Помоги проекту - поделись книгой:
Мигель не утерпел. Он вынул все свои деньги.
— Ты хорошо танцевала! — сказал Мигель и высыпал серебряные монетки на ладонь цыганки.
Девушка пересчитала монеты. Десять бланок, кварта, две кварты, реал!..
— Спасибо! — крикнула цыганка. Она уже смеялась.
— Прошу, сеньорита! — Мигель вежливо поклонился девушке.
Цыганка смело посмотрела на него.
— Я вас знаю, — сказала она. — Вы дон Мигель.
— Откуда ты знаешь? — удивился Мигель.
— Я часто бываю на этой улице. Вы отсюда. — Она указала рукой в сторону сада дона Лопеса.
— А ты кто? — спросил Мигель.
— Кахита, — ответила девушка.
— Откуда ты?
— Из табора.
— А далеко ваш табор?
— Шесть миль отсюда, за городом.
— И много вас там? — с любопытством спросил Мигель.
— Много-о! Девятнадцать семейств. Мы с отцом часто бываем в городе… Он и сейчас, верно, заждался меня на рынке.
И девушка побежала прочь. Мигель смотрел ей вслед.
— Приходи к нам! — крикнула Кахита, отбежав. — У нас весело. Приходи смотреть, как мы поём и пляшем и жжём костры.
— Я не знаю дороги! — смущаясь, крикнул Мигель.
— Я приду за вами, — остановилась Кахита, — обязательно приду, завтра или послезавтра. Прощайте! — Она церемонно присела, придержав кончиками пальцев свои цветные рваные юбки, и скрылась за углом.
Дон Лопес в это утро надолго заперся у себя в библиотеке с сеньором Саласаром, своим влиятельным другом. Мигель пошёл в сад дожидаться его. Но после разговора с Саласаром дон Лопес вышел расстроенный. Сухой и маленький, он долго бегал по дорожкам вокруг своих клумб, потом сел на скамейке рядом с Мигелем.
— Какие времена настали! — покачал головой дон Лопес и огорчённо сложил на коленях белые сухие ручки.
«Что случилось?» — хотел спросить Мигель, но воздержался. Он знал, что, если не спрашивать, учитель сам расскажет гораздо больше.
Но на этот раз дело было действительно серьёзное и тайное, потому что старик только ёрзал на скамейке и качал головой.
Белое здание королевского дворца виднелось отсюда углом: часть главного фасада и почти весь боковой.
— Видишь, Мигель, — схватил ученика за руку дон Лопес, — в боковом фасаде, наверху, под крышей, два круглых окна без решётки?
— Да, вижу.
— Это кабинет принца.
Больше на этот раз дон Лопес не сказал ничего.
Мигель прошёл к себе. День был пасмурный. Он до вечера просидел дома, читал Саннадзаро.[6] Потом вынул листки с начатыми стихами… Пастух Элисио, с зелёных берегов Тахо, полюбил прекрасную пастушку Филену, рождённую на тех же берегах. Это была недавно начатая большая поэма «Филена». Мигель попытался набросать несколько строк. После изящества и лёгкости саннадзаровых строф испанский стих казался отрывистым и жёстким. Нет, «Филена» сегодня не писалась.
Мигель взял с полки Амадиса Галльского.
Рыцарь Амадис встретился с сарацином в горном ущелье. Предстоит бой. У Амадиса закрыто лицо.
— Я узнал бы тебя из ста воинов по твоей гордой осанке, — говорит дерзкий сарацин.
— Смотри! — отвечает Амадис. — Я поднимаю забрало! Ты сейчас узнаешь, что моя храбрость соответствует моей славе!..
Они пришпоривают коней и бросаются друг на друга; оба ударяют друг друга в забрало, и сарацин старается стащить Амадиса с седла, чтобы задушить, но падает сам, запутавшись в стременах. Конь сарацина мчится через леса и равнины; ослеплённый страхом, он уносит своего господина, который уже не в силах управлять им. Конь несётся всё быстрее; вдруг он бросается со своим всадником в широкий и глубокий ров и ломает ноги об острые камни…
Мигель не заметил, как стало темно. Он читал о прекрасной Ориане. Обманутая колдуньей, Ориана отвергла Амадиса.
Бедный Амадис! Он удалился в пустыню, ел траву и тосковал по своей прекрасной даме.
— Назовись Рыцарем Льва, верный Амадис, возьми свой меч и заколдованные доспехи! Садись на коня и выезжай рубить головы драконам, стерегущим твою даму…
Мигель захлопнул книгу. О, если бы можно было, как Амадис, назваться паладином!.. Достать заколдованный меч и странствовать по свету, как Рыцарь Льва, среди опасностей и битв. Спасти Бриолану из лап чудовища и сразиться с дерзким сарацином.
Поздно вечером он опять вышел в сад. Весь Дворец был тёмен. Только два верхних круглых окошка — кабинет принца — были освещены.
«Там что-то происходит!» — подумал Мигель.
Он сам не заметил, как произнёс эти слова вслух. И сейчас же, точно в ответ на это, кто-то вздохнул и завозился на скамейке.
Мигель оглянулся. Дон Лопес глядел прямо на него.
— Сегодня ночью… — начал он.
— Что сегодня ночью? — не вытерпев, переспросил Мигель.
— Что? Разве это я сказал «сегодня ночью»?.. Это ты сказал! — рассердился старичок.
Но секунду спустя он вскочил и подбежал к Мигелю.
— Сегодня ночью принца арестуют, — заволновался дон Лопес, тряся Мигеля за локоть. — Его давно собираются запереть под замок… Он уже полгода ждёт нападения. Филипп не пропускает к нему оружия. Карлос выбирает в библиотеке самые тяжёлые книги, кладёт их возле своего изголовья и не спит, всё смотрит на дверь и ждёт, чтобы кинуть и убить входящего. Принц уже несколько месяцев почти не спит. Лекари опасаются за его разум… На прошлой неделе Луи де Фуа, французский мастер, друг принца, устроил механизм, благодаря которому дверь его кабинета закрывается и открывается, когда принц надавливает пружину возле своей постели. Он даже успокоился и начал спать… Но на француза донесли. Филипп заставил его, под страхом смертной казни, тайно от принца испортить механизм, и сегодня ночью… сегодня ночью во дворце ждут…
Круглые окна кабинета осветились ярче, потом вдруг оба сразу погасли.
Дон Лопес замолчал с полуоткрытым ртом.
— Чего ждут? Ареста? Убийства? — пересохшими губами спросил Мигель.
— Не знаю, не знаю, не знаю! — замахал руками, точно опомнившись, дон Лопес. — Я ничего, ничего тебе не говорил. Забудь, забудь, сейчас же забудь!..
— Одно окажите мне, дорогой дон Лопес! — взмолился Мигель, удерживая учителя за руку. — Какое обвинение предъявляют принцу?
— В покушении на священную особу самого короля, — шёпотом выдохнул старик.
— И вы думаете, что это правда?
— Одному господу богу открыта истина! — уклончиво ответил дон Лопес и сложил руки на груди.
Глава шестая
Наследник престола
Той самой ночью принца арестовали. В одиннадцать часов сам король с двумя приближёнными и духовником прошёл на его половину. Король был в каске и вооружён. Герцог де Лерма шёл впереди с зажжённой свечой.
Они беспрепятственно открыли дверь.
Принц спал одетый.
Его разбудили. Под подушкой у Карлоса лежали давно припрятанная шпага и заряженная аркебуза.[7] У принца забрали оружие, забрали бумаги, переписку и объявили ему об аресте.
Карлос в отчаянии кинулся на пол и обнял кривые ноги отца.
— Убейте меня, ваше величество, или я сам себя убью! — крикнул он.
— Вы — сумасшедший, — холодно сказал Филипп.
Карлос бросился в угол, к горящему камину. Антонио де Толедо, духовник короля, вовремя подскочил и оттащил принца.
Принца повели неизвестно куда. Даже самые осведомлённые люди не знали, в какой из тайных покоев дворца его засадили.
Внешне всё шло по-старому. Филипп слушал мессы, перебирал чётки, принимал послов.
А через три месяца весь Мадрид шептался о внезапной смерти принца.
Он умер от «воспаления внутренних органов». Так гласило официальное извещение.
Наследника престола поспешно и без всякой торжественности закопали.
Три дня, по приказу короля, из ворот Мадрида не выпускали ни одного человека.
Мигеля дон Лопес, на всякий случай, засадил на эти дни в библиотеку переписывать стихи.
Два месяца спустя умерла Елизавета Валуа, молодая жена Филиппа, бывшая невеста принца.
Иностранные дворы забили тревогу. В Париже Екатерина Медичи, королева французская, устраивала торжественные заочные похороны принца и слала Филиппу истерические запросы и письма. Папа римский Пий V, не отставая от неё, служил по принцу пышные обедни и отправил послов на разведки.
И неожиданно приезд одного из папских послов, прелата Аквавивы, определил всю дальнейшую судьбу Мигеля Сервантеса.
Глава седьмая
Ночной поединок
Эпитафия была хороша. Мигель переписывал стихи уже в четвёртом варианте.
«История и правдивое описание краткой болезни и счастливого перехода в лучший мир её величества королевы испанской, доньи Исабелы де Валуа, светлейшей госпожи нашей…» Дон Лопес готовил сборник памяти только что умершей королевы. Все ученики дона Лопеса принимали участие в сборнике.
Третий день из-за эпитафии Мигель не мог поехать за город, в табор. Он уже несколько раз был там, у Кахиты. Отец Кахиты, Марó, высокий цыган с каменным загорелым лицом и резкой проседью в чёрных волосах, сначала неприветливо встретил Мигеля.
— Как вас зовут, молодой сеньор? — спросил Марó.
— Мигель Сервантес де Сааведра.
— Кабальеро?
— Я — знатного рода, — ответил Мигель.
Марó посмотрел на старый камзол Мигеля с дважды надставленными рукавами.
— Отчего вы так худы, молодой сеньор? — спросил Марó.
— Я беден, — ответил Мигель.
— Какой же толк в знатности вашего рода, если вы бедны? — улыбнулся цыган.
Мигель не нашёл, что ответить.
Он часто стал ездить в табор. Пестрота и вольность цыганской жизни ослепили его. Мигель полюбил сидеть в кругу сдвинутых телег, у костра. Он познакомился со всеми подругами и братьями Кахиты и подружился с самым младшим, полуголым, всегда голодным и весёлым Чикитильо. Марó, приглядевшись к Мигелю, стал разговорчивее.
— Что толку в знатности вашего рода, если вы бедны, дон Мигель, и не свободны? — говорил Марó. — Посмотрите на нас, — нет человека на земле веселее цыгана. Цыган никого не боится — ни бога, ни чёрта, ни сеньора. Это ваши трусы-крестьяне дрожат перед сеньором; мы раскидываем палатки, где захотим, и, когда захотим, снимаемся с места.
— Мы скоро уйдём отсюда, — сказала Мигелю Кахита. — Вы любите волю, дон Мигель, поезжайте с нами.
— Я не могу, Кахита, — сказал Мигель. — Я должен ещё год жить здесь, в Мадриде. Я обещал.
— Кому?
— Моему учителю. Я дал ему слово.
Кахита тряхнула головой.
— Как можно! — сказала Кахита. — Цыгане никогда не дают слова. Цыган никогда не знает, что с ним будет через год.
Она была права. Мигель жалел о том, что поехал с учителем. Он задыхался в этом городе монахов и царских слуг.
Поделиться книгой: