3001: Последняя Одиссея

***

Появление доктора Индры Уоллис изменило все. Если отвлечься от имени, то главная расовая составляющая ее облика казалась японской, и с небольшой долей воображения Пул иногда представлял ее гейшей. Это вряд ли был подходящий образ для выдающегося историка, возглавляющего кафедру в университете, который все еще хвастался своим натуральным плющом.

Она была первым посетителем, бегло говорившим на родном языке Пула, поэтому он был просто счастлив повстречать ее.

— Мистер Пул, — начала она деловым тоном, — я назначена вашим официальным гидом и, скажем так, наставником. Моя квалификация: я специализировалась на вашем периоде, автор работы "Крах Национального государства в 2000-50 годах". Я полагаю, что мы можем во многом помочь друг другу.

— Я в этом уверен. Для начала мне хотелось бы, чтобы вы забрали меня отсюда, и я хоть немного смог бы посмотреть на ваш мир.

— Именно это мы и намереваемся сделать. Но сначала вас нужно снабдить персональным Идентификатором. До тех пор вы будете — как это сказать? —не-человек. Вам было бы почти невозможно пойти куда-нибудь или получить что-нибудь. Ни одно устройство не признало бы вашего существования.

— Так я и думал, — с кривой улыбкой ответил Пул. — Это началось еще в мое время, и многие люди тогда ненавидели саму эту идею.

— Некоторые продолжают ненавидеть ее до сих пор. Они уходят и живут в дикой местности — таких мест теперь на Земле намного больше, чем было в вашем столетии! Но они всегда берут с собой компакты, так что могут позвать на помощь, если случится неприятность. В среднем обычно это продолжается около пяти дней.

— Как это грустно. Человеческая раса, очевидно, деградировала.

Он осторожно проверял ее, пробовал найти пределы ее терпимости и раскрыть ее индивидуальность. Было очевидно, что они будут проводить много времени вместе и что он всецело будет зависеть от нее. Вместе с тем он еще не был до конца уверен, хочет ли он быть с ней: возможно она расценивала его просто как занимательный музейный экспонат.

К удивлению Пула, она согласилась с его критикой.

— Вероятно, это действительно так, по крайней мере в некотором отношении. Возможно, физически мы слабее, но зато мы здоровее и лучше приспособлены, чем большинство из когда-либо живших людей. Благородный Дикарь всегда был мифом.

Она подошла к маленькой квадратной пластине, расположенной на двери на уровне глаз. Размеры пластины были почти такие же, как у одного из бесчисленных журналов, распространенных в далекую Печатную Эру, и Пул заметил, что по крайней мере одну такую пластину имела каждая комната. Обычно они были пустыми, но иногда на них появлялись строки медленно движущегося текста, полностью бессмысленного для Пула даже в тех случаях, когда большинство слов было знакомо. Однажды пластина в его помещении выдала звуковые сигналы, которые он проигнорировал, рассудив, что пусть кто-то другой разбирается с этой проблемой, какой бы она ни была. К счастью шум прекратился так же внезапно, как и начался.

Доктор Уоллис положила ладонь на пластину, затем через несколько секунд убрала ее. Она поглядела на Пула и сказала с улыбкой:

— Подойдите и посмотрите на это.

Внезапно появившаяся надпись содержала довольно много информации, и он медленно прочитал: Уоллис, Индра [F2970.03.11:31.885 / /HIST.OXFORD]

— Я полагаю, это означает представительницу женского пола, дата рождения 11 марта 2970 года, а также то, что вы связаны с Отделом Истории в Оксфорде. И я предполагаю, что 31.885 является персональным идентификационным номером. Правильно?

— Отлично, мистер Пул. Я видела некоторые адреса электронной почты и номера кредитных карточек вашего времени — отвратительные вереницы алфавитно-цифрового мусора, который невозможно запомнить! Но все мы знаем дату своего рождения, и она совпадет не больше чем у 99,999 других людей. Так что пятизначный номер — все, что вам необходимо… и даже если вы его забудете, это не имеет значения. Как видите, он — это часть вас.

— Имплантант?

— Да, наночип при рождении, в каждой ладони для надежности. Вы даже ничего не чувствуете, когда его вводят. Но вы создали для нас маленькую проблему…

— Какую?

— Считывающие устройства, с которыми вы повстречаетесь, в большинстве случаев слишком бесхитростны, чтобы верить вашей дате рождения. С вашего разрешения, мы переместим ее на тысячу лет вперед.

— Разрешение предоставлено. А остальная часть идентификации?

— Не обязательна. Вы можете оставлять ее пустой, задавать ваши текущие увлечения и местоположение или использовать ее для персональных сообщений, общих или целевых.

Пул был совершенно уверен, что некоторые вещи не изменятся за столетия. Большая часть таких "целевых" сообщений была бы действительно крайне персональной.

Он подумал, существует ли все еще в этом столетии государственная или самоцензура, и были ли усилия по улучшению морали других людей более успешны, чем в его собственном времени.

Он спросит об этом доктора Уоллис, когда узнает ее получше.

4 Обзорная палуба

— Фрэнк, профессор Андерсон считает, что вы уже в состоянии совершить небольшую прогулку.

— Я очень рад это слышать. Вы знаете выражение "лезть на стену"?

— Нет, но я могу предполагать, что оно означает.

Пул настолько приспособился к низкой гравитации, что длинные шаги, которые он делал, казались совершенно нормальными. Половина g, как он оценил — ровно столько, чтобы создать ощущение комфорта. Во время прогулки они встретили всего несколько человек, абсолютно незнакомых, но каждый из них улыбнулся им, узнавая. В настоящее время, самодовольно сказал себе Пул, я должен быть одной из самых известных личностей в этом мире. Это должно мне здорово помочь, когда я решу, что делать с остальной частью моей жизни. Впереди, если верить Андерсону, по крайней мере, еще целое столетие.

Коридор, по которому они шли, был совершенно непримечателен за исключением случайным образом пронумерованных дверей, каждая из которых была снабжена одной из универсальных распознающих панелей. Пул прошел за Индрой около двухсот метров, когда внезапно остановился, потрясенный, потому что до него дошло нечто, очевидное даже слепому.

— Эта космическая станция должна быть гигантской! — воскликнул он. Индра улыбнулась.

— Вам больше нечего сказать? Вы не заметили чего-нибудь еще?

— Ничего, — произнес он рассеянно. Он все еще пытался оценить масштаб этой конструкции, когда возник еще один сюрприз. Кто в состоянии вообразить себе настолько большую космическую станцию, чтобы она могла похвастаться подземкой — правда, миниатюрной, с единственным маленьким вагончиком, способным вместить всего дюжину пассажиров?

— Смотровой зал три, — скомандовала Индра, и они начали удаляться от терминала, бесшумно и стремительно набирая скорость.

Пул сверил время на сложном браслете, чьи функции он пока изучил не до конца. Некоторой неожиданностью стало то, что весь мир теперь перешел на Универсальное Время: запутывающая мозаика часовых поясов была уничтожена с появлением глобальных коммуникаций. Об этом было много разговоров, начиная с двадцать первого столетия, и даже были предложения по замене солнечного на сидерическое время. Тогда, в течение года, Солнце должно было двигаться по часовой стрелке, фиксируя время, когда оно взошло шестью месяцами ранее.

Однако, из этого предложения "равного времени по солнцу" ничего не вышло, так же как и из большего количества вопиющих попыток преобразовать календарь. Эта специфическая работа, как было цинично предложено, должна подождать серьезного прогресса в технологии. Тогда однажды, несомненно, одна из незначительных ошибок Бога будет исправлена, и земную орбиту изменят таким образом, чтобы в каждом году было двенадцать месяцев ровно по тридцать дней в каждом.

Насколько Пул мог судить по скорости и прошедшему времени, они должны были пропутешествовать по крайней мере три километра до того момента, когда вагончик тихо остановился, двери открылись, и мягкий голос автомата произнес: "Желаю вам хорошего обзора. Сегодня покрытие облаками тридцать пять процентов".

Наконец-то мы находимся около внешней стены, подумал Пул. Но была еще одна загадка — несмотря на расстояние, которое они преодолели, ни сила, ни направление гравитации не изменились! Он не мог вообразить себе настолько огромную вращающуюся космическую станцию, чтобы g-вектор не был бы изменен таким перемещением… может быть он, в конце концов, действительно находится на какой-то планете? Но он ощущал себя легче — намного легче, чем на любом другом населенном мире в Солнечной Системе.

Когда внешняя дверь терминала открылась, и Пул вошел в маленький тамбур, то понял, что действительно находится в космосе. Но где же тогда скафандры? Он огляделся с тревогой: находиться так близко к вакууму, голому и незащищенному, было против всех его инстинктов. Одного опыта было достаточно…

— Мы почти пришли, — сказала Индра.

Последняя дверь открылась, и он посмотрел в абсолютную черноту космоса через огромное окно, которое было изогнуто в вертикальном и горизонтальном направлениях. Он ощущал себя золотой рыбкой в круглом аквариуме и надеялся, что проектировщики этой смелой разработки точно знали, что делали. Вероятно, строительные материалы у них были значительно лучше, чем те, которые существовали в его время.

Хотя снаружи должны были сиять звезды, его привыкшие к свету глаза не видели ничего, кроме черной пустоты за пределами большого окна. Когда он решил подойти к нему поближе, чтобы расширить поле обзора, Индра задержала его и указала прямо вперед.

— Будьте осторожны, — сказала она, — вы такого еще не видели…

Пул моргнул и уставился в ночь. Конечно, это должно быть иллюзией —небеса запрещают абсолютно прямые трещины в окне…

Он повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую. Нет, она была реальна. Но чем же это могло быть? Он вспомнил определение Евклида: "Обман имеет длину, но не имеет толщины".

Когда он вгляделся попристальней, то увидел световую нить, занимающую всю высоту окна и, очевидно, продолжующуюся вне поля зрения выше и ниже, настолько одномерную, что к ней даже нельзя было бы применить слово "толщина". Однако, она не была полностью лишена структуры; на всей ее длине через нерегулярные интервалы были видны ярко блестевшие пятна, подобно каплям воды на паутине.

Пул подошел еще ближе к окну, чтобы расширить обзор, пока наконец не увидел то, что лежало прямо под ним. Вид был достаточно знакомым: вся Европа и большая часть северной Африки, точно такие, как он видел их из космоса много раз. Таким образом, он, вероятно, находился на экваториальной орбите на высоте, по крайней мере, тысячи километров.

Индра смотрела на него с шутливой улыбкой.

— Подойдите к окну поближе, — сказала она очень мягко. — Так, чтобы вы смогли взглянуть прямо вниз. Я надеюсь, что вы хорошо переносите высоту.

Как глупо говорить такое астронавту! — сказал про себя Пул, продвигаясь вперед. Если бы я когда-либо страдал от головокружения, то не мог бы заниматься этим делом…

Едва эта мысль промелькнула у него в голове, как он воскликнул "Мой Бог!", и невольно отступил от окна назад. Затем, собравшись с духом, посмел взглянуть снова.

Он смотрел вниз на далекое Средиземноморье с цилиндрической башни, плавный изгиб стены которой подразумевал диаметр в несколько километров. Но это было ничто по сравнению с ее длиной, она протянулась, сужаясь далеко вниз, вниз, вниз, пока не исчезла в тумане где-то над Африкой. Он предполагал, что она тянется до самой поверхности.

— На какой мы высоте?, — прошептал он.

— Две тысячи километров. А теперь посмотрите вверх.

На этот раз не было такого шока: он ожидал того, что увидел. Башня утоньшалась далеко вверх, пока не стала блестящей нитью на черноте космоса, и он не сомневался, что она протянулась до геостационарной орбиты в тридцати шести тысячах километров над экватором. Такие фантазии были хорошо известны во времена Пула, но он никогда не мечтал, что увидит их наяву и даже будет в них жить.

Он указал на далекую нить, протянувшуюся вверх от восточного горизонта.

— Это, должно быть, еще одна башня?

— Да, Азиатская Башня. Со стороны мы выглядим точно так же.

— Сколько их всего?

— Четыре, равномерно расположенные по экватору. Африка, Азия, Америка, Тихий океан. Последняя почти пуста — всего несколько сотен заполненных уровней. Не на что смотреть, кроме воды…

Пул все еще переваривал эту информацию, когда к нему вдруг пришла тревожная мысль.

— В моем времени уже существовали тысячи спутников, на всех диапазонах высот. Как же вы избегаете столкновений?

Индра выглядела слегка озадаченной.

— Вы знаете, я никогда об этом не думала, это не моя область. — Она на мгновение замолчала, явно разыскивая информацию в своей памяти. Затем ее лицо просветлело.

— Я полагаю, что столетия назад была большая уборка. Ниже стационарной орбиты не существует никаких спутников.

В этом есть смысл, сказал себе Пул. В них просто нет необходимости —четыре гигантских башни могут обеспечивать все потребности в средствах связи, для чего когда-то нужны были тысячи спутников и космических станций.

— И никогда не случалось никаких несчастных случаев — столкновений с космическими кораблями, покидающими землю или входящими в атмосферу?

Индра удивленно посмотрела на него.

— Но это никак невозможно. — Она указала на потолок. — Все космопорты там, где и должны быть, на внешнем кольце. Я полагаю, с тех пор, как последняя ракета поднялась с поверхности Земли, прошло четыреста лет.

Пул все еще переваривал это, когда одна аномалия привлекла его внимание. Его выучка астронавта сигнализировала ему обо всем необычном: в космосе это могло быть вопросом жизни или смерти.

Солнце было за пределами видимости, высоко над головой, но его лучи, струящиеся вниз через большое окно, высвечивали сверкающую полосу света на полу под ногами. Яркость этой полосы в углу была другой, намного более слабой, словно рама окна бросала двойную тень.

Пул вынужден был опуститься на колени, чтобы взглянуть вверх на небо. Он полагал, что не способен больше удивляться, но зрелище двух солнц оставило его на мгновение безмолвным.

— Что это? — спросил, когда он смог восстановить дыхание.

— О, вам не говорили? Это Люцифер.

— У Земли есть еще одно солнце?

— Да, оно не сильно греет, но Луна осталась не у дел… Прежде чем на ваши поиски отправилась Вторая экспедиция, оно было планетой Юпитер.

Я знал, что нужно многому научиться в этом новом мире, сказал себе Пул. Но что столь многому, я даже не мог себе представить.

5 Обучение

Пул был удивлен и обрадован, когда в комнату вкатили телевизор и поместили в ногах его кровати. Обрадован, потому что страдал от легкого информационного голода, и удивлен, потому что это была модель, устаревшая даже в его собственном времени.

— Мы пообещали, что вернем его обратно в Музей, — сообщила ему медсестра. — Я полагаю, вы знаете, как им пользоваться.

Лаская пульт дистанционного управления, Пул почувствовал, как внутри него прокатилась волна острой ностальгии. Как и некоторые другие артефакты, пульт всколыхнул его детские воспоминания о тех днях, когда большинство телевизоров были слишком глупы, чтобы понимать голосовые команды.

— Благодарю вас. Какой лучший новостной канал?

Она казалась озадаченной его вопросом, потом лицо ее просветлело.

— О, я поняла, что вы имеете в виду. Но профессор Андерсон считает, что вы все же не совсем готовы. Поэтому Архив подобрал коллекцию, которая даст вам чувство дома.

Пул задумался о том, какие в этом столетии были носители данных. Он все еще помнил компакт-диски и своего эксцентричного старого дядю Джорджа, который являлся гордым обладателем собрания старинных видеозаписей. Но ясно, что технологическое соревнование еще столетия назад должно было закончиться обычным дарвиновским путем с выживанием самых приспособленных.

Он должен был признать, что подборка была хорошо выполнена кем-то (Индрой?), знакомым с началом двадцать первого столетия. Не было ничего тревожащего — ни войн, ни насилия, и очень немного бизнеса и политики из его времени, что теперь, конечно, является крайне несоответствующим моменту. Было несколько легких комедий, спортивных событий (как они узнали, что он был фанатом тенниса?), классической и поп-музыки, а также документальные фильмы о живой природе.

Кто бы ни подбирал эту коллекцию, у него явно было чувство юмора, иначе он не включил бы в нее эпизоды из каждой серии "Звездного пути". Будучи еще очень маленьким мальчиком, Пул встретил Патрика Стюарта и Леонарда Нимоя: интересно, что бы они подумали, если бы могли предвидеть судьбу того ребенка, который застенчиво просил у них автографы.

Угнетающаяся мысль пришла к нему вскоре после того, как он в режиме быстрого просмотра начал изучать эти реликвии прошлого. Где-то он прочитал, что в его собственном столетии существовало приблизительно пятьдесят тысяч телевизионных станций, передающих одновременно. Если взять это число за основу, а оно могло еще возрасти, то к настоящему времени должны выходить в эфир миллионы миллионов часов телевизионных программ. Даже самый упертый скептик признал бы, что, по всей видимости, существует по крайней мере миллиард часов, требующих внимания… и миллионы, которые удовлетворят самым высоким стандартам. Как найти то немногое — несколько миллионов игл в таком гигантском стоге сена?

Мысль была настолько подавляющей, настолько деморализующей, что через неделю все более и более бесцельного серфинга по каналам Пул попросил убрать телевизор.

Возможно, было к лучшему, что у него оставалось все меньше и меньше времени на самокопание во время бодрствования, которое неуклонно становилось все более длительным по мере того, как возвращались силы.

Не было никакого риска умереть от скуки благодаря непрерывной череде не только серьезных исследователей, но и просто любознательных, а, возможно, и влиятельных граждан, которые сумели просочиться мимо дворцовой охраны в лице медсестры и профессора Андерсона. Тем не менее, он даже обрадовался, когда однажды снова появился телевизор, потому что начинал страдать от изоляции —и тогда он решил быть более избирательным при просмотре.

Почтенный антиквариат сопровождала широко улыбавшаяся Индра Уоллис.

— Мы нашли кое-что, что вы должны увидеть, Фрэнк. Нам кажется, что это поможет вам прийти в себя, во всяком случае мы уверены, что это доставит вам удовольствие.

Пул всегда считал подобные замечания прелюдией для гарантированной скуки и приготовился к самому худшему. Но открывшееся захватило его мгновенно, возвращая к прежней жизни так, как это могло бы сделать очень немногое другое. Он сразу узнал один из самых известных голосов его эпохи и вспомнил, что именно эту программу он видел раньше. Могло бы это быть во время первой трансляции? Нет, ему тогда было только пять: наверное, это был повтор…