Но это национализм как бы "этнический". А взять еще тот, другой, который — "в рамках умеренного прогресса" и нордически-сдержанной любви к начальству. "Гражданский" (или "где-то около") то бишь… И его создал-вылепил многомудрый Владислав Юрьевич. И как вылепил!
А "Единая Россия" — что это такое? Сей триумфально побеждающий на всех выборах "безобраз", который неизменно набирает очки и завоевывает все новые симпатии трудящихся по мере погружения Эрэфии в обнуляющую безнадегу ХХI столетия, с загребущими руками и мешками фальшивых бюллетеней?.. Объясните мне, как относиться к этому бессмысленному пучеглазому чуду, эпическому в своей всевозрастающей борзости?
Впрочем, как бы мы к чуду этому, для нужд "вертикали" вроде бы созданному, ни относились, ясно одно: оная "системная партия"
А "суверенная демократия" с ее выборами-вбросами-выбросами, "машинками для голосования" и все возрастающим — опять-таки эпическим — беспределом? Раньше — о, мы с ностальгией вспоминаем о тех благословенных архаичных временах — хоть что-то "вбрасывали". Теперь уже и это — "лишнее". Ныне вполне достаточно просто внести нужные цифры в компьютер, как поступили (предположительно, в территориальной избирательной комиссии), например, с данными, полученными с участка № 1702 г. Москвы (http://www.gzt.ru/megapolis/266047.html), где ЕР приписали 550 виртуальных голосов — и это при том, что общее число избирателей, реально пришедших на голосование, составило всего 426 человек (из 2351 внесенных в список), а число проголосовавших за ЕР (надо полагать, после всех ухищрений) оказалось равным 192. Так процент "проголосовавших" за ЕР вырос с 45% до 76%. Это если не считать, конечно, что оный участок подвергся нашествию ставших уже легендарными 175 узбеков, курсировавших на 35 машинах по району Зябликово г. Москвы, посещавших каждый участок, произносивших волшебное слово "Лужков" и получавших взамен бюллетени для голосования (http://www.gzt.ru/topnews/politics/ 265975.html). Эти же или другие творческие узбеки, скорее всего, оплодотворили и массу других участков в улусе уважаемого Лужков-джана. Например, на участке 2864, где председатель комиссии (смелая женщина, кстати, таких у нас становится все меньше) заявила о вбросе 200 бюллетеней, или на участке 1046, откуда о размерах вброса не сообщается (http://www.gzt.ru/topnews/politics/265975.html).
Впрочем, всё это — случайные вершинки айсберга. В силу специфики работы моего родственника я знаю, что в этот день во многие избирательные участки г. Москвы по нескольку раз звонили "сверху" и требовали от избиркомов повышать-повышать-повышать "победный" процент ЕР. Повышать как? Без всяких архаичных вбросов, естественно. А пальчиками — путем ударов по клавиатурке. Причем команды давались открытым текстом и в выражениях никто не стеснялся. Никто уже и не пытался держаться в рамках эзопова языка и соблюдать формальные "правила приличия". Массовые вбросы стали "гласной" практикой. Суверенных "понесло". Что ж, всё это давным-давно было просчитано. "Кем просчитано?" — спросите вы. Дурацкий вопрос! Что тут можно сказать? В рамках плоской и сермяжной логики, характерной для обитателей этой трехгрошовой реальности, "суверенная демократия" — это, конечно, форма удержания власти некоей кликой, которой на честную демократическую победу надеяться не приходится. Но в рамках логики обитателей более высоких планов — это еще и метод тотальной самодискредитации той самой клики (та бы и рада была не подставляться, но своих-то мозгов у нее нет, а заемные мозги таят в себе опасность: и вот уже Владислав Юрьевич с томной улыбкой и лукавыми чертиками в знойно-агатовых глазах нажимает на нужную клавишу — клавишу слива, насколько я понимаю.) Ведь если таковыми были методы обеспечения победы и на других выборах — в частности, президента РФ и депутатского корпуса ГД (а такой вывод, мягко говоря, напрашивается) — то это означает, по крайней мере, одно: нами правят самозванцы. А вдохновленная свыше ритуальная отвязность вбросово-диджитальной "демократии" призвана довести этот факт до сведения самых безнадежных имбецилов. Ведь плоским унтерменшам
Всепобеждающая "суверенная демократия" явно организована и претворяется в жизнь таким образом, чтобы внушить к себе (а также и россиянской "государственности" в целом) все возрастающее презрение и отвращение со стороны подневольных подданных. И одновременно вызвать все возрастающее уважение к "несуверенным" ее формам, которые, впрочем, самим же Владиславом Юрьевичем признаны "невозможными".
А взглянем на эти божественные комбинации с "оппозицией", с этими голубями, принимающими корм прямо из рук. Владислав Юрьевич "приподнимает" Семигина, помогает в создании широко Народно-патриотического союза России. Приближает мятежного одногодку своего Геннадия Юрьевича (сколько у КПРФ генов, а все — не те), делает его "другом и соратником". Как бы. А потом сталкивает с Зюгановым, проводя два враждебных друг другу съезда коммунистов, после чего обе части взаимно (кто —
А как филигранно идет работа с брендами! Владислав Юрьевич берет "социалиста" Глазьева и (попутно решая задачу организации "раздрая" на левом фланге — как и в предыдущем случае, с размахиванием кулаками, шмыганьем носов и исполненными взаимной обиды криками "А ты кто такой?") соединяет его с "националистом" Рогозиным. Получается "национал-социализм". Правда, в кавычках — но кто ж их заметит?
Гениально! Квазибожественно! Но бесплодно... Бесплодно — в рамках "большой картины". И творимое им бесплодие вызывает вопросы — метафизические вопросы.
Что же это такое? Это не просто продавливание одного варианта (партии, политического дизайна) вместо другого варианта. Это —
Нет, каким-то совсем
Так называемые "россияне", судя по стилю руководства, представляются ему продуктом культурной инволюции, сырьем для бесконечной манипуляции, "дикой глиной" для лепки недолговечных големов. Во Владиславе Юрьевиче явно просматривается некий засланный
И даже что-то большее — нечто такое, о чем внешне бедовые, а на самом деле очень даже осторожные и традиционно державшие свой коллективный нос по ветру братья и писать-то не решались. Бр-р! Аж холодок по спине!
Короче, если присмотреться к деятельности и дискурсу Владислава Юрьевича, то становится понятным, что предполагаемой сверхцелью ее до сих пор являлось предотвращение вызревания каких-либо плодов и смыслов вообще — предотвращение складывания каких-либо форм и сгустков организации.
Из теории и практики мы знаем, что хаос есть закономерное и безусловно продуктивное, необходимое для роста системы состояние — циклически повторяющийся момент ее развития. Это — как сброс рептилией старой кожи или ракообразными — старого панциря. Но тот хаос, который Владислав Юрьевич продуцирует и поддерживает в Россиянии, есть хаос хронический, вялотекущий и изматывающий. Никакому развитию он не способствует — а способствует лишь накоплению "системных ошибок" (errors) и возрастанию погрешностей. Это хаос, ведущий к образованию и расползанию "лишаев" и "пустынь", как внешних, так и внутренних.
Зачем Владислав Юрьевич всё это делает, остаётся большим вопросом. Возможно, ограниченная человеческая логика и рациональность и не позволят нам на него ответить. (Нам было трудно понять уже
ОТПАДЕНИЕ ДЕМИУРГА
Многие считают, что Сурков гениален. Он нас — разглядел. R1a+R1b в объеме 60-65% по области нашего расселения — это вам не шутка. А еще где-то 20% неиндоевропейских, но тоже нордических палеоевропейских генов. А еще 10% финских — я подчеркиваю, финских, причем балтофинских, вполне себе нордических, а не каких-то там "угро-финских", зауральских, кои нам приписываются, как это не смешно, некими сармато-печенежскими националистами с Уграины. Ну и прочее по мелочам. Но без всякой там экзотики — вернее, есть палеоазиатский компонент, но всего 0,3%, да и то в Сибири, по большей части. А остальное — все то же, что наличествует у неких немцев-голландцев-скандинавов. Не говоря уже о каких-нибудь смешных чехах-словаках-ук(г)рах.
Короче, рассмотрел нас Сурков. Вот и мы — приветствуем не усомнившегося в нас. Нам он друг и мы ему друзья. Да, мы такие! "Зиг хайль!" — говорит Урус-Угор. Солнце арийской расы вновь восходит на Востоке — собственно, там, где и положено ему восходить! Так покроем же нашими рунами заблеванные стены евроатлантических городов!
Уже гремят походные барабаны, бьют воины мечами о щиты, печатают шаг боевые дружины, грузятся снаряжением драккары. Поют под ногтем лезвия боевых топоров. Наносится рудая охра на лица, волосы и бороды! Распаляются, ревут от боевой ярости готовые вступить в бой берсерки. Сурков — наш конунг!
Сурков, руны предрекают нам победу! Веди нас, воинов Прави, на завоевание левого полушария! Веди нас из Ирия, из Валхаллы Духа, где мы вволю попировали с тобой над текстом "Суверенной демократии", на завоевание этого вертепа плоской рациональности! Распространим жизнь вечную вовне мечами своими! Пусть скользят наши победоносные драккары по фьордам наших извилин под рудым Парусом Мечты!
Но молчит Сурков. И лукаво мерцают его антрацитовые глаза… Да и не конунг он. Он — больше, чем конунг. Не Один даже, именем которого мы, люди Прави, привыкли скреплять клятвы свои. Один — тот глаз отдал за магическое знание и "внутреннее" зрение, а Сурков и знанием обладает, и со зрением у него все в порядке.
Нет, Сурков — круче Одина. Он — наш Яхве. Единственный и неповторимый Демиург, всецело властвующий над сотворенным им миром. А вот моисеев и иисусов навинов —
Время от времени Яхве выкликает своих моисеев и особо отличившихся и. навиных и призывает на Гору Синайскую — все их, патриотов государства российского и птенцов гнезда ЕБНова, охранителей и совратителей, либералов и домостроевцев, христопродавцев и в Христа облекшихся, блоггеров из Москвы и логгеров с Дальнего Востока, а также разнообразных серо-буро-коричневых "наших", "ваших", "ихних", "идущих на" и "идущих в". Призывает, рассаживает и принимается зачитывать им свои многомудрые текстa, Прочищает сознание. Засевает семенами когнитивную целину. Высекает коммандменты в душах и сердцах. А потом берет свой большой фиолетовый карандаш и начинает водить им по Книге Жизни, расставляя галочки и крестики напротив чьих-то фамилий. Отголоски же коммандментов в самом невообразимом переложении — в зависимости от духовной специализации — всплывают позже на разных концах политического спектра. Из них складываются евангелия и баллады. Но все они не оставляют в душе Демиурга ничего, кроме усталости и раздражения.
Демиург, впрочем, не злонамерен. Он лишь исполнен огромного презрения к букашкам, вьющимся вокруг вершины Горы Синайской, этим легковесным созданиям, не способным ни уловить смысла игры, ни даже осознать смысла своих собственных жизней.
Демиург творить хочет. Творить! Но не может, поскольку одержим презрением. Ибо даже лучшие из моисеев его, как зеницу ока хранящие доверенные им скрижали, суть големы глиняные. Творить же можно лишь с любовью и милосердием. А какая любовь к големам-то?
Как безнадежно дело воинов Прави! Как торжествует Князь Мира сего, засевший в левом полушарии!
Но кто же виноват, если Сурков слепил этих големов? Кто виноват, что он сделал на них ставку? Кто виноват, что он создал вокруг себя расползающуюся пустыню?
Да и вообще, с его званием Демиурга тоже надо разобраться. ("Да, подвижник, да — отшельник, но отнюдь не святой".) Гностики почитали за Демиурга (и они, кстати, ассоциировали его с Яхве) несовершенного вторичного квазибога, отличного от Отца, о котором говорил Иисус. Демиург создал несовершенную материю и вдохнул в нее несовершенную жизнь. И восстал в гордыне своей против Бога истинного, противопоставив Ему свое земное творение. Отсюда и понятие — Князь Мира сего. Не тоже ли самое произошло с Сурковым и его големами? Начал творить из гордыни, менял по ходу дела
Впрочем, пустыня, Сурковым созданная, тоже не бессмысленна. Это — не конец пути, а один из его хитроумных витков. Причина, повод для дальнейшего движения. Над нами Сурков. А над Сурковым — Бог. И Он видит дальше самого Суркова. Отец истинный, далекий, Господь наш, нас Сурковым наказывает. Он же нас им и испытует — и через Суркова дает нам надежду. Ибо та пустыня, в которую поместил нас Владислав Юрьевич, должна возбудить в нас жажду — жажду к Духу. И побудить искать Его. И рыть колодцы, и взывать к Небесам в мольбе о Влаге селестиальной. Испытание Сурковым есть болезненное, но благое испытание — в нем Милость Божья к заблудшим. Потому — восславь Суркова внешнего, Демиурга пустыни Духа. Ибо поставлен он помыкать тобой к славе твоей. Но убей в себе Суркова внутреннего, ветхого. И одновременно прирасти Натаном Дубовицким — Сурковым новым, в духовное тело облекшимся.
Не понял люден, странник Сурков — не понял как горделивое ангелическое существо с наклонностями Мефистофеля — что обожение возможно лишь через человека. Ангелы к этому непригодны — потому в космической иерархии они и стоят позади человека. Вот и придется Суркову возвращаться к человеческому в себе, чтобы спастись. Вновь стать человеком. Найти подходящий крест и распять себя на нем. И когда Сурков это понял, он и решил написать "Околоноля", ибо реально приблизился к нолю очень близко, заглянул уже в само черное, с багровыми отсветами отверстие, в пекло, в дырку от бублика. И ужаснулся.
Впрочем, поговорим не о пустынях, а о садах, не о смерти, а о спасении. Каков Сурков сам в себе и сам для себя? Каково ему там, внутри себя, в темнице тела своего? Ему, который есть то ли воплощенный Дух пустыни, то ли бредущий по ней изможденный странник, сам молящий о глотке воды?
СПАСЕНИЕ ДЕМИУРГА
Так вот, на этом фоне уже не кажется странным, что Натан Юрьевич начинает разговор о таком, казалось бы, абстрактном для него предмете, как спасение.
А вот то, что он постулирует это спасение, как явление, уже почти свершившееся — вот это немного странно. Впрочем, странно лишь с самого что ни на есть первого взгляда.
В этой чудесной обреченности на спасение слышатся мне даже некие кальвинистские перезвоны… Предопределение-де, электы… Знаем-с. Однако нет, это не кальвинизм. Или — скажем так — не совсем кальвинизм (немножко кальвинизма на самом дне все-таки можно наскрести — куда ж без этого, кто ж из интеллектуалов-то наших Кальвином преподобным не грешил?).
Тут что-то значительно более глубокое — чего от Натана (и Владислава) Юрьевича вроде как и не ожидаешь…
Главное в романе спрятано среди строк. Главное — это преображение. И оно сжато в несколько предложений и плотно сбитых параграфов.