Козырная пешка

Шалаев тупо смотрел сквозь мать, а потом, стиснув зубы в отчаянии, махнул рукой.

– На сцену! Обе! Делать нечего. А там, авось, никто ничего не поймет.

Происходящее Алиса запомнила плохо. Генеральный прогон прошел отвратительно. Актеры, перепуганные внештатной ситуацией, то и дело путались в репликах и забывали текст. Костюмеры спешно искали наряды для новых актрис. Все происходящее сильно смахивало на кошмарный сон. Алиса едва успела провести в зал Женьку и усадить ее на боковых местах, где обычно располагалась пресса и приглашенные безбилетники. Последнее, что Алиса запомнила перед выходом на сцену, было неестественно спокойное лицо матери, которая тонула в слишком большом для нее платье и отрешенно перебирала бусины жемчужного ожерелья как четки. Шалаев рвал на себе волосы. В зале витала атмосфера неминуемого провала.

Атмосфера, надо сказать, себя оправдывала. Женька, нервно ерзавшая в кресле прямо перед сценой, с ужасом ждала, что сейчас ее лучшую подругу закидают тухлыми помидорами. Актеры играли из рук вон плохо. Даже Шалаев, игравший Гамлета уже почти тридцать лет, поставивший этот спектакль (а временами имевший наглость заявлять и о своем авторстве на это произведение) забывал текст и дважды, не слыша подсказок суфлера, нес полную околесицу. Органично на сцене выглядели только Алиса, и, что удивительно, ее мать, совершенно одеревеневшая от страха, отчего королева в ее исполнении получилась чопорной и по-настоящему английской. После первого акта из зрительного зала послышались жидкие хлопки. Алисе было все равно. Ее даже забавляла беспомощность режиссера и других актеров. Может быть, именно поэтому во втором отделении она и решилась на невероятный финт, в корне переломивший ход спектакля.

Зал и без того следил за тоненькой и хрупкой Офелией, которая с дрожью в голосе объяснялась в любви к потасканному Гамлету. Однако Алиса этого не ведала. Исполняя сцену безумия, она выскочила к публике в белом пеньюаре и букетом хризантем, оставив занюханный веник из искусственных цветов за кулисами. Шалаев явно не ожидал, что Офелия, подбежав к краю сцены, вместо унылого хождения по ней изберет другой путь.

– Ты куда поперлась? – прошипел Гамлет из-за кулисы, но Алиса не слышала его и медленно спускалась в зал, переступая босыми ногами по бархатной дорожке. Зал как завороженный смотрел как юная актриса, не переставая говорить свой безумный монолог, идет вглубь, обрывая лепестки цветов и разбрасывая их.

– Вот розмарин, – неживым голосом произнесла Алиса, высыпав на колени тучной дамы в пошлом вечернем платье горстку лепестков, – это для воспоминания. А вот троицин цвет, это для дум…

Дама заглянула в широко раскрытые пустые глаза Офелии и поежилась, а Алиса повернулась в другую сторону, где с насторожившимися охранниками сидел губернатор.

– Вот маргаритки, – кротким и каким-то потусторонним голосом объявила Алиса и протянула губернатору оторванные от стеблей цветы. Охранник настороженно пошевелил ушами, нервно дернулся и протянул руку, но Алиса высыпала цветы на пол. – Я бы подарила вам фиалок, но все они увяли, когда умер мой отец… Говорят, он умер хорошо…

Алиса замолчала и, пошатываясь, побрела прочь. Дойдя до середины зала, Алиса повернула назад, чувствуя, что ее время на исходе и монолог вот-вот закончится. Тишина, воцарившаяся в зале, была оглушительной. Шалаев нервно скрипел зубами за кулисами. Поднимаясь по ступенькам на сцену, Алиса наступила ногой на пеньюар и рухнула. Зал дружно охнул. Алиса поднялась и со странным лицом и совершенно пустым взглядом произнесла последнюю фразу.

Ей удалось уйти за кулисы не хромая, хотя ушибленная нога жутко болела. В третьем действии Алиса была уже не нужна. Она наблюдала из-за кулисы, как дело медленно, но верно катится по накатанным рельсам. Правда, Шалаев, сбитый с толку выходкой Алисы, в своем монологе назвал Йорика Юриком, но этого почти никто не заметил. Только Женька нервно хихикнула, да раскатисто рассмеялся импозантный мужчина, сидевший рядом с губернатором. Мать, отравившись напитком для Гамлета, слегка переигрывала в своих корчах, но в целом не сказать, что действия было отвратным. Гамлет вяло рубился с Лаэртом на дуэли. Алиса почувствовала жгучее желание выйти и помочь им порубить друг друга в мелкую капусту, однако Шалаев, уязвленный тем, что какая-то пигалица вызвала такой ажиотаж, затягивал сцену. Умирал раненый отравленным клинком Шалаев столь неестественно, что желание добить его в милосердных целях появилось не только у Алисы.

– Ну, мать, ты сильна! – восторгалась восхищенная Женька, помогая Алисе облачиться в ее увенчанный бисером наряд. – Это же надо было так сыграть… Я прямо прослезилась, когда ты руки на себя наложила. А уж когда ты в зале губернатору в морду стала цветы швырять, я вообще офигела.

– Я губернатору в лицо цветы швыряла? – удивилась Алиса.

– Ну, ему в морду ты не попала, все принял на себя тут мужик, что вручил тебе этого монстра, – Женька кивнула на огромный букет роз, – но впечатление ты произвела колоссальное. Да и маменька твоя была совсем не плоха.

Алиса улыбнулась. Она совершенно не помнила, как выходила на поклон, как звучали аплодисменты, как ей вручали цветы. Шалаеву, кстати, в этот раз досталось всего три чахлых гвоздички. Алиса же уволокла за кулисы охапку роз. Даже ее маме перепало больше славы, чем заслуженному артисту Шалаеву.

– Вот будет смешно, если на следующем спектакле Шалаева повторит твой финт, – хихикнула Женька.

– Думаешь, больше играть Офелию мне не светит? – спросила Алиса.

– Честно сказать, вряд ли. Такого успеха тебе не простят, особенно эти старухи. Но я бы на это посмотрела…

Женька оказалась права. Сразу после премьеры Шалаева, сидевшая на спектакле под плотной вуалью, вернулась на сцену и действительно попыталась выйти в зал, но престарелая Офелия, неуклюже спускавшаяся по ступенькам, вызвала в зале нервные смешки. Но это случилось уже после приема.

Шалаеву все-таки удалось оттянуть на себя часть славы. Он разглагольствовал о новаторстве, о том, что именно ему в голову пришел этот поход в зал безумной Офелии, но, представляя Алису губернатору, он так стиснул ее плечо, что она сжала зубы от боли и что было силы наступила ему каблуком на ногу.

– Ох, простите, я такая неловкая, – сконфуженно извинилась она и отошла в сторону. Шалаев проводил ее злобным взглядом. Алиса отошла к столику с шампанским и закусками, которые уничтожались актерами, словно те были голодной саранчой.

– Держи, – сказала Женька и сунула Алисе бокал с шампанским. – Икру уже сожрали, так что зря ты там любезничала с ними. Я, правда, тебе пару бутербродов заховала. Чего этот хрен престарелый на тебя так посмотрел, как бомж на лебедя?

– Я ему ногу отдавила, – ответила Алиса, – а он мне синяк поставил, кажется…

– Но все было сделано невероятно изящно, – вмешался в разговор мужской голос. Алиса и Женя обернулись, причем Женька сразу расплылась в улыбке, и сделала попытку присесть в реверансе.

– Ах, это вы… – прошепелявила она.

– Ах, это я, – улыбнулся мужчина.

– А это моя подруга Алиса, – произнесла Женька и подтолкнула Алису к мужчине поближе. – Она играла Офелию.

– Да, я помню, – кивнул мужчина. Женька подтолкнула Алису еще ближе и зашипела в ухо: – Улыбайся, дура, это же Мержинский!

Алиса припомнила, что так зовут спонсора, и радостно улыбнулась. Она смутно припомнила, что именно этот высокий, импозантный мужчина и вручил ей шикарный букет роз.

– Очень рада знакомству, – пропела она весьма любезным тоном. – Такая честь познакомиться с известным меценатом…

То ли Алиса еще не отошла от роли, то ли ей на минутку захотелось сбить спесь с этого лоснящегося богатством мужика, но в ее голосе прозвучала ирония. Женька посмотрела на подругу с неудовольствием.

– Вы не обращайте на нее внимания, – затараторила она. – Это ей после Офелии башенку скособочило. А так она вполне смирная и адекватная.

– Заткнись, – прошипела Алиса сквозь зубы. Мержинский рассмеялся. Это был гогот довольного жизнью человека. Женька припомнила, что именно он разделил ее настроение, когда Шалаев назвал Йорика Юриком. Шалаев, точно услышав ее мысли, подскочил к ним.

– Ах, Владимир Леонидович, какая честь для нас… какая честь… Мы так рады вашему присутствию… – тараторя эти бессмысленные фразы, Шалаев делал попытки оттеснить Алису костлявым бедром.

– Я тоже очень рад, – усмехнулся Мержинский. – всегда приятно посмотреть, во что ты вкладываешь деньги.

– Да, да, вы правы, – трещал Шалаев. – Ведь служение искусству не терпит суеты, а мы все люди смертные…

– Это вы к чему? – спросил Мержинский. Шалаев, беспардонно перебитый, разгоряченный выпитым, замахал руками, как ветряная мельница.

– Только тонко чувствующий человек может поддержать искусство в трудную минуту, – заключил Шалаев. – Нашу страну всегда отличали щедроты знатных и богатых людей. Вот, к примеру, Шереметьевы…

– Простите, Алиса, а из чего сделан ваш наряд? – внезапно осведомился Мержинский, отстранив Шалаева, словно марионетку. Беседовать о Шереметьевых его явно не вдохновляло.

– Это бисер, – любезно ответила Алиса. – Камни – аметисты, а вот это, – Алиса ткнула пальцем в ожерелье, с которого свисал кулон, – это чароит.

– Волшебное название, – улыбнулся Мержинский, и Алиса подумала, что улыбка у него добрая.

– Это, между прочим, она сама делала, – влезла Женька. Алиса зыркнула на нее, но той было уже море по колено.

– Так вы еще и рукодельница? – улыбнулась Мержинский еще шире. Алиса скромно потупила взор, надеясь, что ей удалось покраснеть. Женька же решительно схватила Мержинского за рукав.

– Владимир, вы не находите, что здесь довольно душно?

– Нахожу, – кивнул он. – Да и бутерброды все съедены. Предлагаю поехать в ресторан, отметить ваш дебют. Вы согласны, Алиса?

– Я согласна на все сто, – влезла Женька. Шалаев придвинулся ближе и открыл рот, но энергичная Женька легко задвинула его в угол. – Алис, поехали. Здесь и правда уже делать нечего. Мама твоя уже уехала, даже цветы увезла… а отдыхать еще рано. Я бы повеселилась.

Алиса криво усмехнулась и пожала плечами.

– Вот и отлично, – обрадовался Мержинский и повел обеих девушек к выходу. Алиса сделала Женьке страшные глаза, но та только оттопырила вверх большие пальцы на руках.

– Ты чего затеяла? – тихо спросила Алиса в машине. Мержинский сидел впереди и вроде бы шепота подруг не слышал.

– Дура, ты что, не видишь, он на тебя запал, – шипела Женька. – Пользуйся моментом, пока тебе судьба улыбается. Это тебе не с Лешкой на дискотеке обжиматься.

– Девушки, вы там не обо мне разговариваете? – осведомился Мержинский.

– Нет, мы о своем, о девичьем, – ответила Женька. – Вот, обсуждаем, какую кухню мы предпочитаем в это время суток.

– И к чему вы пришли?

– Ну, раз датской кухни в городе нет, поедим европейской, – заключила разумная Женька. Мержинский рассмеялся и велел шоферу ехать в ресторан с европейской кухней.

Пребывавшая в каком-то ступоре Алиса плохо запомнила этот вечер. Она что-то жевала, что-то послушно пила постоянно подливающего в ее бокал Мержинского, улыбалась шуткам Женьки и сама что-то говорила, но все проносилось как в тумане. Она не заметила, как куда-то пропала Женька, как она сама кружилась в томном танце в объятиях Мержинского и отвечала на его поцелуи в машине. Потом был жар и безумие ночи, с ароматом цветов, крепкого мужского парфюма и горячего пота. Алиса впервые в жизни не ощущала своего тела, не принадлежащего ей в эти минуты, слагавшиеся в часы. Ночь плыла перед ее глазами, огни настольных ламп прыгали в неистовом ритме так, что Алиса боялась открыть глаза. А рядом, на ней, сверху, сбоку, сзади был кто-то большой, горячий и обжигающе страстный, как черный кофе с ирландскими сливками, как матадор перед решающим выходом, как песчаная буря… Кто-то сильный и огромный, как мир, подчинивший ее себе без всякого сожаления, заставивший согнуться побегом ивы и полностью отдаться могучим порывам. Кажется, она слышала стоны, и, кажется не только свои. А потом все светляки мира брызнули из-под ее ног вверх фейерверком, чтобы через мгновение рухнуть вниз и погаснуть навсегда.

Алиса проснулась рано от грохота, невероятного неудобства и головной боли. Грохотало что-то совсем рядом, прямо над ее ухом. А еще оно дышало жаром в шею и тяжело покоилось на ее руке. Алиса открыла глаза и поморщилась. Что-то кололо ей спину, словно она лежала на простынях, полных засохших хлебных крошек. Не выключенный ночник бил резким светом прямо в глаза. Грохот не прекращался. Алиса тихо застонала и повернула голову в другую сторону.

Рядом с ней в огромной, какой-то космической кровати лежал мужчина и оглушительно храпел. Алиса потрясла головой и пристально уставилась в помятое лицо мужчины, и оно показалось ей знакомым. Залысины, ежик русых, местами подернутых сединой волос, пухлые губы… Где-то совсем недавно она видела это лицо, по детски трогательно пускающего слюни на подушку.

Алиса осторожно потянула руку на себя. Мужчина пошевелился, что-то невнятно пробормотал и сграбастал свободной рукой Алису, прижав ее к себе. Алиса слабо пискнула и замерла. Мужчина прижался небритой щекой к ее спине, удовлетворенно вздохнул и снова засопел.

Бок что-то немилосердно кололо. Алиса сунула руку под одеяло и попыталась стряхнуть налипшие на простыни крошки. После ее нервных движений на пол с сухим шелестом посыпалось что-то мелкое. Алиса зацепила кончиками пальцев пару крошек и глухо простонала, когда увидела в своих руках сиреневый бисер.

– Кердык накидке, – констатировала она, не пытаясь понизить голос. От этого звука мужчина пошевелился и, выпустив ее из своих жарких объятий, повернулся на другой бок. Алиса немедленно воспользовалась этим и выскользнула из-под одеяла. На ней не было ничего, кроме ожерелья из аметистов и чароита, чудом не пострадавшего в любовной горячке. Девушка на цыпочках, не обращая внимания на впивающийся в ступни бисер, собрала разбросанное по комнате белье и одежду. Найти сумочку было сложнее. Бисерная накидка валялась на полу, и ее состояние было плачевным. Алиса сложила накидку в сумку, как могла, собрала пригоршни бисера и аметистов с пола и осторожно пошла к дверям. Мержинский спал. Уже выходя, Алиса бросила на его лицо последний взгляд, и ей стало смешно. Было в этом лице что-то трогательное и беззащитное, несмотря на его абсолютную мужественность.

За дверью оказалась лестница, ведущая на первый этаж. Прямо у последней ступеньки на спине, задрав лапы кверху, спал ротвейлер, пускающий точно такие же слюни, как и его хозяин. Алиса нерешительно остановилась. Собак она не боялась, но ротвейлер – это все-таки не болонка, от которой можно отмахнуться. Алиса нерешительно пошла вниз, приготовившись влететь в спальню при первом же рыке собаки, но пес, проснувшийся от ее легких шагов, только посмотрел на нее осоловелым взглядом и горестно вздохнул.

– Хорошая собачка, – проговорила Алиса, нащупывая рукой дверную ручку. Та подалась легко, и Алиса оказалась во дворе дома. Вокруг было тихо, только просыпавшиеся птицы начинали весело приветствовать новый день. У ворот стоял громадный как танк «Линкольн» серебристого цвета, на котором они, судя по всему, сюда и приехали. Ворота были заперты и открывались, видимо, с пульта. Алиса неприлично выругалась, но тут же увидела дверь, запертую на обычный засов. Его удалось открыть без труда.

Захлопнул за собой дверь, Алиса огляделась по сторонам, стараясь понять, где это она находится. Попытки пространственного ориентирования ни к чему не привели. Название улицы ей ни о чем не говорило. Вокруг словно близнецы стояли горделивые особняки, с наглухо запертыми воротами. Алиса прищурилась и уставилась на исчезающую впереди дорогу. Там уже начинал греметь просыпающийся город. Алиса вздохнула и полезла в сумку. Мобильный был на месте, кошелек тоже, но денег в нем было кот наплакал. Алиса позвонила Женьке и выслушала отчужденно вежливый голос оператора, что подруга находится вне зоны сети.

– В гробу бы я видала такие приключения, – вздохнула Алиса и, звонко цокая каблуками, пошла по асфальту. Энтузиазм улетучился после первого же дорожного указателя, гласившего, что до города ей необходимо будет пройти четыре километра. Для Алисы, привыкшей бегать по утрам, это не было таким уж большим расстоянием, но идти в туфлях на высоких каблуках было тяжело. Но делать было нечего. Алиса пошла вперед, чувствуя себя невероятно несчастной. Позади отчетливо послышался шум мотора. Алиса отошла на обочину и махнула рукой, запоздало подумав, что наверняка выглядит как чучело и жители местных домов ни за что не подберут ее. Черный джип пролетел мимо нее. Алиса опустила руку, но машина вдруг затормозила и задним ходом подобралась к ней. Темное стекло поползло вниз.

– Проблемы, красавица? – донесся из темной пещеры салона веселый мужской голос.

– Мне бы в город, – заискивающе попросила Алиса. – На работу к девяти, а тут такая оказия…

Алиса беспомощно похлопала ресницами и развела руками, словно приглашая оценить ее ущерб. Мужчина в салоне, видимо так и сделал и увиденным остался доволен. Дверца призывно открылась, и Алиса впорхнула внутрь.

– Ой, спасибо, – обрадовано прощебетала она, надеясь, что выглядит полной идиоткой, – а то я думала мне пешком придется идти.

– Чего ж не отвез никто? – рассудительно осведомился мужчина. Алиса застенчиво улыбнулась, не преминув разглядеть мужчину с ног до головы.

– Так спят все, – кротко ответила она, прикидывая, долго ли ей удастся прикидываться круглой дурой. Главное до города добраться, а там можно и на троллейбус пересесть… Мужчина хохотнул и рванул с места так, что Алису вдавило в спинку кресла.

– Как зовут красивую девушку? – весело осведомился он.

– Алиса.

– О, как! – восторженно причмокнул мужчина, – Алиса из Страны чудес. И где ты трудишься?

– В театре, – хлопнула ресницами Алиса.

– Актриса что ли?

– Актриса.

Мужчина улыбнулся и покачал головой.

– Актрис я еще ни разу…, – начал он, но потом осекся и добавил чуть более смущенно, – не подвозил. А меня Михаилом зовут.

Всю дорогу Михаил болтал как заведенный. Он сообщил, что у него свой бизнес, прозрачно намекнул, что собирается разводиться, нахально выпросил у Алисы телефон и притормозил неподалеку от ее дома.

– Ну, пока, красивая, – оскалился он на прощание, – жди в гости. Тортик пеки. Приеду свататься.

– Не сильна я в кулинарии, – усмехнулась Алиса, с которой как только она вышла из машины слетела шелуха всеобщей недоразвитости. Михаил эту перемену заметил, и уголок его рта резко дернулся вверх.

– Эх, лиса Алиса, – усмехнулся он, но на этот раз его усмешка была ехидной, а яд так и капал с небритой физиономии, – сколько же мужиков ты вокруг пальца обвела? Телефончик то хоть верный?

– Проверь, – предложила Алиса. Михаил набрал на своем телефоне номер, и тут же мобильный весело зачирикал в сумочке Алисы.

– Верный, – кивнул Михаил. – И на том спасибо. Ладно, бывай, лиса Алиса, тортик я сам прикуплю на всякий случай. Чай-то хоть заваривать умеешь? Или мне в пакетиках купить?

– Умею, – ответила Алиса и потянула на себя тяжелую дверь подъезда. – Спасибо, что подвез.

Михаил что-то хотел ответить, но Алиса уже скрылась в темном чреве подъезда. Через пыльное окно она увидела, как отъезжает черный джип. Алиса рассмеялась и побежала к себе на второй этаж.

Мать уже не спала и пребывала в состоянии радостного возбуждения. Она даже приготовила завтрак. Алиса с удивлением и легкой брезгливостью осмотрела стол с подсохшим сыром, сырокопченой колбасой, порезанными на ломтики апельсинами, почерневшими дольками яблок и пригоршней шоколадных конфет в треснутой хрустальной вазочке, оставшейся еще от семейной жизни с отцом. Алиса прекрасно понимала, что все эти продукты остались от вчерашнего пиршества в театре. Очевидно мать, улизнувшая с середины приема, ухитрилась взять гуманитарную помощь на дом. Венчала это варварское великолепие початая бутылка вина.

– Доченька, это был наш триумф, – всплеснула она руками. – Теперь дорога на сцену для нас открыта! Боже, как нам аплодировали! Сам губернатор вручал мне цветы! Теперь для меня начнется новая жизнь!

Алиса устало скинула туфли с ног и нащупала старые стоптанные тапки. Мать в состоянии полной экзальтации высилась над ней, как Пизанская башня.

– Меня фотографировал сам Коротков, – продолжала мать, – это значит, что мои фото появятся на страницах всех газет…

Алиса не прерывала щебетания матери, шагая по квартире в свою комнату. Там на письменном столе, в стеклянной банке красовался букет роз, подаренный Мержинским. Это яркое пятно сразу выделялось на фоне общей нищеты и серости. Алиса стянула с себя платье и бросила его на спинку стула.

– Алисочка, а где твоя накидка? – вдруг всполошилась мать. – Я хотела одолжить ее у тебя на следующий прием…

– Порвала, – раздосадовано ответила Алиса. – Зацепила где-то и не заметила. Кранты накидке… Вон, в сумочке собрала, что нашла. Жалко…

– Жалко…, – эхом повторила мать, но тут же расцвела в улыбке. – Пойдем, покушаем? Там, правда бутербродики еще были с икрой, но я их съела, ты уж прости… Я уже сто лет икры не ела.

– Да на здоровье, мама, – отмахнулась Алиса. – Я и не голодна. Может быть, ты мне принесешь сюда чаю? Я так устала…

– Конечно, конечно, деточка… – засуетилась мать и убежала на кухню. Вскоре оттуда донесся грохот передвигаемой посуды. Алиса рухнула на диванчик и вытащила из сумочки сотовый. Надо было найти Женьку.

– Алло, – послышался из трубки сонный голос подруги.

– Ты где, балбеска? – рассердилась Алиса. – Куда ты из кабака делась?

– Дома я, – сонно ответила Женька. – Я вчера мужика склеила, с ним и уехала. А ты как? Как наш меценат? Ты вообще где?

– Дома я, – ответила Алиса. – Раз уж ты все равно проснулась, – приходи. Тебе в салон к десяти?