Помоги проекту - поделись книгой:
— А это что, сок?
— Почти, — улыбнулась Ларисса. — Ананасный сок с капелькой мартини. Пей, отдыхай, я еще загляну к тебе.
И она ушла, а Лерон пила маленькими, как и было велено, глотками сок «с капелькой мартини» (в первый раз она пробовала мартини) и думала, что капелек там не одна и даже не две. Легким туманом заволакивало голову, он вытеснял оттуда все мысли и воспоминания, оставалась только жалость к себе.
За что, ну почему она так несчастна?! Красивая, молодая, умная, образованная… За что на нее так обиделась судьба?! Неужели права была прабабушка и найденное когда-то каменье херь виновно во всех бедах Лерон? Но это же бред, бред… или нет? А какая разница? Главное, что она вышла замуж за человека, которого не любит, который ей даже не слишком нравится и надежды на которого — нет. Он не защитит ее, он не станет ей опорой, он ей на самом деле и не нужен. Она ему тоже ни к чему, это точно. Зачем женился, непонятно. Что за моча Микке в мозги вдарила? Такое ощущение, что его заставила Ларисса, но ей-то для чего нужна Лерон? Блажь барыньке в голову пришла? Непонятно. И вот к чему привела эта блажь… изнасиловали в электричке… еще спасибо скажи, что накануне муж порвал ей целку страпоном (Лерон пришли в голову почему-то именно эти слова, и, что характерно, они ее ничуть не ужаснули, не оскорбили, они были тут самыми подходящими!), хороша бы она была, если бы кричала в электричке от боли и по ногам ее текла кровь. Да нет, не была бы она хороша, ее просто прирезали бы эти негодяи… вот что было бы в самом деле хорошо!
— Почему они меня не убили? — простонала Лерон. — Ну почему?! Черт, куда мне девать этот стакан?
— Дай сюда, — послышался голос Лариссы, и она, склонившись над ванной, приняла у Лерон пустой стакан и подала полный. Рука ее чуть дрожала. — Выпей еще.
— Да я и так уже… — слабо махнула рукой Лерон, но стакан приняла и покорно глотнула. И удивилась: — Что это?
Питье было другое — терпкое, горьковато-сладкое. Тоже в первый раз отведала она такое.
— Кампари с грейпфрутовым соком, — ответила Ларисса каким-то странным, надломленным тоном.
Лерон подняла голову, увидела выражение ее лица — и все поняла.
Ларисса все знала. Теперь не просто догадывалась — знала наверняка. Микка все рассказал! Кто его просил?!
Лерон залпом проглотила все, что было в стакане, не обращая внимания на лед.
— Я хочу вернуться домой, — прохрипела она мигом севшим голосом. — Я не хочу замуж. Я не хочу быть женой Микки.
— Девочка моя, я все понимаю, но… — начала было Ларисса, но Лерон грубо ее перебила:
— Вы ничего не понимаете и не можете понять. Микка… Он меня смог взять, только когда его трахал тот зэк! Он и не подумал меня защищать! Он струсил и позволил им… этим… изнасиловать нас обоих! А в постели, в нашу брачную ночь, он это… как называется… мастурбировал, а меня буровил страпоном из вашего чемоданчика. Зачем вы такие чемоданчики с собой возите, интересно?! Может, вы знали, что он импотент? Зачем тогда меня с ним свели? Я хочу домой! Я больше не хочу видеть Микку, вообще не хочу видеть мужчин!
— Дома будет легче, думаешь? — грустно усмехнулась Ларисса. — Кажется, ты забыла, как мы с тобой в первый раз увиделись. Это было в твоей деревне, помнишь? Ну как ты туда вернешься, сама подумай! Ты ведь как бы замуж вышла.
— Да какое там! — досадливо отмахнулась Лерон и удивилась, что с трудом владеет руками. Все тело странно отяжелело. И голова кружилась, и Ларисса как-то странно покачивалась перед глазами. — Я совсем пьяная, — с трудом выговорила Лерон. — Зачем вы меня напоили?
— Затем, что у тебя шок, — спокойно сказала Ларисса. — И я все прекрасно понимаю. И у меня есть, что тебе на это сказать… Но чуть позже. Послушай-ка, моя массажистка все же приехала. Ты просто поразишься, когда она тобой займется. Ничего подобного ты в жизни не испытывала. Поверь мне, она просто волшебница. Я знаю, то, что с тобой и Миккой произошло, исправить невозможно, но Лада поможет вам все наладить.
— Лада наладит, — засмеялась Лерон. — Это каламбур?
Залпом проглоченный алкоголь словно бы вытеснил из ее головы прежний ужас и отвращение к жизни. Даже появление этой массажистки не казалось таким неприятным. Ларисса права: сейчас надо хоть чем-то отвлечься от случившегося. Массаж — ну, пусть будет массаж. Смешно, что, прожив двадцать пять лет, Лерон даже не испытывала ни разу, что это такое. Ого, сколько у нее сегодня новых впечатлений! Массаж, мартини, кампари, изнасилование… Она захохотала и поняла, что очень пьяна. Вот еще одна новость — раньше она никогда не напивалась. Да ладно, пускай уж до кучи, как говорила Настя.
Ларисса попросила ее вылезти из ванны и дала большое-пребольшое мягкое полотенце. Лерон кое-как обтерлась, и Ларисса провела ее в соседнюю с ванной комнату. Это была, наверное, спальня, потому что там стояла широченная кровать, а напротив загадочно поблескивало огромное зеркало. Ларисса накинула на кровать большую махровую простыню и приказала Лерон лечь на живот. Она уронила на пол свое полотенце, легла, уткнулась лицом в сложенные руки и почувствовала, как дрема туманит ее сознание.
Кажется, она засыпает. Вот и хорошо. Заснуть и ни о чем не думать.
Да, Лерон и в самом деле ненадолго погрузилась в дремоту, но вскоре ее разбудили легкие прикосновения к телу мягких и в то же время сильных рук. Руки гладили ей спину, разминали, да как-то так, что в теле Лерон словно бы не оставалось ни косточки. Пахло — странно, возбуждающе — каким-то или кремом, или маслом. Лерон попыталась поднять голову, но услышала голос Лариссы:
— Еще немножко полежи так, скоро разрешим перевернуться.
Лерон прислушалась к своим ощущениям и поняла, что две руки разминают ей спину, а еще две гладят и массируют ноги, от бедер до пальцев. Неужели Ларисса помогает массажистке?
— Поворачивайся очень осторожно, мы тебе поможем, — сказала в эту минуту Ларисса, и Лерон еле-еле, словно инвалидка, перевалилась на спину.
В полумраке она увидела два атласно блестящих женских тела. Ларисса — сухая, поджарая, с пышной голой грудью. На ней были только узенькие белые плавочки. Точно так же оказалась одета и очень красивая блондинка с точеным личиком и изящной фигурой. Сначала Лерон смутилась оттого, что они полуголые, но потом подумала, что они раздеты потому, что жарко же, вон как старательно они ее разминают.
Блондинка — наверное, это и была Лада — сосредоточенно разминала плечи и руки Лерон, потом коснулась груди, осторожно оглаживая каждое полушарие. Ее собственные полушария с мелкими, словно рябиновые ягодки, оранжевыми сосками качались над головой Лерон.
Она отвела глаза и встретилась взглядом с Лариссой, которая гладила ее ноги, поднимаясь от колен к бедрам. У нее были темно-коричневые соски. Лерон скосила глаза на свою грудь. У нее, оказывается, розовые. Вот те на, а ведь она даже и не подозревала раньше, что у всех женщин соски разного цвета!
Ларисса чуть улыбнулась, и Лерон поняла, что та догадалась о ее мыслях. Не сводя с Лерон глаз, она продолжала разминать ей бедра, поднимаясь все выше к паху. Тем временем руки Лады сползли на живот Лерон, и та вдруг нервно сглотнула, вздрогнула, пытаясь подавить судорогу, которая прошла по телу. Странное ощущение. Какое приятное, но в то же время томительное, почти мучительное. Рождается в самой глубине тела Лерон… в
Лада нагнулась ниже, и ее оранжевые соски оказались над губами Лерон. Она смотрела, смотрела — и вдруг неожиданно для себя ухватила один сосок губами. Тут же ужаснулась того, что сделала, выпустила его — но в это мгновение Лада со смехом прижалась к ее рту своим. Она целовала Лерон, целовала так, как мог бы целовать мужчина… так описывают поцелуи в книжках, вспомнила Лерон… сплетаются языки, губы впиваются друг в друга… Микка не целовал ее так. Она не знала раньше поцелуев, это ее первый поцелуй… первый поцелуй с женщиной!
От ужаса Лерон рванулась, но ощутила крепкие руки Лариссы на своих бедрах, а ее губы… о господи… когда до Лерон дошло, где находятся сейчас губы Лариссы, ей захотелось кричать от стыда и страха, но Лада целовала так крепко, Ларисса целовала так сладко… неведомое прежде блаженство завладело ею и совершенно подчинило себе.
Спустя час, когда Лерон уже крепко спала, Ларисса, одетая в черный шелковый халат до пят, осторожно постучала в дверь комнаты Микки:
— Не спишь?
— Нет, какой тут сон…
Он лежал на неразобранной постели, лениво перебирая кнопки пульта. Звук был выключен, на экране телевизора мелькали нелепо разевающие рты люди, неслышно рычащие звери, беззвучно взрывающиеся автомобили, сосредоточенно пиликающие на онемевших скрипках музыканты.
— Кто-то пришел, я слышал, вроде дверь открывалась.
— Нет, это Лада ушла.
— С чего бы? Ночь на дворе.
— Ну, не захотела оставаться при Лерон. Утром ей будет… немного тяжело, я думаю. Нужно время, чтобы привыкнуть…
— А, понятно, — кивнул Микка. — Сделали, значит, моей женушке массаж?
— Да! — вызывающе сказала Ларисса. — Разумеется. Зато я теперь за нее спокойна, она не сорвется в свою деревню и не свихнется от потрясения, которое испытала по твоей милости.
— По моей милости?! — так и взвился Микка. — Да я сам пострадал!
— Серьезно? — хмыкнула Ларисса. — Пострадал, но и немалый кайф словил, насколько я тебя знаю. Так что у тебя все уравновешено, а вот Лерон была в совершенном шоке. Не только потому, что ее изнасиловали, но и потому, что ты, ее муж, и пальцем не шевельнул, чтобы это прекратить.
— Да я ж тебе сказал, что у них были ножи! — заорал Микка, но тут же взвизгнул от боли, когда Ларисса схватила его за запястье:
— Молчи!
— Отпусти меня! — извивался Микка, но больше не кричал, говорил теперь почти беззвучно, своими гримасами напоминая одного из насельников своего телевизора. — Чертовка, пальцы-то железные! Отпусти! Руку сломаешь!
— С удовольствием сломала бы тебе не только руки-ноги, но и кое-что оторвала, — с отвращением сообщила Ларисса. — Отпускаю только потому, что боюсь, как бы ты своими воплями не разбудил Лерон.
— Нашлась заботница, — буркнул обиженно Микка, потирая покрасневшее, со следами от невероятно сильных пальцев, запястье.
— Кто-то же должен о ней заботиться, если ее мужу на нее наплевать! — зло ответила Ларисса.
Микка дернул плечом:
— Это была твоя идея — меня женить. Я бы вполне обошелся.
— В самом деле? — холодно взглянула на него Ларисса.
Микка виновато понурился:
— А, ну да, я совсем забыл…
— Сколько тебя знаю, это всегда была твоя любимая отговорка, — усмехнулась Ларисса. — Помнишь, отец называл тебя старым склером, в смысле — склеротиком? Так вот, Микка, дело слишком серьезное. Теперь тебе, хочешь или не хочешь, нужно заботиться о Лерон. Ты должен вернуть ее доверие. У вас обязательно должны быть дети, ты понимаешь? Ты должен будешь спать с ней, пока она не забеременеет. Так что готовься к этой мысли. Иначе… иначе все было затеяно зря.
— Ну, а может, она уже забеременела? — с робкой надеждой пробормотал Микка.
— Когда? — ехидно спросила Ларисса. — Когда ты ее в первую брачную ночь отымел моим страпоном? Или когда кончил в нее, в то время как тебя трахал тот подонок в поезде?
— Но я кончил же! — вызывающе воскликнул Микка. — Значит, мог и оплодотворить.
— Если бы я была на ее месте, — с отвращением сказала Ларисса, — и почувствовала себя беременной, я бы сделал аборт просто потому, что ребенок будет всегда напоминать о той ужасной сцене. Нет, ты должен будешь переспать с ней — и делать это сколько понадобится! — снова, потом, когда она вполне придет в себя…
— Под твоим чутким руководством, — проворчал Микка, так сказать, в сторону.
— Конечно, — торжествующе улыбнулась Ларисса.
— Ага, гляди, как бы она к тому времени не стала такой же воинствующей лесбюхой-мужененавистницей, как ты. Начнет меня пинками прогонять со своего ложа!
— Когда-нибудь я этого непременно добьюсь, мой маленький пидор, — с улыбкой парировала Лариса. — Но не сейчас, нет, не сейчас… еще рано. Сначала она должна будет родить ребенка. Поэтому даже сегодня ночью, когда мы с Ладкой делали с ней, что хотели, я внушала ей, что для женщины главное — это быть покорной женой своему мужу и родить ему ребенка. И только потом она может вполне отдаться своим желаниям и склонностям.
— Да она нормальная девка, какие там у нее вообще склонности! — в сердцах бросил Микка. — Натуралка-деревенщина, вот она кто. Ты думаешь, мне почему пришлось страпон в ход пустить? Знаешь же, что у меня вигрофобия, ну, я думал, в городе ты сводишь ее к гинекологу, чтобы все было тихо-спокойно, а я потом подключусь и сделаю свое супружеское дело. Так она устроила такой ор, мол, порви мне целку во что бы то ни стало, потому что, если простыни с кровавыми пятнами на заборе не будет, нас деревенские с ног до головы дерьмом перемажут и в перьях вываляют.
— Что, серьезно? — недоверчиво переспросила Ларисса. — Прямо в перьях?!
— Да и без перьев, знаешь, мало не покажется, — отмахнулся Микка.
— Да, угодили мы с тобой… — вздохнула Ларисса. — В особую социальную среду, так сказать, вляпались. А что делать? Придется терпеть.
— Тебе-то легче, — в унисон с ней вздохнул и Микка. — Ты себе заимеешь новую подружку. А мне пыхтеть, как быку-производителю… Честное слово, если бы можно было кому-то другому уступить эту почетную обязанность, я бы еще и приплатил!
— Деньгами швыряться потом будешь, когда все устроится. А для этого прежде всего нужно будет пойти с Лерон в ЗАГС и подать заявление, чтобы вас официально зарегистрировали.
— В ЗАГС, — с явным облегчением закивал Микка. — Конечно, в ЗАГС! А я боялся, ты нас во Дворец бракосочетаний потащишь.
— Я бы потащила, это здорово восстановило бы твою репутацию, однако Лерон не пойдет, это мне совершенно понятно. Дай бог, чтобы насчет ЗАГСа снова не начала спорить. Ей еще много времени понадобится, чтобы все забыть и начать новую жизнь.
— Не сомневаюсь, — с восхищением, которое очень сильно было разбавлено язвительностью, промурлыкал Микка, — что ты станешь ее проводницей в эту самую жизнь.
— Конечно, — с улыбкой согласилась Ларисса, — ведь ее жизнь должна стать той жизнью, которая нужна нам.
Как только они сели в серый «Судзуки» Галины, хозяйка включила свой мобильный — и звонки начали следовать один за другим, Галина не успевала переключаться с одной линии на другую, пока они стояли в пробке на повороте с моста и тащились по Нижней набережной. Еще хорошо, что у нее был наушник, телефон не занимал рук, однако Алёна все равно нервничала, особенно когда Галина вдруг начала кричать на какую-то свою помощницу, не заверившую какие-то там доверенности у нотариуса, а сама в это время протискивалась в узкий проход между двумя автомобилями, а третий норовил обойти ее, а четвертый каким-то образом полез поперек движения.
— Извините, — наконец сказала Галина и отключила телефон. Они поднимались уже к площади Минина, пробка осталась позади. — Ну просто достали эти тупицы! Хочешь, чтобы получилось хорошо, сделай сам, как говорится. Все, рабочий день кончился. Теперь можно чуточку выдохнуть. Вас куда отвезти?
— На Ижорскую, к «Спару», если можно, а в принципе я могу отсюда и пешочком пройтись, — ответила Алёна.
— Нет, нет, я вас отвезу, — категорично заявила Галина. — Я всего на квартал дальше «Спара» живу. Около налоговой инспекции, знаете? Да, если хотите, я вас и завтра могу до «Пятницы» отвезти. Только не от дома — я буду в городской администрации до пяти, — а от площади Чкалова. Хотите? Кстати, в выставочном зале Дома архитектора открылась выставка картин Жужки, можете заглянуть. Как всегда, эпатажно, как всегда, загадочно.
— Жужка? — повторила Алёна. — А, что-то я такое слышала… Не то мифологию рисует, не то скандализм какой-то отчаянный…
— И то и другое! — расхохоталась Галина. — Слышали, значит, но не видели? А стоит посмотреть, честное слово, ужасно интересные картины. Не просто голимый поп-арт, а с проблеском мысли, а уж темы… а персонажи-то!.. Я Жужку побаиваюсь, но работы в самом деле стоящие. Загляните, очень рекомендую, выставка уже две недели идет, послезавтра последний день. Посмотрите картины, а ровно в полседьмого я вас заберу у Дома архитектора, и вместе поедем на Нижнюю набережную, к «Пятнице». Договорились?
— Хорошо, спасибо огромное, — согласилась Алёна.
— Черт! — вдруг обескураженно воскликнула Галина. — Я совершенно забыла, что Людмила просила меня заехать в редакцию «Я выбираю» и кое-что Ладе отвезти, какие-то фотографии, что ли. — Она кивнула на заднее сиденье, куда был небрежно брошен черный сверток, похожий на книгу. — Это две секунды. Подождете меня? — И она свернула на улицу Ульянова, где совсем недавно Алёна была в гостях у блондинистой, загадочной и вульгарной Лады Куниной, той самой, которая подписывала свои статьи Куни Л. Инг.
Вообще-то ждать Галину совершенно не хотелось, но Алёне показалось неудобным об этом сказать. Все-таки подвозит ее и завтра подбросит… А между тем обещанные две секунды затягивались. Алёна рассеянно поглядывала в окно, любуясь стоявшим неподалеку приземистым «Хёндаем» — красным кабриолетом с кожаным верхом.
Мысли ее текли своим чередом, и думала она о том, что, конечно, участие в шоу — это очень забавно и для разнообразия ее очень однообразной жизни — даже здорово, однако никакого толку своим нынешним разведывательным рейдом она не добилась. Натальи Владимировны из «Шалона» не видела, да ведь если бы и видела, все равно та не сообщила бы, кто из ее подруг отдал ей свою алую блузку. Единственная наводка — аромат «Agent Provocateur'a» — не сработала никак, потому что Алёна просто-напросто забыла этот запах. Конечно, можно купить флакон, дома нанюхаться и во время шоу соваться носом то к одной, то к другой дамочке, искать, чем их запахи соответствуют. Но что-то Алёна сомневалась в своих собачье-ищейковых способностях. Если судить по фигуре, блузка могла бы подойти и Евгении, и Лариссе. Наверняка на шоу найдется еще несколько столь же пышногрудых и тонких в талии моделей. И что это значит? Да равно ничего. Хотя бы потому, что, вполне возможно, загадочная приятельница Натальи Владимировны вообще не участвует в этих шоу, с чего это Алёна вбила себе в голову, что она там непременно окажется? Кажется, на сей раз детективщица Дмитриева, непризнанная «звезда сыска», идет не тем путем. Не тем! Чтобы найти человека, убившего Сергея Коржакова, нужно побольше узнать о нем самом. Как? Да очень просто. Следует расспросить этого, как его там, Смешарина. Он работал на Коржакова, он его худо-бедно знает. Конечно, трудно ожидать, что он с ходу станет откровенничать с Алёной, но она его разговорит, сто процентов, что разговорит! Осталось только выяснить, как его найти. Его координаты знают в милиции, но обращаться туда Алёне что-то неохота. Во-первых, так ей и сообщили там адрес Смешарина, прямо разбежались, что там, адресное бюро, что ли? Во-вторых, лишний раз привлекать к себе внимание «внутренних органов» неохота тем более. Как бы они, эти самые органы, не проглотили и не переварили избыточно любопытную дамочку!
Дверца водителя распахнулась, и в автомобиль просто-таки впрыгнула Галина — с проворством, совершенно неожиданным при ее кругленькой, весьма упитанной фигурке. Лицо ее было возбужденным до того, что аж капельки пота проступили над ярко накрашенной верхней губкой. В руках она по-прежнему держала черный пакет.
— Боже ж ты мой! — с привизгом воскликнула Галина. — Ну и сцена! Ну и сцена!
— Что случилось? — удивилась Алёна. — Вы фотографии что же, не отдали?
— А, черт! — Галина с досадой уставилась на пакет в своих руках. — Обо всем забыла. Сейчас охраннику передам, больше я туда не пойду, гори оно все огнем, это не для моих слабых нервов!
Она снова выскочила из машины, вернулась на сей раз и в самом деле буквально через две секунды с пустыми руками, села в машину и обернулась к крайне заинтригованной пассажирке:
— Слушайте… я, конечно, не сплетница… а вы?
— Ну что вы! — бурно оскорбилась Алёна.
— То есть вы никому не скажете? — спросила Галина с почти молящим выражением. Чувствовалось, если она не получит гарантии нераспространения сведений, буквально распиравших ее, она просто-таки лопнет от переизбытка чувств.
— Никому! — проговорила Алёна и даже приложила ладонь к сердцу. Для усиления впечатления она бы даже возложила руку на Библию, как в американском суде (в кино видела), но Библии не было. Поэтому свободной правой рукой она быстренько перекрестилась и протараторила: — Вот крест святой! Истинный! Разрази меня гром, лопни мои глаза, развались моя утроба на десять частей, если проболтаюсь!
Обычно эта старинная клятва повергала людей в веселую истерику, однако Галина только кивнула удовлетворенно. Видимо, все-таки сильное потрясение испытала в редакции. И через минуту Алёна ее вполне поняла, потому что Галина поведала ей, как она открыла дверь в Ладин кабинетик и увидела там Лариссу Сахарову, которая хозяйку кабинетика… изо всех сил хлестала по физиономии и крыла таким матом, что даже у Галины, бухгалтера с двадцатипятилетним стажем (а это, знаете ли, не кот начихал, в таких горнилах, как бухгалтерии и финотделы, и закаляется сталь характеров бестрепетных, равнодушных и в совершенстве умеющих абстрагироваться от живой житейской конкретики!), немедленно завяли уши. И еще Ларисса шипела, чуть ли слюной не брызгая от злости:
— Ах ты, сука безмозглая! Зачем ты ее на примерку прислала?! Сколько денег на тебя потратила, а ты как была дурой, коровой бестолковой, так и осталась. Только и умеешь, что жопу свою в разрезы выставлять, как будто в женщине жопа — главное, словно она жопой думает, а не головой!
И Галина с такой силой повернула ключ в замке зажигания, что ее «Судзуки» как бы даже вздрогнул и съежился от возмущения.
Алёна тоже съежилась, но морально — как мимоза, на которую подуло ледяным ветром. Она была весьма звукочувствительной, особенно — к инвективной лексике, даже на таком самом бытовом, обыденном уровне: слово «жопа» терпеть не могла… так же, кстати, как «жрать» и «ржать» (в смысле — смеяться, из-за словечек «ржачка» или «поржали» ей случалось начисто прекращать отношения с некоторыми людьми). И в первую минуту эти неформальные, мягко говоря, метафоры ее даже отвлекли от главного, что, собственно, и поразило Галину: что Ларисса Ладу не просто ужасно бранила, но и била, била по лицу. То есть «Ликорида» была разъярена до крайности!
Но из-за чего? Ведь, когда они расстались полчаса назад, Ларисса была безмятежна и весела. Что могло случиться с ней потом? Или она просто искусно скрывала свои чувства, свое раздражение и даже ненависть? Но к кому? Чье появление на примерке привело ее в такое состояние? Не Алёны ли Дмитриевой? А почему? По фигуре Ларисса вполне сгодилась бы на роль женщины в алой блузке, которую ищет Алёна. Что, если она была в тот день у машины? Что, если заметила Алёну? Что, если узнала в ней не только писательницу Дмитриеву, но и невольную свидетельницу происшествия около «Газели» — убийства… Но каким боком тут замешана Ларисса? Не она ли прикончила беднягу Коржакова?
Поделиться книгой: