полковник Родионов Виктор Алексеевич.
В его командование наш полк принял участие в парадных торжествах по случаю свадьбы своего Шефа Государя Наследника Цесаревича.
ГЛАВА XXV. Сто лет жизни полка
12 апреля 1865 года в городе Ницце, за границей, во Франции, в чужой земле, в хорошем климате, где не бывает ни зимы, ни холодных ветров, скончался старший сын Государя Императора Александра II Николаевича — Государь Наследник Цесаревич Николай Александрович.
Наследником и Шефом нашего полка был назначен второй сын Государя Александра Александровича — царствовавший потом Император Александр III.
Пораженная горем Императрица мать, супруга Императора Александра II, Государыня Мария Александровна и среди горести своей не забыла нашего полка, Шефом которого и Атаманом всех Казачьих войск был ее Покойный Сын. В день памяти Его, св. Николая Мирликийского, 6 декабря 1865 года, она пожаловала в церковь Л.-Гв. Сводно-Казачьего полка ризницу, сделанную из парчовых покровов, бывших при погребении Наследника.
Осенью следующего за этим печальным событием 1866 года состоялось бракосочетание Государя Наследника Цесаревича Александра Александровича с дочерью Датского Короля Принцессой Дагмарой. Принцесса Дагмара, ныне вдовствующая Императрица Мария Федоровна, прибыла 14 сентября на пароходе из столицы Дании — Копенгагена — в Петергоф, откуда в экипаже проследовала в Царское Село. На пути, между дер. Новой близ Стрельны и красносельской железной дорогой, по Петергофскому шоссе стоял наш эскадрон под командой ротмистра Астахова. 17 сентября весь 3-й дивизион участвовал в торжественном выезде Высоконареченной Невесты в г. С.-Петербург, причем один эскадрон стоял шпалерами по Владимирской улице и один следовал сзади кареты.
В день свадьбы, 28 октября, наш эскадрон занял внутренний караул в Аничковском дворце, а другой эскадрон сопровождал карету Молодой Атаманши, когда она после бала в Зимнем дворце возвращалась в Аничковский.
В этот день командир нашего полка полковник Родионов пожалован флигель-адъютантом.
14 ноября, в день рождения Наследницы Цесаревны, состоявшие на службе в Петербурге третьи дивизионы Л.-Гв. Казачьего и нашего полков поднесли своей Атаманше икону Божьей Матери, украшенную по-старинному жемчугом и драгоценными камнями.
Через три года после этого радостного события, летом 1869 года, Атаман Казачьих войск Наследник Цесаревич с Супругой и братом своим Великим Князем Алексеем Александровичем посетили область Войска Донского.
Навстречу им были собраны льготные дивизионы Л.-Гв. Атаманского полка.
В 11 часов утра 31 июня поезд железной дороги подошел к городу Новочеркасску. Наследник был в мундире нашего полка, Наследница в амазонке покроя Атаманского чекменя, с белым кушаком и в кивере Атаманского полка.
Когда Наследник Цесаревич вышел из вагона, ему поднесли на подушке пернач — знак атаманского достоинства. В это же время Цесаревне подвели донского коня, на которого она изволила сесть, затем сели Наследник и Великий Князь Алексей Александрович и последовали в город. Впереди всех ехал комендант города Новочеркасска генерал-майор Долотин, за ним офицеры Атаманского полка с бобылевыми хвостами и бунчуками — по два в ряд, потом Наследник с перначом, левее его Наследница и далее Великий Князь. За ними наказной атаман, чины свиты и Штаба и взвод нашего полка. Этот торжественный въезд изображен на блюде, на котором Войско Донское поднесло хлеб-соль Императору Александру III в день его коронования. Блюдо это теперь находится в Зимнем дворце, в Концертном зале у правого окна.
В день въезда почетный караул в Новочеркасском дворце был от Атаманского полка.
Во все время пребывания Государя Наследника на Дону наш полк неизменно составлял его свиту.
2-го декабря этого года генерал-майор Родионов получил новое назначение, а командиром Атаманского полка 10 февраля 1870 года назначен генерал-майор Николай Петрович Янов.
Во время его командования наши льготные дивизионы праздновали трехсотлетний юбилей Войска Донского, а дивизион, стоявший в Петербурге, — столетний юбилей Атаманского полка.
21 мая 1870 года минуло триста лет с того дня, как Московский Царь обратился впервые с милостивым словом к донским казакам.
На торжественном круге в Новочеркасске в этот день присутствовал Государь Наследник с своею Супругою. Взводы от льготных дивизионов сопровождали их в день въезда в Новочеркасск и в день войскового круга.
В августе 1872 года 1-й дивизион нашего полка, стоявший тогда на Дону, имел счастье видеть Государя Императора, который посетил Дон вместе с Наследником и Великим Князем Владимиром Александровичем. Государь пробыл на Дону три дня — 12, 13 и 14 августа. 14 августа наш дивизион представился Государю на параде и за лихое прохождение церемониальным маршем удостоился Государева «спасибо».
1-го января 1875 года в жизни Атаманских казаков случилась важная перемена. Вышло новое «Положение о военной службе казаков Войска Донского». По этому положению служба казака делилась на службу вне войска, вне своего дома и станицы — в первоочередном полку — и на службу на льготе, на Дону. Наши Атаманские казаки, служившие раньше 22 года и по два, а иногда и по три раза в течение жизни своей приходившие в Петербург, стали служить в Петербурге только три года — один раз во все время своей службы. Если не было войны или похода, то по прослужении трех лет, а унтер-офицеры — четырех, казак уходил на льготу и призывался в течение 9 лет ежегодно в мае месяце на сборы неподалеку от своей станицы. В полк казак должен был явиться несколько подготовленным к службе, поэтому казаков собирали за год до отправления в Петербург в слободу Тарасовку для конного учения и в течение зимы занимались с ними уставами и пешей выправкой в ближайших к их хуторам станицах.
Вместе с тем и в Петербург казаки стали приходить не подивизионно, а сменными командами в составе 1/3 полка. Таким образом, за три года полк обновлялся совершенно.
20 апреля 1875 года Высочайше повелено было нашему полку праздновать столетний юбилей со дня основания.
Сто лет пронеслось с того дня, когда по ходатайству атамана Иловайского возник пятисотенный Атаманский полк. Он развернулся в 1802 году в десятисотенный тысячный полк, в сороковых годах стал шестиэскадронным. За сто лет боевой службы полк приобрел себе георгиевский штандарт, отличие на шапки, права молодой гвардии. Он заслужил примерной службой своей любовь Монарха, даровавшего Сына Своего Шефом полка. Он видал дванадесять языков Наполеоновой армии, халаты ногайских татар, чалмы турок, кивера и конфедератки поляков. За сто лет службы он прошел Европу вдоль и поперек; видал Оренбургские степи и кипучую жизнь столицы мира — Парижа, был в Выборге и за Дунаем. Сколько славных имен пронеслось в его рядах. Атаман Платов, Балабин, Греков XVIII, Кузнецов стяжали с полком громкую славу.