Трилецкий
Грекова. Николай Иваныч, если вы уважаете меня… себя хоть сколько-нибудь, то не знайтесь с этим человеком!
Трилецкий
Грекова. И друг?
Трилецкий. И друг.
Грекова. Не завидую вам. И ему тоже, кажется… не завидую. Вы добрый человек, но… этот шуточный тон… Бывает время, когда тошнит от ваших шуток… Я не хочу вас обидеть этим, но… я оскорблена, а вы… шутите!
Трилецкий
Платонов. Ничего я не ел…
Трилецкий. Пора бы, Михаил Васильич, по чести, по совести оставить ее в покое. Стыдно, право… Такой умный и большой человек, а выделываешь черт знает что… Вот и назвали негодяем…
Платонов. Не уважай меня, не понадобится это раздвоение.
Трилецкий. Не могу же я не уважать тебя! Ты сам не знаешь, что ты говоришь.
Платонов. Остается, значит, только одно: не благоволить к ней. Не понимаю я тебя, Николай! Что хорошего, умный человек, ты нашел в этой дурочке?
Трилецкий. Гм… Генеральша часто упрекает меня в недостатке джентльменства и указывает мне на тебя, как на образец джентльменства… А по-моему, этот упрек можно всецело отнести и к тебе, образцу… Все вы, а в особенности ты, кричите на каждом переулке, что я влюблен в нее, смеетесь, дразните, подозреваете, следите…
Платонов. Выражайся ясней…
Трилецкий. Я, кажется, ясно выражаюсь… И в то же время у вас хватает совести величать ее при мне дурочкой, дрянью… Не джентльмен ты! Джентльмены знают, что у влюбленных есть известное самолюбие… Не дура она, братец! Она не дура! Она жертва ненужная, вот что! Бывают минутки, друг мой, когда хочется кого-нибудь ненавидеть, в кого-нибудь въесться, на ком-нибудь выместить свою какую-нибудь пакость… Отчего же на ней не попробовать? Она годится! Слаба, безответна, смотрит на тебя так до глупости доверчиво… Понимаю я всё это очень хорошо…
Осип
Венгерович 1
Трилецкий. Черт возьми, Абрам Абрамыч!
Венгерович 1. Ничего… Слава богу, здоров.
Трилецкий. Какая жалость! А мне так деньги нужны! Веришь ли? До зарезу, что называется…
Венгерович 1. Следовательно, выходит, доктор, из ваших слов, что вам больные нужны до зарезу?
Трилецкий. Удачно сострил! Хотя тяжело, да зато удачно! Ха-ха-ха и паки ха-ха-ха! Смейся, Платонов! Дай, голубчик, если можешь!
Венгерович 1. Вы мне и так уже много должны, доктор!
Трилецкий. Для чего говорить это? Кто этого не знает? А сколько я тебе должен?
Венгерович 1. Около… Ну да… Двести сорок пять рублей, кажется.
Трилецкий. Дай, великий человек! Одолжи, и я одолжу тебя когда-нибудь! Будь столь добр, великодушен и храбр! Самый храбрый из евреев тот, кто дает взаймы без расписки! Будь самым храбрым евреем!
Венгерович 1. Гм… евреем… Всё евреи да евреи… Уверяю вас, господа, что во всю жизнь мою я не видел ни одного русского, который давал бы деньги без расписки, и уверяю вас, что нигде не практикуется в таких больших размерах давание денег без расписки, как среди нечестного еврейства!.. Пусть отнимет у меня бог мою жизнь, если я лгу!
Трилецкий. Ты хорошо говоришь, Абрам Абрамыч!
Венгерович 1. Нехорошо, господа, дурно… Можно подумать, что между вами, развитыми людьми, и моими приказчиками нет никакой разницы… И тыкать вам никто не позволил… Сколько вам? Очень дурно, молодые люди… Сколько вам?
Трилецкий. Сколько дашь…
Венгерович 1. Я вам дам… Я вам могу дать… пятьдесят рублей…
Трилецкий. Роскошно!
Венгерович 1. На вас, доктор, моя шляпа!
Трилецкий. Твоя? Гм…
Венгерович 1. Как угодно.
Трилецкий. А тебе идет цилиндр, к лицу. Барон, совсем барон! Отчего ты не купишь себе баронства?
Венгерович 1. Ничего я не знаю! Оставьте меня, пожалуйста!
Трилецкий. Ты велик! Отчего это тебя понять не хотят?
Венгерович 1. Отчего не хотят оставить в покое, Скажите лучше!
Платонов. Для чего ты взял у него эти деньги?
Трилецкий. Да так…
Платонов. Как это: да так?
Трилецкий. Взял да и шабаш! А тебе его жалко, что ли?
Платонов. Не в том дело, братец!
Трилецкий. В чем же?
Платонов. Не знаешь?
Трилецкий. Не знаю.
Платонов. Врешь, знаешь!
Великою любовию воспылал бы я к тебе, душа моя, если бы ты хоть недельку, хоть денек пожил по каким-нибудь правилам, хоть бы самым мизерным! Для таких субъектов, как ты, правила необходимы, как хлеб насущный…
Трилецкий. Ничего не знаю… Не нам, брат, с тобой переделывать плоть нашу! Не нам сломать ее… Знал я это, когда еще с тобой в гимназии по-латыни единицы получал… Не будем же болтать попусту… Да прильпнут гортани к языкам!
Смотрел я третьего дня, братец ты мой, у одной своей дамочки портреты «Современных деятелей» и читал их биографии. И что же ты думаешь, любезный? Ведь нет нас с тобой среди них, нет! Не нашел, как ни бился! Lasciate, Михаил Васильич, ogni speranza![16] – говорят итальянцы. Не нашел я ни тебя, ни себя среди современных деятелей и – вообрази! Я спокоен! Вот Софья Егоровна так не того… не спокойна…
Платонов. При чем же тут Софья Егоровна?
Трилецкий. Обижается, что ее между «Современными деятелями» нет… Воображает, что стоит ей только мизинцем шевельнуть – и земной шар рот разинет, человечество от радости шапку потеряет… Воображает… Гм… Ни в одном умном романе ты не найдешь столько белиберды, сколько в ней… А в сущности гроша медного не стоит. Лед! Камень! Статуя! Так и хочется подойти к ней и соскоблить с ее носа капельку гипса… А чуть что… сейчас истерика, глас и воздыхания… Силенок ни на грош… Умная кукла… На меня с презрением смотрит, шалопаем считает… А чем ее Сереженька лучше нас с тобой? Чем? Тем только и хорош, что водки не пьет, возвышенно мыслит и без зазрения совести величает себя человеком будущего. Впрочем, не судите, не судимы будете…
Платонов. Не пойду. Мне там душно.
Трилецкий. Пойду сам.
Платонов. Мне сдается, что эти литеры означают: «Слава Венгеровичу!» На его деньги кутим.
Трилецкий. Да… Что это с генеральшей сегодня делается? Хохочет, стонет, лезет целоваться… Точно влюблена…
Платонов. В кого ей тут влюбиться? В самое себя разве? Ты не верь в ее смех. Нельзя верить в смех той умной женщины, которая никогда не плачет: она хохочет тогда, когда ей плакать хочется. А нашей генеральше не плакать, а застрелиться хочется… Это и по глазам ее видно…
Трилецкий. Женщины не стреляются, а травятся… Но не будем философствовать… Когда я философствую, я жестоко вру… Славная бабенка наша генеральша! Я вообще ужасно скверно мыслю, когда смотрю на женщину, но это единственная женщина, от которой отскакивают все мои лютые помыслы, как горох от стены. Единственная… Когда я гляжу на ее реальное лицо, я начинаю верить в платоническую любовь. Идешь?
Платонов. Нет.
Трилецкий. Пойду сам… С попом выпью…
Глагольев 2. Странная личность! Ни с того ни с сего: нате вам три рубля!
Платонов. Что же вы, танцор, не танцуете?
Глагольев 2. Танцевать? Здесь? С кем, позвольте спросить?
Платонов. Уж будто бы и не с кем?
Глагольев 2. Одни только типы! Все типы, на кого ни посмотришь! Какие-то рожи, орлиные носы, жеманство… А дамы?
Какой в России, однако же, воздух несвежий! Какой-то промозглый, душный… Терпеть не могу России!.. Невежество, вонь… Бррр… То ли дело… Вы были хоть раз в Париже?
Платонов. Не был.
Глагольев 2. Жаль. Впрочем, успеете еще побывать. Когда будете ехать туда, то скажете мне. Я вам открою все тайны Парижа. Я дам вам триста рекомендательных писем, и триста шикознейших французских кокоток в вашем распоряжении…
Платонов. Благодарю вас, я сыт. Скажите мне, правду ли говорят, что ваш отец хочет купить Платоновку?
Глагольев 2. Право, не знаю. Я далеко держу себя от коммерции… А вы заметили, как mon père[17] ухаживает за вашей генеральшей?
Она такая душка, такая душка… А формы?! Фи, фи!
Платонов. Не знаю… Я не присутствую при ее туалете…
Глагольев 2. А мне говорили… Разве вы не…
Платонов. Вы, граф, идиот!
Глагольев 2. Но я пошутил… Зачем сердиться? Какой вы, право, чудак!
Платонов. Об этом спросите у нее самой. Я не знаю.
Глагольев 2. Спросить у нее самой?
Платонов
Глагольев 2
Платонов. Разумеется…
Глагольев 2
Трилецкий
Анна Петровна. Не клюет, Михаил Васильич!