— А справочная?
— У нее тот же номер. Он внимательно слушал. Интересное место — звонишь, а тебе говорят: «Вы ошиблись». Снова набираешь тот же самый номер и попадаешь куда надо.
Идешь к врачу — а врач только один, и специализируется на всем, — и тебе прописывают лекарство, одно на все случаи жизни. Относишь рецепт в аптеку, и тебе дают единственное средство, которое у них есть, — аспирин. И тот лечит все болезни.
Закон тоже один, и все нарушают его снова и снова. Полицейский кропотливо помечает, какой параграф, какой пункт, какой раздел — всегда одно и то же. И за любое нарушение — от перехода улицы в неположенном месте до государственной измены — одно наказание: смертная казнь. Общественность требует отменить смертную казнь, но это невозможно, потому что тогда, скажем, за неправильный переход вовсе не будет наказания. И так, нарушая закон, они постепенно все вымерли.
Он неуверенно рассмеялся и, когда его спросили, повторил вслух. И все в гостиной тоже засмеялись.
— Отлично, Брюс!
Шутка прижилась. Когда кто–нибудь что–нибудь не понимал или не мог найти то, за чем его посылали, — например, рулон туалетной бумаги, — то обычно говорил: «Что ж, я, пожалуй, зайду в четверг». Эта шутка приписывалась Брюсу. Его высказывание. Стало считаться, что он принес в «Новый путь» юмор. Принес способность видеть смешную сторону вещей, как бы ни было плохо.
Глава 17
В конце августа его перевели на ферму в Северной Калифорнии, в краю виноградников…
Приказ о перемещении подписал Дональд Абрахамс, директор–распорядитель фонда «Новый путь». По представлению Майкла Уэстуэя, который принимал особое участие в судьбе Брюса.
— Тебя зовут Брюс, — сказал управляющий фермой, когда Брюс неуклюже вылез из машины, волоча за собой чемодан.
— Меня зовут Брюс, — сказал он. -
— Мы попробуем тебя на сельскохозяйственных работах, Брюс.
— Хорошо.
— Я думаю, тебе понравится здесь.
— Я думаю, мне понравится, — сказал Брюс. — Здесь.
Управляющий придирчиво осмотрел его.
— Тебя недавно постригли?
— Да, меня недавно постригли. — Брюс прикоснулся к бритой голове.
— За что?
— Меня постригли, потому что нашли на женской половине.
— В первый раз?
— Во второй. — Брюс стоял, не выпуская чемоданчика. Управляющий жестом велел поставить его на землю.
— В первый раз меня постригли за буйство.
— Что ты сделал?
— Я швырнул подушку.
— Хорошо, Брюс, — сказал управляющий. — Идем, я покажу, где ты будешь жить. У нас здесь нет большого дома, а сеть маленькие домики, в которых размещаются по шесть человек. Там спят, готовят себе пищу и отдыхают, когда не работают. Ты любишь горы? — Управляющий указал направо. — Гляди: горы. На их склонах выращивают отличный виноград. Мы не растим виноград. Разные другие культуры, но не виноград.
— Я люблю горы, — сказал Брюс.
— Посмотри на них. — Управляющий снова укачал. Брюс не смотрел. — Работать в поле без головного убора нельзя. Пока мы не дадим тебе головной убор, на работу не выходи. Ясно?
— Я не должен выходить на работу без головного убора, — повторил Брюс.
— Здесь хороший воздух, — сказал управляющий.
— Я люблю воздух, — сказал Брюс.
Управляющий жестом приказал Брюсу взять чемодан и следовать за ним. Он то и дело поглядывал на Брюса и чувствовал себя не в своей тарелке. Знакомое ощущение — ему всегда было не по себе, когда приезжали… такие.
— Мы все любим воздух, Брюс. В самом деле любим. Это у нас общее.
Он подумал: по крайней мере это у нас еще общее.
— Я буду видеться со своими друзьями? — спросил Брюс.
— С друзьями из «Нового пути» в Санта–Ане?
— С Майком и Лаурой, и Джорджем, и Донной, и…
— Сюда к нам приезжать нельзя, — объяснил управляющий. — Но два раза в год у нас проводятся общие встречи: на Рождество и…
Брюс остановился.
— Следующая встреча — на Благодарение, — сказал управляющий. махнув ему рукой. — Рабочие на два дня поедут туда, откуда они к нам попали. А потом вернутся — до Рождества. Так что с друзьями увидишься. Но учти: у нас в «Новом пути» нельзя завязывать с кем–то каких–то отдельных отношений. Тебе говорили? Мы все — одна семья. — Управляющий выбрал первый попавшийся из ряда совершенно одинаковых домиков. — Твой домик — 4 «Д». Запомнишь?
— Они похожи, — пожаловался Брюс.
— Можешь прикрепить предмет, по которому легче будет его узнавать. Что–нибудь яркое. — Он открыл дверь — изнутри полыхнуло горячим спертым воздухом. — Полагаю, мы поставим тебя сперва на артишоки, — размышлял вслух управляющий. — Тебе придется носить перчатки — они колючие.
— Артишоки, — сказал Брюс.
— У нас есть и грибы. Экспериментальные фермы. Конечно, закрытые, чтобы патогенные споры не заражали ночву.
— Грибы, — повторил Брюс, входя в жаркое темное помещение.
Управляющий смотрел на него с порога.
— Да, Брюс, — сказал он.
— Да, Брюс, — сказал Брюс.
— Брюс, — окликнул управляющий. — Очнись!
Он кивнул, застыв в полумраке, все еще не выпуская из рук чемодан. Стоит им оказаться в темноте, как они сразу клюют носом, подумал управляющий. Словно цыплята. Овощ среди овощей. Грибок среди грибков. Выбирай. Он включил свет и начал показывать Брюсу нехитрое хозяйство. Брюс не обращал внимания — он впервые заметил горы и теперь смотрел на них широко открытыми глазами.
— Горы, Брюс, горы, — сказал управляющий.
— Горы, Брюс, горы… — повторил Брюс.
— Хорошо, Брюс. — Управляющий закрыл дверь домика и подумал: я поставлю его на морковь. Или на свеклу. На что–нибудь простое. На то, что его не озадачит.
И на вторую койку — другой овощ. Для компании. Пусть дремлют свои жизни вместе, в унисон. Рядками. Целыми акрами.
…Его развернули лицом к полю, и он увидел хлеба, поднимающиеся, словно зазубренные дротики. Он нагнулся и заметил у самой земли маленький голубой цветок. Множество цветков на коротких жестких стеблях. Словно щетина. Спрятанные среди более высоких растений, как часто сажают фермеры: одни посадки среди других. Как в Мексике сажают марихуану — чтобы не заметила полиция с джипов.
Но тогда ее засекают с воздуха. И полиция, обнаружив такую плантацию, расстреливает из пулемета фермера, его жену, их детей и даже животных. И уезжает, сопровождаемая сверху вертолетом.
Очаровательные голубые цветочки.
— Ты видишь цветок будущего, — сказал Дональд, директор–распорядитель «Нового пути». — Но он не для тебя.
— Почему не для меня? — спросил Брюс.
— Ты уже перебрал достаточно! — хохотнул директор распорядитель. — Так что хватит поклоняться. Это уже не твой кумир, не твой идол.
Он решительно похлопал Брюса но плечу, а потом, наклонившись, закрыл рукой цветы от его прикованного взгляда.
— Исчезли, — сказал Брюс. — Весенние цветы исчезли.
Брюс видел только загораживающую свет ладонь Дональда и смотрел на нее целое тысячелетие.
— За работу, Брюс, — велел Дональд, директор–распорядитель.
— Я видел, — сказал Брюс.
Он подумал: я видел, как растет препарат С. Я видел, как голубым покрывалом поднимается из земли, на коротких жестких стебельках, сама смерть.
Дональд Абрахамс и управляющий фермой переглянулись, а потом посмотрели на коленопреклоненную фигуру, на человека, опустившегося на колени перед Mors ontologica.
— За работу, Брюс, — сказал коленопреклоненный и поднялся на ноги. Он наблюдал — не оборачиваясь, не в силах обернуться, — как Дональд и управляющий, переговариваясь между собой, сели в машину и уехали.
Брюс наклонился, вырвал один стебелек с голубым цветком и засунул его поглубже в правый ботинок, под стельку. Подарок для моих друзей, подумал он. И крошечным уголком мозга, куда никто не мог заглянуть, стал мечтать о Дне Благодарения.
ОТ АВТОРА
Это роман о людях, которые были наказаны чрезмерно сурово за свои деяния. Они всего лишь хотели повеселиться, словно дети, играющие на проезжей части. Одного за другим их давило, калечило, убивало — на глазах у всех, — но они продолжали играть. Мы были очень счастливы — не работая, и просто валяя дурака, — но такое короткое время, такое кошмарно короткое время! А расплата оказалась невероятно жестокой; даже когда мы видели ее, то не могли поверить. Например, в процессе работы над романом человек, с которого я писал Джерри Фабина, покончил самоубийством. Мой друг, послуживший прототипом Эрни Лакмена, умер еще раньше. Какое–то время я сам был одним из этих детей, веселящихся ни улице. Подобно им, я пытался играть вместо того, чтобы расти, — и был наказан. Мое имя находится в конце книги, в списке тех, кому посвящается роман.
Злоупотребление наркотиками — не болезнь. Это решение, сходное с решением броситься под машину. Скорее даже это — ошибка в суждении. Если заблуждаются многие, это уже социальная ошибка, ошибка в образе жизни. Девиз этого образа жизни: «Лови момент! Будь счастлив сейчас, потому что завтра ты умрешь». Но умирание начинается немедленно, а счастье лишь остается в памяти. Этот образ жизни не отличается в корне от вашего. Просто счет в нем идет не на десятилетия, и на недели или месяцы. «Бери деньги, а долг пусть растет», — говорил Вийон в 1460 году. Но так нельзя, если денег — грош, а расплачиваться всю жизнь.
Роман лишен назидания. Он не поучает, не говорит наставительно, что им следовало работать, а не играть; он всего лишь описывает последствия. В греческой драме открыли причинно–следственную связь. Немезида в этой книге — не судьба, потому что любой из нас мог принять решение уйти с проезжей части. Из глубины души я рассказываю о чудовищной Немезиде для тех, кто продолжал играть. Сим я — не персонаж; я — роман. Как, впрочем, к все наше общество. Речь идет о гораздо большем числе людей, чем я знал лично. О некоторых мы читали в газетах. Все это — баклушничанье, шалопайство, болтовня с закадычными дружками под любимые записи, все это — ужасное решение шестидесятых. И нас постигла кара.
Кара, как я уже говорил, невероятно жестокая, и я предпочитаю думать о ней с безучастностью греческой драмы, по–научному, как о предопределенном следствии, неумолимо вызванном причиной.
Вот список тех, кому я посвящаю свою любовь:
* Гейлин — нет в живых
* …и так далее.