– Далековато. Впрочем, не исключено, что остров тот самый. Интересно, сколько времени понадобится… – Он не договорил, вспомнив мой совет быть осмотрительнее. – Сможете нас туда отвезти?
Я утвердительно кивнул.
– Путь неблизкий, приготовьтесь ночевать в лодке.
– Пойду за остальными. – Он горел нетерпением, но, сойдя на пристань, оглянулся. – Не говорите с ними об острове – как выглядит и все такое, договорились?
– Обещаю, Джим. Поторапливайся.
Я спустился с мостика взглянуть на морскую карту. Три Старца – самая высокая точка базальтового хребта, протянувшегося на двести миль под водой параллельно африканскому материку. Местами базальт поднимался над поверхностью океана среди беспорядочно разбросанных тут и там коралловых рифов, песчаных островков и отмелей.
На карте остров помечен как необитаемый и без пресных источников, глубина в протоках между окружающими рифами приличная. И хотя он много севернее района, где я обычно промышлял, мне довелось заходить в те воды в прошлом году, сопровождая морскую биологическую экспедицию из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, изучавшую повадки зеленых черепах – их там видимо-невидимо.
Мы высадились и разбили лагерь на острове неподалеку от Трех Старцев, где в закрытой лагуне можно бросить якорь в любую погоду. Среди пальм рыбаки вырыли колодец с солоноватой, но пригодной для питья водой. С якорной стоянки очертания Трех Старцев в точности совпадали с рисунком Джимми, потому-то я сразу их узнал.
Спустя полчаса приехала вся компания с привязанным к крыше такси громоздким оборудованием, накрытым от пыли брезентом. На пристани они наняли пару островитян перенести на лодку груз и личные вещи.
Оборудование, не разворачивая, сгрузили на баке, а я лишних вопросов задавать не стал. Обожженная солнцем кожа на лице Гатри сползала лоскутами, обнажив мокнущее красное мясо, смазанное белым кремом. Я представил, как он измывался над малышкой Мэрион у себя в номере, и мстительно усмехнулся:
– Отлично выглядишь! Поучаствовать в конкурсе красоты не приглашают?
Гатри уселся в рыболовное кресло и злобно посмотрел на меня из-под полей шляпы. Всю дорогу на север он наливался пивом, а пустые банки выбрасывал за корму и расстреливал из пистолета, пока они кувыркались и прыгали в кильватерной струе.
Незадолго до полудня я передал штурвал Джимми и направился в гальюн под палубой. Бар в каюте был открыт, перед Мейтерсоном стояла бутылка джина.
– Долго еще? – спросил он, потный и распаренный, несмотря на включенный кондиционер.
– Не меньше часа, – сообщил я и подумал, что коли Мейтерсон увлекается спиртным в такое время дня, алкоголизм ему обеспечен.
От джина Мейтерсон слегка подобрел. Я воспользовался случаем и выбил еще триста фунтов аванса, после чего вернулся на мостик и повел «Плясунью» по северному приливно-отливному протоку на подходе к острову.
Вершины холмов проступили сквозь знойное марево, призрачно и зловеще зависнув в воздухе, будто лишенные всякой опоры.
Дотошно изучив их в бинокль, Джимми сообщил мне:
– Похоже, они самые, шкипер.
Он спустился с мостика в кокпит. Все трое прошли на бак мимо завернутого в брезент груза и выстроились у планшира, разглядывая остров сквозь морской туман.
Лодка осторожно двигалась в протоке, и поднимавшийся прилив толкал нас вперед. Я решил воспользоваться им, чтобы приблизиться к восточной оконечности Трех Старцев и высадиться на берег под ближайшим холмом. При полном отливе вода здесь убывает на семнадцать футов, и тогда лучше держаться подальше – в два счета сядешь на мель.
Джимми одолжил у меня ручной компас-пеленгатор и упаковал его в рюкзак вместе с морской картой, термосом холодной воды и пузырьком солевых таблеток из аптечки. Я осторожно подбирался к острову, а Мейтерсон и Джимми тем временем сбросили с себя обувь и брюки.
«Плясунья» мягко ткнулась килем в песчаное дно. Я дал им знать, что можно высаживаться. Они спустились по закрепленной на борту лестнице. До берега пришлось добираться вброд – вода доходила до подмышек, и Джеймс держал рюкзак над головой.
– У вас два часа, – крикнул я вслед. – Если задержитесь, заночуете на берегу. В отлив я не смогу вас забрать.
Джимми помахал рукой и улыбнулся. «Плясунья» осторожно, задним ходом отошла от острова. Мои пассажиры выбрались на берег, надели брюки и обувь, неловко подпрыгивая на горячем песке, и скрылись из виду в пальмовой роще.
Я кружил минут десять, пристально вглядываясь в прозрачную, как в горном ручье, воду, и бросил якорь там, где обнаружилась темная тень на дне.
Гатри с любопытством наблюдал за мной.
В маске и перчатках, прихватив с собой небольшую устричную сетку и тяжелую монтировку, я ступил через борт и нырнул. До дна было футов сорок, но мне хватило дыхания за одно погружение, орудуя монтировкой, набрать полную сетку крупных двустворчатых моллюсков – было чем гордиться. Я обработал добычу на баке, и, помня упреки Чабби, выбросил пустые раковины в море, подтер шваброй палубу и лишь потом унес ведро нежной мякоти на камбуз. Переложив устриц в кастрюлю, я сбрызнул их вином, посолил, сдобрил чесноком, чили и молотым черным перцем и оставил тушиться под крышкой на медленном огне газовой горелки.
На палубе Гатри так и сидел в рыболовном кресле.
– Скучаем, босс? – заботливо осведомился я. – Маленьких девочек поблизости нет, а руки чешутся?
Он задумчиво прищурился, стараясь вычислить, откуда я получил информацию.
– Заткни фонтан, Брюс, пока его тебе не заткнули.
Мы обменялись еще парочкой любезностей в том же духе, скоротав время до появления вдали на берегу двух фигур, которые с криками размахивали руками. Я поднял якорь и подошел к острову.
Оказавшись на борту, они сразу же кликнули Гатри и уединились на баке, собираясь что-то обсудить. Все были возбуждены, а пуще всех – Джимми. Он жестикулировал, указывал пальцем на проток, говорил тихо, но с жаром. В конце концов они пришли к согласию. К тому времени солнце село, и, несмотря на требования Мейтерсона, я отказался продолжать поиски – блуждать в потемках во время отлива совершенно не хотелось.
Не обращая внимания на протесты и угрозы, я отвел «Плясунью» на безопасную стоянку в лагуну. Солнце закатилось за пылающий горизонт, лодка мирно покачивалась на двух надежных якорях, а я восседал на мостике в гаснущих сумерках, наслаждаясь первым стаканчиком шотландского виски за вечер. В кают-компании подо мной без конца о чем-то спорили, что-то обсуждали. Дискуссия меня не интересовала, я даже вентиляционным каналом не воспользовался. Налетели первые москиты, стали виться и зудеть над ухом – пришлось спуститься вниз. При моем появлении разговор прервался сам собой.
Загустив подливку, я подал тушеных устриц с печеными бататами и салатом из ананаса. Еда настолько их захватила, что за ужином никто слова не произнес.
– Господи, даже моя сестра не умеет так готовить, – выдохнул Джимми.
Я улыбнулся ему, поскольку весьма горжусь своими кулинарными талантами, а юный Джеймс, несомненно, оказался гурманом.
Проснувшись после полуночи, я поднялся на палубу проверить якоря, которые надежно удерживали «Плясунью». Неземную тишину и покой ночи нарушали мягкий плеск прилива, что лизал борт лодки, да отдаленный шум набегающего прибоя: докатившиеся из океанских просторов высокие волны с пеной и грохотом разбивались о вздымающийся из морских глубин коралловый Пушечный риф – удачное название, как звук салюта из крохотного орудия. Мерцающий серебристый свет луны заливал проток, и голые вершины Трех Старцев блестели, будто слоновая кость. Пары влажных испарений с поверхности лагуны трепетали и извивались в ночи, как души грешников в преисподней.
Внезапный шорох за спиной заставил меня резко обернуться. Гатри, в одних плавках, следовал за мной по пятам – беззвучно, словно вышедший на охоту леопард. На белевшем в темноте поджаром теле бугрились мускулы. Вдоль правого бедра на уровне опущенной руки свисал знакомый пистолет сорок пятого калибра.
Наши взгляды скрестились, и прошло несколько мгновений, прежде чем я расслабился.
– Зря стараешься, красавчик, ты не в моем вкусе, – пошутил я, но адреналин уже бушевал в крови, и голос охрип.
– Когда придет время тебя трахнуть, Флетчер, я вот что засуну. – Гатри поднял пистолет и ухмыльнулся. – До упора, парень.
Перед восходом солнца мы позавтракали. Я прихватил кружку кофе и поднялся на мостик, вывести лодку в открытое море. Мейтерсон остался внизу, Гатри развалился в рыболовном кресле, а Джимми объяснял мне, что ему потребуется в течение дня. Он вздрагивал от возбуждения, словно молодой охотничий пес, впервые почуявший дичь.
– Хочу сделать несколько замеров относительно вершин Трех Старцев, – втолковывал он. – Мне нужен ваш ручной компас-пеленгатор, потом скажу, что делать.
– Давай координаты, проложу курс и доставлю тебя на место, – предложил я.
Он смутился, но стоял на своем:
– Сделаем по-моему, шкипер.
Мне не удалось скрыть раздражение.
– Слушаюсь, командир.
Джимми покраснел и пошел с компасом на левый борт. Минут через десять он снова подал голос:
– Нельзя ли взять на два румба влево, шкипер?
– Запросто, – хмыкнул я, – только налетим на Пушечный риф и пропорем днище.
Спустя два часа, петляя между бесчисленными рифами, «Плясунья» вышла в открытое море и сделала круг, подходя к Пушечному рифу с восточной стороны.
Напоминало все детскую игру: Джимми кричал «холодно» или «горячо» вместо того, чтобы я по координатам вывел лодку на место поиска.
Волны одна за другой величаво неслись в сторону суши и, ощутив пологое дно, становились выше и мощнее. «Плясунья» кренилась и раскачивалась, приближаясь к рифу. Встретившись с коралловым барьером, валы теряли царственное достоинство, внезапно приходили в ярость, кипели и взрывались гигантскими фонтанами брызг. Окатив рифы каскадами воды с клочьями белой пены, они отступали, оголяя зловещие черные клыки, и на подходе появлялся следующий вал, изогнувший могучую лоснящуюся спину для атаки.
По указке Джимми мы неуклонно двигались на юг курсом, постепенно пересекавшимся с рифом. Судя по всему, цель приближалась. Прищурившись, Джимми с нетерпением разглядывал через визир компаса то одну, то другую вершину Трех Старцев.
– Так держать, шкипер, – крикнул он. – Сбавьте ход и следуйте тем же курсом.
Я на пару секунд отвел глаза от грозно ощерившихся рифов. Набежала и раздробилась очередная волна, но в узком промежутке в пятистах ярдах от нас вал сохранил высоту и, рассыпавшись по бокам, понесся к суше.
Вспомнилось, как Чабби однажды бахвалился: «В девятнадцать я добыл своего первого морского окуня в Пушечном проломе. Пошел, дурень, туда один – никто не захотел рисковать. И правильно сделали. Да я сам больше не сунусь – поумнел с тех пор».
Значит, Пушечный пролом… Я вдруг понял, куда мы направлялись, и попытался дословно вспомнить рассказ Чабби: «Если зайдешь со стороны моря за два часа до полного прилива, правь в центр прохода, пока не поравняешься со здоровенной коралловой глыбой по правому борту – ее ни с чем не спутаешь. Держись к ней поближе, а как обогнешь – очутишься в большой заводи, аккурат позади главного рифа. Чем теснее к нему прижмешься, тем лучше… – Мне отчетливо представился непривычно разговорчивый Чабби в баре «Лорда Нельсона». Его можно было понять – мало кому довелось преодолеть Пушечный пролом. – Глубина большая, якорь не бросишь; хочешь оставаться на месте, подгребай веслами. Зато морские окуни там… Однажды я четырех выловил, так самый меньший потянул фунтов на триста. Поймал бы больше, да времени в обрез. С началом отлива в Пушечном проломе упаси Бог больше часа задерживаться – вода убывает со страшной силой. Уходишь той же дорогой, разве что молишься усерднее, потому как у тебя тонна рыбы на борту и на десять футов меньше воды под килем. Есть еще один выход – через канал с задней стороны рифа. Я раз попробовал, даже вспоминать неохота».
Сейчас мы шли прямо в Пушечный пролом: Джимми гнал нас в самое пекло.
– Все, Джим, – заявил я. – Дальше не пойдем.
Я открыл заслонку, изменил курс и ушел далеко в открытое море.
Джимми взъярился.
– Мы были почти у цели! – бушевал он. – Могли и ближе подойти!
– Какие проблемы? – оживился в кокпите Гатри.
– Все в порядке, – откликнулся Джимми и снова набросился на меня: – Вы обязаны выполнять условия контракта, мистер Флетчер…
– Взгляни сюда, Джеймс…
Я подвел его к прокладочному столу. На морской карте местоположение Пушечного пролома было отмечено всего-навсего указанием глубины – тридцать морских саженей. Ни названия, ни навигационных инструкций. Я быстро нанес карандашом пеленги двух более высоких вершин Трех Старцев по отношению к пролому и измерил транспортиром образовавшийся угол.
– Все правильно? – спросил я. Он уставился на мои вычисления. – Так правильно или нет?
Джимми нехотя кивнул:
– То самое место.
Пришлось подробно объяснить ему, что представляет собой Пушечный пролом.
– Мы должны туда попасть, – уперся Джимми, будто ни слова из моего рассказа не слышал.
– Без меня, – отрезал я. – Возвращаемся в Гранд-Харбор.
«Плясунья» взяла курс на остров Святой Марии – мои контрактные обязательства были выполнены.
Джимми бросился вниз по лестнице и через несколько минут привел на подмогу взбешенных Мейтерсона и Гатри.
– Только скажи, я оторву ублюдку руку и ею же забью его до смерти, – с готовностью пообещал Гатри.
– Малыш жалуется. Ты отказываешься нам помогать? – начал Мейтерсон. – Ни за что не поверю, – наверное, он ошибся.
Я еще раз повторил, насколько опасен Пушечный пролом, и они сразу пришли в чувство.
– Подойдите поближе, я доберусь вплавь, – упрашивал Джимми.
– Вы его потеряете, не сомневайтесь. – Я предпочел говорить с Мейтерсоном. – Хотите попробовать?
Он промолчал, но я догадывался, что Джимми – слишком большая ценность и рисковать они не станут.
– Дайте попытаться! – Похоже, парень заартачился.
Мейтерсон раздраженно качнул головой.
– Раз он отказывается войти в пролом, пусть хоть в капсуле на буксире протянет меня вдоль рифа… – Голос Джимми зазвучал умоляюще. – Пройдемся пару раз по переднему краю, мимо входа в пролом…
Я наконец понял, что лежало на баке завернутым в брезент.
Мейтерсон вопросительно взглянул на меня.
Жизнь редко преподносит подарки на серебряном блюде. Я озабоченно нахмурился, хотя мог спокойно провести «Плясунью» на расстоянии плевка от кораллового барьера.
– Конечно, чертовски опасно… Хотя, если договоримся о небольшой доплате за риск…
Прижав Мейтерсона к стенке, я выбил из него еще пятьсот долларов с предоплатой. Пока мы торговались, Гатри помог Джимми развернуть капсулу и перенести в кокпит. Я убрал банкноты подальше и занялся буксирными тросами.
Капсула представляла собой первоклассные спортивные сани из нержавеющей стали и пластика. Вместо полозьев – килевые стабилизаторы, вертикальный руль и подводные крылья; козырек из акрилового стекла прикрывал пилота и короткий рычаг управления – джойстик. На носу было кольцо для крепления буксирного троса, за который «Плясунья» потащит сани за собой. Джимми уляжется на живот за прозрачным козырьком, дыша сжатым воздухом из двух баллонов, встроенных в корпус. На приборной панели располагались индикаторы глубины и давления, путевой компас и таймер – счетчик использованного времени. Джойстиком регулировалась глубина погружения и отклонение вправо или влево относительно кормы «Плясуньи».
– Отлично сработано, – заметил я.
От похвалы Джимми покраснел.
– Спасибо, шкипер, сам сделал.
Джимми натянул черный неопреновый гидрокостюм и возился с плотно прилегающим капюшоном, а я нагнулся, рассматривая и запоминая надпись на пластинке, приклепанной к корпусу:
Джимми просунул лицо в вырез капюшона, и я выпрямился.