– И я такой хочу! Давай подплывем поближе и рассмотрим их как следует.
Мать подумала и согласилась. Когда еще выдастся подобная минута, чтобы можно было близко подплыть и познакомиться с людьми. Пусть рассмотрит, может быть, больше приставать не будет. Она начала сужать круги. Человечки совсем переполошились. Толстенький ухватился за плечо чернявого и клацал зубами. Чудаки. Дельфины – самые мирные существа в Черном море. Жмых выглядывал из-за матери, стараясь разглядеть третий искусственный глаз. Вот бы и ему такой, чтобы просматривать море из конца в конец.
Вдруг он увидел сквозь стеклянный глаз два других – маленьких, испуганных глаза с трепетом смотрящих на него.
– Не бойтесь меня, – крикнул он человечкам и издал пару щелчков, – дайте мне тоже посмотреть в искусственный глаз.
Жмых забыл про предупреждение матери, не приближаться к людям на близкое расстояние и, не испросив разрешения, свернул в сторону человечков. Мать не успела перегородить ему дорогу, как он в один миг оказался в метре от настороженно плавающих двух тел.
– Берегись, – крикнула она ему.
Но было поздно. Испуганный чернявый оказался агрессором. Когда Жмых приблизился к нему, он двинул его кулаком в бок. Хорошо, что удар у него был слабый, а то на боку у Жмыха остался бы синяк.
– Ах, так? – Жмых не растерялся и сшиб с него хвостом искусственный глаз. Полная победа была на его стороне. Человечки пустились наутек. Кто же так плавает? И удирать не могут.
– Жмых вернись, – приказывала ему мать, но он вошел в раж. Надо было и со второго сбить огромный стеклянный глаз, тогда и у матери такой же будет. Жмых поднырнул под толстого и подбросил его в воздух. Глаз остался на месте. И только со второго раза, он смог сбить его в воду. Человечки, признав собственное поражение, вовсю молотили руками и ногами по воде. Жмых вернулся к матери.
– Видала, как я их напугал?
Он думал, что мать его похвалит, а она стала ругаться:
– Хулиган. Заиками можешь человечков сделать, что они тебе плохого сделали?
Жмых обиделся.
– Но ты же сама говорила, что у дельфинов самые большие враги люди и сети.
– Но они же и самые большие друзья. Пойми Жмых, как мы в море среди рыб аристократы, так и люди на земле занимают высшую ступень. Они тоже млекопитающие, я думаю это наша тупиковая ветвь, не сумевшая остаться в море. Каждый год, летом, они оккупируют берега моря, стараясь вернуться в естественную среду, но ничего у них пока не получается.
Жмых потупился и стал ластиться к матери.
– Но я же не знал.
– Извиниться надо, попросить прощения, не надо обижать братьев наших меньших.
Вдвоем они выпрыгнули из воды, чтобы набрать новую порцию воздуха. Обе человеческие особи сидели на Лысой голове и тревожно всматривались в море.
– А я что, я готов хоть сейчас, – сказал Жмых и первым, резко изменив направление движения, понесся в сторону торчащей из воды округлой скалы. Мать не отставала от него. Когда до камня оставалось не более пяти метров, Жмых увидел, как толстый испуганно распластался на его плешивой голове. «Храбрецы», – подумал Жмых, сворачивая в сторону. Если бы он захотел, то смог бы перелететь через камень, вот только мать не разрешит. Она и так тянула его за собой в открытое море.
– Побаловался и хватит.
Так закончилась первая встреча Жмыха с Максимом и Данилой. На обратном пути дельфиненок подплыл к одной из масок и попробовал через нее рассмотреть окружающий мир. Глупость какая, искусственный глаз не увеличивал и не приближал далекие предметы. Нет, не нужен он был Жмыху, пусть лежит на дне моря. Но мать была другого мнения.
– Постарайся вернуть им искусственный глаз, – строго сказала она ему.
Глава III. Горе-философы
В этом году нам с Данилой повезло. Мы отдыхаем на Черном море в пансионате «Принцесса Черноморья» вместе с нашей подружкой Настей, и ее мамой – Анной Николаевной. Не поверите, но Данила уговорил ее взять с собою нас на море. Со стороны Анны Николаевны, за нами только пригляд, а так мы на полном хозрасчете, и билеты железнодорожные за наш счет, и все прочие удовольствия. Пока она не жалеет, что взяла нас с собою, а мы тем более. Скоро за нами приедет, Настин отец, и мы поедем на автомобиле через всю страну домой. В предвкушении предстоящего путешествия мы согласны были даже на укороченный отпуск, море, честно говоря, нам уже надоело.
Если бы не сегодняшнее приключение, и вспомнить нечего было бы. Утром завтрак, потом пляж, в обед легкий ланч, послеобеденный сон, и снова до ужина пляж. И так каждый день. Теперь мне становится понятно, почему местные жители, так редко ходят на море. Для них оно неотъемлемый атрибут их быта, всего-навсего окружающий красивый пейзаж. Каждый день тортом питаться не будешь, приестся, так и у них, надоело им море. Нам тоже оно порядком опостылело, сколько можно купаться, мы сами с приятелем стали как дельфины.
А в отеле облазили все, что только можно. Сегодня даже взяли напрокат маски для подводного плавания, чтобы исследовать морское дно. Исследовали, называется. Кому расскажешь, смеяться будут, приняли дельфинов за акул и чуть не стали заиками. И смех, и грех.
Неторопливо, вдоль скалистого берега мы возвращались на цивилизованный пляж, где отдыхали остальные постояльцы нашего отеля. Скалистый берег, это подточенные морем основания пологих гор, спускающиеся к морю. Выше, над скалами, рос густой лес, и среди этой девственной красоты, стояли одинокие дачи «новых русских». Там мы еще не были, но видели, как от нашего пляжа уходит вверх асфальтированная дорога, перекрытая шлагбаумом и запрещающим знаком «кирпич». Надо будет как-нибудь сходить, посмотреть хоть из-за забора, как устроились нувориши. Наверно, сверху вид на море просто потрясающий.
Наконец угрюмые скалы остались позади. Мы подходили к пляжу. При виде огромной массы беззаботно загорающих людей, страх, подспудно оставшийся во мне, окончательно улетучился. Умиротворенный ласковым солнцем, я напомнил Даниле:
– Маски-то возвращать придется, утонули ведь они.
– Большое дело, завтра или сегодня прикажу Жмыху, он мне достанет их со дна.
– Кому, кому? – не понял я, – какому Жмыху?
– Ну, приятелю, нашему новому, дельфиненку.
Я даже остановился. Вот это, да! Данила уже успел присвоить ему имя. Шустёр парень, лопочет, не подумав.
– А чего, – успокаивал меня приятель, – ты же видал, как собаки достают из воды палки, что ему жалко на дно разок нырнуть, не покупать же новые, друг я ему или нет?
– Да кому ты друг?
– Жмыху, кому же еще. Как пирожных местных попробует, сразу достанет.
Мне показалось, у моего приятеля начались осложнения с головой, перегрелся на солнце, если несет такую несуразицу.
– Где ты видел дельфина-сладкоежку, они продуктами моря питаются, – постарался я его переубедить.
Не тут-то было. Данила упорно гнул свою линию.
– Ты, Макс, человек городской, в скотине не разбираешься, а я целый год проводил эксперименты с животными, и знаешь, как их выдрессировал? Они, четвероногие, как только увидят у меня в руке бутылку из-под пепси-колы, на задние лапы без всякой команды встают.
– Да кто они?
Данила стал перечислять:
– Коза – раз, Бобик – два, и кот Васька – три. Наперегонки несутся. Бобик и коза прибегут, а кот на окне орет, чтобы я и про него не забыл, и оставил, хоть самую малость. А пока на задние лапы не встанут, я им ничего не давал, так и выдрессировал. Они у меня почти как люди уже ходили, у кота особенно хорошо получалось. Хотел домашний цирк устроить, да бабка разогнала меня, нечего говорит, такое добро на животных переводить, сами съедим, мол, за милую душу.
Заинтригованный его рассказам, я не вытерпел и перебил Данилу:
– А что в бутылке было?
– Догадайся сам, ты же строишь из себя умного, чем их троих можно купить?
Я стал мысленно в уме перебирать различные версии. Кот любит – валерьянку, коза – капусту, пес – кость, а что можно предложить, всем троим, чтобы они на задние ноги встали? Ни одной умной мысли не приходило мне в голову. Задал он мне шараду.
– Пирожные, что ли?
Данила снисходительно рассмеялся.
– Пирожные, я и сам за милую душу уплету. Если бы бабка увидела, что я их пирожными кормлю, она бы меня из дома выгнала. А ты вот подумай, что может нравиться всем: и собаке, и козе, и коту, и дельфину, и тебе в том числе Макс. Ну?
– Фрукты?
– Не-а.
– Конфеты?
– Не-а.
– Ладно, сдаюсь, говори.
Данила величественно посмотрел на меня.
– Это мое ноу-хау, его бы еще запатентовать и можно всех зверей на задних лапах на парад выводить. Я на бутылку одел соску, и они у меня по очереди ловили кайф. Догадался, что?
– Не-а.
Данила выдержал приличествующую моменту паузу и торжественно произнес:
– Сгущенное молоко! Вот что они все любят. А Жмых ничем не лучше кота, он у меня завтра, как только распробует его, будет не то, что на задних лапах стоять, а на голове будет ходить. Кто кроме меня догадается его угостить таким лакомством? Никто. Я его втихаря от бабки знаешь сколько съел? Мильен банок, не меньше.
– Да будет врать.
– Ну, может не мильон, но банок двести съел. Сгущенка – супер-продукт, зря его не рекламируют по телевизору. Я бы тогда смотрел только рекламу со сгущенкой.
Данила замолчал, и я решил задать ему вопрос, который давно вертелся у меня на языке:
– А с чего ты решил что, дельфиненка звать Жмых?
– Как? – мой приятель, посмотрел на меня, как на бестолкового, – Мне кажется я дельфиний язык понимаю, он же сам так представился.
– Как представился?
– Ну так. Помнишь, когда он подплыл ко мне, он издал звук, «Тых… Пых…, Жмых». Я думаю он свое имя назвал. Я его немного подсократил и получилось – Жмых.
От возмущения я даже остановился. Неужели он думает, что его байки я приму за чистую монету, нашел дурака. Я решил осадить Данилу:
– Он не представлялся, он воздух вдыхал и выдыхал, а получилось «тых, пых, жмых».
Я думал, что мой дружок согласится со мной. Ведь так и было, когда дельфиненок втягивал воздух слышалось пыхтение с присвистом. Это какой же фантазией надо обладать, чтобы в обычном вдохе – выдохе, расслышать имя.
– Макс, ты примитивный человек, – невозмутимо продолжал дальше Данила, – сразу видно городской.
Я сразу оскорбился.
– И чем это городской, по сравнению с тобой примитивен?
– А ты не обидишься?
– Говори!
– Нет, ты сначала скажи, что не обидишься.
– Ладно, не обижусь, говори.
Данила стрельнул в меня плутоватыми глазами, мне показалось, что я уловил в них искорки смеха и стал развивать дискриминационную теорию.
– Чем отличается городской житель от сельского? – Данила сам задавал вопросы, и сам же на них отвечал. – Казалось бы ничем, а отличие есть, притом существенное. Сельский житель вырос на природе, кругом ласточки летают, пчелы гудят, зеленая трава-мурава, куда взгляд ни кинь, сплошная красота. Вот он с ней, с этой красотой напрямую общается, душа у него распахнется широко и поет.
А теперь возьмем тебя городского жителя. Ты проснулся утром и вышел на улицу, что ты видишь там?… Мусорные бачки видишь, и больше ничего. От помойки, сам понимаешь, Макс, возвышенные чувства не рождаются, во всю грудь не дышат, красотой ее не восхищаются.
– А при чем здесь дельфиненок?
– Как при чем? Если провести параллель между деревенской идиллией и городскими мусорными бачками все становится на место. Я слышу и вижу как дельфиненок представился и назвался Жмыхом, а ты видишь только как он пыхтит. Вот и вся разница. Городу Макс, до деревни, как свинье до турника, никогда вы нас не поймете.
– Где уж нам.
Хоть и обещался я не обижаться, но его лапотная, пахнущая навозом теория превосходства сельского жителя над городским вывела меня из равновесия. Я решил подковырнуть приятеля:
– Поешь ты конечно очень складно, особенно насчет птичек, только что-то я не слышал, что становятся великими поэтами и мудрецами от того, что пасут коз.
Удар был, что называется ниже пояса. Я намекал своему приятелю, на его основное занятие летом, пастушью долю. Данила и ухом не повел. Он только рассмеялся и ни к селу, ни к городу сказал:
– Что и требовалось доказать.
Я так и не понял, в чем правота его рассуждений и с досадой привел самый неотразимый аргумент:
– Дурак, ты Данила.
– А ты герой, на печке с кочергой.
– Дурак дураком ты и уши у тебя холодные.
Данила, довольный тем, что вывел меня из равновесия, не собирался обижаться.
Глава IV. Сдачи не надо
За разговорами больше похожими на треп, мы не заметили, как прошли почти весь пляж. Наших нигде не было видно. Значит, Анна Николаевна с Настей уже ушли, после обеда они любят поспать.
Отель от пляжа был далековато, километрах в двух. Практически безлюдная дорога связующая море и жилой корпус отеля, тянется через лес, по дну глубокого ущелья. Она нас должна вывести в огромный ухоженный парк. В парке весь день исключительная тишина, нарушаемая только к вечеру танцевальными ритмами. Такое местонахождение отеля имело и свои преимущества, можно было в укромной аллее на скамеечке отдохнуть от городской суеты. По дороге навстречу только изредка попадались постояльцы отеля, идущие на пляж. Данила вежливо со всеми здоровался.
– Здрасте!
– Как вода? – слышалось в ответ.
– Теплая, как парное молоко, только соленая очень, – лицо моего приятеля было простодушно и невинно как у младенца.
Кое-кто, посмеиваясь, переспрашивал: