Помоги проекту - поделись книгой:
Четыре батальона пехоты, 4 орудия и 10 эскадронов выходили из-за валов. Пехота и артиллерия шли по шоссе, кавалерия держалась левее.
Граф Витт приказал нашему полку и полку Грекова сделать атаку на неприятельский фланг.
Быстро вынеслись атаманцы и, опрокинув неприятеля, гнали его более двух верст. Многих покололи пиками, 2 унтер-офицеров и 40 солдат взяли в плен.
В это время прибыли орудия нашей артиллерии, 5-й Конно-Черноморский полк, эскадрон лейб-казаков, эскадрон Л.-Гв. Конно-Егерского полка и эскадрон Л.-Гв. Гусарского полка — словом, собралась вся кавалерия графа Витта. Они бросились на пехоту и артиллерию и заставили ее скрыться за укреплениями.
К полудню бой кончился. Усталые атаманцы возвращались, везя убитого казака и семерых раненых.
Полякам не удалось разведать, где стоит наша армия, наш же полк был особо выделен в донесении графа Витта, который «отдает полную справедливость решительному действию казачьих полков, и в особенности Атаманскому Е. И. В. Наследника Цесаревича и Грекова полкам, а равномерно эскадрону Л.-Гв. Конно-Егерского полка».
Через неделю после этого граф Паскевич Эриванский назначил штурм города Варшавы.
ГЛАВА XVII. «За Варшаву 25 и 26 августа 1831»
Город Варшава, столица Царства Польского, лежит на берегу широкой и глубокой реки Вислы. Для обороны ее от наших войск поляки окружили ее целым рядом высоких валов. Впереди валов находились глубокие рвы. А перед рвами были выкопаны круглые ямы в полроста человека, а в ямы вбиты заостренные колья, так называемые «волчьи ямы».
На всех улицах были поставлены рогатки, а за ними нагромождены телеги, ящики и доски. Все дома были обращены в маленькие крепости.
Впереди города Варшавы лежит деревня Воля с каменной церковью и высокой колокольней. И эта деревня была сильно укреплена деревянным забором из бревен с заостренными концами и земляными валами.
24 августа 1831 года наши войска подошли к Варшаве, и на 25-е августа был назначен штурм. Солдатам было приказано одеть мундиры, чтобы лучше отличаться от польских полков, форма одежды которых походила на нашу.
Наш полк должен был овладеть правым флангом и продвинуться до Вислы.
В 4 часа утра загремела с обеих сторон канонада. Атаманцы овладели деревней Виллановой, оттеснив польскую кавалерию, продвинулись до Чернякова и заняли берег р. Вислы.
Между тем пехота упорно дралась на валах и к закату солнца овладела передовыми окопами Воли.
На рассвете 26-го августа в наш лагерь явились переговорщики. Они, говоря об уступках, выпросили время на размышление до 1 часу дня, сдать город обещая без лишнего кровопролития. Но они обманули. В половине второго дня был дан сигнал к атаке. Это был страшный день. Пушечная и ружейная пальба не прекращались ни на минуту. Вся местность была затянута белесоватой пеленой. Деревня Циста и ветряные мельницы кругом Варшавы пылали. С громом музыки, с распущенными знаменами шли наши пехотные полки на валы предместья Воли. Одни падали, другие шли на их место и по трупам взбирались на укрепления. Часть окопов была в наших руках.
Стемнело. Но перестрелка не прекращалась.
В 10 часов ночи еще там и там слышны были выстрелы. Всю ночь войска провели не ложась, под ружьем. В нашем полку, переведенном в резерв и стоявшем вместе с 1-й кирасирской, 3-й уланской дивизиями и казаками Его Величества за центром, лошадей не расседлывали.
От зарева пожаров было светло. Кругом слышны были стоны раненых. Священники, обходя валы, напутствовали умирающих. Ночью над Варшавой взвился белый флаг. Явившиеся переговорщики сказали, что они уходят в Плоцк. В 6 часов утра наш полк получил приказание осмотреть Варшаву. Подтянули подпруги, перекрестились, сели.
— С Богом! — сказал Кузнецов, и полк посотенно направился к обвалившимся укреплениям Воли.
За нашим полком пошли лейб-казаки и остальная гвардейская кавалерия.
Тихо было на валах. Кругом лежали трупы храбрых защитников Воли. Полк, перебравшись через вал, въехал в улицы. Там и там раздались из окон выстрелы. То стреляли фанатики мятежники, не желавшие покинуть Варшаву. Казаки врывались в дома и забирали их. Проехав Волю, наш полк въехал в Прагу, а затем и самую Варшаву.
Вот у баррикады на улице кучка поляков встречает залпом казаков. Урядники Минаев, Кожанов, Карцев, Матекин, Харланов и Ерофеев с казаками опрокидывают их и забирают в плен, там часть казаков взбирается в дом, откуда ранили казака. А сзади уже слышны торжественные марши наших войск.
Мятежникам нельзя было доверять. Жутко было входить поэтому первыми в опустелую, но коварную Варшаву. И храбрость наших казаков была оценена графом Паскевичем. Наш полк получил немало наград.
«За блистательную храбрость и мужество 25 и 26 августа при штурме передовых варшавских укреплений, городового вала и г. Варшавы» полковник, Кузнецов, командир Атаманского полка, произведен в генерал-майоры.
Урядники, ехавшие впереди, и казаки Арефьев, Басов, Гнилорыбов, Сахаров и Фарапонов получили георгиевские кресты, а 6 декабря 1831 года вышел приказ, которым офицерам и казакам Атаманского полка пожалованы на шапки знаки отличия с надписью «За Варшаву 25 и 26 августа 1831 г.».
15-го января 1832 года всем офицерам пожалованы особые знаки отличия за Варшаву и 678 казакам, бывшим при штурме, — медали.
29-го августа Атаманский полк перешел на другую сторону р. Вислы и погнал мятежников к немецкой земле.
Польские войска удалились в крепость Модлин, и нашему полку приказано было наблюдать за их действиями в этой крепости. 3 сентября Атаманские сотни раскинули аванпосты по обеим сторонам Вислы и по реке Нареву.
24 сентября мятежники потянулись за немецкую границу; атаманцы проводили их до самых пограничных столбов.
Усмирение было окончено, войска расходились в места своего квартирования.
18 октября сотни нашего полка пошли через Себеж в Новочеркасск.
23 декабря 1831 года состоялось Высочайшее повеление в С.-Петербурге иметь 2 эскадрона Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка и две сотни Атаманского полка. Содержание офицерам Атаманских сотен выдавать по окладам молодой гвардии. Сотни именовать эскадронами, и строиться им по примеру Л.-Гв. Казачьего Его Величества полка.
Для Атаманского полка наступало новое время — время петербургской службы.
ГЛАВА XVIII. Петербургская служба
Еще 25 июня 1831 года, в самый разгар действий против польских мятежников, полк наш был прикомандирован к Гвардейскому Кавалерийскому Корпусу.
16 декабря того же года последовали мелкие изменения в форме одежды с целью сделать одеяние атаманцев совершенно схожим с одеянием лейб-казаков. Перевязи у казаков повелено иметь вместо черных белые, лядунки с круглым медным гербом, портупеи из юфтовой кожи, сабли с медным эфесом, пистолеты на белом панталере с крюком, пики с голубым древком. Офицерам даны лядунки нового образца и лядуночные перевязи из голубой тесьмы с тремя серебряными полосками и с серебряным же набором.
10 апреля 1832 г. Атаманскому полку приказано было иметь голубые вальтрапы, обшитые белой суконной тесьмой по краям и по углам. У офицеров вместо белой тесьмы иметь широкий серебряный галун.
Очередной дивизион должен был прибыть в 1832 году, и комиссариатской части, тогдашнему интендантству, приказано было озаботиться постройкой всего обмундирования на дивизион Атаманского полка, чтобы полк мог сразу явиться одетый и вооруженный строго по форме.
В мае месяце, как всегда, все шесть эскадронов полка были собраны из станиц под Новочеркасск на обычное майское учение, и здесь было объявлено распоряжение по окончании сбора 1-му дивизиону полка выступить в С.-Петербург, на новую — гвардейскую службу.
1-го июня 1832 года 1-й и 2-й эскадроны нашего полка под командой войскового старшины Андриянова, заслуженного офицера, имевшего Владимира с мечами и золотое оружие, после напутственного молебствия тронулись из Новочеркасска.
В те времена железных дорог не было, и дивизион шел походом на Воронеж, потом на Москву, на Тверь и на Петербург. Хорошо запомнилась атаманцам «петербургская дорожка — шельма лиходейка». Шли по ней два с половиной месяца. Лишь 22 августа с вершины Пулковской горы увидали атаманцы впервые облако темного дыма, новый Исаакий, сверкающий куполом, и кучи каменных домов. Походом учились езде и строю. При выступлении многие лошади были такие злые, что садиться на них можно было только прыжком, и то лошадь долго скакала, била и кусалась. А уже в Москву въезжали в полном порядке на спокойных лошадях. У казаков в те времена устава не было. Строились толпами, атаковали лавами по отцовским преданиям. Но лейб-казакам и атаманцам как служившим наряду с гвардейской кавалерией пришлось учиться по регулярному кавалерийскому уставу. Поэтому-то дорогой казакам показывали повороты и ломку фронта, на дневке офицеры и старые урядники объясняли гарнизонный устав — службу в карауле, рассказывали, как и кому надо отдавать честь.
Для отдания чести тогда казаки должны были снимать фуражку или шапку с головы.
Дивизион шел на Царское село, где располагался на дневке. Иногда в Царском Государь Император или кто-либо из Великих Князей смотрел дивизион на походе.
За два с половиной месяца люди глубоко усаживались в седло, и вид у атаманцев был бравый и молодцеватый.
Проехав городскую заставу, с музыкой (в 1831 году в Атаманском полку был заведен хор трубачей, и число эскадронов вместо десяти установлено шесть) или песнями, заложив пики за плечо, дивизион следовал на левый берег Невы, в Рыбацкую слободу — на то место, где теперь находится Рожковский продовольственный магазин. Там, в ветхих бараках и грязных конюшнях, и разместились в первый раз в 1832 году Атаманские эскадроны.
По прибытии справились, где должны быть помещены полковые знамя и бунчук. 29-го августа вышло распоряжение — хранить знамена дивизиона Атаманского полка в Собственном Его Величества дворце на половине Наследника Цесаревича.
Впервые знамена были туда доставлены 24 октября 1832 г.
Сейчас же по приходе в Петербург началась и петербургская служба дивизиона. Служба эта была двоякого рода — караульная, во дворце, где полк наш занимал внутренний караул наряду с легкой кавалерией, и разъездная. Эта последняя была очень тяжела.
В те времена в Петербурге полиции было мало. Конных городовых и совсем не существовало. Да и сам город был гораздо меньше. У Аничковского моста кончались большие постройки, затем только Литейная и Надеждинская, называвшаяся тогда шестилавочной, были мощены камнем, Дальше за Лиговкой шли грязные пустыри, а там, где теперь стоят наши казармы, находится конная площадь и больница, было моховое болото, поросшее сосновым лесом. Лиговка протекала между болотом и кустарником, и лишь в Ямской и Боровой улицах стояли покосившиеся ямские избы. Много разных подозрительных людей ютилось в этих лесах и болотах под самым городом. По ночам, когда в городе вместо теперешних ярких электрических фонарей тускло мерцали масляные лампы да кое-где горел газ, эти бездомные выходили искать в улицах запоздалого городского обывателя… И боялись они только казачьего объезда. Грязною осенью и холодной зимою ездили казаки, объезжая дозором самые отдаленные уголки Петербурга.
А вернувшись, надо было заняться чисткой коня и амуниции, учиться маршировке, смене караула и сабельным приемам.
Но атаманцы не уставали. Весело маршировали они по городу в караул, весело учились конному строю, распевая лихую песню про свою петербургскую службу:
В лагери дивизион ходил вместе с полками гвардии под Красное село и располагался по квартирам в селе Высоцком.
Маневры тогда бывали большие. Гвардия ходила то к Москве, то к Варшаве, а раз гвардейские полки и с ними два эскадрона атаманцев ходили на маневры вместе с немецкими войсками в город Калиш. В память этих общих с немцами маневров были выбиты особые медали и розданы участникам. Первый год наши казаки робели на маневрах больше, чем на войне. В сражении просто — знай коли, руби, а на маневрах так много генералов, часто приезжают Великие Князья и сам Государь, как не растеряться?
Первые маневры под Петербургом памятны были нашему полку по следующей истории. Наши эскадроны 6-го дня находились в передовой цепи авангарда Московского корпуса. На аванпосты приехал со свитой Государь Император и стал расспрашивать о дорогах и о том, что казак видел у неприятеля. Казак попался молодой, нерасторопный, да и глупый к тому же. Он не знал или не умел объяснить свои обязанности на посту и даже не умел исполнить объявленного ему лично Его Величеством приказания отступить.
За плохое обучение досталось всем. Командующему Л.-Гв. Казачьим полком, в состав которого входил дивизион атаманцев, объявлено замечание, а командир дивизиона — войсковой старшина Карпов, эскадронный — войсковой старшина граф Платов и взводный сотник Янов были арестованы, первый при дивизионе, а остальные два при гауптвахтах впредь до приказания. О казаке и говорить нечего, ему было так стыдно, что он подвел начальников и осрамил свой полк, что лучше бы ему и на свет не родиться.
До сего времени атаманцы не праздновали полкового праздника, потому что это не было в обычае на Дону, но с тех пор как они вошли в состав гвардейского корпуса, где каждая часть имеет своего святого, которого особенно чтят, и нашему полку назначен день праздника.
2 мая 1834 года Государь Император повелеть соизволил днем праздника в Казачьем Атаманском Наследника Цесаревича полку назначить 30 августа, день св. Благоверного Князя Александра Невского.
26 мая 1835 года для нашего полка была установлена следующая форма обмундирования: шапки черной смушки с светло-синим суконным языком, этишкеты и помпон белые, галстук черный, чекмень синего сукна, с выпушкою по воротнику и рукавам светло-синего сукна, куртка светло-синего Цвета, на чекмене и куртке петлицы белой тесьмы, шаровары темно-синего сукна, кушак белый, холщовый, шинель серого сукна, с светло-синими клапанами на воротнике и такими же погонами, сапоги с железными шпорами, эполеты железные, чешуйчатые, с белою бахромою, лядунка черной лакированной кожи, с медною бляхой, перевязь для лядунки белая, лосинная, портупея красной кожи, седло обыкновенное казачье с потником и крышкою, подушка к седлу светло-синего сукна, обложенная белою тесьмою, вальтрап светло-синего сукна, обложенный белою тесьмою, чемодан серо-синеватого сукна, попона серого сукна, перевязь с медным и железным прибором, сабля железная с медным эфесом и кожаным темляком, пистолет обыкновенный кавалерийский, дротик на светло-синем древке, узда, пахвы и нагрудник с медным прибором.
Унтер-офицеры, писаря и лекарские ученики имеют на мундирах по воротнику и обшлагам серебряный галун. Для всегдашнего употребления всем чинам были положены светло-синие фуражки с выкладкою и выпушкою темно-синего сукна, а во время похода и чехлы на шапках из черной клеенки. В 1837 году приказано при чекмене кушаков не носить, а офицерам иметь серебряные шарфы с тремя полосками светло-оранжевого и черного шелка, которые носить при парадной и караульной форме.
В то время как один дивизион нес представительную службу в Петербурге, то участвуя в караулах, парадах и разводах, то высылая разъезды на ночь, остальные два дивизиона жили у себя дома, по станицам, занимаясь землепашеством и разведением овощей и винограда. Лишь раз в год, весною, льготные эскадроны собирались в Новочеркасск для обучения согласно кавалерийских уставов. Да с 1836 года приказано при доме Атамана иметь караул из 1 урядника и 6 казаков. Смена этого караула производилась каждые 15 дней. Чтобы казакам не обременительна была эта служба, на нее назначали казаков ближайших к Новочеркасску станиц: Черкасского, 1-го Донского до Кумшацкой станицы и Донецкого округов.
В 1837 году Государь Император Николай Павлович и Августейший Атаман и Шеф нашего полка посетили Донскую Область.
17 октября вечером прибыл в г. Аксай Наследник Цесаревич и был встречен караулом своего полка. 21 октября Император Николай Павлович сделал смотр собранным в Новочеркасске войскам. Всего было на смотру 2 дивизиона Л.-Гв. Казачьего полка, 2 дивизиона Атаманского Его Высочества Наследника Цесаревича полка, 2 дивизиона Л.-Гв. донской конно-артиллерийской батареи, 22 полевых полка (временно сформированных из наличных офицеров и казаков) и 3 донских конно-артиллерийских батареи. Смотр был очень неудачен. Только атаманцы да лейб-казаки, прошедшие строгую школу, имели воинский вид. Люди остальных полков не держали равнения, офицеры и урядники не знали своих мест, даже большая часть полковых командиров не имели понятия о фронте, к довершению всего Государь обратил внимание на дурных казачьих лошадей, на разнообразную и весьма плохую обмундировку казаков, на всякое отсутствие казацкой молодеческой посадки на лошадях, и вообще, в справедливом неудовольствии своем, Государь сказал атаману Власову:
— Я ожидал видеть двадцать два полка казаков, а вижу каких-то мужиков. Никто не имеет понятия о фронте, а лошади — это не казачьи лошади, это мужичьи!..
Писаного устава казаки не имели. Строй знали только лейб-казаки да атаманцы, изучавшие его по регулярному уставу. Казаки этих полков и обучали льготные сотни на память и, понятно, часто ошибались. Но это несчастье на смотру заставило обратить внимание на войско Донское, и многое в нем переменилось и улучшилось для облегчения казачьей службы.
В 1838 году форма казаков нашего полка была несколько упрощена. Казакам приказано было иметь шапки без этишкетов с общеармейским гербом из белой жести, имеющим спереди в щите медную букву «А» и с отличием «За Варшаву» поверх герба. Эполеты иметь без бахромы, с подбоем светло-синего сукна, вместо лядунок положено носить патронташи из черной юфтовой кожи на 40 патронов и с лосинной перевязью, пистолетные чушки из черной глянцевой кожи, шнуры светло-синей шерсти, портупеи из красной кожи, вместо сабель иметь шашки в деревянных ножнах с медным прибором. У офицерских патронташей иметь крышки светло-синего сукна с перевязью из светло-синей шелковой тесьмы с тремя серебряными полосками. Пистолетные шнуры у офицеров должны были быть серебряные, портупеи серебряные с синими полосками, шашки такие же, как и у казаков. Вместе с тем даны указания относительно укладки вещей во вьюк.
Эти частые перемены формы происходили от того, что генерал-майор Кузнецов весьма часто сносился с атаманом Власовым, заботясь о том, чтобы казакам удобно было на походе. Так, белые этишкеты, висевшие от шапки к плечу, часто цеплялись за саблю или дротик, а при падении рвались, белые выпушки эполет пачкались, а сабли в железных ножнах звенели и мешали подкрадываться ночью — вот почему все эти принадлежности обмундирования и были отменены.
16 апреля 1841 года состоялось бракосочетание Наследника Цесаревича. Петербургским дивизионом в эти торжественные дни командовал войсковой старшина Урасов. Наш эскадрон занимал караул в день свадьбы, и наш же эскадрон сопровождал карету высоконареченных жениха и невесты. В память этого события были отчеканены серебряные медали, которые и были розданы 13 нашим офицерам, участвовавшим в торжествах бракосочетания. Командир полка получил золотую медаль.
Дни этой свадьбы имели большое значение для полка по следующему обстоятельству. На свадьбу в Петербург приехал из войска атаман Максим Григорьевич Власов. После торжественного брачного обеда Государь, обходя гостей, увидел Власова и, положа руку на плечо его, сказал: «Ну, слава Богу, оженили мы атамана вашего. Любите и Атаманшу, как его любите».
— У донцов Вашего Величества любовь к Монарху и Августейшей фамилии его составляет другую религию их, — отвечал Власов. — Семейную радость вашу они примут, как радость собственную свою. Позволь, Государь, в этот радостный для всей России день попросить у тебя особую милость твоим верным донцам! — и с этими словами Власов, опускаясь на колени, подал Государю бумагу.
Император, видимо, был недоволен несвоевременною просьбою, но, любя Власова, принял ее.
Власов просил о прибавке жалованья офицерам. А наши офицеры в то время получали всего 71 рубль жалованья в год и должны были из этих денег одеваться и содержать лошадь.
Просьба атамана вскоре увенчалась успехом. 19 августа вышло повеление уравнять офицеров и казаков Атаманского Наследника Цесаревича полка в отношении довольствия с офицерами и казаками Л.-Гв. Казачьего полка. Производство вести по полковой линии, а не по войску, как то было раньше, и казакам вместо отпускавшихся раньше фуражных на вьючную лошадь по 21 рублю 45 коп. производить ремонтное жалованье по 37 р. 25 коп. в год. Но с этим сравнением с Лейб-Казачьим полком вышло недоразумение. В Атаманском полку, как и вообще в армейских полках, не было тогда чина подъесаула, поэтому начальство и затруднялось каким чином заменить в нашем полку чин штабс-ротмистра, имевшийся в Лейб-Казачьем полку. Разрешение этого затруднения вышло 11 февраля 1842 года, когда Высочайше повелено было переименовать войсковых старшин в майоры, есаулов в ротмистры, сотников в поручики, хорунжих в корнеты, урядников в вахмистры и унтер-офицеров, пятидесятников и приказных — в ефрейторы. Сотников же производить впредь не в есаулы, а в штабс-ротмистры.
Эту перемену уже не застал старый командир нашего полка генерал-майор Кузнецов. 4 февраля 1842 года он сдал наш полк генерал-майору Александру Петровичу Янову.
ГЛАВА XIX. Служба в Варшаве
Командование генерала Янова принадлежит к самому спокойному времени в Атаманском полку. Полк учился, ходил на маневры, занимал караулы, в походах же и делах против неприятеля не участвовал. Время было мирное. 8 сентября 1843 года полк был осчастливлен новым вниманием Государя. Родившийся у Наследника Цесаревича сын, Великий Князь Николай Александрович, был зачислен в списки Атаманского полка. Вместе с тем повелено всем офицерам нашего полка присутствовать наравне с офицерами гвардии на всех выходах и балах во дворце.
20 мая 1844 года приказано в полку иметь светло-синие фуражки с синим околышем и с выпушкою по верхнему кругу: у казаков — синею, у офицеров — светло-синею.
14 апреля 1845 года вместо летних светло-синих курток даны того же цвета парадные чекмени для ношения по праздникам и в дни Высочайших смотров. Длина чекменя положена на два вершка выше колена, и установлена вышина шапки — 4 1/2 вершка.
В те времена служба казачья действительно была тяжелой. Теперешняя трехлетняя служба наша тогдашнему «Николаевскому» казаку показалась бы шуткой. Служили казаки тогда 25 лет. Молодым казаком, без усов и бороды, 20-летним парнем являлся казак на службу первоначально в армейский полк и в продолжение трех лет учился, служил, а иногда и воевал в армии. При возвращении на Дон командиры атаманских эскадронов сами выбирали лучших казаков из армии в Атаманский полк и отправляли к себе в именье; здесь их обмундировывали, осматривали лошадей и во время майского учения практиковали в езде, рубке шашками и фланкировке пиками. Джигитовкой, или, как тогда говорили, «наездничеством», занимали, не отягощая людей. Если не было войны, то первые три года службы атаманца проходили на Дону. Потом казак попадал в очередной дивизион и шел в Петербург на три года. Здесь ученье было очень строгое. Бить не только не запрещалось, но говорили, что без палки хорошего солдата не сделаешь. А потому, как в песне поется, «не довернешься — бьют, и перевернешься — бьют». Все казаки должны были быть на смотру под одно лицо. Поэтому им приказано было носить бакенбарды до усов и большие усы. Подбородок должен был быть чисто выбрит. Большие кивера надвигались на бровь и на самое ухо. Донышко их было такое маленькое, что на голове он не сидел, но туго подтягивался подбородным ремнем к подбородку. Мундиры шились узкие, шаровары носились длинные, поверх сапогов. В грязь нужно было ходить умеючи, чтобы не перепачкаться. Денег казак получал немного, и те все уходили на ваксу, на белила для ремней и на фабру для усов и бакенбардов. Разводы бывали каждое воскресенье. К разводу готовились все равно как к смотру.
При генерале Янове в наш полк вместо прежних кремневых ружей были выданы семилинейные курковые пистонные ружья, заряжаемые с дула. Чистить их было трудно, потому что сырость забиралась в самую глубь ствола. Одевать пистон на стержень было нелегко, особенно на морозе и в перчатках. Пистон маленький, в больших пальцах казака он не умещался и то и дело падал, а требовали скорой стрельбы, да еще стрельбы с коня. Покончив трехлетнюю службу в Петербургском дивизионе, казак уходил в льготный дивизион, где оставался два термина — шесть лет. Но и в это время казак оставался служащим. Он не имел права сбривать или запускать бороду, даже у себя дома. Каждую минуту его могли потребовать, и, как мы видели, требовали нередко. Весною он являлся в Тарасовку или в Ольховый Рог, где собирались льготные дивизионы, и отбывал лагерный сбор, а после шести лет льготной службы он шел снова в Петербург. И кончал он свою службу тоже в Петербурге — на 45 году жизни. Потому-то в Петербурге совсем не видно было молодых безусых лиц в рядах Атаманского полка. Только трубачи могли попадать сразу в Петербург. В Петербургских эскадронах служили казаки 26, 35 и 42 лет. За 10 лет беспорочной службы на рукав нашивалась желтая тесьмяная нашивка углом. После двадцати пяти лет казак мог быть произведен в урядники войска Донского и увольнялся совсем домой.
Уходил он из станицы молодым парнем, без усов и без бороды, а кончал службу почти стариком. Много воды утечет за девять лет отсутствия. Старый Николаевский казак и дома хозяйством не занимался. Ему нельзя было не ездить, не заниматься с ружьем, потому что забыть свое военное ремесло он не имел права. Обрабатывали землю жены казачьи да наемные хохлы. С походов и войн казак приносил добычу, которую тогда было разрешено брать, и тем подсоблял хозяйству. Наделы на Дону были большие, потому что семьи у казаков были маленькие и земли на всех хватало. Были и такие среди атаманцев казаки, которые почти всю свою двадцатипятилетнюю службу провели в рядах полка. В 1827 году, мы знаем, полк пошел в Турцию, оттуда на Днестр занимать кордоны, потом в Польшу, а потом два эскадрона ушли в Петербург. С 1827 года по 1835-й — восемь лет казаки провели вне дома. Но зато и опытны были «Николаевские» служаки в военном деле. Ездили лихо, рубили и кололи без промаха, стреляли метко. Казак за долгий срок службы успевал горячо полюбить свой полк. Полк становился его домом, его семьей. И поны-
не Николаевские старики обращают на себя внимание своим бодрым видом. Им уже за шестьдесят перевалило, а грудь прямая, голова не опущена, а глаза из-под нависших бровей смотрят открыто и смело. Николаевские казаки всегда выглядели орлами.
18 марта 1848 года наш дивизион, стоявший в Петербурге, получил из штаба Гвардейского корпуса приказ назавтра собраться на Адмиралтейской площади в походной форме.
Поход! Война! — раздались разговоры, и закипела жизнь в спокойных до той поры казармах. Кто продавал экипажи, кто менял легкую коляску на дорожную бричку, казаки пересматривали обмундирование, чистили сапоги и мундиры, белили ремни амуниции, фабрили усы и бакенбарды и готовились на смотр.
Поутру 19 марта наши эскадроны уже были выровнены левее лейб-казачьих эскадронов на Семеновском плацу, там было отслужено напутственное молебствие, и оттуда полк прошел на Адмиралтейскую площадь.
Вскоре в атаманской форме прибыл к полку Государь Наследник Цесаревич и Государь Великий Князь Михаил Павлович, а вслед за ними приехал и Государь Император.
Поздоровавшись с казаками, Государь окинул их своим смелым орлиным оком и громко сказал офицерам следующее слово. Отчетливо раздавалось в весеннем воздухе, еще морозном, каждое выражение Государево, и глубоко застыло оно в сердцах наших товарищей.
— Господа, — сказал Государь офицерам, собравшимся вокруг него. — Я вижу, вы молоды, но уверен, что вы слишком стары воспоминаниями славных подвигов ваших дедов и отцов, которые, как вы должны помнить, в этот самый день, 19 марта 1814 года, во главе наших победоносных войск первые вступили в Париж. Теперь волны революции уже омывают наши западные границы, и вы должны гордиться тем, что первыми из гвардейского корпуса выдвигаетесь на защиту Отечества. Я убежден, что вы не уступите в славе вашим отцам и дедам. Будьте такими же молодцами, какими были они, и Я вас не забуду! Идите с твердою надеждою, что Я мысленно всегда с вами!
Громовое «ура» раздалось в полку. Государь приказал вызвать песенников перед эскадроном, и с песнями двинули наши отцы по Невскому проспекту в казармы, собираясь в поход.
В то же время в Новочеркасске был получен приказ собрать льготные дивизионы и двинуть их на соединение с Петербургским к городу Варшаве. Но что же такое случилось, что грозило России войною? Рядом с нашим государством лежит дружественное нам государство Австро-Венгерское. Народ в нем наполовину немецкий — австрийцы, наполовину сходный с болгарами и цыганами — венгерский. Император — австриец, и все войска, все управление у них австрийское. Венгры, недовольные таким порядком, захотели иметь своего короля и взбунтовались против Австрийского Императора. Император не мог управиться с мятежом своими войсками и просил нашего Государя помочь ему. Император Николай Павлович послал в Венгрию корпус войск и стянул на всякий случай гвардию поближе к австрийской границе, в Варшаву.
Петербургский дивизион был под командой полковника Дмитрия Ивановича Жирова, он дошел до г. Янова и до р. Вилии и здесь начал высылать вместе с лейб-казаками разъезды. Началась скучная стоянка по маленьким деревням в грязи и распутице весеннего времени. Все лето прошло в Польше, где казаки быстро сдружились и сошлись с населением. Но Польша им не понравилась. Вот как рассказывали потом про Польшу наши деды:
Поделиться книгой: