Сентиментальный детектив

«Я в больницу не лягу», решил Скударь.

Теперь ему торопиться было некуда. Дома, чтобы не расстраивать жену и сына он ничего не сказал, но взял и уволился с работы. Клавдия ничего понять не могла. Платили ему хорошо, даже слишком хорошо. Под ним была машина с водителем, зарплату он получал в конверте, раз в год ездил за границу, был прикреплен к элитной поликлинике. В рестораны ходил за счет фирмы по кредитной карте. И вдруг без объяснения причин лишиться всего этого. У него, что крыша поехала? На все вопросы Рюрик отвечал односложно:

– Дома, с вами хочу посидеть! Могу я в жизни два месяца не поработать?

Жили они с Клавдией отдельно. Она в родительской квартире, он в своей, пару лет назад купленной. Пока делал ремонт, туда-сюда, отдельное житие ему понравилось. Сначала он оправдывался тем, что сыну школу не стоит менять, а потом этот вопрос сам собою заглох. То Клавдия к нему заходила, то он к ним, заезжал. Жили, и не жили. Сын Кирюшка, иногда оставался у него ночевать, с субботы на воскресенье.

Сын был тем последним жгутом, что удерживал от окончательного разрыва канат семейных отношений.

Блажит мужик, решила Клавдия, когда он заехал к ней и объявил, что рассчитался с работы; и объявила ему бойкот. Завлекательно покачивая бедрами, блеснув коленками, она уехала на дачу к матери.

– Облизнешься!

Скударь было сунулся вслед за женой на дачу, но ему дали от ворот укорот.

– Не позорь меня перед соседями! – заявила Клавдия. – Что я им скажу, что ты с коня упал, на голову ушибленный? Бросил такую работу, хоть объясни мне ради чего? У нас такое положение было. А теперь, мы кто?

Был у жены Скударя маленький пунктик. В том коллективе, где она работала, а это был бывший закрытый НИИ, ей хотелось быть первой. А то, что ее муж был финансовым директором в большой фирме, занимавшейся импортом ширпотреба с Запада, неимоверно поднимало ее в собственных глазах.

– Мы больше, чем средний класс! У нас все есть! И дача трехэтажная на Клязьме, и квартира моя пятикомнатная, от папы, и у тебя своя с евроремонтом, и иномарки новые, а не подержанные, и каждый год мы ездим за границу. Гламурная я, правда?

Какой смысл она вкладывала в этот эпитет, Клавдия и сама не знала. Но уж больно ей это слово нравилось – «гламурная»!

Хотел Рюрик возразить, что гламурные живут по Рублевке в отдельных охраняемых поселках, а то и в собственных имениях, или на отдельных островах в Эгейском море, и каждый день мелькают по телевизору в светской хронике, да промолчал по душевной простоте своей.

А дом-дача, у них хоть и трехэтажная, но далеко от Москвы по не престижной горьковской трассе, по которой ни толком уехать в пятницу, ни человеком вернуться в воскресенье. Дачный участок был оформлен на тещу, естественно, и застройщиком-заказчиком, и одновременно генеральным подрядчиком на стадии строительства, выступала она. Скударю досталась роль инвестора. Теща сама нанимала рабочих, сама с ними ругалась, сама расплачивалась, сама принимала работу. Скударь еще в начале строительства хотел было приложить свои руки, да потом после первых попыток плюнул. Теща имела на все свой взгляд, свое видение, отличное от его мнения.

Начать строиться решили с забора. Скударь хотел, чтобы ограда была сетчатая, чтобы солнце прогревало любой участок земли. Ему завезли цемент, щебень, песок, металлические трубы, сетку-рабицу. Руки свои хотел приложить. Два дня ходил с теодолитом, вымерял, натягивал шпагат, и лишь на третий день, выкопав ямки, по уровню выставил металлические столбы, и зацементировал их. На четвертый день с фасада участка натянул сетку. Ходил и радовался, как ровно и красиво у него получилось. Но своей основательностью он довел тещу до белого каления. Она шипела рассерженной гусыней:

– Чего так долго забор ставить? Что из всего проблему делать? В подзорную трубу глядит, ученость показывает. Забор он и есть забор. Забор глухим должен быть.

– Не! – возражал за вечерним чаем Рюрик, когда они сидели в тени хозблока, – мы ведь не цыгане, не навес от солнца ладим, а дом собрались строить. Надо красиво все делать! Глаз должен радоваться.

Уехал он на работу, а вернулся лишь в пятницу. Пока его не было, прораб-теща решила ускорить строительный процесс, и наняла двух безработных соседей огородить остальные три части участка. Мужики видимо выпросили у нее аванс. Когда появился Скударь соседи «стаканы», заканчивали работу. Столбы деревянные без всякой симметрии были врыты в землю. Забор, казалось, тоже принял на грудь, ибо его качало и клонило в разные стороны не хуже горе строителей.

– Во, хозяин, – заплетающимся языком воскликнули оба горе– работничка, – выполнили твой заказ, чижало спервоначалу пришлось. Скажи Петро!

– Без навыку чижало! – поддержал приятеля Петр. Его начинал бить приличный колтун.

– Гля, хозяин нигде щелей нет.

– Мы горбыль напластом, как мужика с бабой положили, в два слоя.

– С тебя магарыч.

Скударь озверел увидев наперекосяк поставленный забор, но решил сдержать себя.

– Э..э, орлы! Я у вас работу не принимаю! – громко заявил он. Теща, его драгоценная Римма Михайловна, благоразумно скрылась в хозблоке, и носа не показывала, пока он разговаривал с наемной рабочей силой.

– И не принимай!

– А нам все равно! – запел Петро. – Мы, че? Че нам велели, то мы и сделали. И приварок свой уже получили.

– Так что прощевай! – второй специалист с сизым носом, волочил за собою нехитрый инструмент.

Петро попробовал еще раз выбить со Скударя лишнюю деньгу.

– На бутылку добавь, финансист!

– Сказал, перебьетесь!

Поддерживая замызганные штаны и с ненавистью глядя на новенькую, блестящую иномарку Скударя пьянчужки попрощались с ним.

– Жмот!

– У..у, мироед! Чтобы он у тебя через два дня завалился!

У Скударя опустились руки. Дом, к которому он собирался приложить собственные силы, построить по своему вкусу и разумению, с первого колышка, с первого камня не вытанцовывался.

У тещи был виноватый вид и бойцовская стойка.

– Подумаешь, забор кривой! Зато дешево сделали и за один день. И горбыль откуда-то привезли. Почитай задаром. Потом поменяем.

Когда дело дошло до стен, теще с дочкой помимо водяного отопления в доме захотелось иметь камин. А у Рюрика на дым была свирепая аллергия, поэтому в генплане архитектора камина как класса не существовало. Может быть глаза слезились из-за компьютера, но он вбил себе в голову, что от дыма. А может фобия из детства на огонь, когда уснул на рыбалке, и ткнулся головой в костер? Давний страх до сих пор не прошел.

И сколько ни разубеждал Скударь тещу с женой, что камин никчемная блажь, что от него только искры рассыпаются, да дым растекается, переубедить их он не смог. Первоначальный проект заказанный у профессионального архитектора подвергся усложнению. Микеланджело тещиного розлива водило по проекту уверенной рукой. Клавдия тоже была за камин.

– Я уже щипцы купила.

– Вот здесь, в гостиной он будет.

– А здесь, напротив мы в креслах будем сидеть!

– С бокалами в руках!

– И пледами укрывшись!

Скударь плюнул, развернулся и уехал. Он один двух женщин переспорить не мог. А сын был еще мал, и не знал, чью сторону принять. В тот год оскорбленный до глубины души Скударь до конца лета не появлялся на даче. А на стройке вовсю, ударными темпами кипела работа. Молдаване, больше похожие на цыган уже почти достроили дом, когда Скударь очередной раз помирился с женой и установил перемирие с тещей. Он появился на даче. На первом этаже камина не было, но на кухне он увидел огромную русскую печку. У него челюсть отвисла от удивления.

– А где камин?

– Это компромиссный вариант! Ни тебе, ни нам. Резерв, на случай выхода из строя водяного отопления. – стала оправдываться теща. – Мне так печник посоветовал. Хоть мы и рыночники, но низкопоклонство перед западом уже не в моде. Надо в ногу со временем шагать. Мы Рюрик пошли тебе навстречу, камина в гостиной не будет, а будет печка на кухне, в национальном духе. Патриотично, и говорят очень модно. Тебе тоже надо патриотическую фразеологию осваивать.

– О кикимора рязанская, – мысленно чертыхнулся Рюрик, – печник у нее ходит в законодателях мод.

– А флаг он вам не предлагал куда-нибудь воткнуть?

– Ты что имеешь в виду?

– Флаг, имею в виду! На каждом доме патриота в Америке висит национальный флаг. Воткнул флаг и сразу видно, патриот ты или нет.

– А где мы американский флаг достанем? – спросил сын.

Целый день лазил Скударь по дому, ища огрехи и ругаясь со строителями. Десять раз заглянул в печку. Наконец, вызвал доморощенного печника.

– Ну, показывай, как она у тебя будет гореть.

Печник, хитрован-малый, свернул в жгут газету, зажег ее и сунул в печку. Огонь вяло потянуло в выходное отверстие.

– Тяги, нет! – безапелляционно заявил Рюрик. – Эта печка, если в нее наложить дров, будет дымить и коптить, но только не гореть.

– Да ты что, господин хороший! Обижаешь! Смотри и наслаждайся! – печник говорил с неподдельной укоризной, будто единолично владел непреложной истиной. Есть такая категория людей, которая одним своим видом умеет убедить других в собственной правоте. Могутность в фигуре, неспешность речи, неподдельное внимание к собеседнику, и вера. Вера, говорят, творит чудеса. Печник зажег вторую газету. Огонь, дым, хоть и плохо, но потянуло в трубу. Теща, как верховный судья, стояла у них за спиной.

– Рюрик, ты как всегда не прав. Мастер старается. Тяга есть.

Скударь разозлился.

– Это не тяга, это мышиный писк. Тяга такой должна быть, чтобы завывало. Уверяю вас, Римма Михайловна, когда ветер зимой задует, тяга будет в обратную сторону, тут от дыму не продохнешь. Перекладывать уступами печку надо.

– Хозяин глубоко заблуждается! – пробасил печник.

– Да как ты можешь сомневаться? Он же известный мастер! – теща любовно окинула мощную, словно вытесанную из глыбы-скалы, фигуру мастера-фломастера печника и отказалась слушать Скударя. Тогда он привел последний довод.

– Вот, на этой плите с недельку подряд, пусть бригада щи себе поварит, тогда уважаемая теща, сами убедитесь, кто сив, а кто крив.

Римма Михайловна неожиданно замялась и даже чуть– чуть зарделась.

– Рюрик. Обед им я сама готовлю! Не топить же мне летом печку! А потом я им не щи варю. А разогреваю в микроволновке.

И снова тещин ласковый взгляд непроизвольно задержался на мощной фигуре молчаливого мастера, печника.

Без слов было ясно, кому в первую очередь идут всякие разносолы. Скударь даже мысленно не посмел осудить тещу. Ей нет и пятидесяти. Живой человек. Что важнее для нее? Печник, или печка? Черт с ней, с печкой. В крайнем случае, грустно улыбаясь, подумал он, в печку можно сунуть микроволновку и, дивить гостей фокусом, разогревом пищи без огня, жара и дыма.

А хитрец, степенный мастер выставив вперед ратника, Скудареву тещу благоразумно молчал. Не на того напали, подумал Скударь и пошел в обход, в атаку. Он напал с другой стороны.

– А где бревна? Почему я не вижу бревен?

– Какие бревна? – не поняла теща. Скударя уже несло.

– Как, какие? Те, которыми должны были эти горе работнички подпереть стены, чтобы дом не завалился. Вы кого наняли? Не видите разве, они не строители. До этого вино давили, да анекдоты травили, а теперь дома взялись строить. Господи!

Тут конечно Скударь перебарщивал. Неумехи строители везде закладывали двойной запас прочности. Стены у них получались толстыми, крепостными, а перекрытия… что ж перекрытия – они были железобетонные. Дом мог выдержать и ядерный взрыв. Куда то пропали и архитектурные излишества из первоначального проекта. Эти крутые мастера видимо впервые видели чертежи. Скударь до конца дня хватался за голову, а остальная семья: жена теща и сын были несказанно довольны новостройкой. Полы настелены, газ протянут, электрика есть, шпаклюется и красится третий этаж. Через месяц заселяйся и живи хоть круглый год.

Теща так и собиралась сделать. Оставленные без присмотра и охраны соседские особняки-дачи, с регулярной периодичностью подвергались взлому и нападению. Пьянь местная четко знала, где живут постоянно, а где наезжают на субботу и воскресенье. Живущих круглогодично зачислили в аборигены и не трогали. У них, сельский гегемон всегда мог сшибить на похмелку. Кто же рубит сук, на котором сидишь.

Свои руки Скударю некуда было прикладывать, самострой не получался. Не носилки же носить. Переругавшись в очередной раз в пух и прах с тещей, Скударь уехал. Уже глубокой осенью, на праздники, когда первый раз снег мелкой крупой засеял городской асфальт, Клавдия упросила его съездить на дачу.

– Мать проведаем! Поживем четыре денька.

Сын Кирюшка, восьмиклассник, вообще издергался.

– Поехали, быстрее, чего до утра тянуть. Хоть свежим воздухом подышим. Что вы за асфальтовые люди?

Через три часа были на месте. Теща, как индианка из племени «могучий дым», подстелив под себя одеяло, сидела перед печкой и старалась ее разжечь. Злыдень ветер, будто споря с бабой Ягой, назло ей, выдувал весь дым в кухню. Внизу еще можно было дышать, но для этого надо было запастись одеялом и лечь рядом. Скударь недобро ухмыльнулся.

– Газ зажгите! Зачем вам печка понадобилась?

Теща приглушенно ответила:

– Газ закончился.

– Как?

Скударь не возводил пасквиль на строителей. Ничего подобного. Оказалось, что тещина бригада собрала с нескольких особняков деньги на подключение к магистральному газопроводу, а нитку от домов протянула к зарытым на задворках участков, газовым баллонам. Теперь у тещи Скударя не было ни основного, ни запасного отопления. Рюрик долго хохотал, потом съездил, и купил пару газовых баллонов, и когда в доме появилось тепло, взял лом и развалил печку.

– Завтра Кирюшака, мы с тобой ее сами сложим, по науке.

И теща и дочь молча снесли его самоуправство. Два раза они с сыном за праздники перекладывали печь, пока в ней не загудело как в иерихонской трубе. Прикусив язык, теща полдня молча исполняла все распоряжения зятя. В печи ярко горели сухие дрова. Скударь украсил печку голубыми изразцами, так что она стала смотреться, ничуть не хуже сводчатого камина. Однако Рюрик, несмотря на тепло и умиротворение разлившееся в доме решил взять реванш за летние поражение. Сидя в кресле перед печкой, и слушая, как внутри потрескивают дрова, он меланхолично заметил:

– Кирюша! Слышишь, я что думаю? Бабушка твоя все-таки права. У печки со стаканом виски не посидишь, пледом ноги не накроешь. Не чувствуется европейского шарма. Кому нужна эта допотопная печура? Давай мы с тобой все-таки камин попробуем сложить. Тащи лом. Будем печку ломать!

– Как! Еще раз? – спросил Кирюшка, с сожалением смотря на рукотворное чудо.

Жена, теща, обе, исподлобья смотрели на Рюрика и не знали, всерьез он говорит или шутит?

– Ты это серьезно? – спросила жена.

– А я бы печку оставила! Не трогала ее, она еды не просит! – сказала теща.

– Конечно, Римма Михайловна, не просит. Она ведь не печник!

Мерзкая шутка, грязный укол. Сколько раз по прошествии времени жалел Скударь, что был непочтителен с тещей, груб, колол ей глаза ее хваткостью и житейской практичностью, забывая простую истину, что сознание вторично, да было поздно.

– Шутка! – смилостивившись, сказал Скударь, но извинения не попросил.

Черный его юмор никому не понравился.

Теща затаила обиду, да и с первого дня не очень жаловала его. Римма Михайловна осуждающе смотрела на скоропалительный брак дочери и тревожно ждала, надолго ли? Поэтому она и дом на себя записала. Уйдет зятек, пусть ни с чем уходит. Вся ее политика была шита белыми нитками, и сканер не нужен был Скударю, чтобы прочитать ее тайные мысли.

Еще в первый год жизни, теща обострила отношения. Клавдия тогда была беременна, он не захотел поступать в аспирантуру, да еще и засветился с длинноногой девицей. Поцеловал кралю перед тем, как она вышла из машины. А теща вот она, как будто черт ее специально принес на эту улицу. Скударь рванул с места, только его и видели. Выдержки у тещи хватило ровно на неделю.

– Клавдия моя достойна была лучшей оправы. – заявила она, когда они ехали в роддом.

– То есть! – опешил Рюрик. – Чем же это она не дотягивает до меня?

Теща смерила его высокомерным взглядом.

– Ты до нее не дотягиваешь! Посмотри на нее и на себя, она царица, а ты кто? Рюрик! В твоем ли серале ей быть?