Помоги проекту - поделись книгой:
— Ты воспой, ты воспой в саду, соловейко,
Ты воспой, ты воспой, в саду, соловейко!
У нее был красивый голос, и песня была красивая. Лерон вдруг захотелось остаться и дослушать, никуда не ходить, сунуть голову под крыло, как испуганной птице, отсидеться, не пускать в свою жизнь новые проблемы, которых, Лерон это просто чувствовала кожей, она не оберется после встречи с адвокатом Вишневским. Но ведь договорились же… как-то неудобно…
— Я бы рад был тебе воспевать,
Я бы рад был тебе воспевать,
— неслось из ванной.
Лерон сунула ноги в новые светло-желтые мокасины — легкие, словно домашние тапочки, и красивые, как бальные туфли, — и выскользнула за дверь. Прикрыла ее, услышала, как щелкнул замок, — и только тогда спохватилась, что не взяла ключ. Трагедии никакой, конечно, кроме того, что незаметно вернуться не удастся. Да и ладно, что она, Эдмон Дантес, бежавший из замка Иф, что ли? Шаг вправо, шаг влево приравнивается к побегу? Мало ли куда она пошла. Захотела, к примеру, мороженого поесть!
С этой мыслью Лерон выбежала из подъезда и ринулась к площади Нестерова, на ходу напевая, чтобы отвлечься от своих опасений:
— Растерял, растерял я свой голосочек —
По чужим садам летал,
Сладку ягоду клевал.
Кто-то поздоровался, какая-то женщина, и Лерон словно кипятком обдало — а вдруг Ларисса вернулась?! Но это была соседка, обошлось.
А вот и площадь, вот и красивое здание гостиницы «Октябрьская», которое безумно нравилось Лерон, вот и каменный Петр Николаевич Нестеров — он все безотрывно смотрит на Волгу… Один стоит Петр Николаевич, нету рядом никого.
— Сладкую ягоду, ягоду малину,
Сладкую ягоду, ягоду малину,
Ох, горькую калину, ох, горькую калину…
пропела она обескураженно. Адвокат опаздывает. А может, это он сидит вон там на лавочке? Адвокат и должен быть такой — толстый, с брюшком, невероятно презентабельный. Вот и старичок с эспаньолкой и седыми, легкими волосами вполне вписывается в образ настоящего адвоката. Хотя голос Вишневского не подходил старику или толстяку, он был довольно молодой…
— Извините, Лерон, меня отвлек звонок клиента. Добрый день, будем знакомы.
Она обернулась.
«Она меня и не впустит небось, — думала Алёна, набираясь обвинительного задора и готовности отстаивать свою правоту. — Дверь не откроет!»
Однако дверь распахнулась еще прежде, чем она занесла руку, чтобы постучать.
— Да батюшки мои! — испуганно воскликнула женщина, возникшая на пороге. — Да что ж вы крадетесь-то?
Она проговорила это слово с ударением на «а». Алёна невольно фыркнула:
— Здравствуйте, Клара Ивановна.
Лунина вгляделась в ее лицо:
— А батюшки мои! — всплеснула она руками. — Здравствуй, милка моя! Ну, как твои делишки? Нос, гляжу, больше не кровит? А сюда что пришла, наведать меня?
Алёна просто онемела, дивясь человеческой наглости. Ну, бабка! Подвела писательницу Дмитриеву под статью — и в ус не дует!
— Чего молчишь? — удивилась та. — Как дела, говорю?
— Дела как сажа бела, — не без ехидства призналась Алёна. — И все вашими молитвами!
— Это как же? — озадачилась Лунина. Нет, ну бывают же такие наглые божии одуванчики!
— Да очень просто. Зачем же вы показания переменили, а? Сколько она вам заплатила, эта дама в красной кофте?
— Какие такие показания? — изумилась Лунина. — Не пойму тебя. Никаких показаний я не давала, менять мне нечего, а та дамочка в красной кофточке мне ничего не платила, я за так подписала ее бумаги, ради общего, значит, дела…
— Что? — растерянно моргнула Алёна. — Ради какого дела?
— Ну как же, — Лунина махнула рукой куда-то в неопределенную даль, — как же, тут же напротив высотный дом стоить собираются. Да ладно бы хоть жилой, а то торговый центр. А для него, говорят, сваи вбивать нужно. Что ж от наших домишек останется, коли сваебойка тут начнет колотить?! А у нас ведь как бы архитектурная ценность… охраняется государством… ну вот она и пришла и говорит, мол, подписи собирают.
— Она — кто? — насторожилась Алёна.
— Да эта, как ее… она вроде не назвалась… из отдела охраны памятников архитектуры и культуры, — сообщила Клара Ивановна. — Она дала мне две бумажки подписать.
— Какие бумажки? Вы их читали?
— Да я на дачу спешила, — смущенно сказала Клара Ивановна. — На электричку если вовремя не прибежишь, так ведь либо не влезешь, либо всю дорогу до Рекшина стоймя стоять будешь. Первую-то бумагу я еще успела хоть проглядеть, там много подписей было, — она произнесла слово «подписей» с ударением на «е», — а вторую, ну, там вроде как мое личное заявление было, я посмотреть не успела, чиркнула ручкой, да и бегом. А что ты говоришь, какие показания я меняла? — вспомнила она.
— Значит, вы не писали в милицию, что я подходила к тому человеку в кабине, помните, к Коржакову?
— Окстись, — смешно и совсем уже как-то доисторически махнула на Алёну Клара Ивановна. — Что ж я, вовсе беспамятная? Не писала. Не меняла. А что такое случилось?
— Да ничего важного, — слабо усмехнулась Алёна, понимая теперь, почему заявление Клары Ивановны было не от руки написано, а на принтере отпечатано. — Может, к вам еще из милиции по этому поводу придут, насчет того убийства, хотя я завтра же следователю позвоню и объясню, что приходила к вам женщина в красной кофте… А вот скажите, она как выглядела?
— Ты ж сама и сказала — в красной кофте, — пояснила Клара Ивановна.
— Разве на ней ничего, кроме кофты, не было, что ли?! — изумилась Алёна.
— Кроме кофты? — призадумалась Клара Ивановна. — Да вроде жынцы черные. Туфли не запомнила, врать не стану, а жынцы запомнила, потому что тощие у нее ноги были, у той женщины, задницы никакой, да и блузка на ней болталась, как тряпка половая на швабре. На плечах натянута, а на груди аж пузырями собиралась, потому что женщина эта плоская была, как стенка. Одни углы!
— Плоская? — повторила Алёна, вспоминая весьма рельефную фигуру Лариссы Сахаровой. Значит, это была не она? Но кто же? — А прическа, а лицо — помните?
— Лица у ней не было, — категорично сказала Клара Ивановна, и Алёна едва со ступеньки не свалилась:
— Не было?! Да это как же?
— Да вот так. В смысле, своего лица. Когда кило краски на человеке — разве ж это лицо? Это маска для карнавала. Личина, господи прости. Я на нее смотрела, а сама думала: вот пойдет она по улице поскорей, или споткнется, господи помилуй, да от тряски маска-то и свалится!
— Накрашена? Так, так…
Худая, угловатая, накрашенная — Евгения?! Да, у нее ни грудей, ни попки порядочной, плечи широкие… Запросто — Евгения!
— А прическа, прическа у нее какая была? — взволновалась Алёна.
— Да разве это прическа, когда наголо женщина пострижется?! — пренебрежительно хмыкнула Клара Ивановна.
— Наголо?! Нет, серьезно?
— Нет, ну не прямо вот бритая, будто новобранец, а так это… ежичек такой коротюсенький.
— Ежичек?
Нет, у Евгении великолепное каре. Значит, не Евгения. И не Ларисса. А кто?
— Ну вот столечко волосиков, — раздвинула большой и указательный пальцы Лунина. — Не больше!
У Лариссы Сахаровой, насколько помнила Алёна, было именно столько волосиков.
— Челка у нее была? — азартно спросила она. — Челка такая… каштаново-седая…
— Да никакой челки там не было, — отмахнулась Клара Ивановна. — Надо лбом какие-то волосья торчали так вот… — Она растопырила пальцы. — Малость как бы дыбом, и никакой челки. И еще у нее серьга в одном ухе была.
Серьга в одном ухе! Евгения!
— Красная? Точно такого цвета, как блузка? — подсказала Алёна.
— Ты, девушка, поперед батьки в пекло лезешь, — отчего-то обиделась Лунина. — Не красная, а такая просто, вроде как скобочка. Я ее ишшо спросила, — Лунина так и произнесла —
Больше Клара Ивановна о своей посетительнице ничего не могла вспомнить, и Алёна оставила ее в покое, снова пообещав себе — завтра же позвонить в милицию и сообщить: мол, никаких заявлений Лунина не писала и показаний своих не меняла. Она точно знала, что намерение свое выполнит — это было в ее собственных интересах. Да уж! Но это будет завтра. А сейчас ее голова была всецело занята другим. Вернее, другой. Коротко стриженной женщиной в алой блузке. Плоскогрудой, широкоплечей, с одной серьгой в маленьком ухе…
Евгения. Красная серьга ведь к ней не приклеена, вполне может и другую надеть. А свое каре она, может, состригла.
Нет, это вряд ли. К Луниной женщина в красной блузке приходила поза-позавчера, а Алёна видела Евгению вчера. Каре было на месте.
А может, это парик?
А может, это вовсе никакая не Евгения?!
А пуркуа бы вообще не па, как говорят французы? То есть они, конечно, вовсе не так говорят, но это уж сугубо их, французские проблемы!
Трамвай зазвенел над ухом, Алёна шарахнулась в сторону и обнаружила, что она почему-то идет не по Ошарской к улице Горького и дальше, на Белинку, на улицу Невзоровых и к своему перекрестку Генкиной — Ижорской, а в противоположном направлении — к Покровке. Нет, до угла она не дошла, а остановилась чуть ниже — рядом с затейливо украшенной витриной маленького магазинчика с вывеской «Красный шерл».
Витрина была затейливо освещена, и Алёна потопталась около нее, то приближаясь, то отходя, то наклоняясь ближе и разглядывая камни, причудливо рассыпанные, разложенные и расставленные на витрине. Среди множества острых, шлифованных граней, кристаллов, друз ее внимание привлек один камень — размером примерно с мизинец взрослого человека. Он был феерично, совершенно ал, словно напоен кровью. Но самым замечательным в этом камне была его форма. Это была миниатюрная копия мужского члена — с напряженной головкой и толстым, эрегированным стволом. Дизайнер, оформлявший витрину, был, видимо, человеком не без чувства юмора: рядом с этим странным камнем лежали два круглых, отшлифованных яшмовых яйца. Рядом был брошен лоскут алого шелка… казалось, вокруг отрезанных гениталий растеклась кровь.
— Черт побери, — тихо сказала Алёна. — Да что ж я ничего не понимаю-то, а? Что ж я дура-то такая, что не понимаю ни-че-го?! Или тут просто понимать нечего? И все это — пустота, в которой только я со своим болезненно-эротичным воображением пытаюсь отыскать хоть какой-то смысл?!
За спиной что-то железно зазвенело, и Алёна испуганно оглянулась. Но это был всего лишь охранник, который вышел из магазина «Красный шерл» и стоял теперь на крыльце, сердито глядя на Алёну с видом человека, разбуженного на самом интересном сне. И еще в его сонных глазах было подозрительное выражение.
Ну да, наша героиня знала, знала за собой такое свойство — возбуждать подозрительность у всех видов секьюрити. Стоило ей зайти в какой-нибудь дорогой магазин, ну, хоть в «Л'этуаль» эту самую, что ли, как охранник немедленно начинал шляться за ней от витрины к витрине, следя за каждым ее движением. Алёна боялась, что, стоит ей взять в руки какую-нибудь коробочку, ее немедленно схватят и отволокут в узилище, отчасти именно поэтому она никогда не покупала косметику и парфюм в России, все норовила привезти из Франции, где за покупателями никто ни в каких магазинах, даже самых дорогих, так жутко не следил. В продуктовых наблюдалась та же картина, но там Алёне приходилось брать себя в руки и не обращать внимания на охранников, которые придирчиво наблюдали за тем, сколько яблок «Фуджи» положит она в пакет, сколько коробочек творожка «Активия с черносливом» отправит в корзинку и какую именно гроздь переспелых бананов выберет, — есть-то надо, ни яблоки, ни творожки, ни бананы из Франции, сами понимаете, не повезешь!
— Спи спокойно, товарищ, — ехидно сказала она охраннику «Красного шерла». — Я дала зарок больше не взламывать витрин!
И ушла прежде, чем он вышел из ступора и что-то заблекотал ей вслед.
Дома первым делом Алёна съела два творожка, подкрепив угасшие силы и несколько поправ привядшее настроение (все время вспоминался зачем-то Илья, как будто его кто-то звал в память!), ведь еда, как известно, лучший транквилизатор! — и села за компьютер. Однако соединиться с Интернетом было невозможно. Алёна позвонила в службу техподдержки и выслушала обращение к клиентам «Волгателеком», мол, ежели они, клиенты, испытывают трудности с выходом в Интернет, это связано с профилактическими работами на линии, за что примите наши извинения, работы закончатся в ноль часов сорок пять минут.
Нет, вы подумайте, какая невероятная точность!
— Лучше б вы в ноль часов сорок пять минут начали эти свои работы! — в сердцах сказала Алёна и попыталась выйти в Интернет через свою замечательную «Nokia», но отчего-то не получилось. Неужели и тут все приоритеты захватил ненасытный «Волгателеком»?
Смирившись с тем, что кое-каких ответов придется ждать до утра, Алёна легла в постель.
То есть сначала она пошла в ванную, смыла краску с ресниц, почистила зубы, умылась, постояла под душем и только потом легла в постель — и даже зажмурилась от тоски — так пахла она Ильей и всем тем, что у Алёны с этим Ильей происходило!
— К черту, — злобно сказала Алёна, — к черту!
Не поленилась встать, собрать белье и бросить его в стирку. Не поленилась достать новое — невероятно гладкое, шелковистое, скользкое и прохладное, неописуемой красоты, все такое бледно-голубовато-охристое, производства Чебоксарской фабрики — вот такое белье постельное теперь у нас в России делают, ага! — и заново застелить постель. Ради такого белья пришлось и рубашку ночную сменить. Наконец Алёна возлегла на свое одинокое ложе, кое так и хотелось назвать интеллектуальным — хотя почему, собственно?! — выключила бра над головой и блаженно прикрыла глаза. Тотчас вспомнила, что забыла вздеть в ушки любимые французские затыкалочки, приподнялась, потянулась к коробочке — и тут же зазвонил мобильник.
С надеждой глянула на дисплей, мечтая увидеть надпись: номер не определен, — но нет, номер вполне определился, какой-то городской, судя по цифрам, из верхней части города (Верхняя часть Нижнего, она так и называлась, эта часть), причем из самого центра.
— Алло?
В трубке молчали, только что-то шелестело, а может, вздыхало, невозможно было понять.
«Илья, это ты?» — хотела спросить Алёна, но не издала ни звука. Почему-то мурашки по спине прошли от этой шелестящей тишины.
Ларисса? Евгения? Кто?!
— Алло! — сказала Алёна как могла грозно. — Говорите немедленно, а то я трубку брошу!
Вообще-то в этом случае хуже всего пришлось бы трубке, однако почему-то звонивший перепугался.
— Извините, — раздался тихий девичий голос, — извините за беспокойство, но я вас очень прошу, вы ни во что лучше не вмешивайтесь. Для вас это просто так, забава, а вы очень многим хорошим людям навредить можете, понимаете? Не надо, не вмешивайтесь! Это не ваше дело! Вы только испортите все!
Поделиться книгой: