100% [худ. Пинкисевич]

Питеру было нетрудно сочинить такую историю потому, что для социалистки Дженни было непреложной истиной, что человеческие слабости обусловлены экономическими причинами. Пользуясь этим, любой проходимец мог бы провести эту девочку; Питер, пожалуй, не решился бы сделать её своей жертвой, если бы она не встала случайно у него на пути, но перед ним была более значительная цель, к тому же Дженни такая юная, всего семнадцать лет, и у неё такие ласковые серые глазки и нежные влекущие губы, и она целые дни остается с ним наедине.

§ 16

До сих пор любовные приключения Питера были так же неудачны, как и вся его жизнь; его пылкие надежды и мечты очень редко сбывались. Питеру многое было известно о такого рода делах; в приюте он познакомился со всевозможными сексуальными извращениями. Кроме того, у Перикла Прайема, как у заправского моряка, была девушка в каждом городе; а так как Питер всюду следовал за своим хозяином, он был свидетелем многих его «побед» и стражем его любовных тайн. Но ни одна из этих дам или девиц не обращала на Питера внимания. Он был «ребёнком», а когда вырос и превратился в юношу, которого мучило острое желание, они по-прежнему не обращали на него никакого внимания — да и стоило ли на него засматриваться? У него ничего не было: ни положения, ни денег, ни внешности — худой и низкорослый, с кривыми зубами, одно плечо выше другого, Чего же ему было ждать от женщин, кроме презрительного смеха?

Позднее Питер стал прислуживать в храме Джим-джамбо и сразу же без памяти влюбился. В этом заведении была служанка с Изумрудных островов,[3] ослепительное создание с яркими, как заря, волосами и румяными, как яблоки, щеками; от её хохота на полках звенела посуда. Она смеялась над Питером, над мажордомом, над всеми мужчинами, которые норовили обнять её за талию. Раза два в месяц она проявляла к ним благосклонность, чтобы у них не остывал пыл.

А благоволила она только к шофёру из прачечной, и Питер быстро догадался, чем вызвано такое предпочтение. Этот субъект по воскресениям мог пользоваться автомобилем, и Нелл, разрядившись в пух и прах, уезжала с ним. Он тратил на неё весь свой недельный заработок, доставляя ей всевозможные развлечения на пляже; Питеру это было известно, потому что всякий раз на следующее утро она громко хвасталась.

— Ох и погуляла же я! — говорила она, пересчитывая по пальцам все удовольствия, которые она получила: мороженое, карусели, чертово колесо и другие аттракционы. Она рассказывала о татуированных силачах, о пятиногом телёнке, о женщине с бородой, и от её хохота дребезжала посуда.

Да, она была чудесным существом, и Питер решил, что его заветная мечта — иметь такую «красотку-подружку», как Нелл. Он понял, что для этого необходимо одно предварительное условие — деньги. Без денег ни одна красотка не взглянет на тебя. Только один раз Нелл пошла с ним развлекаться; и этот вечер стоил ему шестимесячного заработка; Питер неохотно расставался с этими деньгами, и девушка это подметила. С тех пор она прозвала его «скупердяем», и он уже не мог надеяться на её благосклонность.

Нелл удрала вместе с остальными, когда полиция нагрянула на храм Джим-джамбо. Питер не знал, что с ней сталось, но он по-прежнему мечтал о ней. «А вдруг она попала в лапы полиции? — фантазировал он. — Что, если она сидит в тюрьме, а я с помощью своих новых «связей» вызволю ее оттуда и спрячу от её поклонника из прачечной?»

Это были только мечты, но приходилось считаться с действительностью, он попал в новый мир. Питер поселился у сестер Тодд; интересно знать, как они относятся к этим ужасным тайнам любви?

§ 17

Гаффи условился с Питером, что в конце каждой недели он будет тайком встречаться с одним из его агентов. Поэтому Питер заявил девушкам, что ему надоело сидеть взаперти и он пойдет подышать свежим воздухом.

— Мистер Гадж, прошу вас, не делайте этого, это очень опасно! — воскликнула Сэди, и её худенькое озабоченное лицо ещё более осунулось и помрачнело.

— Разве вы не знаете, что за домом следят? Они только и думают, как бы захватить вас на улице одного. Тогда только мы вас и видели!

— Да я не такая уж важная птица, — возразил Питер.

Но она стала уверять его, что он на примете у полиции. Хотя Питеру всё это очень наскучило, ему было приятно, что его считают такой важной персоной.

— О! — воскликнула она. — Разве вам не известно, какую роль вы играете в защите Губера? За этим процессом следят миллионы людей во всем мире! Это ведь пробный камень, мистер Гадж, — они хотят узнать, позволим ли мы безнаказанно расправляться с руководителями рабочего класса. А мы им покажем свою силу. Они убедятся, что наступило пробуждение трудящихся во всем мире… Они увидят, какие размеры приняла борьба за свободу наёмных рабов…

Питер не в силах был слушать дальше.

— Хорошо, — сказал он, прерывая поток её красноречия. — Я вижу, что мой долг оставаться здесь, хотя бы мне пришлось умереть от чахотки.

Он решил разыграть из себя мученика; это было не слишком трудно, потому что он в самом деле подвергался пыткам и с виду действительно был похож на мученика: маленький, тщедушный, одно плечо выше другого, да и костюм на нём обтрёпанный. Сэди и Дженни посмотрели на него с восхищением, и у обеих вырвался вздох облегчения.

Но потом Питеру пришла другая мысль: он скажет Сэди, что будет уходить из дому только ночью, с чёрного хода, чтобы его никто не заметил; он будет избегать многолюдных и ярко освещенных улиц, где его могли случайно узнать. Ему нужно было повидаться с одним парнем, который должен ему отдать долг; этот парень живет очень далеко, на другом конце города, — поэтому он отказался взять с собой Дженни, когда она предложила его сопровождать.

В ту же ночь Питер перелез через забор сзади дома, тайком прокрался через соседний птичий двор и вырвался на свободу. Некоторое время его забавляла эта новая игра — то вынырнет, то затеряется в толпе; он шёл с оглядкой, проверяя, не идёт ли кто-нибудь за ним, не высматривает ли, куда он направляется; он шёл на секретное свидание и опасался, как бы кто-нибудь из красных не выследил его. Наконец он добрался до отдалённой захудалой гостиницы под названием «Дом американца» и, как было условлено, поднялся на лифте на четвёртый этаж, стараясь ни с кем не встречаться; в дверь, на которой стоял номер 427, он постучал три раза. Дверь открылась, и он шмыгнул в комнату; там его дожидался Джерри Мак-Гивни, человек с крысиным лицом.

— Ну, что ты разнюхал? — спросил Мак-Гивни; Питер присел на стул и начал свой рассказ. Заметно волнуясь, он распорол наскоро зашитую подкладку своего пиджака и вытащил оттуда списки с фамилиями и сведениями о тех людях, с которыми ему удалось познакомиться.

Мак-Гивни быстро пробежал их глазами.

— Э, чёрт! — вырвалось у него. — На что нам всё это?

— Но ведь все они красные! — воскликнул Питер.

— Знаю, но что из этого? Всегда можно пойти на митинг и послушать, как они разглагольствуют. У нас имеются списки членов всех этих организаций. А что тебе удалось выяснить о деле Губера?

— Видите ли, — сказал Питер, — они развели агитацию и напечатали обо мне всякий вздор.

— Э, да это мы знаем, — сказал Мак-Гивни. — А свою историю ты здорово приукрасил. Видно, тебе было приятно о себе распространяться. Ну, а нам-то какая от этого польза?

— Но что же вы хотите узнать? — воскликнул обескураженный Питер.

— Нам нужно знать их тайные намерения, — ответил Мак-Гивни. — Мы хотим знать, как им удается подкупать наших свидетелей; мы хотим знать, кто разглашает всё, что мы делаем, кто шпионит за нами в тюрьме. Что ты об этом скажешь?

— Н… н… но я ничего не знаю, — запнулся Питер. — При мне об этом не говорили.

— Боже мой! — вырвалось у сыщика. — Ты что же хочешь, чтобы они тебе все сами подносили на серебряном подносе? — Он снова просмотрел записки Питера и пренебрежительно швырнул их на кровать. Тут он стал забрасывать Питера вопросами и вскоре довел его до отчаяния. Питер не мог ответить ни на один из них. Целую неделю он старательно шпионил — и все его труды пропали даром!

Сыщик не стеснялся в выражениях:

— Я вижу, ты настоящий олух. Но каков бы ты ни был, нам надо из тебя выжать все, что можно. Слушай внимательно и постарайся как следует меня понять: мы знаем, кто эти красные, и мы знаем, что они проповедуют; но за это их ещё нельзя посадить за решётку. Нам надо узнать, кто для них шпионит, кого они намерены выставить свидетелями в защиту Губера и какие показания они собираются давать.

— Но как же я об этом узнаю? — воскликнул Питер.

— Надо работать головой, — сказал Мак-Гивни. — Я могу тебе дать лишь один совет: заведи себе девочку.

— Девочку? — переспросил удивлённый Питер.

— Ну, конечно. Мы всегда так работаем. Гаффи говорит, что человек только в трёх случаях выбалтывает свои тайны: во-первых, когда пьян, во-вторых, когда он влюблён…

Мак-Гивни остановился, Питер, которому не терпелось узнать, спросил:

— А в-третьих?..

— А в-третьих, когда он одновременно и пьян и влюблён, — последовал ответ.

Питер молчал, он был и ошеломлён и в полном восторге. Оказывается, шпионить не так уж просто — чем дальше, тем сложнее и увлекательнее становится это занятие.

— Разве нет у красных какой-нибудь девочки, которая пришлась бы тебе по вкусу? — спросил сыщик.

— Что же, может быть… — застенчиво сказал Питер.

— Да это нетрудно, — продолжал сыщик. — Красные ведь все за свободную любовь, разве ты не знаешь?

— Свободная любовь! — воскликнул Питер. — Что вы хотите сказать?

— Неужели ты не знаешь? — рассмеялся тот в ответ. Питер смотрел на него, вытаращив глаза. Ему до сих пор приходилось иметь дело только с продажными женщинами. Им или открыто платили за любовь, или же подносили букеты цветов, конфеты, билеты на концерт или в театр. Неужели действительно есть на свете женщины, которые совсем не берут денег, любят бескорыстно, чувство их свободно? Сыщик подтвердил, что у красных именно так.

— Они хвастаются этим, — сказал он, — считают, что так и должно быть.

Питеру показалось, что это самое невероятное из всего, что до сих пор ему приходилось слышать о красных.

Поразмыслив над этим, он быстро оценил выгоды такого положения вещей; для мужчины нельзя было желать лучшего: ведь можно обойтись почти без всяких расходов. Неужели же есть на свете такие глупые женщины! И Питер невольно подумал о маленькой Дженни Тодд. Ясное дело, и она такая же глупенькая. Она так бескорыстно отдавала другим всё, что имела; разумеется, и она за «свободную любовь»!

Питер расстался с Мак-Гивни, увлеченный новой замечательной идеей. Теперь было бы уже невозможно его отговорить от этой затеи. Оказывается, шпионское ремесло сулит ему немало радостей!

Питер вернулся очень поздно, но девушки не спали, поджидая его; видно было, что они волновались и обрадовались, что он вернулся цел и невредим. Питер приметил, что Дженни встревожена больше, чем её сестра, и это его как-то странно взволновало. Она часто и прерывисто дышала, и у него тоже захватило дыхание. Он почувствовал к ней нежность, бескорыстное желание ободрить и успокоить её, но инстинкт подсказал ему, что в любовной игре есть свои законы, о которых он раньше и не подозревал; итак, он овладел собой и, обратившись к старшей сестре, начал её уверять, что его никто не выследил. Он рассказал им целую историю, которую выдумал по дороге, — о том, как в одном месте десять дней подряд он пилил дрова — тяжёлая была работенка! — а хозяин ухитрился ему не заплатить! Питер застал его дома и сумел из него вытянуть целых пять долларов и обещание понемногу выплачивать остальное каждую неделю. Эта выдумка была предлогом для его будущих визитов к Мак-Гивни.

§ 18

Питер долго не мог заснуть, размышляя о своем новом задании — найти себе девушку. Он прекрасно отдавал себе отчет, что за последнее время маленькая Дженни внушила ему нежные чувства; но ему хотелось трезво обдумать вопрос о выборе девушки. Ведь прежде всего ему нужны были сведения, и надо было решить, кто мог ему быть особенно полезен. Сперва он подумал о мисс Неббинз, секретарше у адвоката Эндрюса; ей, должно быть, известно больше секретов, чем всем остальным, но ведь мисс Неббинз старая дева, в очках и грубых полуботинках, с ней не очень-то заговоришь о любви. Потом он вспомнил о мисс Стэндиш, рослой, красивой блондинке, которая работала в страховом обществе и была членом социалистической партии. Она прекрасно одевалась, и Питер охотно бы похвастался такой девушкой перед Мак-Гивни и остальными агентами Гаффи; но как ни разгоралось у него воображение, он не мог себе представить, что ему удастся хотя бы обратить на себя внимание мисс Стэндиш. Есть ещё некая мисс Янкович, убеждённая красная, она еврейка и работает в профсоюзе Индустриальных рабочих мира; у неё проницательные чёрные глаза. Питер решил, что она с норовом, и это сразу его отпугнуло. К тому же Питер раньше замечал, что она благоволит к Мак-Кормику, хотя он и не решился бы это утверждать, — разве можно что-нибудь понять в мире, где царит «свободная любовь».

Но в одной девушке Питер был совершенно уверен, это была маленькая Дженни; он не знал, многое ли ей известно, но уж, конечно, она сможет для него что-нибудь разузнать. Если только она попадется к нему в сети, он подучит её расспрашивать товарищей. И Питер попытался представить себе, какая у них будет любовь. Дженни не была «красоткой», но Питер понимал, что ему не придется за неё краснеть. А если её как следует приодеть, она будет прямо хорошенькой; и с каким достоинством она держалась — ничуть не спасовала перед богатыми дамами, которые приезжали к ним в машинах; к тому же для девушки она очень начитана, хотя все эти знания и мало чего стоят.

Не теряя времени, Питер сразу приступил к делу. На следующее утро в газетах были помещены обычные сообщения о боях во Фландрии; тысячи людей погибали каждый час и днём и ночью; миллионы солдат сомкнулись в яростной схватке; эта бойня продолжалась уже несколько месяцев и может продлиться ещё годы. Сентиментальная Дженни говорила об этом со слезами на глазах, а Питер уписывал за обе щеки свой завтрак — овсяную кашу со снятым молоком — и поддерживал разговор; он тоже ужасался, тоже строил планы о том, как бы положить этому конец, как они возьмутся вместе за это дело. Теперь он вполне с ней солидарен, он тоже стал социалистом, он называл её «товарищем» и заявил, что она вполне его убедила. В её глазах блеснула радость, точно ей в самом деле удалось что-нибудь сделать для прекращения войны.

Они сидели на диване, углубившись в газету, одни в квартире. Питер вдруг отвлекся от чтения и сказал застенчиво:

— Послушайте, товарищ Дженни!

— Да? — ответила она и взглянула на него своими правдивыми серыми глазами. Питер в самом деле был смущён и немного взволнован: он не знал, как справиться с этой новой для него задачей.

— Товарищ Дженни, — сказал он, — я… я… и не знаю, как сказать, но боюсь, что я немножко влюблён.

Дженни отдернула руку и тяжело вздохнула.

— Ах, мистер Гадж! — воскликнула она.

— Я… я… не знаю… — запинался Питер. — Я надеюсь, вы не рассердитесь.

— Прошу вас, не нужно этого! — воскликнула Дженни.

— Почему же не нужно, товарищ Дженни? Я ничего не могу с собой поделать! — добавил он.

— Нам так хорошо было вместе, мистер Гадж. Мне казалось, что мы будем вместе работать для нашей великой цели!

— Но это нам не помешает.

— Как не помешает? Ведь от этого люди бывают так несчастны!

— Так значит, — голос у Питера задрожал, — значит, я вам безразличен, товарищ Дженни?

Она с минуту помолчала.

— Не знаю, — отвечала она, — я об этом не думала… У Питера сильно забилось сердце. Первый раз в его жизни девушка не могла сразу ответить на этот вопрос и, видно, колебалась. Питер догадался, как действовать дальше, точно он всю жизнь занимался таким «шпионажем». Нагнувшись к ней, он легко коснулся её руки.

— Скажите, я вам хоть немного нравлюсь? — шепнул он ей на ухо.

— Ах, товарищ Гадж, — начала было она, но Питер прервал её: — Называйте меня Питером, очень вас прошу.

— Товарищ Питер, — повторила она и запнулась. Питер увидел, что она потупила глаза.

— Я знаю, что меня трудно полюбить, — продолжал он, — я беден, некрасив, и у меня нет положения в жизни.

— Нет, нет, — воскликнула она, — вы ошибаетесь! Какое мне дело до этого? Вы для меня товарищ!

Питер, конечно, заранее знал, как она будет реагировать.

— Меня ещё никто никогда не любил, — продолжал он печально. — Кто станет любить человека, который беден и у которого ничего нет за душой?

— Да нет же, не в этом дело, — .повторила она. — Прошу вас, не думайте об этом. Ведь вы же герой. Вы пожертвовали собой для общего дела и будете нашим вождем.

— Надеюсь, — скромно сказал Питер. — Но тогда в чём же дело, товарищ Дженни? Почему бы вам не полюбить меня?

Она посмотрела на него, глаза их встретились, и она отвечала:

— Я нездорова, товарищ Питер, — сказала она, и голос у нее дрогнул, — я ни на что не гожусь. Я не могла бы выйти замуж.

Казалось, Питера окатили холодной водой. «Замуж!» Но кто же говорил о замужестве? Питер был искренне потрясён. В этот миг Питер напоминал карикатуру на страничке юмористического журнала, под которой стоит надпись: «Вот так влип!» Но он был слишком хитёр и не думал выдавать своего изумления. Он принялся успокаивать маленькую Дженни:

— Но ведь не обязательно сразу жениться. Я готов ждать, если вы меня любите; и когда вы поправитесь…

Она грустно покачала головой.

— Боюсь, что я никогда по-настоящему не поправлюсь. Ну, а кроме того, у нас с вами нет денег, товарищ Питер.

Так вот в чём дело! Деньги, всюду деньги! Оказывается, что эта «свободная любовь» была просто обманом.

— Но я смогу найти работу, — сказал Питер, точно он был самым обыкновенным заурядным женихом.

— Но ведь вы не сможете зарабатывать на нас обоих, — возразила девушка. Вдруг она вскочила на ноги.

— Ах, товарищ Питер, не надо нам влюбляться! Зачем мучить друг друга? Давайте лучше вместе работать на пользу общего дела! Вы согласны? Обещайте мне!

Питер обещал, но, конечно, не собирался сдержать свое слово. Ведь он был не только шпионом, но и мужчиной, и ему до зарезу нужна была товарищ Дженни. Весь этот день, надписывая вместе с нею конверты, он время от времени бросал на неё многозначительные взгляды; Дженни понимала их смысл, и нежный румянец. заливал её щеки, подбородок и шейку. Она была очень хороша в эти мгновения, и Питер решил, что ему ещё не приходилось выполнять такое приятное задание. Он внимательно за ней наблюдал, всё больше убеждался в своей победе, и теперь он уже не сомневался; ещё задолго до возвращения Сэди, товарищ Дженни очутилась у него в объятиях, и он осыпал поцелуями нежную белую шейку; а товарищ Дженни тихонько всхлипывала и умоляла его прекратить это, но её мольбы звучали совсем неубедительно.

§ 19

Нужно было решить, как быть с Сэди. Питер не раз подмечал суровую складку её губ и решил, что товарищ Сэди не принадлежит к сторонникам «свободной любви» и, вероятно, ни к кому не питает нежных чувств, кроме как к Дженни. Она вынянчила свою «маленькую сестричку» и много лет ухаживала за ней, как за своим ребенком; она отрывала от себя кусок, чтобы накормить Дженни, а Дженни в свою очередь отдавала его любому бродячему агитатору, который просидит у неё до обеда. Питеру не хотелось, чтобы Сэди узнала, что произошло во время её отсутствия, и вместе с тем он не решался намекнуть Дженни, что не следует об этом говорить сестре.

Он очень искусно это уладил. Дженни опять начала его просить:

— Мы не должны это делать, товарищ Питер!

И Питер согласился; пожалуй, она права, и лучше им больше этого не делать. Тогда Дженни привела свои волосы в порядок, поправила блузку, и её обольститель понял, что она не собирается докладывать об этом Сэди.

А на следующий день они опять целовались и опять решили, что им не следует этого делать, и опять Дженни ничего не сказала Сэди. Вскоре Питеру удалось подсказать Дженни, что их любовь никого не касается и что не следует посвящать в это дело других: они будут хранить в тайне свой чудный секрет, и это никому не повредит. Дженни где-то вычитала, что одна поэтесса, по имени миссис Браунинг, была всю жизнь прикована к постели, пока к ней не пришла чудесная, большая любовь, которая её совершенно исцелила. А теперь и к ней пришла такая любовь; только Сэди не поймет этого, Сэди, наверное, скажет, что они ещё недостаточно знают друг друга и что им следует подождать. Но они-то убеждены, что прекрасно знают друг друга, и им нечего опасаться. Питер сумел ловко внушить всё это Дженни, так, что ей казалось, будто она сама это придумала.

И в то же время он пылко клялся ей в любви. Так проходили дни за днями;, он помогал ей надписывать адреса на конвертах и рассылать листовки Комитета по защите Губера. Он в самом деле много работал, но это ему было нипочём, когда Дженни сидела рядом за столом и когда он мог время от времени держать её за руку или схватить её в свои объятия и нашептывать ей страстные признания. Он был охвачен сладостными чувствами, его желание нарастало, как бушующий прибой, но затем, увы, оно должно было смириться! Каждый раз он доходил до этого рубежа, но дальше перед ним вырастала каменная стена. Ни шагу дальше!

Питер понял, что он жестоко просчитался, рассчитывая на «свободную любовь», о которой наболтал ему Мак-Гивни. Маленькая Дженни ничем не отличалась от остальных женщин — её любовь не обещала быть «свободной». Маленькая Дженни мечтала о муже, и каждый раз, как он её целовал, она заводила речь о замужестве, и уж конечно ни о чём другом даже и заикнуться нельзя — не то испортишь всё дело. И Питеру пришлось прибегнуть к хитростям, более древним, чем всё учение красных. Он стал обхаживать Дженни уже не как приверженец «свободной любви», а как это сделал бы любой мужчина, оказавшийся наедине с семнадцатилетней девушкой, которую он задумал обольстить. Он клялся ей, что любит её беззаветной и вечной любовью. Клялся, что найдёт работу и сумеет её обеспечить. А затем он признался ей, что испытывает муки ада и что не может жить без неё. Он старался вызвать её сочувствие, играл на её детской невинности, на сентиментальности, благодаря которой она уверовала в пацифизм, альтруизм, социализм и прочие «измы», перепутавшиеся у неё в голове.

Недели через две Питеру удалось овладеть маленькой Дженни. Он не помнил себя от восторга. Это была его первая девушка, и он решил, что профессия сыщика ему вполне по вкусу. Да, теперь он стал настоящим тайным агентом, теперь он овладел их тайными приёмами, теперь он уже наверняка выведает всю подоплеку дела Губера.