Из окон через прозрачные занавеси лился свет, заливая переулок призрачным сиянием.
Графу почему-то стало не по себе. Он быстро обернулся. Но не увидел ничего, кроме закрытой двери заведения Кэппона.
Но граф продолжал обозревать пустое пространство: всю ночь его преследовало ощущение постоянно ведущейся слежки. На несколько секунд Рокхерст замер, прикрыл глаза и попытался действовать, как подсказывала интуиция, но по-прежнему ничего не различил. Может, Кэппон прав, и он действительно сходит с ума?
Рокхерст задумчиво вздохнул и уставился в пустоту. И тут до него дошло. Запах духов! Не дешевых и резких, которыми так любили пользоваться Кэппон и его потрепанные голубки, а нежный аромат весенних цветов. Тот, что предпочитали большеглазые лани, гарцующие по Мейфэру.
Граф снова вдохнул, но на этот раз в нос ударила вонь мусора, от которой могли перевернуться самые закаленные желудки.
И что это он себе вообразил?! Весна в Севен-Дайалсе?! Да, он действительно спятил! Яблоневый цвет, видите ли!
Тем не менее, он еще раз посмотрел на ступеньки крыльца и, не заметив ничего особенного, принялся за дело.
Решив, что ни к чему портить новый фрак, он разделся. И без того камердинер достаточно настрадался от пятен на жилетах, потерянных галстуков и порванных панталон. Кроме того, ему нравился покрой этого фрака.
Освободившись от сковывающей одежды, он потянулся и встал на колени рядом с большим мешком. Сунув в него руку, он снова огляделся, держа под контролем всю окружающую обстановку. Ему не было необходимости заглядывать внутрь; содержимое мешка было ему знакомо, как собственная ладонь. Когда пальцы обвились вокруг гладкой дубовой рукоятки, граф улыбнулся, вытащил арбалет и стал осматривать.
Стоило ему поднять арбалет, как уши Роуэна дрогнули. Рокхерст насторожился.
– Да, я тоже слышал, – прошептал он волкодаву, оборачиваясь.
Вздох. Едва слышный вздох.
Но рядом никого не было! Ни одной живой души!
– Выходи! – приказал граф, целясь из арбалета в направлении, откуда донесся вздох. – Немедленно выходи!
Ответом было молчание. Простояв в этой позе целую вечность, Рокхерст снова крикнул:
– Выходи, пока я не рассердился! Ничего. Ни малейшего шороха.
Что это с ним творится последнее время? Ухаживает за респектабельными старыми девами… посещает «Олмак»… Ощущает аромат цветущих яблонь в переулке Кэппона… Позволяет бесчисленным дырам появляться по всему Лондону.
Рокхерст покачал головой и расслабился. Этот сезон привнес в его душу непонятное беспокойство. На какой-то короткий миг он вообразил, будто мисс Уилмонт может разделить с ним его опасную, отчаянную жизнь, но оказалось, что ее сердце отдано другому. А теперь он по-прежнему один и по-прежнему ждет…
Вот только чего именно?
Но во всяком случае, он не найдет того, что уготовила ему судьба, в этом забытом Богом переулке. Особенно пока не закончит дело, ради которого пришел сюда.
Рокхерст снова полез в мешок и вытащил Карпио, короткий меч, который, если верить фамильным легендам, бесчисленное количество раз спасал жизнь первого Рокхерста и охранял каждого следующего графа. Как Рокхерст любил этот меч с осыпанной драгоценными камнями рукоятью! Выкованный в Испании, он до сих пор сохранял свою мощь и был так же остр, как в тот день, когда появился на свет. Проверив, все ли в порядке, Рокхерст довольно кивнул и осторожно вложил меч в простой чехол, специально вшитый камердинером в его пояс.
В довершение приготовлений он сунул за пояс два пистолета. Конечно, они не решат исхода сражения, но помогут потянуть время, если что-нибудь пойдет… пойдет… наперекосяк.
Эта мысль встревожила его настолько, что он снова оглянулся.
Ничего, кроме тьмы.
А вдруг Эсси права? Женщина! Вот, что ему необходимо. Это решит все. Рокхерст усмехнулся.
Это уже само по себе безумие! Когда это женщина приносила мужчине что-то, кроме неприятностей?!
Гермиона все еще старалась отдышаться, хотя Рокхерст уже не целился в нее из арбалета.
Поверить невозможно! Арбалет?!
В какой средневековый ужас она попала? Джентльмены не разгуливают по Лондону, вооруженные так, словно готовятся к турниру крестоносцев!
И все же оказалось, что граф Рокхерст носит в кожаном мешке целый арсенал! Зловещего вида ножи, пару пистолетов, короткий меч.
Она внезапно пожалела, что сейчас граф не нежится в объятиях Эсси, Падшей Голубки, и что это не худший из его грехов!
Убийство? Смерть? А она легкомысленно отмахнулась от его утверждений, как от глупой шутки, на которую и внимания обращать не стоит! Но это?! Арбалет и меч?
Гермиона опустилась на колени и присмотрелась к мужчине, которого, как считала, знает лучше остальных. Оказалось, что перед ней стоит незнакомец.
И о чем это он упоминал? О своем народе? О своем королевстве? Что за вздор!
Но хуже всего то, что она сама пожелала оказаться здесь. С ним. О чем только думала?
Гермиона потеребила пуговицы на перчатке, но ничего этим не добившись, стянула ее зубами.
Все, с желаниями покончено. Начиная с этой ночи, только брак по расчету с кем-то вроде лорда Хастингса.
Она принялась что было сил дергать за кольцо Шарлотты, пытаясь стащить его, но кольцо сниматься не хотело.
Гермиона рассудила, что стоит ей избавиться от кольца, она снова станет видимой. Начхать ей, посмотрит на нее граф хотя бы еще раз или нет! С нее довольно! Пора покончить с этой загадкой!
И что тогда? Если она снимет кольцо и станет видимой, что ей делать?!
Как что? Она потребует, чтобы граф отвез ее домой! Немедленно! Он все же считается джентльменом. И притом аристократом. Не так ли?
Подняв на него глаза, Гермиона ответила на свой вопрос. Нет! Какой джентльмен таскает с собой мечи и арбалеты? Вот лорду Хастингсу это в голову бы не пришло.
Но граф Рокхерст… теперь она знала, что он не… не…
Теперь он сбросил жилет и развязывал галстук. И все ее аргументы и недовольство растаяли, как снег на солнце.
Его камердинер, возможно, разрыдается, узнав, что тщательно отглаженные вещи валяются на земле… но Гермиона в этот момент была способна только впитывать всем своим существом прекрасную сцену, развернувшуюся перед ней.
Сорочка туго обтягивала бугрившиеся на плечах и груди мышцы. Он снова потянулся, как большая кошка, и Гермионе показалось, что одна из греческих статуй в Таунсенде внезапно ожила… тот самый барельеф, изображающий мужчину, пытавшегося усмирить коня. Мать называла это доказательством художественного вкуса греков, но Гермиона считала барельеф примером идеальной мужской красоты.
Теперь она понимала, как ошибалась, потому что при виде полураздетого Рокхерста у нее перехватило дыхание. Она поднялась и схватилась за перила, чувствуя, как набухли груди и стали тугими соски. Тело словно покалывали сотни невидимых иголочек. Она только и могла, что ошеломленно уставиться на его мускулистые предплечья, на гордую посадку головы, на руку, уверенно державшую меч. Колени Гермионы подогнулись, но не от страха, а от того, что между бедрами стало невыносимо жарко.
Нет, больше она не боялась. По крайней мере, не того, чего опасалась раньше.
Ей стало не по себе от странной ноющей боли в потаенном местечке внизу живота. Она понятия не имела, что все это означает. Только не могла отвести от него глаз. Не могла не представлять, как он выглядит совсем обнаженным. Потому что у нее не осталось сомнений: только он сможет облегчить терзающую ее странную потребность. Разделаться с ее страхами.
И тут ее внезапно осенило. Она смотрит на него, не ощущая ни малейшей тошноты!
Просто идеально! Теперь, когда она знала, что его любимые развлечения – шантаж и убийство, способна находиться вблизи от этого человека и не корчиться от приступов рвоты!
Она снова дернула за кольцо.
Роуэн громко залаял, раздраженный ее присутствием и неспособностью хозяина видеть назойливую девчонку.
Рокхерст внимательно посмотрел на пса и повернулся к Гермионе. Синие глаза, один взгляд которых мог довести до обморока любую дебютантку, впились в то место, где она стояла. На какое-то мгновение Гермионе показалось, что он видит ее. Желание, смешанное со страхом, вновь загорелось в крови, особенно когда он устремился к ней с арбалетом в руке. Снова уставился на нее в упор, прежде чем оглянуться.
– Что с тобой сегодня, мальчик? – спросил он Роуэна – Что-то не так?
Гермиона оцепенела: сейчас их разделяло не более дюйма. Дышать она не смела, боясь, что выдаст себя. И зачарованно смотрела на его губы. На морщинки в уголках глаз. Он и раньше смотрел прямо на нее, но она уже привыкла быть невидимкой. И его взгляды не слишком ее волновали. Но это?! Это совершенно обезоруживало!
Такая близость… такая интимная близость… она даже ощущала его запах. И, не справившись с собой, медленно бесшумно втянула воздух. Никакого запаха рома. От него пахло мужчиной: строгие нотки и богатые оттенки… Желание сотрясло ее с такой силой, что колени задрожали. Но Гермиона продолжала цепляться за перила, смутно сознавая, что желание сотворило с ней нечто невероятное, бывшее за пределами понимания.
Магазины и шелка, сплетни и балы. Променады и флирт – вот ее империя. Не этот темный мир, в который вверг ее Рокхерст, сам того не зная.
Может, сплетники и злые языки были правы? И в графе таится зло, с которым не справится ни одна женщина?
Но Гермиона не хотела укрощать такого зверя. Даже не пыталась сдержать его, потому что именно в этот момент ее обуяло необоримое предчувствие беды, которая должна вот-вот случиться.
И беда случилась.
Тихое рычание Роуэна побудило Рокхерста круто развернуться за миг до того, как предательская дрожь земли предалась его ступням.
Он взглянул налево, потом направо, пытаясь определить, где должна появиться дверь, но луч света пронизал тьму как раз перед ним.
Расставив ноги, граф поднял арбалет. Все это он видел сотни раз: слепящий свет, мерцающая радуга до того, как дверь наконец откроется. И хотя он никогда не знал, кто появится из-за этой двери, одно условие никогда не менялось: это будет воплощение зла.
Но никогда в жизни и ни в одной легенде, перешедшей к нему от предков, не описывался ужасающий вопль банши,[3] раздавшийся за его спиной, когда столкнулись два мира.
Пришлось обернуться. Иисусе, сзади действительно кто-то был!
Пронзительный крик ударил по нервам. Женщина? И какого же дьявола делает здесь эта юбка? Да еще после того, как он велел Кэппону запереть дверь на засов?
Но на ступеньках по-прежнему никого не было. Пронзительные вопли доносились с совершенно пустого места!
Однако это безобразие ничуть не беспокоило Роуэна. Пес яростно лаял при виде более неотложной проблемы. То, что вначале казалось крошечной щелью, постепенно расширялось, свет стал ярче полуденного солнца. А потом раздался постепенно нарастающий рев, словно разом заговорила тысяча пушек, сопровождаемый слепящей вспышкой молнии, похожей на те, которые вырабатывала одна из новоизобретенных электрических машин, так восхищавших брата Трента Гриффина.
Когда взрывная волна ударила в графа, он, вместо того чтобы, как всегда, устоять, на чем-то поскользнулся и упал на спину. Арбалет вылетел из руки и приземлился рядом с крыльцом.
Рокхерст затейливо выругался и попытался встать. Подумать только, дважды за вечер попасть в глупейшую ловушку! Сначала в «Олмаке», потом здесь. Теперь он весь покрыт мерзкой дрянью.
Ну и вечер! Неужели это еще не все и дальше пойдет еще хуже?!
Мрачный зловещий смех наполнил сердце тоской.
– Неприятности, друг мой? Значит, может пойти…
Рокхерст встал и осторожно повернулся.
– Милафор? – Он поднял руку, но тут же понял, что лишился арбалета. Пришлось искать меч. Куда девалась его обычная уверенность в себе?
Милафор подошел ближе и снова рассмеялся. Ветер развевал плащ вокруг его высокой, величественной фигуры.
– Что вас так разволновало, друг мой? Разве вы не ожидали меня?
Он шагнул ближе, гипнотизируя графа красными огоньками глаз.
Но Рокхерст давно усвоил, что ни в коем случае нельзя смотреть этой твари в глаза.
– Тебе здесь делать нечего, Милафор. Уходи в свое логово, – повелительно бросил он.
Роуэн зарычал, вторя хозяину. Милафор опасливо посмотрел на волкодава, но тут же ухмыльнулся, показав острые, как у хищника, клыки.
– Но я пришел помочь тебе, – лениво промурлыкал он, чем еще более усилил сходство со львом.
– Помочь мне? Лучше помоги себе, как делал это последние несколько месяцев.
Повелитель зла насторожился:
– О чем ты? Я не…
Но Рокхерст отмахнулся, словно желая остановить поток лжи и фальши.
– Что «не»? Не пировал? Ну, это наглое вранье. Вспомни о девушке, погибшей вчера ночью. Или настолько одряхлел и состарился, что потерял память?
Милафор невольно отступил и, сведя тонкие брови в туго натянутую линию, стал изучать врага. Похоже, он впервые в жизни раздумывал, что могут означать подобные обвинения.
А Рокхерста тем временем обуревала непривычная тревога. Во всем происходящем было нечто странное. Неправильное. Но он выбросил из головы посторонние мысли, как ранее забыл об аромате цветущей яблони. Потому что перед ним стоял Милафор или по крайней мере один из его слуг. Ибо кто еще смог сотворить подобный ужас?!
Злой дух слегка наклонил голову:
– Как невоспитанно с твоей стороны напоминать мне о возрасте! Что же до девушки… – Милафор небрежно пожал плечами. – Она была хорошенькой? Мне легче припомнить хорошенькую, чем дурнушку, – хмыкнул он, но в смешке прозвучали не игриво-веселые нотки, а убийственное напоминание о кошмаре, который он вершил с несчастными жертвами. – Кстати, теперь, когда ты упомянул о пиршестве, я вдруг понял, что страшно голоден. Побалуй меня, друг мой. Отвернись и не смотри, а я вознагражу тебя. Всего лишь однажды… маленький ребенок или кусочек невинной детской плоти. В благодарность за то, что я не убил тебя несколько минут назад.
– Убил бы, если б смог, – процедил Рокхерст, целясь острием Карпио в черное сердце Милафора.
– Ну, честно, неужели ты хватился бы одной из тех жалких мышек, которых называешь своими подданными?
– Мне нечего тебе дать. Все они нужны мне.
– Какое нищее королевство для такого принца, как ты, не думаешь? Мне жаль тебя. Ибо мы очень похожи. Желаем жизни, выходящей за рамки наших утомительных обязательств.
– Ничуть мы не похожи, – отрезал Рокхерст, к которому вернулась уверенность.
Ах, если бы только он мог отделаться от ощущения, что кто-то стоит за спиной! Скорее всего это один из фокусов Милафора, но все-таки…
– Ничуть не похожи? Не обманывай себя, Паратус! Я, как и ты, убиваю ради удовольствия.