Строение Космоса

Анни Безант

Строение космоса

Лекция I. Звук

Братья! Когда впервые великие Писания индусов привлекли к себе внимание европейской мысли, то впечатление, созданное ими, носило какой-то странный и особенный характер. Среди европейских мыслителей возник спор относительно значения и происхождения этой древней литературы.

С одной стороны, признавали, что в ней можно найти глубокую философию; с другой, сама идея искать философию у народа, которого считали менее цивилизованным, чем те, кто делались его критиками, повлекла за собой большие споры о том, как возникли и под каким влиянием составлялись эти священные книги. Даже в наши дни, когда признают всю глубину их философии, и величие и широта их мысли уже не подвергаются сомнению, как например, профессор Макс Мюллер, который всю жизнь изучал эти книги и всё-таки говорит о Ведах, как о лепете младенческого народа. Эти люди отрицают, что в этих книгах заключено тайное учение, скрытое под покровом символизма и под маской аллегории.

Мыслители Запада не могут понять, что можно быть младенческой расой и в то же время иметь божественных Наставников; что цивилизация может находиться в периоде роста, и всё же руководить ею могут люди, просвещённые для этой цели божественным Духом. Они не поняли значения Священных Писаний; они рассматривали древнее человечество как массу и не уяснили себе значения тех, кто возвышался над ней в качестве Учителей и Наставников. Пытаясь отыскать так называемое чисто человеческое происхождение Священных Писаний, они жестоко ошиблись в своих анализах, ибо нельзя понять роста нации там, где отметается в сторону всё божественное, и там, где не признаётся скрытая в человеке божественная сторона его, нельзя постичь как следует ни философии, ни религии, ни цивилизации человечества.

В своих лекциях я пытаюсь защитить то положение, – попытка моя может быть и очень несовершенна, – что в индусских Священных Писаниях заключается глубочайшая вдохновенная наука, философия и религия и что западная наука медленно вступает на путь, указанный в этих писаниях; и знание, которое Запад черпает из наблюдений внешнего мира, может быть достигнуто гораздо скорее путем изучения тех писаний, где постижение мира начиналось с изучения внутреннего мира человека.

И мы читаем, что в лотосе сердца, в его пространстве, наполненном эфиром, мы можем видеть всё, что находится в мире внешнем.

«И небо, и земля существуют внутри его. И Агни и Вайю, Солнце и Месяц... и все остальное, что только есть в мире»,[1] находится здесь, и, отыскав дух свой, человек постигнет всё, что существует в Космосе.

Эта мысль не только прекрасна и поэтична, но и строго научна. Действительно, отыскав очи духа, те очи, что проникают сквозь завесу внешней природы, мы достигаем более точного и глубокого знания, чем то, которое получается при изучении всего существующего очами телесными.

На подобном пути исследования большую помощь оказала нам русская женщина, великий учитель, известная под именем Елены Петровны Блаватской.

Значение ее для мира заключается не в том, что она могла или не могла совершать известные действия, недоступные для других. Важно миру и не то, что она творила чудеса или была только фокусницей. Не по этим фактам будет судить ее потомство. Я смотрю на все так называемые чудеса, как на имеющие весьма небольшое значение. Ее истинное достоинство заключается в том, что она разоблачила нам тайну древнего знания, дала нам ключ, которым мы сами можем открыть врата внутреннего святилища. Она явилась к нам, обладая знанием науки Духа, и объяснила, как мы сами можем пользоваться её указаниями. И теперь те, которые изучают эзотерическую философию, известную как теософическое учение, могут обратиться к Ведам и Пуранам и найти там истины, скрытые от обыкновенного читателя. Она являлась великим учителем, взяв на себя ту обязанность, какую в древности выполнял учитель по отношению к ученику: она брала Священные Писания и, объясняя их внутренний смысл, указывала путь к духовному совершенствованию и давала возможность постичь древнюю Мудрость, которую преподавали только в храмах.

Я попытаюсь показать, каким образом некоторые Писания древних индусов становятся яснее и понятнее, если читать их в том освещении, которое даётся им в книге, известной под названием «Тайная Доктрина». Я буду защищать это учение, ссылаясь на последние данные современной науки, и покажу вам, каким образом «Тайная Доктрина», которая на самом деле заключает в себе самое древнее индусское учение, подтверждается, с одной стороны, на Западе так называемой наукой, а с другой стороны, на Востоке Священными Писаниями. Писания эти становятся более связными, понятными, все кажущиеся противоречия исчезают в них, если их рассматривать при свете тех тайных учений, из которых миру предоставлен только один отрывок.

Приступая к изложению строения Космоса, я не могу вначале поставить вопрос на научную основу в том смысле, как это понимается на Западе, так как европейская наука не занимается вопросом о происхождении вещей. Она рассматривает лишь проявления, достигшие уже известной степени, и ничего не говорит нам о зарождении Космоса. Она рассматривает мир только тогда, когда уже существует материя, которую мы можем постичь чувственным путем или, по крайней мере, представить в своём воображении на основании чувственных данных.

Тиндаль говорил о пользе воображения для науки; оно позволит нам пойти дальше того, что нам дадут непосредственно наши ощущения.

Теперь уже не утверждают, что истинно только то, что может познаваться внешними чувствами. Лет тридцать тому назад еще защищалось это положение, но оно недопустимо теперь при успехах современной науки. Но вы увидите, что наука до сих пор не признает ничего, кроме тех понятий, которые составил себе разум на основании фактов, собранных путем ощущений; и, когда вы рассматриваете Космос в его проявлениях, вы не должны мысленно выступать за пределы тех чувственных понятий, основанием для которых послужили ваши наблюдения над миром физическим. Вы можете идти далее совокупности видимой вами материи, можете предполагать существование невидимого атома, созданного одним лишь усилием научного воображения, но вы не должны идти далее того, что создало вам это воображение из того материала, который доставили ему его чувства. Крукс, правда, рассматривает строение атома, но и он доводит это до так называемою протила, или первичной материи. Наука не желает идти дальше и проникнуть в начало вещей. Она отказывается поставить вопрос: возможно, что за этим протилом мы найдем еще следы роста и эволюции?

Вот почему, приступая к изложению вопроса, мы только позднее призовем на помощь научную критику, вначале же будем ссылаться лишь на «Тайную Доктрину» и Священные Писания.

А чтобы и с нашей точки зрения доказательство было полно, я хочу сравнить начало вещей, как оно изложено в Шастрах, с изложением его в «Тайной Доктрине». И вы увидите, надеюсь, что связное изложение последней очень поможет вам, когда встретятся непонятные места в изложении разных видов эволюции в Шастрах. Но вы должны помнить, что в тех Писаниях, которые были нам даны в руки, истина нарочно скрывалась от нас. Читая их последовательно, мы не всегда по отрывку можем получить связное понятие о целом, и мы выиграем много времени, если сперва настолько познакомимся с общим, что, встретив какой-нибудь отрывок, будем иметь возможность сразу поставить его на место в воздвигаемом нами здании; иначе, разбрасываясь, мы получим лишь отрывочные знания за недостатком того архитектурного плана, который дает нам Блаватская.

Обратимся прежде всего к Шастрам и посмотрим, как они рисуют нам происхождение вещей. Мы тут найдем большое различие между Пуранами и Упанишадами. В Пуранах больше подробностей, изложенных последовательно; в Упанишадах же вы встретите скорее философскую, чем космическую точку зрения, особенно там, где она, исходя из человеческого духа, показывает отношение этого духа к своему первоисточнику. Это и составляет разницу во взглядах на мир двух больших отделов Шастр; я укажу вам особенно на одно различие, которое иногда приводит читателя в недоумение, так как не позволяет ему согласовать обе точки зрения. Поэтому прежде всего я приведу вам мысль, которая на первый взгляд кажется парадоксом, а именно: до «начала вещей» не допускается существования мысли, ибо появление вещей означает проявление, т. е. дифференциацию. Само слово «вещей» подразумевает уже проявленное существование. Ранее проявления должно существовать Единое. Это признаёт и европейская наука, которая правильно считает Единое – непознаваемым, а явления – подлежащими наблюдению. Существование того, что находится позади явлений, отрицается очень редко, сравнительно немногими философскими школами, которые видят в мире только массу чередующихся явлений, не опирающихся на присущее им всем Единство.

Обыкновенно там, где наука переходит в философию, Единое считается непознаваемым и недоступным для человеческого мышления, но в индусском мировоззрении заключается еще более глубокая идея: то, что недостижимо для человеческой мысли, все же находится, так сказать, за пределом проявления и даже далее за и вне Брахмана. Брахман изображается невидимым, недосягаемым, непостижимым даже для мысли человеческой, тем, что может быть доказано только верой в душу и за пределом которого находится еще То, что не имеет имени, что можно выразить только описательно, называя его «Вне-Брахманом» – «Пара-Брахманом» философии, «неизменным Вишну» Вишну-пураны. Его, неизменного Вишну, не выразить ни словом, ни мыслью. Речь и мысль не имеют места в этой области, ибо говорить и думать можно только тогда, когда начинается проявление и когда из этого непроницаемого мрака мелькнёт первый проблеск, который и есть свет – возможность существования проявлений.

Здесь в Писаниях мы приходим к первому из всех проявлений, о котором говорят – это надо отметить – иногда как о Проявленном, иногда как о Непроявленном; непроявленном в Себе Самом, но проявленном в акте зарождения. И мысль наша, так сказать, восходит к Брахману, хотя Сам Брахман и непостижим для человеческой мысли. Мы видим, что в обоих великих источниках знания, Упанишадах и Пуранах, о Брахмане говорится, что Он троичен в себе Самом, хотя и не троичен в прямом своем проявлении. Единое, но со скрытой внутренней троичностью появится в постепенном ряде проявлений и сделает возможным существование вещественного мира. Брахман троичен в самой своей сущности. Возьмите Тайттирия упанишаду, где о Брахмане упоминается, как об Истине, Знании, Бесконечности, или, в более знакомых нам выражениях, как о Бытии, Блаженстве и Мысли. На самом деле в этих словах заключается то же понятие Сат-Чит-Ананда, столь обычное, когда упоминают о Высшем; это лишь другое выражение для того, о чем говорится в Упанишадах. Ибо что такое Сатьям, Джнанам, Анантам? [2] Это только различные слова, которыми люди тщетно пытаются выразить одну и ту же сущность в ее трояком проявлении. Все эти проявления скрыты в Первой Эманации; начало Космоса и есть раскрытие в проявлении этой троичности, начавшаяся деятельность скрытых в ней потенций.

В Вишну-пуране встречается та же мысль о скрытой троичности; первое проявление Вишну есть Кала, Время, ни дух, ни материя; оно существует, когда эти два последних исчезли в нем. Во второй главе Вишну-пураны говорится, что существует прадхана, составляющая сущность Материи и пуруша– сущность Духа. Когда эти последние исчезают, остается Время, одна из форм Вишну. Отсюда понятие о времени без начала и конца, находящемся, так сказать, позади последующих проявлений, соединяющем их и делающем их возможными.

Здесь мы подходим ко второй стадии, которая в этой пуране описывается под именем прадханы-пуруши, основная материя, основной дух – из Единого – Два, что и означает проявление; поэтому-то о Брахмане и говорится в то же время, как о Непроявленном и о Проявленном. Он непроявлен Сам в Себе; Он проявляется только тогда, когда появляются Два из Единого, и эта двойственность делает возможным существование Космоса.

В разных книгах различно выражена та же мысль о двойственности, на которой так настаивал Субба Роу.[3] Смерть его должны оплакивать все философы – он много мог бы еще достигнуть своими трудами над раскрытием тайного смысла обнародованных учений.

Мулапракрити и Дайвипракрити являются индусскими выражениями для того, что греческое мышление именует Логосом – в проявлении. Прадхана определяется как вьяя, растяжимая. Ее нельзя начать описывать, ибо свойства ее еще не проявились, но у нас уже есть одно определение, а именно растяжимость, которая всегда означает возможность получения формы. Таким образом, в этом Втором, Проявленном из Единого, заключается сущность формы, то, что примет разные виды, и то, что произойдет в этой форме, – пуруша, облекающийся в образ, действующий на прадхану и делающий возможным все многообразие проявлений мира.

Далее, все в той же Вишну-пуране, идет третья стадия, или Махат, то, что должно стать силой, управляющей и руководящей тем, что мы можем назвать Верховным Управителем, который в каждом отдельном случае будет управлять эволюцией мира, даст ему бытие и сделает его разумным от начала до конца.

Здесь я не могу не напомнить вам, что ту же мысль высказал недавно профессор Гексли, когда он говорил о «Разуме, обнимающем весь мир», тогда как раньше он проповедовал агностицизм. Он вынужден был признать существование Разума, как всепроникающего начала, тождественного по существу с Махатом, разумом безграничным, кроме той границы, которая ставится ему самым фактом его проявления.

Эти три стадии, так ясно и определенно описанные в Вишну-пуране, трудно проследить в Упанишадах; но прежде, чем покончить с изложением этого вопроса в пуране, надо заметить, что троичность является только раскрытием того Единого, Сат-Чит-Ананда, которое мы видели скрытым в Первом. Мы их различали, рассматривая их как троицу. Первое из них будет Сат – абсолютное существование. Что же такое то, Второе, Двойственное, как не Ананда, ибо самый факт блаженства предполагает двух? Что такое Махат, как не Чит в проявлении? Таким образом, оно является настоящим процессом раскрытия: все, что скрыто в Едином, является проявленным в Троице.

В Упанишадах несколько туманно говорится об этом раскрытии. Там заметно стремление перейти прямо от Брахмана, где скрыто всё, к Духу в человеке, Брахману в сердце, Логосу каждой отдельной души. Но тем не менее и в Упанишадах есть намеки на ту же мысль, которая разъясняется в Пуранах. Если мы возьмем Мундака упанишады, мы увидим, что там сказано, что из Брахмана произошла жизнь, которая и есть Ананда, а также ум – Чит; затем идут пять стихий: эфир, воздух, свет и пр.[4] Получается тот же порядок, хотя автор и не настаивает на нем, так как он не намерен объяснять раскрытия Космоса.

В Брихадараньяка упанишаде мы опять находим Троицу: Жизнь, Имя и Форма. Из Жизни происходят Два, а Жизнь скрыта в Имени и Форме, т. е. Первое скрыто в своем двояком проявлении. Ту же мысль вы встретите и в Катха упанишаде где описано постепенное отыскивание Духа. Когда через Манас мы перейдем к Буддхи, от Буддхи к Атме, за Атмой идет уже непроявленное, а за этим последним Великая Душа, именуемая тут пурушей.

Отсюда знаменательный вывод, что между духом в человеке и Тем, за которым нет ничего, признаётся только одна стадия, а именно – Непроявленное. Что подразумевается под этим единством, заменяющим троякое представление? Этим указывается тому, чьи очи открыты, что между Духом в человеке и Непознаваемым существует только Единый, ибо Логос души один, один и тот же луч, отражением которого в сердце является Дух. В Упанишадах, которые стремятся представить единство Духа с его повелителем, игнорируется всё, кроме этого одного Логоса, которому принадлежит Дух, и самый Космос исчезает в своем многообразии, когда Дух пытается отыскать свой первоисточник.

От этого краткого обзора Священных Писаний перейдем к «Тайной Доктрине» – я разумею книгу под этим заглавием; мы увидим, что все самые запутанные учения представлены тут в такой простой и ясной форме, что книга эта может служить нам ключом к более трудным изложениям индусских Писаний. Она всецело построена на тех же основаниях, что и Шастры. Прежде всего мы найдем у Блаватской ссылку на Парабрахмана, о котором не может быть сказано ничего, затем идут три Логоса. Слово «Логос» приводится здесь, как более знакомое философам Запада; оно имеет особое значение в астрономии Космоса, как мы увидим это впоследствии, когда будем рассматривать Звук.

Самое слово «Логос» подразумевает Строителя, тем более, что произнесенный звук есть великий строитель всех проявленных форм. Мы видим, таким образом, последовательность этих трех Логосов, которые являются иным названием древнего Тримурти в Священных Писаниях Индии; ему дано имя Первого Логоса, непроявленного. Первый непроявленный появляется для того, чтобы исчезнуть, ибо по отношению к Космосу Первый Логос не проявлен; он может стать явным только духу человеческому, составляющему одно с ним. Затем Единое разделяется на Два, и на языке Запада, двойственность эта именуется Дух-Материя, не Дух и Материя, ибо тут вы имеете только два вида Единого. Если вы разделите их мысленно в самом начале, у вас получится ложное представление. Мир не развивается из Духа и Материи как двух различных понятий – он является только эволюцией Духа-Материи Единого в двух видах. И в этом Втором вы получаете уже, как я сказала, вид Ананды (Блаженства).

Блаватская очень настаивает на этом основном единстве, которое становится двойственным уже в проявлении Духа Материи, пуруша-прадхана. Они являются только двумя первичными видами Единого, не имеющего Второго. Затем намекая внимательному ученику на символ, при помощи которого он может уяснить себе эту основную тайну Космоса, автор разбирает символическое значение Луны и в отделе о Луне неожиданно говорит следующее:

«Лунный магнетизм рождает жизнь, сохраняет, разрушает её, и Сома олицетворяет троякое свойство Тримурти, хотя простой смертный проходит мимо, не понимая этого».[5]

Немного далее Е. П. Блаватская говорит об «Единой божественной Сущности, непроявленной, вечно созидающей из себя самой Второе, Я проявленное; двуполой по природе своей, непорочно рождающей всё, что только ни есть микро– и макрокосмического в этом мире».

В этих словах, где может показаться странным упоминание автора о Луне, мы имеем ключ ко многим аллегориям, которыми объясняется непонятное происхождение строения Космоса. С одной стороны, свет, с другой – вода; всюду огонь и вода как начала, строящие Космос. Но огонь и вода, это только другие наименования для Духа и Материи, выражающие двойственность Второго Логоса. В этом втором проявлении огонь – это Дайвипракрити, или Свет Логоса. Вода – проявление Мулапракрити, или корень всякой Материи. Они развиваются по этим двум направлениям, и Луна, как это известно всякому ученику, изображается обыкновенно двуполой, иногда только женского, иногда только мужского пола, сегодня как бог, Царь Сома, завтра – как богиня.

Размышляя о Луне, мы представляем себе две её стороны, положительную и отрицательную, то, что в нашем мире отличает оба пола. У нас, таким образом, всегда получается эта противоположная двойственность, без которой ничто строиться не может, ибо мы должны иметь начало пассивное, которое питает мир, и активное, которое оплодотворяет. Иначе не может быть размножения, не может быть и проявления мира.

Третье есть Махат, название мыслящего начала, интеллекта, мысли, которые должны находиться в корне каждого существования. Здесь опять-таки в основе него лежат жизнь и мысль. Где только есть атом проявленного существования, есть в нем и двойственность, которую он получает из своего источника, ибо из двойственного должно возникнуть двойственное, и неживая материя, и бесчувственная энергия существовать не могут. Это невозможно в мире, рожденном от жизни и мысли. Эта троица в глубочайшем смысле заключает в себе семь видов, ибо в трех заключено семь; точно также и в Тримурти мы отыщем заключенные в ней семь видов, если будем размышлять о ней. Ибо в каждом лице Тримурти мы должны признать двойственное, если будем рассматривать его со стороны Шакти, и наша троица станет уже шестью. Представляя себе Единое, мы в проявлении его всякий раз должны представить себе Двух; Вишну не может быть без Лакшми, Шива без Дурги; мы всегда видим обе стороны, и, размышляя о Тримурти, мы на самом деле мыслим о шести, седьмым же будет то, что совмещает в себе их всех и без чего не могло появиться их разделения.

Итак, Космос в самом основании своем семеричен, только наша непроницательность мешала нам это видеть.

Достигнув стадии Махата, или разума, мы сразу доходим до возможности проявления. Тут можно сослаться и на западную науку. В слове Махат мы имеем троякую Аханкару, знакомую по существу всякому, кто изучает Бхагавадгиту и кто занимается вообще философией. Это начало истинное, или чистое, активное, или светлое, темное, или стихийное, та материя в трех видах, которая необходима для дальнейших проявлений и в которой, как мы увидим, появится и многообразие.

Вернемся к Вишну-пуране; мы узнаем, что элементы появляются от свойства тамаса; это не те элементы, о которых говорит западная наука, но пять стихий древности. На английском языке не существует выражения, равносильного слову бхутади. Из Аханкары происходит мир материальный; сперва появляется акаша, а уже из этой последней воздух; из воздуха – огонь, из огня – вода, из воды – земля. Почему принят такой порядок? Прежде всего появляется акаша. Сказано, что характерным ее признаком служит звук. Зачатки звука уже появились, а это и составляет единственное свойство акаши. Затем идет воздух. В каком смысле следует понимать здесь воздух? Это, конечно, не атмосферный воздух и не тот воздух, который появляется позднее, – соединение газов, в которых уже есть атомы. Тот «Великий Воздух», о котором говорят Упанишады и Пураны, это дыхание Всевышнего, сущность движения, ибо только с появлением понятия о движении становится возможным какое-либо проявление. Итак, прежде всего мы получаем акашу, единственным свойством которой будет звук, затем движение, в которое приводится Великим Дыханием, и уже в акаше, находящейся в движении, появится звук. Потом второе чувство – осязание, а уже из звука и осязания, т. е. акаши и воздуха, происходит огонь, для появления которого необходимо трение дыхания с акашей. Это и есть электричество, без которого не может быть дальнейшего роста. А пока нет акаши, способной через дыхание принять известную форму и через электричество, вызванное дыханием, начать устрояться в форме через сцепление, – до тех пор не получится атомистического строения. Только при этом последнем получается земля и вода. Это жидкое и твердое проявление того, что до сих пор носило название «нематериального». Заметим эту последовательность в развитии наших чувств. Первое из проявлений соответствует слуху, второе – слуху и осязанию, второму из чувств. С огнем появляется и свет, относящийся к зрению, и мы имеем уже слух, осязание и зрение. Далее идет вода, имеющая отношение ко вкусу, так как без смачивания нет и вкуса; теперь уже перед нами четыре чувства. Наконец идет земля, существенным свойством которой является запах, различаемый обонянием, последним из чувств, которое развилось на физическом плане и которое поэтому будет первым на астральном плане, когда душа вернется назад в поисках себя самой.

Поэтому-то Блаватская и говорит нам, что акаша есть то, что произошло из третьего Логоса и свойством чего будет звук. Тут на сцену является современная наука. В этом понятии об акаше, на которую влияет Великое Дыхание, чтоб из этой акаши и вайю мог появиться огонь, мы уже встречаемся с самыми позднейшими теориями и открытиями науки и генезисом элементов, другим термином, означающим строение Космоса. Мы можем изучать все это на Западе по трудам Крукса.

В первом томе своей «Тайной Доктрины» Блаватская много говорит об этих открытиях Крукса, поскольку они были известны в ее время, и указывает на некоторые недостатки в них. Замечательно, что только к концу ее жизни, а именно за два месяца до её смерти в 1891 году, Крукс перед собранием выдающихся английских ученых подтвердил, что то, что было гипотезой, теперь уже достоверно, и что эти гипотезы могут повести, по его мнению, к дальнейшим открытиям.

Что же это за великое открытие, которое поставит имя Крукса в ряду с величайшими мыслителями и учеными нашего времени, как выразился один из его слушателей.

Открытие это состоит в том, что атом не вечен, что он произошёл от чего-то а не существовал изначально; что он разрушим, следовательно, и явился на свет, ибо вечно только неразрушимое. Это последнее положение признает всякая философия. Крукс показал, что атом можно считать двойственным нейтральным телом, образовавшимся из соединения положительного и отрицательного элементов в природе. Он считал атом устойчивым, именно благодаря этой своей двойственности, так как устойчивость его зависит от связи двух элементов. Таким образом, атом служит, так сказать, кирпичом в строении мира. За атомом он поставил нечто, названное им «протилом». Название это Крукс заимствовал от одного средневекового европейского оккультиста, Роджера Бэкона, который называл этим именем первичную материю. Желая описать строение этих атомов, Крукс вынужден был обратиться к протилу как к первичной материи. Заметьте, как он идет тут по пути древнего мышления, когда он прибегнул к движению, т. е. Великому Дыханию, второму элементу после акаши, без которого она осталась бы неподвижной и ничего не развила бы из себя.

Допустив протил и движение, он устанавливает и нечто третье – силу, родственную электричеству, которая, по его словам, пролагает себе спиральный путь через пространство, наполненное материей.

На этом пути атомы возникают один за другим через сцепление протила и группируются таким образом в определенные химические классы, смотря по положению, которое они занимают в спирали, начертанной электрической силой. При этом движении неизменно получается спираль. Почему это? Возьмем движение в одном только направлении. Когда оно совершается через материю однородную, то оно сжимается и, уплотняясь, теряет теплоту. Такое падение температуры – явление обычное. Это один из самых обыкновенных опытов элементарной химии; когда материя переходит из одного состояния в другое, из газа в жидкость, из жидкости в твердое тело и обратно, она выделяет теплоту, которая может перейти и в скрытое состояние.

Возьмем простой пример: если лед тает, то скрытая при этом теплота достигает до так называемых 80 единиц,[6] прежде чем будет заметна какая-либо перемена во внешнем виде льда или его температуре. Что же произойдет, когда при отвердении элементов изменится температура? Линия, изображающая движение, переменит направление, так как с падением температуры изменится и движение. Если вы пожелаете изобразить это движение, у вас уже не получится прямой линии, линия эта будет уже составной двух сил, двигающихся по разным направлениям, т. е. спиралью.

Оттого-то древний символ Змеи, столь обычный в нашей литературе, и представляет собой самое замечательное изображение спирали, которая вечно крутится и представляет образ космического движения. Этим символом наши великие ученые обозначали мировую силу, и генезис элементов идет по этой спирали змеиного движения. Блаватская называет это движение спиральным движением Фохата в пространстве; в этом Фохате заключены все силы, и от него же происходит и сила электричества.

За этим следует Звук. Вы не можете получить движения материи, не вызвав в ней колебаний, а всякое колебание в сущности есть звук; оно может видоизменяясь перейти в звук, и древнее выражение о змее, которая шипя ползет в пространстве, имеет совершенно реальное значение.

Поэтому-то первым свойством, появляющимся в акаше, будет Звук, Слово, Логос. Припомните опять, как Субба Роу просто и красиво выражал эту мысль, когда говорил о произнесенном звуке, о сказанном слове, там, где речь идет о Фохате как орудии слова. Он говорит, что сказанное слово есть Вайкхари Вак, т. е. Космос в его объективной форме.[7]

Весь мир есть не что иное, как произнесенное слово, которое скрыто в непроявленном Логосе и произнесено во Втором. Вот это-то произнесенное слово и есть объективный Космос. Итак, и в Космосе, и в человеке одинаково заключено это свойство звука, без которого не может быть формы, звука-строителя формы, рождающего ее. Всякий звук имеет отдельную форму и заключает в себе троякое свойство: одно, рождающее форму, другое – удерживающее ее, и третье – разрушающее ее.

Тут опять мы видим Тримурти в качестве Творца, Хранителя и Разрушителя; они все составляют одно в трех видах, ибо божественное Едино, какова бы ни была форма его проявления. Здесь именно мы можем сопоставить древнее мышление с современным: Шабда-Брахман – это сила, строящая Космос, и в то же время та самая, посредством которой йог обращает внутрь себя все силы, заключенные в нем самом.

В подтверждение того, что звук является строителем формы, мы можем привести несколько научных фактов, которые для многих покажутся более убедительными, чем те глубокие реальности, только внешним проявлением которых являются эти факты.

Что касается звука, то факты, собранные современной наукой, ценны для нас не потому, что могут нас научить чему-нибудь, а потому, что они позволят убедить тех, кто не понял смысла Писаний. Наука рассматривает только внешние проявления, тогда как Священные Писания проникают в их сущность.

Каковы же факты, доказывающие положение древних писателей, что звук находится в основе всякой формы, и многообразие формы зависит только от различия звуков?

В старину производили один опыт со звуком; опыт этот неточный, но тогда его считали удовлетворительным. Возьмем обыкновенный барабан с натянутым на него пергаментом, который дает звучащую поверхность. Если провести скрипичным смычком по краю барабана, послышится звук, характер которого будет зависеть от степени натяжения пергамента и многих других, неважных для нас условий.

Произведя этот простой опыт, пожелали узнать, что происходит при этом, и для наглядности опыта поверхность барабана посыпали песком; затем провели смычком по краю барабана и повторили это во всех точках барабанной окружности.

Нельзя не признать, что европейская наука отличается замечательным терпением и повторяет все тот же опыт, пока не добудет факта. Это весьма важно, так как только таким образом и могут быть добыты факты.

Во всех частях круга, где мы провели смычком, песок был подкинут вверх и при падении ложился неровно, образуя геометрические фигуры. Таким образом, звук, разбрасывая песок, придавал ему разные очертания, смотря по характеру звука, который смычок извлекал из окружности.

По мере того, как разные части на окружности издавали созвучия основной ноте, получались разные фигуры. Проведя смычком в одной какой-нибудь точке барабанной окружности, вы получите деление его поверхности на четыре части, что соответствует звучанию всей поверхности, т. е. основному тону. Извлекая призвуки или гармонические тоны, вы получаете более сложные геометрические фигуры. Продолжая это исследование призвуков, как их называют, мы увидим, что всякая нота состоит не из одного, а из весьма сложного звука, который может разлагаться. То, что кажется нам простым, на самом деле весьма сложно. Когда вы извлекаете какую-нибудь одну ноту, на самом деле вы извлекаете и другие звуки, и опытное ухо может различить эти призвуки или обертоны, которые не изменяют характера звука. При этом заметили, что характер звука или распадение его на части, наглядно изображено фигурами на песке. Тогда начали искать еще более тонкие различия и грубый песок, и плохо звучащий пергамент заменили порошком плауна и более тонкой материей. Плаун является наилучшим материалом для таких опытов; он до того легок, что малейшее колебание вызывает в нем изменение формы. Пробовали и стальные камертоны, которые дают разные звуки.

Через увеличительное стекло волшебного фонаря посредством зеркал получали отражение рисунка вибраций на полотне, и тогда малейшие невидимые колебания камертона в увеличенном виде давали самые причудливые рисунки. Каждое изменение звука вызывало изменение в этих замечательных рисунках. Поэтому, когда вы исполняете музыкальную пьесу, вы чертите в эфире и окружающем вас воздухе удивительные рисунки. При этих опытах всякие звуковые колебания отражались на полотне, невидимое становилось видимым, и сила звука была одинаково ясна, как слуху, так и зрению.

Производили еще и другие опыты, и г-жа Уоттс Хьюз доказала, что получаются еще более сложные рисунки, если извлекают целый ряд последовательных звуков из инструмента наподобие рога. Тогда получаются рисунки, похожие на травы, ветки, цветы, – и всё это чертит голос человеческий.

Чтобы узнать, как это происходит, придумали очень остроумный аппарат, в котором качаются два маятника, причем каждый имеет свое особое движение. Эти маятники сталкиваются, и движение одного изменяет движение другого. Карандаш, прикрепленный к рычагу, который двигается по направлению, образующему составную движений сталкивающихся маятников, чертит на бумаге самые сложные рисунки и отмечает последовательные движения. Получались причудливые очертания раковин, сложные геометрические фигуры с точно обозначенными углами и кривыми. Но так как колебания одного звука совершаются всегда в одном направлении, а маятники просто качались взад и вперед, то сталкивание, изменявшее направление их движения, и служило точным повторением настоящих колебаний, которые сталкиваются и взаимно меняют одно на другое. В результате выходили эти удивительно сложные рисунки, точное географическое изображение тех изменений, которые получаются от перекрещивания колебаний, причем каждое из них совершается все в одном и том же направлении. Когда световые волны пересекают друг друга, то совершенно таким же образом получаются различные цвета.

Там, где световая волна прервана пересечением ее другой волной, тотчас появится цвет. То, что мы называем окраской перламутра, есть только результат мельчайших неровностей поверхности, причем происходит перекрещивание световых колебаний. Маятники отмечали интерференцию звуковых колебаний.

Итак, наука показала нам, как строились формы посредством звука. Наблюдая природу, нас поражает странный факт: мы повсюду встречаем геометрическое строение. Возьмем кристаллы у минералов. Каждый из них построен по известным осям направления, и форма кристалла зависит от этих осей. Простейшие кристаллы построены по простейшим линиям, и чем сложнее кристалл, тем многочисленнее оси, центр которых находится среди кристалла.

Все кристаллы построены по этим осям и различаются строением этих осей.

Итак, в мире минералов мы отмечаем это геометрическое строение. Но кристалл нельзя отделить от кристаллоида, форма которого та же, что и у кристалла, только он встречается в мире растительном.

В природе минералы уже не отделяются от растений, только у этих последних кристаллы состоят из другого материала и носят название кристаллоидов.

Здесь опять находим те же оси и можем определить геометрические формы, из которых построен растительный мир.

Изучая растения, мы пойдем еще дальше. Возьмем, например, ветку какого-нибудь дерева, отметим и изучим расположение на ней листьев. Вы увидите, что листья расположены по спирали. Спираль и тут играет роль силы образующей; она располагает листья иногда очень просто, иногда сложно. Возьмем ветку обыкновенной яблони, столь распространенной в Англии.

На ней спираль образует то, что мы определяем как 2/5, т. е. спиральная линия в каждых двух своих оборотах заключает пять листьев. Если взять веревочку и обвести ее дважды вокруг ветки, мы увидим, что веревочка пройдет у основания пяти листовых черешков, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга. На другом растении вы встретите другое расположение листьев, но они опять-таки расположены по спирали. То же найдем и на третьем.

Выбрасывая листья, растение подчиняется всегда этому закону спиральною расположения их, и то, что на первый взгляд кажется неправильным, на самом деле совершается по геометрическому плану.

Здесь нет неправильностей. То, что представляется наиболее неправильным, есть только ряд сложных пересекающих друг друга спиралей. Часто вместо одной спирали их две, иногда три. Расположение листьев по этим спиралям, которые пересекаются вокруг веток, кажется на первый взгляд совершенно беспорядочным. Но то, что кажется хаосом нашим чувствам, то разуму представляется Космосом. В этом кажущемся хаотическом нагромождении вы всегда можете найти геометрический план. Разве не справедливы слова Платона: «Бог – геометр»? [8] И не то же ли сказано в Писаниях, что все формы происходят от звуковых колебаний? Разве это не подтверждается современными научными открытиями?

Звук не только созидает, но он и уничтожает. Странно, что одна и та же сила дает результаты противоположные. Когда это говорила религия, люди насмехались над ней; теперь, когда наука повторила то же самое, они должны были согласиться с ней. То, что казалось в религии недопустимым противоречием, наука примирила в своих исканиях всеобъединяющей истины. Почему бы и нам не приложить той же теории к кажущимся религиозным противоречиям? Почему не исследовать нам ту сокровенную истину, при свете которой противоречия являются только двумя аспектами, как бы двумя сторонами одного щита.

Итак, то, что строило форму, оно же и уничтожает ее; там, где тончайшие колебания строят, сильные разрушают то, что соединили слабые. А так как форма не есть что-нибудь устойчивое, а состоит из частиц, разделенных пространством, то звуковые колебания, заставляя их дрожать все сильнее и сильнее, тем самым все больше и больше разделяют их; когда притягательная сила, удерживающая их вместе, нарушится, форма распадется.

Возьмем стакан и отыщем его основную ноту: это легко узнать, наполнив стакан до половины водой и проведя смычком по краю его. Мы увидим, что вода разделится. Возьмем ту же ноту на другом инструменте, на котором можно извлечь более сильный звук; мы услышим, как стакан повторит этот звук и вода в нем начнет колыхаться, хотя никто и не трогал её. Звук усиливается, струйки воды, указывающие на действие звука, делаются все шире и шире, бурлят и, ударяясь друг о друга, вместо гармонии вызывают бурю; наконец волнение становится настолько сильным, что стенки стакана уже не могут их выдерживать и дрожат по всем направлениям.

Тиндаль брал ледяную сосульку и, потирая ее, извлекал из нее звук, при усилении которого сосулька дрожала и разбивалась на круглые осколки, свидетельствовавшие о силе звука, который издала сама сосулька. Повсюду мы видим доказательства того, что звук строит и разрушает формы, являясь, таким образом, то создателем, то хранителем, то разрушителем их. Я назвала его и хранителем, ибо ничто не существует без звука. Все находится в беспрерывном движении, один вид движения создает форму, другой – оберегает ее, третий разрушает; а разрушение одной формы – это создание другой. Движение, разрушая одно, в то же время создает другое. Уничтожения нет, ибо всякая смерть в одной сфере – есть рождение в другой.

Покончим же этот беглый обзор части строения Космоса и свойства звука, показав как строение это оправдывает то, что считали безумными предрассудками и лепетом невежественного народа по отношению к звуку. С тех пор, как существует индуизм, священному слову приписывалось могущество, заключающееся в самом звуке его. В этом Священном Слове заключены все потенции, ибо слово это выражает Единую Сущность, всякое свойство созидающее, сохраняющее и разрушающее. Поэтому-то и было запрещено небрежное произнесение этого Слова; запрещалось говорить его среди толпы, оно не должно было звучать там, где собралось вместе много людей, где существуют поэтому смешанные и враждебные токи, создающие смешанную атмосферу, где всякий сильный звук вызовет смятение, а не гармонию. Произносить его можно только, когда ум чист и спокоен, там, где жизнь благородна, где звук действует на сферу гармоничную и где он может явиться создателем. Если же звук будет оказывать действие на среду негармоничную, он будет только разрушать. Великое Дыхание, чистое по существу, исходит ритмическими колебаниями, и все, что заодно с этим ритмом, тоже чисто по существу и поэтому гармонично. Но там, где Великое Дыхание, оказывая действие на материю, встречает на своем пути препятствия, там появляется нечистота, дисгармония.

Если человек нечист, т. е. негармоничен в атмосфере исходящею из него дыхания, которое является только отражением Всевышнего, тогда произнесение имени Всевышнего означает призывание гибели на свою собственную голову, желание своего распадения. Тогда человек направляет божественную силу в среду негармоничную, и всё, что не имеет ничего общего с божественной гармонией, будет уничтожено. Это справедливо не только по отношению к священному Слову, но и к той мантре, которая повторяется при созидании чего-нибудь. Подумали ли вы когда-нибудь о том, что означает мантра, которая повторяется при зачатии новой жизни в утробе матери? Это делается для того, чтобы присущие этим мантрам созидающие силы подействовали на зарождающуюся новую жизнь и, возбудив в ней гармоничные колебания, сделали бы существо, которое должно родиться, достойной обителью благородной души.

Почему религия для индуса начинается с момента зачатия? Потому что Дух не может оставаться без религии, и, когда он проникает в человека при его зарождении, необходимо, чтобы религиозные силы окружили его и помогли ему создать земную обитель. Священные звуки приветствуют новорожденного в этот мир проявлений, чтобы окружить жизнь его гармонией и в самый момент рождения дать ей толчок для гармонического развития. Эта гармония должна постепенно придать форму вырастающей жизни. Когда же настанет время для Духа непосредственно влиять на тело, это отмечается обрядом посвящения, и ребенку-индусу указывают на ту мантру, которая будет руководить его жизнью. И мантру эту дает ребенку тот, кто знает основную ноту его жизни и способен указать ребенку те звуки, в каких он нуждается для сохранения гармонии на всю жизнь.

Тут же звук получает великое свойство охранять. Когда жизни угрожает опасность, звук может уберечь от нее. Если человеку грозит видимая или невидимая опасность, шепот этой мантры станет между жизнью человека и этой опасностью, создавая гармонические волны, которые силой своих колебаний, оттолкнут от человека всё злое. Мантра отбросит всякого приблизившегося к нему врага. И это будет продолжаться до самой смерти. Всю жизнь человека мантра, спетая утром, будет давать тон целому дню, и день этот будет звучать в гармонии с тем звуком, с какого он начался. Когда же кончится день индуса и солнце зайдет, снова раздается это пение, чтобы претворить в гармонию всё, что накопилось за день негармоничного, и Дух в ночи мог бы воспарить к своему Господу.

А когда наступит смертный час, и Дух должен будет перейти в другие мировые сферы, – и тут опять пение мантры будет сопровождать его. При обрядах шраддха происходит особое пение, которое должно разрушить темницу души и уничтожить тело, рожденное по ту сторону смерти и держащее душу в плену. И на самом пороге Девалоки пение провожает душу до перехода ее в Локу, где дэвы в своей обители окружат ее вечным океаном гармонии. Там не существует земных раздоров, там звук охраняет покой души и вечное её блаженство, пока Слово не вернется опять на землю, чтобы опять способствовать созданию гармонии в природе.

Лекция II. Огонь

Братья! Когда мы изучали вчера строение Космоса, мы видели, что Великое Дыхание является той двигающей причиной, которая придает акаше её первичный признак – свойство звука. Будем ли мы рассматривать вопрос с точки зрения восточного знания или же применим к нему опытный метод Запада, мы одинаково придем к тому, что различия в данных, добытых путем ощущений, состоят в различной передаче сознанию внешних импульсов, которые в сущности составляют одно. Результат Великого Дыхания, приводящего в действие акашу, может выразиться разно, когда он достигнет нашего сознания, смотря по тому, как мы Его ощущаем.

Поэтому с обеих точек зрения одинаково правильно будет сказать, что разница в ощущениях зависит от воспринимающего их органа, который и делает в них различия, причем сознанию передается в разных видах то, что едино по существу.

Западная наука учит нас, что все наши физические чувства развились из одного первичного чувства, которое мы зовем осязанием.

В последнее время производили многие опыты над свойствами и действием эфира, который для нас представляет низшую форму акаши. Акаша – это та первичная субстанция, одним из внешних проявлений которой в нашей солнечной системе является эфир. Эта первичная материя находится, как мы видели вчера, в движении, причем воздух, который есть не что иное, как Великое Дыхание Акаши, и вызывает чувство осязания. Мы проследили эволюцию звука, в связи с которым находится чувство слуха, и получили осязание, связанное с вайю, в его качестве Великого Дыхания. Все эти колебания эфира, с точки зрения современной науки, представляют только так называемые виды движения; название этому движению дается смотря по тому, каким органом оно воспринимается.

Итак, современная наука учит нас, что звук есть один из видов движения, в котором участвует воздух. Свет считают движением исключительно эфира. В последнее время признано, что электричество, так же как и теплота, есть тоже новый вид движения, и т. д. В этом западная наука признала то единство, которое всегда признавалось на Востоке и которое сознание видит в основе различных явлений.

Изучая свет, мы имеем дело еще с другим видом первичного движения, отражающегося в нашем сознании, и то, что является в одном виде звуком, представляется в другом виде как свет. Мы можем поэтому сказать наперед, что все основные понятия о звуке приложимы и к свету; везде в Космосе звук и свет переходят один в другой. Это было доказано позднейшими опытами на Западе.

Мы будем рассматривать сегодня те колебания, которые проявляются в форме света. Этот свет есть синоним того, что во всех древних книгах именуется «Тем, что выше понимания». Мы назвали Его вчера неточным именем Парабрахман, или за пределом Брахмана. В Писаниях это первичное понятие выражается словом «Мрак». Мрак этот, бесконечный и полный, не выражает ничего, ибо он вне возможности выражения; он не передает никакой мысли, ибо мысль есть ограничение и подразумевает отделение того, что есть мысль, от того, что немысль.

Тут же разделения быть не может, тут нет мысли, ибо мысль означает появление различий. Поэтому-то мрак, в котором не существует видимого и невидимого, и служит лучшим символом для этого понятия, мрак абсолютный, вечный, непостижимый. Это то, что находится вне всякого проявления света, как и вне всего, что может быть выражено на языке человеческом. Из этого мрака появляется свет, но еще бесформенный, видимый, так как он проявился, но у него нет формы, так как форма предполагает нечто, вне его находящееся, это пространство, не имеющее формы. Итак, Брахман именуется «бесформенно сияющим», это идея чистого света, на помощь которой мы должны призвать то воображение, о котором мы говорили, потому что мы всегда представляем себе тело, из которого свет исходит. Здесь же вы не должны представлять себе ни тела, ни какой-либо формы – вы должны думать о свете, отделенном от всего, что может его ограничить. Это свет, «бесформенно сияющий», как говорится о Брахмане в Мундака упанишаде.[9] Первая идея – это идея мрака, из которого уже потом появляется свет.

Странно, что с этим согласна и современная наука. Если мы возьмем понятие о движении, с которым мы связали Великое Дыхание, то с точки зрения человеческого сознания это движение будет присуще и мраку. Свет является на самом деле видом движения, но, если при этом движении колебания слишком быстры или слишком медленны, чтобы вызвать свет, на месте этого последнего появляется мрак. Это факт, достойный внимания, если мы представим в уме своем колебания настолько быстрые, что глаз не может их уловить, в сознании нашем получится впечатление темноты. На самом деле за пределами нашего теперешнего сознания существует возможность бытия, не подлежащего нашим чувствам, но бесконечность которого отрицать нельзя. Наука говорит нам, что невидимые для глаза колебания передаются сознанию как ощущение темноты, а свет появляется только при замедлении этих колебаний.

Переведите эту научную мысль на язык метафизики и вы получите первое проявление мира. Когда то, что находится за пределом мысли, медлит своим проявлением, тогда появляется свет. И в видимом мире – если световые волны слишком быстро следуют одна за другой, то не получается света оттого, что в сущности есть свет. Чтобы получить его, мы должны замедлить известным образом световые колебания.

Когда при проявлении мира происходит эволюция материи, или, иначе, замедление движения в бесконечном мраке, тогда появляется бесформенный свет. В этом заключается как бы намек на древнюю мысль Востока, ибо тут западное мышление путём опыта дошло до восточного понятия о начале вещей. Это излучение без формы, это сияние, которое и является светом, проявляющим себя в своей сущности (его иногда называют «холодным пламенем», чтобы не примешать сюда никакою понятия о теплоте), – и составляет второе проявление, Второй Логос, о котором мы говорили вчера. Свет уже стал огнем; в нем нет абсолютной бесформенности и отсутствия теплоты; она появится при дальнейшем замедлении световых колебаний, по мере того, как продолжается проявление. Тогда уже получится огонь, сущность которого составляет теплота, и холодное, бесформенное пламя превращается в огонь, эту активную силу в строении Космоса. Но огонь не может появиться сам по себе, самое свойство его предполагает нечто иное, чем свет, от которого он происходит, – а именно, трение, от которого появится и теплота. В этом заключается и понятие о той двойственности, о которой мы говорили вчера, когда разбирали двойственное проявление звука. Но мы не можем представить себе огня без того действия, которое он оказывает на окружающее, и первым следствием его влияния будет появление сырости. Отсюда в этом Втором Логосе, или двойственном проявлении в нашем представлении являются огонь и вода. Огонь, сущность которого есть дух, и Вода, которая всегда служила символом материи. И точно так же, как когда мы получили Дух-Материю, Второй Логос, и нашли в этом истинную причину возникновения звука, так же и теперь по отношению к свету мы получаем понятие об огне и воде, о свете Логоса и о том, на что он действует. Символом этому всегда служил Лотос, который вырастает из пупка Вишну и скрыт под водами, откуда должна возникнуть жизнь. Этот Вишну, который не плавает над водами, а скрыт под ними, и будет в этом виде Первым Логосом, а Лотос, выросший из пупка его, будет уже Вторым Логосом, символом огня и воды. Листья Лотоса, плавающие на поверхности воды и поднимающиеся вверх к одной точке, изображают стремящееся кверху пламя. Лотос всегда был символом творческого огня, в недрах которого зарождается теплота, активная творящая сила.

Поэтому внутри еще не распустившегося цветка Лотоса заключен Третий Логос, Брахма, или деятельный творящий посредник, синонимом которою будет Махат, или творящий разум, заключенный в недрах огня.

С появлением огня получается и второй вид пламени, не холодного пламени Первого Логоса, а животворного горящего пламени Третьего Логоса, который должен построить Космос из моря огня и сделать возможным существование мира.

Обратимся к тем авторам, которые глубоко изучили этот вопрос и пролили свет на это древнее, трудное для понимания представление. Возьмем труд Блаватской, у которой всё это изложено весьма просто. При помощи ее толкования, которое послужит нам тут ключом, мы можем понять тот символ, о котором я только что говорила. Вместо огня она берет эфир в его чистейшем виде, субстанцию эфира, прежде чем мы можем назвать его акашей. Тут есть два огня, и в оккультизме делается между ними различие: первый, совершенно бесформенный и невидимый, скрыт в центральном духовном солнце, о нем говорится как о троичном в метафизическом смысле. Тут опять мы видим троичное свойство Логоса, в который воплощаются эти огни.

Второй огонь, который проявляется как Космос, семеричен и в мире, и в нашей солнечной системе. Мы вчера видели, как троица распалась на семь.

Здесь опять перед нами, с одной стороны, бесформенное пламя, холодное пламя, или свет, с другой – огонь и теплота, или животворное пламя, тот же символ, только в другом виде, та же идея, выраженная в другой форме. Оттого то нам всегда и говорили, что свет Логоса, Дайвипракрити, или светящаяся сторона материи и является силой зарождающей и созидающей.