Возле окна — ребячьи голоса;
В реке рыбешка, птица в небесах,
Вкус поцелуя на твоих устах.
Свидетельства любви и доброты...
И только ты — уже не будешь ты.
Увядший весь, словно в тебе — недуг,
Ты — оболочка, форма, но не дух.
Донашивай цивильный свой костюм,
Над сделанным не напрягая ум.
Гуляй по лесу, уходи к ручью —
Навряд ли душу возвратишь свою.
Всего десяток вымученных слов,
Что ты в минуту слабости наплёл —
И нет тебя,
И в сердце, словно тьма, —
В тебе самом носимая тюрьма.
ВАСИЛЬ СТУС
Родился в 1938 году в Винницкой области. В 1963 году поступил в аспирантуру Киевского Института литературы имени Т.Г. Шевченко, однако, за протест против арестов в среде украинских "шестидесятников" в августе 1965 года был отчислен из аспирантуры, а в 1972 арестован и приговорен к нескольким годам мордовских лагерей и колымской высылки. В Киев возвратился только в 1979 году, да и то, как показали дальнейшие события, лишь для того, чтобы восемь месяцев спустя быть осужденным вторично, на этот раз уже на 15 лет, отбывая которые в одном из уральских спецлагерей, он и погиб 4 сентября 1985 года (т. е. в то самое время, когда М.С. Горбачев уверял западных журналистов, что наличие политзаключенных в СССР является полным абсурдом) при невыясненных обстоятельствах.
***
Намерзшее, в трещинах, стонет окно,
свеча догорает, допито вино,
жжет горло простуда, а сердце жжет тьма —
гудит, отпевает меня Колыма.
Провалы и кручи. Пород монолит.
С ума б не сойти от надежд и молитв!
От всех заклинаний и веры в любовь...
То ль тени на стенах, то ль пятнами — кровь.
Простор безнадежно, безмерно силён —
нельзя и представить, что где-то там клён
кивает калине, готовой зацвесть...
А впрочем, спасибо, за то, что вы — есть,
за то, что стоите над вечным Днепром,
где Нестор водил летописным пером,
а здесь — только холод, простуда и тьма,
и гасит все крики мои — Колыма.
***
Осточертело! Нет моей Отчизны.
Ну нет ее — ни даже на-вот-столь!
Пронзает сердце неземная боль,
а душу — рвёт от запаха трупизны.
Такой вот рок — чем дальше от Отчизны,
тем, вроде, легче, но и горше мне.
Неужто я — один во всей стране,
что принял сгусток векового гнева,