Помоги проекту - поделись книгой:
Рот графини изогнулся наподобие коромысла, и дальше говорить она не смогла.
– На все воля Божья, – растерянно пробормотал герцог и в панике оглянулся на Долгорукого и Фандорина.
– Евгений Максимилианович, ваше высочество, уверяю вас, что обстоятельства безвременной кончины вашего родственника тщательнейше расследуются, – взволнованным голосом сообщил губернатор. – Вот господин Фандорин, мой чиновник для наиважнейших поручений, этим занимается.
Эраст Петрович поклонился, и герцог задержал взгляд на лице молодого чиновника, а графиня залилась слезами еще пуще.
– Зинаида Дмитриевна, душенька, – всхлипнул и князь. – Эраст Петрович – боевой товарищ вашего братца. По воле случая остановился в той же гостинице, у Дюссо. Очень толковый и опытный следователь, во всем разберется и доложит. А плакать что же, ведь не вернешь…
Пенсне Евгения Максимилиановича блеснуло холодно и начальственно:
– Если господин Фандорин выяснит что-нибудь важное, прошу немедвенно сообщить лично мне. Пока не прибыв великий князь Кирилл Александрович, я представляю здесь особу государя императора.
Эраст Петрович еще раз молча поклонился.
– Да, государь… – Зинаида Дмитриевна трясущимися руками достала из ридикюля смятую телеграмму. – Доставили высочайшую депешу.
Фандорин чуть приподнял брови – телеграмма показалась ему холодноватой. «Трудно заменимая»? То есть получается, что заменить все-таки можно? «Грустно» – и только-то?
– Завтра проводы и панихида, – сказал Долгорукой. – Москвичи желают отдать герою последнюю дань. Потом, очевидно, тело поездом отправят в столицу? Его величество наверняка распорядится устроить государственные похороны. Многие с Михайлой Соболевым проститься захотят. – Губернатор приосанился. – Меры, ваше высочество, приняты. Тело забальзамировано, так что препятствий не возникнет.
Герцог искоса взглянул на жену, утиравшую неиссякаемые слезы. Вполголоса сказал:
– Видите ли, князь, император пошев навстречу пожеваниям семьи и позволив хоронить Мишеля по-семейному, в рязанском имении.
Владимир Андреевич с чуть излишней, как показалось Фандорину, поспешностью подхватил:
– И правильно, так оно человечней, без помпы-то. Какой человек был, просто душа-человек.
Вот этого говорить не следовало. Начавшая успокаиваться графиня разрыдалась пуще прежнего. Губернатор часто заморгал, вынул преогромный платок, по-отечески вытер Зинаиде Дмитриевне лицо, после чего, расчувствовавшись, шумно в него высморкался. Евгений Максимилианович взирал на славянскую несдержанность чувств с некоторой растерянностью.
– Что же это, Влади… Владимир Андре… евич. – Графиня припала к выпяченной корсетом груди князя. – Ведь он меня только на шесть лет старше… У-у-у, – вырвалось у нее не аристократическое, а вполне простонародное, бабье завывание, и Долгорукой совсем скис.
– Голубчик, – гнусавым от переживаний голосом указал он Фандорину поверх русого затылка Зинаиды Дмитриевны. – Вы того… Вы поезжайте. Я побуду тут. Езжайте себе с Фролом, езжайте. Карета пусть после за мной вернется. А вы поговорите там с Евгением Осиповичем. Сами решайте. Видите, какие дела-то…
Всю обратную дорогу Фрол Григорьевич жаловался на интриганов (которых называл «антрегантами») и казнокрадов.
– Ведь что делают, ироды! Кажная тля норовит свой кусок урвать! Хочет торговый человек лавку открыть – к примеру, портками плисовыми торговать. Вроде бы чего проще? Плати городскую подать пятнадцать целковых, да торгуй. Ан нет! Околоточному дай, акцизному дай, врачу санитарному дай! И все мимо казны! А портки – им красная цена рупь с полтиной – уж по трешнице идут. Не Москва, а чистые жунгли.
– Что? – не понял Фандорин.
– Жунгли. Зверь на звере! Или хоть водку взять. Э-э, сударь, с водкой цельная трагедия. Вот я вам расскажу…
И последовала драматическая история о том, как торговцы в нарушение всех божеских и человеческих законов покупают у акцизных чиновников гербовые марки по копейке за штуку и лепят их на бутылки с самогонкой, выдавая ее за казенный продукт. Эраст Петрович не знал, что на это сказать, но, к счастью, его участия в разговоре, кажется, и не требовалось.
Когда карета, грохоча по брусчатке, подъехала к парадному входу в губернаторскую резиденцию, Ведищев оборвал свою филиппику на полуслове:
– Вы ступайте себе прямо в кабинет. Полицмейстер уж, поди, заждался. А я по делам. – И с неожиданной для его лет и важных бакенбард резвостью юркнул куда-то и боковой коридорчик.
Разговор с глазу на глаз получился удачный, профессиональный. Фандорин и Караченцев понимали друг друга с полуслова, и это грело душу обоим.
Генерал расположился в кресле у окна, Эраст Петрович сел напротив на бархатный стул.
– Давайте я вам сначала про герра Кнабе, – начал Евгений Осипович, держа наготове папку, однако до поры до времени в нее не заглядывая. – Личность мне хорошо известная. Просто не желал при таком скоплении. – Он выразительно покривил губы, и Фандорин понял, что это намек на Хуртинского. Генерал похлопал по своей папке. – У меня тут секретный циркуляр еще от прошлого года. Из Департамента, из Третьего делопроизводства, которое, как вам известно, ведает всеми политическими делами, предписывают приглядывать за Гансом-Георгом Кнабе, Чтобы не зарывался.
Эраст Петрович вопросительно склонил голову набок.
– Шпион, – пояснил обер-полицеймейстер. – По нашим сведениям, капитан германского генштаба. Резидент кайзерской разведки в Москве. Зная это, я поверил вашему рассказу сразу и безоговорочно.
– Не берете, п-потому что лучше известный резидент, чем неизвестный? – не столько спросил, сколько уточнил коллежский асессор.
– Именно. Да и есть свои правила дипломатического приличия. Ну, арестую я его, вышлю. И что? Немцы тут же какого-нибудь нашего вышлют. Кому это нужно? Трогать резидентов без особого на то распоряжения не положено. Однако данный случай переходит все границы джентльменства.
Эраст Петрович от такого understatement[4] поневоле улыбнулся:
– Мягко говоря, да. Улыбнулся и генерал.
– Так что герра Кнабе будем брать. Вопрос: где и когда. – Евгений Осипович улыбнулся еще шире. – Думаю, сегодня вечером, в ресторане «Альпийская роза». Дело в том, что по имеющимся у меня данным (он снова похлопал по закрытой папке) Кнабе по вечерам часто там бывает. Сегодня тоже протелефонировал, заказал столик на семь часов. Почему-то на фамилию «Розенберг», хотя, как вы понимаете, в ресторане его отлично знают.
– Интересно, – заметил на это Фандорин. – И в самом деле, надо брать.
Генерал кивнул.
– Распоряжение генерал-губернатора насчет ареста имеется. Мое дело солдатское: начальство приказало – выполнять.
– Откуда известно, что Кнабе т-телефонировал и заказал столик на чужую фамилию? – подумав, спросил Эраст Петрович.
– Технический прогресс. – Глаза обер-полицеймейстера лукаво блеснули. – Телефонные переговоры можно прослушивать со станции. Но это строго между нами. Если узнают, я потеряю половину информации. Между прочим, ваша подружка Ванда тоже сегодня будет выступать в «Розе». Велела портье подавать коляску к шести. Предвидится интересная встреча. Вот бы их, голубков, вместе и взять. Вопрос – как действовать?
– Решительно, но не ломая д-дров.
Караченцев вздохнул:
– С решительностью у моих орлов все в порядке. С дровами хуже.
Эраст Петрович заговорил полуфразами:
– А если бы я сам? Как частное лицо? Если что – никаких дипломатических конфликтов. Ваши на страховке, а? Только, ваше п-превосходительство, без дублирования, как вчера в «Англии».
Черт возьми, с тобой работать – одно удовольствие, подумал генерал, а вслух сказал:
– За вчерашнее приношу извинение. Не повторится. А насчет сегодняшнего… Двое на улице, двое в зале? Как полагаете?
– В зале не надо вовсе – профессионал всегда опознает, – уверенно заявил коллежский асессор. – А на улице так: один на коляске у парадного, и один у черного. На всякий. Думаю, довольно будет. Не террорист ведь все-таки, резидент.
– Как действовать думаете?
– Право не знаю. Как пойдет. Пригляжусь, понаблюдаю. Не люблю загадывать.
– Понимаю, – покивал генерал. – И полностью полагаюсь на ваше суждение. Имеете ли оружие? Господин Кнабе в отчаянном положении. Высылкой в данном случае не отделается, да и отопрутся от него начальники, если что. Хоть и не террорист, но может повести себя нервно.
Эраст Петрович сунул руку куда-то под сюртук, и в следующую секунду на ладони у него оказался маленький ладный револьвер с вытертой от частого употребления рифленой рукояткой.
– «Герсталь-агент»? – с уважением спросил Евгений Осипович. – Изрядная вещица. Позвольте полюбопытствовать?
Генерал взял револьвер, ловко откинул барабан, поцокал языком:
– Безвзводный? Красота! Пали хоть все шесть пуль подряд. А спусковой не слабоват?
– Тут вот кнопочка – предохранитель, – показал Фандорин. – Так что в кармане не выстрелит. Точность, конечно, неважная, но ведь в нашем деле главное – скорострельность. Нам соболя в глаз не бить.
– Истинная правда, – согласился Евгений Осипович, возвращая оружие. – Так ведь она опознает вас? Ванда-то.
– Не извольте б-беспокоиться, ваше превосходительство. У меня с собой целая гримерная. Не опознает.
Совершенно удовлетворенный, Караченцев откинулся на спинку кресла и, хотя деловой разговор вроде бы был закончен, прощаться не торопился. Генерал предложил собеседнику сигару, но тот достал свои, в изящном замшевом футляре.
– Настоящая «батавия», Евгений Осипович. Не угодно ли?
Обер-полицеймейстер взял тонкую, шоколадного цвета палочку, зажег, с наслаждением выпустил струйку дыма. Господин Фандорин генералу определенно нравился, и потому возникло окончательное решение повернуть разговор в деликатную сторону.
– Вы в наших московских джунглях человек новый… – осторожно начал он.
И этот про джунгли, мысленно удивился Эраст Петрович, но виду не подал. Сказал лишь:
– Да и в российских тоже.
– Вот-вот. Многое за время ваших странствий переменилось…
Фандорин с внимательной улыбкой ждал продолжения – беседа, судя по всему, предполагалась не пустячная.
– Как вам наш Володя Большое Гнездо? – внезапно спросил обер-полицеймейстер.
Поколебавшись, Эраст Петрович ответил:
– По-моему, его сиятельство не так прост, как кажется.
– Увы. – Генерал энергично пустил вверх густую дымную струю. – В свое время князь был непрост и даже очень непрост. Шутка ли – шестнадцать лет держит первопрестольную железной рукой. Но расшатались зубы у старого волка. Чему удивляться – восьмой десяток. Постарел, утратил хватку. – Евгений Осипович наклонился вперед и доверительно понизил голос. – Последние дни доживает. Сами видите – вертят им как хотят эти его помпадуры Хуртинский и Ведищев. А пресловутый Храм! Ведь все соки из города высосал. Зачем, спрашивается? Сколько приютов да больниц на этакие деньжищи можно бы построить! Нет, наш Хеопс новоявленный желает непременно пирамиду после себя оставить.
Эраст Петрович слушал внимательно, рта не раскрывал.
– Понимаю, вам об этом рассуждать невместно. – Караченцев снова откинулся на спинку кресла. – Да вы просто послушайте человека, который к вам с искренней симпатией. Не скрою от вас, что при дворе Долгоруким недовольны. Малейшая с его стороны оплошность – и всё. На покой, в Ниццу. А тогда, Эраст Петрович, вся его московская хунта рассыплется. Придет новый человек, не чета этому. Приведет своих. Да уж и здесь они, его люди. Готовят.
– Например, вы?
Евгений Осипович одобрительно прищурился:
– Вы схватываете с полуслова. А сие означает, что я могу не продолжать. Суть предложения вам понятна.
В самом деле, не первопрестольная, а какие-то джунгли, подумал Эраст Петрович, глядя в светящиеся приязнью глаза рыжего обер-полицеймейстера – по всему видно, человека честного и неглупого. Коллежский асессор приятнейшим образом улыбнулся и развел руками:
– Ценю ваше доверие и даже п-польщен. Возможно, с новым губернатором Москве будет и лучше. Впрочем, не берусь судить, ибо в московских делах пока ничего не смыслю. Однако я, ваше превосходительство, четыре г-года прожил в Японии и, знаете ли, совершенно объяпонился – иногда сам на себя удивляюсь. У японцев самурай – а мы с вами по их понятиям самураи – должен хранить верность своему сюзерену, каким бы скверным тот ни был. Иначе никак невозможно, вся система развалится. Владимир Андреевич мне не вполне сюзерен, однако же свободным от обязательств по отношению к нему я чувствовать себя не могу. Уж не обессудьте.
– Что ж, жаль, – вздохнул генерал, поняв, что уговаривать бесполезно. – У вас могло бы быть большое будущее. Да, ничего. Может быть, еще и будет. На мою поддержку вы можете всегда рассчитывать. Смею ли я надеяться, что беседа останется между нами?
– Да, – коротко ответил коллежский асессор, и Караченцев ему сразу поверил.
– Пора, – сказал он, поднимаясь. – Распоряжусь насчет «Розы». Выберу вам помощников потолковей, а вы, в свою очередь…
Они вышли из губернаторского кабинета, обговаривая на ходу последние детали предстоящей операции. Секунду спустя открылась маленькая дверка в углу – там располагалась комната для отдыха, где старый князь любил подремать после обеда. Из дверки, бесшумно ступая войлочными туфлями, вышел Фрол Григорьевич Ведищев. Его кустистые седые брови были сурово насуплены. Княжеский камердинер подошел к креслу, на котором минуту назад сидел обер-полицеймейстер, и свирепо плюнул коричневой табачной слюной прямо на кожаное сиденье.
Глава шестая,
В гостинице Эраста Петровича ждал сюрприз. Когда молодой человек приблизился к своему 20-ому номеру, дверь внезапно отворилась, и навстречу постояльцу выбежала дебелая горничная. Лица ее Фандорин не разглядел, поскольку оно было повернуто в сторону, однако же от внимания наблюдательного коллежского асессора не укрылись некоторые красноречивые детали: надетый наизнанку фартук, сбившаяся набок кружевная наколка и криво застегнутое платье. На пороге стоял довольный Маса, ничуть не смущенный внезапным возвращением хозяина.
– Русские женщины очень хорошие, – с глубоким убеждением произнес слуга. – Я предполагал это и раньше, а теперь знаю наверняка.
– Наверняка? – с любопытством спросил Фандорин, разглядывая лоснящуюся, физиономию японца.
– Да, господин. Они горячие и не требуют за любовь подарков. Не то что жительницы французского города Парижа.
– Да ведь ты по-русски не знаешь, – покачал головой Эраст Петрович. – Как же ты с ней объяснился?
– По-французски я тоже не знал. Но для объяснения с женщиной слова не нужны, – с важным видом поведал Маса. – Главное – дыхание и взгляд. Если дышишь громко и часто, женщина понимает, что ты в нее влюблен. А глазами надо делать вот так. – Он сощурил свои и без того узкие глазки, отчего те вдруг поразительным образом словно заискрились. Фандорин только хмыкнул. – После этого остается немножко поухаживать, и женщина уже не может устоять.
– И как же ты ухаживал?
– К каждой женщине нужен свой подход, господин. Худые любят сладости, толстые – цветы. Этой прекрасной женщине, которая убежала, заслышав ваши шаги, я подарил веточку магнолии, а потом сделал ей массаж шеи.
– Где ты взял магнолию?
– Там. – Маса показал куда-то вниз. – В горшках растут.
– А при чем здесь массаж шеи?
Слуга посмотрел на хозяина сожалеюще:
– Массаж шеи переходит в массаж плеч, потом в массаж спины, потом…
– Ясно, – вздохнул Эраст Петрович. – Можешь не продолжать. Подай-ка лучше сундучок с гримерными принадлежностями.
Маса оживился:
– У нас будет приключение?
– Не у нас, а у меня. И вот еще что, утром я не успел сделать гимнастику, а мне нынче нужно быть в форме.
Японец стал снимать хлопчатый халат, который обычно носил, находясь дома.
Поделиться книгой: