Помоги проекту - поделись книгой:
Отец перестал жевать и начал вычислять, каких троих она имела в виду. Наконец решил, что бывших мужей, и продолжил обед.
— Я видела, ты сегодня получила почту, родная. Что-нибудь важное? — спросила мать.
Примерно месяц назад Элен разослала около сотни резюме своих статей в гаге ты, находящиеся в разных концах страны. Это послужило причиной раздора между ней и родителями. Отец не хотел отпускать ее в дорогу в таком состоянии.
— Нет. Просто вежливые формальные письма. «Мы известим вас в случае смерти одного из сотрудников». Те же старые… — сказала Элен и не закончила фразы.
Зазвонил телефон, и отец вскочил, чтобы взять трубку в гостиной. Он крикнул, что просят Элен.
— Может быть, это о свиданье, — сухо сказала Элен, смяв салфетку и бросив ее на стол. Мать слабо улыбнулась.
— Да, — ответила Элен.
— Алле, — произнес кто-то фальцетом
— Да, говорите. — Она держала трубку на некотором расстоянии от уха. Голос был высоким и резким.
— А, очень приятно, моя дорогая. Вам должен был позвонить мой сын. Он редактор, и я очень горжусь им.
— Извините. Вы говорите слишком громко, — ответила Элен. — Не могли бы вы говорить потише? Ваш голос режет уши.
— Я не кричу, — ответил голос Микки Мауса слегка обиженно. Элен подумала, что голос принадлежит женщине. Пожилой женщине. — Я звоню, чтобы сообщить новость. Хорошую новость. Старым людям приходится иногда говорить громко, понимаете?
— Извините. С кем я говорю?
— Это миссис Фенберг. Славная миссис Фенберг.
«Итак?» — подумала Митикицкая.
— Я являюсь владельцем и издателем «Бэсин Вэли Багл», местной газеты в Бэсин Вэли, в Калифорнии…
— Да-да.
— …и я звоню, чтобы сообщить, что мы берем вас на работу.
— На работу? — Элен встала на цыпочки. Господи, работа, мелькнуло в голове. В уме мысленно пронеслись все резюме, посланные в конвертах в разные газеты, в попытке вспомнить именно эту.
— Не насмехайтесь, — сказал фальцет.
— Я не насмехаюсь, мадам. Извините, но вы сказали, что берете меня. На какую должность?
— Миссионера. Ха-ха. Это шутка. Вы будете получать тысячу долларов в неделю.
— Дай мне трубку, — сказал отдаленный голос.
— Нет! — возмущенно произнес первый голос. — Я хотела сообщить ей хорошие новости. Ты никогда не даешь мне!..
— Дай… мне… трубку. Пожалуйста.
Голос принадлежал мужчине. Элен напряженно вслушивалась. Она поняла, что идет борьба за трубку и услышала, как женщина жалуется, что ей сломали руку. Затем послышался плач.
— У нас небольшие трудности, — раздался мужской голос. — Могу я перезвонить вам через несколько минут?
Опять возня и все затихло.
— Да, конечно. — Элен была озадачена. Она пожала плечами, повесила трубку и, оглянувшись, встретилась взглядом с озабоченными и взволнованными родителями.
— Странно, — сказала она и снова пожала плечами.
Майкл Фенберг сдержал обещание и перезвонил через несколько минут, уверив Элен, что ничья рука не была сломана.
— Это был Клиффорд, — сказал Фенберг. — Мой младший брат, он в переходном возрасте и имитирует женщин. На прошлой неделе ночью он видел «Психо» по кабельному каналу и с тех пор ходит по дому в шали и говорит писклявым голосом.
Родители Элен потихоньку поднялись наверх, чтобы подслушать разговор по спаренному телефону. — Да. Я знаю, какими бывают младшие братья в таком возрасте, — ответила Элен и посмотрела на веснушчатое лицо собственного брата, стоявшего рядом. Ему было восемь лет. Она отстранила его. — По правде говоря, я предположила нечто такое, когда он предложил мне тысячу долларов в неделю.
— Минутку. Я действительно звонил, чтобы предложить вам работу, — сказал Фенберг. — Это, конечно, не та категория, когда платят пятьдесят тысяч в год, но это место обозревателя криминальной хроники, или, скажем, место криминального репортера.
Фенберг ничего не сказал о том, что она была пятнадцатой по счету из тех, кому он предлагал это место. Из ее рекомендаций следовало, что у нее было мало опыта, а он не доверял начинающим. Он предпочел бы кого-нибудь слегка пьющего и имеющего какие-то трудности, а также хотя бы года на четыре постарше и без амбиций. Яркие личности, звезды колледжей обычно не задерживались в «Багл» больше чем на три месяца и использовали газету в качестве трамплина.
— Мне кажется, вас это заинтересует?
Элен, конечно, захотела побольше узнать о Бэсин Вэли и о будущей работе. Фенберг солгал и о том и о другом. У Генри Дарича была непристойно низкая ставка для американской мечты — индивидуала, окончившего колледж — двести пятьдесят долларов в неделю. Рассчитывая, что можно сэкономить на молодой и неопытной женщине, Фенберг предложил Митикицкой сто сорок долларов. Митикицкая постучала по телефону и спросила Фенберга, не звонит ли он от Мак-Дональдса из Боливии, где такая зарплата могла бы считаться огромным везением. Фенберг нервно засмеялся.
— Я, хм, не очень хорошо расслышал, — ответил он. Разговор вскоре прервался. Элен подождала пять секунд и положила трубку.
— Вы тоже можете положить трубку, папа и мама, — сказала она.
Через два часа о звонке забыли. Элен была в постели в просторной фланелевой ночной рубашке и с ватными тампонами между пальцами ног. Она сосредоточенно красила ногти на ногах огненно-красным лаком. Работал телевизор. Покончив с ногтями, Элен полистала журналы и добавила несколько важных записей в список дел, которые ей предстояло сделать завтра. Затем она перевернулась на живот, чтобы почитать один из пяти начатых ее романов. Что угодно, чтобы заснуть. Что угодно, лишь бы только не этот сон.
Но сон всегда возвращался.
Тихоокеанским Северо-Западом в этих местах называли район между «Ангелами Чарли» и Бетти Буп.
Элен преследовал один и тот же кошмар. Она была привязана к столбу в фешенебельном, но слишком открытом индейском костюме из кожи и перьев. Ее окружали бывшие приятели и мужья. Они кружились вокруг нее в косматых шубах и клыкастых страшных масках. Точно ли это были они? Элен не могла сказать уверенно. Она помнила зловонное дыхание. Они корчились и изгибались, гладя ее обнаженные бедра холодными, толстыми, извивающимися змеями, и когда она молила — о, нет, они говорили — о, да, и не надо было быть Фрейдом, чтобы понять, что это значило.
Какой-то человек, старше других (ее отец?), являлся высшим жрецом. У него была седая борода и густые брови. Он возглавлял следствие и рвал коробки со свадебными подарками, в которых было много хрусталя и бытовых электроприборов, подаренных во время ее трех неудачных свадеб. Потом появлялся человек-животное, который кромсал ковры и вдребезги разбивал приборы. Элен отпускала одно из своих знаменитых саркастических замечаний, и монстры замирали. Теперь все их внимание было сосредоточено на Элен. То, что следовало дальше, затрагивало самые чувствительные струны, запрятанные в глубине ее души. Это было что-то сексуальное, чего Элен Митикицкая избегала даже в лучшие времена.
Она опять чихнула.
На следующий день в Лос-Анджелесе шел мелкий дождь. Было холодно. Длинные черные волосы Элен слегка завивались от влаги. В желтом непромокаемом плаще она ехала в машине с открытыми окнами мимо аккуратных газонов, тянущихся вдоль бульвара Сансет. Последние два месяца после возвращения домой ее распорядок дня повторялся из дня в день. Она давала уроки танцев в местной студии четыре часа в день, потом ехала на велосипеде в страховую компанию отца отвечать на звонки до вечера. Иногда она навещала подруг или сестру Камали Молли. Все ее подруги, кроме Молли, были замужем, преуспевали и имели не менее одного ребенка. Митикицкая могла провести много часов, нянчась с чужими детьми, выпивая галлоны настоянного на травах чая и выслушивая планы будущих перемен в доме и саду, смешные истории о детях и разговоры о проблемах мужей на работе. Элен больше слушала, чем говорила. Да. Она послала резюме. Нет. Ничего обещающего. Нет. Она ни с кем не договаривалась о встрече. Друзья вряд ли смогут помочь.
Но сегодня Митикицкая взяла семейную машину, чтобы заехать в университет и провести небольшую разведку. Она всегда была одной из лучших на журналистском факультете и до сих пор имела свободный вход в Калифорнийский университет. Элен заняла свободный столик. Полистав справочник местных калифорнийских газет, она нашла упоминание о «Бэсин Вэли Багл» как об отличной маленькой газете со странной историей. Газете было 128 лет. У нее было много государственных и местных наград за заслуги. Ее доставляли бесплатно, хотели вы или нет. На первой странице было по-прежнему восемь колонок, тематика которых не менялась в течение последних пятнадцати тысяч выпусков. «Багл» включала статьи о спорте, событиях в высшем свете, дорожных происшествиях, убийствах, рождениях и помолвках, маньяках (когда они появлялись), пожарах и политике. Там также были сменяющие друг друга фотографии капитанов местной промышленности, пожимающих друг другу руки и улыбающихся пустыми глазами во время очередной церемонии по случаю основания того, что еще до сих пор не было основано в Бэсин Вэли. Кроме того, имелось много описаний шумных историй в барах (в которых часто фигурировал человек по имени Джон Туберский), о том, кто хорошо выглядел во время прогулки, у кого были сердечные приступы, печатались фотографии маленьких детей и щенков и сенсация года о том, как опять из-за наводнений была разрушена стоянка передвижных домов-автофургонов, принадлежащих горожанам, устроенная в затопляемой зоне. Сама община Бэсин Вэли была изолирована от внешнего мира. Там было жарко летом, холодно зимой и соблюдался баланс между частной и общественной жизнью. Здесь был самый высокий уровень убийств в Соединенных Штатах Америки.
— Я не совсем понимаю, где это находится, — сказал ее бывший инструктор.
— Здесь говорится, что в Калифорнии, — ответила Элен.
— Это не то, что обычно называют Калифорнией. Там совсем другой мир. — Профессор спросил Элен, читала ли она сегодняшние газеты. Нет. Он показал ей маленькую заметку на 24 странице.
В РЕПОРТЕРА СТРЕЛЯЮТ
НА РАБОЧЕМ МЕСТЕ
Бэсин Вэли, Калиф. — Генри Дарич, редактор газеты «Бэсин Вэли Багл» в горной общине, был ранен выстрелом в грудь вчера утром, когда он находился на своем рабочем месте.
Двадцатидевятилетний Генри Дарич находится в удовлетворительном состоянии.
Митикицкая улыбнулась.
«Ах, ты, вонючка», — подумала она о Майкле Фенберге.
— Хелло. Это снова я, — сказал Фенберг, опять позвонив после обеда.
Элен схватила телефонную трубку и закричала:
— Кто это я?
— Майк Фенберг из «Багл». Я звонил вам вчера. Здравствуйте. Как поживаете? Как дела? — спрашивал он, может быть, слишком участливо.
Какой ужасный день) После впустую проведенного утра в школе (Злючка Джо и Клиффорд совершили очередное ужасное зверство). Фенберг вернулся в газету, чтобы поработать над самым большим выпуском. Потом он позвонил еще двадцати потенциальным репортерам с просьбой работать на него. Никто не заинтересовался.
— О, да. Да. Все в порядке, — сказала Митикицкая. Сегодня она получила приглашение из ежедневной газеты в Сан-Франциско. К сожалению, ей предлагалась должность секретаря. — Это была удачная неделя. «Кроникл» предложила мне работу. Не много для начала, но с большой перспективой. Как Клиффорд?
— «Сан-Франциско Кроникл»? — Фенберг сделал удивленное лицо. — Эта газетенка десятилетиями была тряпкой. Вы не должны работать там. Клиффорд в порядке. Сегодня утром он проткнул занавеску в душе пластиковой вилкой, выпачканной в кетчупе и напугал Туберского почти до смерти.
— Кто такой Туберский?
— Джон Туберский, мой брат.
— Ах, да, — сказала Элен. — Наполовину брат.
— Нет.
Фенберг разъяснил, что Джон был стопроцентный брат. Один и тот же отец, одна мать.
— Тогда почему у него другая фамилия?
Фенберг тяжело вздохнул, затем покорно произнес стандартный ответ:
— Он изменил свою фамилию много лет назад по соображениям карьеры. Хотя никакой карьеры у него не было и нет. Я думаю, это было выступление против родительской власти. Митикицкая, я предлагаю вам большую практику, сельское великолепие, спокойствие покрытого в декабре снегом пустынного, заросшего лесами края и непревзойденные сто семьдесят пять долларов в неделю плюс издержки.
— Не беспокойтесь о Клиффорде, — сказала Митикицкая, теребя почти обломившийся ноготь. Митикицкая прощупывала. Она побывала сегодня у Камали Молли. После этого она всегда доверяла своему чутью больше, чем своей способности к анализу.
— Я думаю, что все дети, когда они растут, проходят через, в некотором роде, роковую стадию. Вы не сказали мне, что в другого репортера стреляли, — сказала Элен. Она улыбнулась и оперлась о перила.
— О, вы слышали?
— Ага, — сказала Элен. — Сто семьдесят пять недостаточно. Что с ним случилось?
Фенберг сидел на краю своего стола и умножал числа в блокноте. Интересно, толстая Элен или нет. У нее был приятный голос. Глубокий, с озорными нотками. Женщины с такими голосами всегда были толстыми.
— О, вы можете поверить мне. Это, в любом случае, несерьезное дело.
— Расскажите мне.
— Индейцы.
— Прошу прощения, что?
— Индейцы. В Генри, репортера, стреляли индейцы. На самом деле один индеец.
— Вы правы, я вам не верю.
— Как насчет сто девяноста пяти?
— В неделю? «Кроникл» предлагала триста восемьдесят. Для начала, — сказала Элен.
Фенберг вздрогнул, затем солгал.
— Это на сто семьдесят пять больше, чем получал предыдущий репортер. Между прочим, стоимость жизни у нас ниже. Мы сами ловим в ловушки свою еду.
Митикицкая получала удовольствие от беседы, возможно потому, что у нее не было намерения во что бы ни стало работать на Фенберга или «Багл», где бы они не находились. Кроме того, она была под защитой большого расстояния. Приятно было улыбаться.
— Сто девяносто пять недостаточно. Ну, скажите же мне правду. Что случилось с репортером?
— В Генри правда стрелял индеец, — ответил Фенберг, поднимая руку, как это делали скауты, отдавая честь. Он начал рыться в ящике стола, вытащил фотографию скончавшейся жены в рамке и бросил ее на стол. Под ней были кулинарные рецепты. И заявление Митикицкой. Судя по ее публикациям, она была хороша, действительно хороша. Но двести пятьдесят в неделю было все, что он мог дать. Фенберг усмехнулся. Может быть, он поймает ее на сверхурочных.
— Вы хотите услышать, что случилось с Генри? — спросил Фенберг. Он начал ходить, временами останавливаясь, как будто пересказывая полицейский отчет. — Это случилось вчера, а джентльмен, о котором мы говорим, Генри Дарич, был редактором общего отдела этой газеты. Он сидел вот за этим столом. В вышедшем во вторник выпуске нашей газеты мы опубликовали рассказ об очень плохом человеке по имени мистер Рассмуссен Рыжая Собака. Мистер Рыжая Собака частично индеец. Его задержали за вождение в нетрезвом виде, и кто бы вы думали был с ним в машине?
— Мне кажется, этого я не знаю.
— Не кто иной, как некая мисс Бетти Бикрофт.
— Это мне ни о чем не говорит.
— Кроме того, что мисс Бикрофт была в нетрезвом состоянии, она была также обнаженной.
— Совсем?
— Даже без нижнего белья.
— У-у, — сказала Элен.
— Боже мой, — вырвалось у матери Элен, которая поднялась наверх, чтобы послушать разговор.
— Кто это? — спросил Фенберг.
— Моя мать, — ответила Элен. — Мои родители подслушивают иногда мои разговоры. Некоторые родители любят делать это.
Поделиться книгой: