Детектив перед сном

11

Когда Чэд осведомился у миссис Фенвик, не сможет ли он переговорить с Робертом Уэйдом, та одарила его таким взглядом, который мог бы пробуравить и стену.

— Мы больше не имеем с Робертом никаких дел, и я не знаю, где он, — сухо ответила она и захлопнула дверь перед самым носом Чэда.

Тогда Чэд принялся размышлять, где он сможет найти Роберта Уэйда, а потом, словно следуя внезапному озарению, погнал свою машину к рыночной площади. Там находилась конечная остановка многих омнибусных маршрутов, которые соединяли Крайстчерч с другими городами, в том числе и с Броксли. Чэд остановил свою машину перед питейным заведением «Пират в бочке» и хотел было пройти к билетным кассам, но вдруг бросил случайный взгляд в открытую дверь кабачка и остановился.

Присмотревшись, он удостоверился, что глаза его не обманули, хотя Роберта Уэйда почти невозможно было узнать. На нем был модный, сшитый у портного костюм, а чемодан стоил, вероятно, фунтов двадцать, не меньше. Прежде чем сесть на табурет рядом с Робертом Уэйдом, Чэд оглядел помещение кабачка. По обеим сторонам были расположены ниши в форме огромных винных бочек, в которых посетители чувствовали себя скрытыми от любопытных взоров. В проходе между «бочками» с низкого потолка свисали модели старых фрегатов и каравелл, чучело крокодила и необычно длинный, нагоняющий страх «меч» меч-рыбы. Вероятно, все это были вещи, относящиеся ко времени Мердока, легендарного капитана и главаря пиратов. Пиратские ножи, сабли и кинжалы, украшавшие стену позади стойки, должны были напоминать посетителям о том, как в давние-давние времена капитан Мердок и его храбрый соратники мыли в виски свои обагренные кровью руки и пропивали в этом трактире награбленные богатства.

— У меня такое чувство, будто вы меня разыскивали, чтобы поговорить со мной, — сказал Роберт Уэйд. — Ну, выкладывайте, в чем дело?

Он был в хорошем настроении и ни чуточки не удивился появлению Чэда.

— Вы, я вижу, собираетесь удрать от своей любимой сестрицы, и удрать надолго? Что ж, я вполне вас понимаю, — Чэд поддержал шутливые интонации Роберта Уэйда.

— Ничего вы не понимаете, — возразил Уэйд с таким видом, словно у него болят зубы. — Если б вы познакомились с моей сестрицей и ее супругом немного поближе, то у вас, так же как и у меня, было бы лишь одно желание: обратно в тюрьму; только метровые стены могут оградить от таких родственников.

Уэйд, нисколько не стесняясь, — он, очевидно, подозревал, что Чэд проинформирован о его славной жизни, — заявил, что два года тюрьмы за попытку похитить ожерелье — абсолютно справедливое наказание, ибо он совершил при этом такой промах, на который не имел никакого права.

— Смешал в одну кучу профессиональные интересы и личные, если можно так выразиться. Дело в том, что дама оказалась не только не пьяной, — а женщины, когда они еще не потеряли рассудок и должны преодолевать естественную стыдливость, кажутся мне более желанными, — она оказалась еще и настоящей леди, сердце которой было отдано мне. Вы понимаете, что я имею в виду?

Чэд понимающе кивнул.

— Ну, а как вам пришлось в тюрьме, не слишком плохо? — искренне поинтересовался он.

— Нет, я бы этого не сказал, — заметил Уэйд. — Вы знаете, меня назначили там помощником библиотекаря, и я смог довольно основательно заняться самообразованием, особенно историей Англии девятнадцатого и начала двадцатого веков. Такое совершенствование знаний прямо-таки необходимо в нашей профессии.

— Необходимо? Как это понимать? — Чэд посмотрел на него удивленными глазами.

— Сейчас объясню. Видите ли, дело в том, что когда наша славная империя перестала быть империей, а из колоний стали возвращаться на родину бывшие генералы и чиновники, то сразу же возникла необходимость научиться беседовать и с ними… С генералом лучше всего толковать о выигранных войнах. Начинаешь хвалить его, льстишь его идиотскому тщеславию, а потом — еще до того, как он успеет сообразить, что к чему, — избавляешь разбогатевшего простофилю от излишне тяжелого бумажника.

— У меня к вам еще один небольшой вопрос, — перебил его Чэд. — Скажите, ведь это вы — только смотрите мне в глаза, — это вы довели Касл-Хоум до такого состояния, словно там носороги в волейбол играли?

— Я сделал не только это! — Уэйд снова осушил свою рюмку и даже пустил слезу от умиления. — Мотор с вашей лодки снял тоже я, сейчас он покоится где-то на дне океана.

— Да, чудесную ночь мне довелось провести! Приятное общество, кругом — ни души. Я никогда об этом не забуду, дружище, — заверил его Чэд. — Может быть, человек с бритвой в руках, который снял головки с моих ангелочков, — это тоже вы?

— Конечно, — с гордостью сознался Уэйд. — Но бритва существует только в вашей фантазии. Я пользуюсь исключительно столовым прибором, состоящим из ножа, ложки и вилки, — он сделал небольшую паузу. — А теперь, с вашего позволения, я тоже задам вопрос. Скажите, не вам ли я обязан этой шишкой? — он нагнул голову и постучал пальцем по затылку.

— Вы имеете в виду ловушку, которую я поставил в подвале?

— Я так и предполагал… Но я не обижаюсь, вы были, так сказать, ночным сторожем, охранявшим самого себя, — репликам Уэйда нельзя было отказать в остроумии.

— А что вы скажете по поводу канистры с керосином?

— Она уже была в подвале, когда я в первый раз спустился в него. У меня нет привычки сжигать свои жертвы живьем. Я считаю это бесчеловечным.

— А история со сливками? — продолжал допытываться Чэд.

— Вы имеете в виду яд? — голос Уэйда задрожал от возмущения.

— Слабительное, — сухо уточнил Чэд. — Но в больших дозах оно может действовать как яд.

Уэйд поднял руку.

— Клянусь, что не имею к этому никакого отношения, — из-за отсутствия библии он поднял глаза к небу или, точнее, к прокуренному потолку кабачка.

— А кто же имеет к этому отношение? Может, ваша любимая сестрица?

— Вы имеете в виду эту старую, вечно брюзжащую ханжу, эту ходячую подушку для иголок? — Уэйд произнес эти слова с такой ненавистью, что усомниться в их искренности было просто невозможно. Он целую минуту жадно ловил ртом воздух, прежде чем смог вновь обрести душевное равновесие. Потом сказал: — Дружище, вполне возможно, что это — дело ее рук. Это такая коварная особа, что я с удовольствием вручил бы орден тому человеку, который отправил бы ее на тот свет.

— Я хотел бы еще задать один важный вопрос, — очень важный. Речь идет о человеческой жизни, которая, как я полагаю, для вас священна.

— Да, человеческая жизнь для меня священна, человек живет только один раз.

— Кто в Касл-Хоуме убил женщину?

Уэйд мгновенно стал таким трезвым, словно все это время потягивал только содовую воду, а не опрокинул в себя шесть-восемь рюмок виски.

— Какую женщину?

Чэд рассказал обо всем случившемся.

Глаза Роберта Уэйда сощурились, подбородок подался вперед.

— До этой самой минуты я абсолютно ничего не знал об убийстве, — сказал он, еле шевеля губами. — Но кое-какие мысли на этот счет у меня есть.

— Какие мысли? — быстро перебил Чэд.

— Этого я вам не могу сказать. Скажу только: если мое предположение хоть частично подтвердится, кое-кому придется держать передо мной ответ.

— Вы думаете, ваши родственники в какой-то степени замешаны в этом убийстве?

— От них всего можно ожидать, — ответил Уэйд. — У них даже хватит наглости и меня обвинить в убийстве. Вам обязательно нужно будет передать нашу беседу инспектору?

— Джордж Абернати — мой близкий друг, и если я о чем-нибудь ему расскажу, то можете быть уверены, он воспримет все точно так же, как и я. Иначе говоря, можете не беспокоиться — труп незнакомки не станут искать в вашем чемодане. Но чтобы поставить все точки над «i», я бы хотел получить от вас еще одно объяснение, которое рассеет мои последние сомнения.

— Вероятно, вы хотите узнать, что я искал в Касл-Хоуме? — Уэйд попал в самую точку. Именно это и хотел узнать Чэд. — Хорошо, я скажу вам. Я перерыл весь дом, начиная с верхнего кирпича дымоходной трубы и кончая подвалом, в поисках одной жестяной шкатулки.

— А что в ней хранится?

— Этого я не знаю. Какие-то обвинительные документы.

— Хорошо, я вам верю. Может, еще по рюмочке виски?

— По последней. Мне скоро ехать, а я не хотел бы лишиться водительских прав — это при моей профессии может сыграть злую шутку.

— Зачем вам права, если вы едете на омнибусе?

— Кто вам сказал, что я собираюсь ехать на омнибусе? — на лице Уэйда застыла улыбка. Его злость уже улетучилась. — Я хотел бы дать вам добрый совет. Вы, наверное, тоже попытаетесь отыскать шкатулку с документами. Это будет лишь напрасная трата времени. Вы не найдете ее, даже если распилите весь дом на маленькие кусочки. В Касл-Хоуме шкатулки нет, это абсолютно точно, ее не может там быть, иначе я нашел бы, — заявил Уэйд. А потом добавил наставительно, — в нашей профессии, так же как и в любой другой, немало и халтурщиков, и знатоков, и мастеров высшего класса, «звезд» первой величины. И я, несмотря на свою скромность, хотел бы заявить вам со всей категоричностью, что отношусь именно к «звездам». И дело тут не в пятнадцатилетней практике и не в сотне отелей, в которых мне пришлось побывать, а в моих прирожденных способностях. Это просто шестое чувство, нечто трансцендентальное. И если я в какой-либо комнате или в каком-либо доме ничего не нашел, то, уверяю вас, настоящий ясновидец тоже уйдет оттуда с пустыми руками. Кто-то уже унес шкатулку из Касл-Хоума — это так же точно, как и то, что «Big Ben»[2] все еще продолжает красоваться на берегу Темзы.

— В вашем лице страна потеряла настоящего поэта, — с похвалой заметил Чэд.

— Не спешите с выводами, — Уэйд соскользнул с табурета. — Ведь в любой момент может случиться — в жизни всякое бывает, — что я попаду в лапы юстиции, этой продажной девки, и вот тогда-то — дело это решенное — я начну писать мемуары, тогда-то во мне и проснется подлинный художник. И человечество узнает, что всю свою жизнь я только и делал, что собирал материал для небывалой книги…

— Я тоже собираю материал для книги и надеюсь, что судьба не заставит меня в скором времени протянуть ноги.

— Если вы действительно привязаны к своей подружке — миловидная девчонка, только язычок ее, так сказать, словно цветник, заросший крапивой, — то советую застраховать свою жизнь на крупную сумму, это никогда не повредит. — После этой очень образной характеристики Джун и не менее впечатляющего совета Уэйд собрался уйти, но не успел.

Уже по тому, как открылась дверь и как она захлопнулась, оба собеседника поняли, что кто-то вошел с намерениями отнюдь не миролюбивыми.

Это была миссис Фенвик. То, что она замышляла какую-то пакость, мужчины поняли сразу, но к их чести, ожидали приближавшуюся к ним опасность с завидным бесстрашием.

— Ах, это ты, дорогая сестренка, — приветствовал ее Уэйд. — Ты, наверно, пришла со мной попрощаться и выпить за мое здоровье двойную порцию виски? — Он сделал паузу, а потом, уже сухо, добавил, — ты — змея в образе крокодила!

— Где мое ожерелье?

— Неужели ты пришла ради него? Не беспокойся, оно в такой же безопасности, как если бы лежало в сейфе Английского банка.

Миссис Фенвик обладала удивительной способностью: она могла без передышки изливать на свою жертву бесконечные потоки гадких слов. Но на этот раз она сразу перешла к решительным действиям. Она молниеносно схватила за ручку чемодан, повернулась и направилась к выходу из трактира.

К удивлению Чэда, это совсем не взволновало его собеседника. Уэйд медленно допил свою рюмку, и лишь когда миссис Фенвик с чемоданом дошла до дверей, повернулся в ее сторону и спросил:

— Минутку, дорогая сестричка, что тебе, собственно, известно относительно трупа?

— Какого трупа? — выдавила миссис Фенвик.

— Того самого, который этот господин обнаружил в холле своего дома и который потом вдруг бесследно исчез.

На лице миссис Фенвик можно было прочитать и растерянность, и удивление, и смятение, и даже ужас. Должно быть, это известие настолько парализовало ее, что пальцы, обладающие хваткой хищной птицы, непроизвольно разжались, и чемодан грохнулся на пол.

Уэйд взял свою рюмку, но увидев, что она пуста, с печальной миной поставил ее обратно на стойку.

— Английская полиция, дорогая сестричка, — лучшая в мире, если речь идет о том, чтобы выследить и схватить убийцу, это несомненно. God save the Queen,[3] — добавил он без всякой связи.

— Зачем ты мне все это говоришь, какое отношение я имею к убийству? — спросила миссис Фенвик, но на этот раз свойственные ее голосу злобные нотки исчезли.

— Не знаю — ты имеешь к нему отношение или твой бесценный супруг, или вы оба, или же кто-нибудь из вашей братии, — меня это, в общем-то, не интересует. Этим вопросом займется полиция. А я тебя только прошу: не рассказывай мне сказки, будто ты ничего не знаешь.

— Я ничего не знаю ни о трупе, ни о его исчезновении; ни я, ни Джеймс не имеем к этому никакого отношения.

— Полиция твоим сказкам не поверит, не верю им и я, — Уэйда внезапно охватила ярость. — Ты наверняка знаешь что-либо об этом деле, ведь оно тесно связано с тем поручением, которое я получил от вас. И несмотря на это, ты заставила меня обшарить Касл-Хоум и тем самым чуть не навлекла на меня подозрения, будто я каким-то образом замешан в этом убийстве. Если б мое прошлое не было таким безупречным в этом отношении, инспектор Абернати уже давно засадил бы меня за решетку, и у меня не было бы возможности доказать, что эти руки, — он протянул свои длинные пальцы, — не проливали невинной крови. Вот так-то! И теперь тебе, наверное, станет понятным, почему я взял в качестве возмещения эти несчастные фамильные драгоценности, которые сами по себе не стоят даже тысячи фунтов, и почему я собираюсь сохранить их у себя.

Миссис Фенвик не знала, как ей поступить; потом, против всякого ожидания, она вдруг снова схватила чемодан и молча направилась к выходу.

— В нем — только грязное белье! — ухмыляясь прокричал ей Уэйд. — Пришли его мне в Лондон, когда выстираешь и выгладишь.

Когда миссис Фенвик захлопнула за собой дверь, Уэйд снова обернулся к Чэду.

— В награду за вашу сдержанность, которую вы проявили во время этой сцены, я позволю себе дать вам ценный совет. Если вы подозреваете, что убитая когда-либо жила в Крайстчерче и имеет отношение к загадочным событиям в вашем доме, обратитесь к Дэвиду Лайнору, архивариусу газеты «Крайстчерч-таймс». У него феноменальная память, к тому же архив у него в таком образцовом порядке, что он сможет ответить вам на любой вопрос, касающийся этого гнездышка.

Крепко пожав Чэду на прощание руку и предоставив ему возможность расплачиваться по счету, Роберт Уэйд вышел из кабачка. Когда несколько минут спустя Чэд тоже вышел на площадь, его поджидала новая неожиданность: машины не было. Несколько секунд Чэд стоял, словно обалделый, а потом, мучимый злыми предчувствиями, плюнул на мостовую и помчался к тому месту, где оставил машину. Ее действительно не было, как он ни пялил глаза во все стороны. Но потом Чэд все-таки кое-что заметил. К деревянному столбику была приколота иголкой от галстука записка весьма лаконичного содержания:

«Я одолжил у Вас на несколько часов машину. Вы найдете ее в Броксли на площади перед вокзалом. Расходы горючего будут восполнены. С сердечным приветом.

Ваш Роберт Уэйд».

Чэд долго раздумывал о том, сердиться ему или смеяться, но в конце концов не выдержал и расхохотался.

12

На террасе Касл-Хоума, откуда можно было видеть ряд старых деревьев, освещенных лучами заходящего солнца, сидели Чэд Оливье, Джун и Джордж Абернати.

Обсудив все возможности и взвесив каждый шаг, который следовало предпринять, они пришли наконец к единодушному выводу, что Чэду нужно незамедлительно, сегодня же, посетить архивариуса газеты «Крайстчерч-таймс». Чэд созвонился с Лайнором и договорился с ним, что зайдет в редакцию около шести часов.

— Когда будете с ним разговаривать, сэр, — как ни в чем не бывало появилась на террасе миссис Порджес, — вам нужно иметь в виду следующее: вы гораздо быстрее добьетесь его расположения и, следовательно, готовности дать вам необходимые справки, если в самом начале разговора скромно ввернете несколько замечаний относительно женского пола.

— Относительно женского пола? Но ведь он весь покрылся архивной пылью! Разве его могут интересовать женщины?

— Он, наверно, старый развратник и занимается такими вещами тайком, — высказала предположение Джун.

— О боже; что вы говорите! — миссис Порджес пришла в ужас. — Совсем напротив! Он с недоверием смотрит на каждого, на ком надета юбка. Для него женщины — ужасно, но это правда — причина всех зол на земле, и он скорее будет целый месяц ходить в грязной рубахе, чем прикоснется к любой из нас кончиком пальца.

— Старый дурак! — лаконично прокомментировала Джун. — Но ничего, Чэд, ты-то с ним столкуешься, ведь ты тоже мастер нести всякую гадость, когда речь заходит о заслугах и преимуществах женщин.

— Иначе и быть не может! Все дело в опыте, а шесть лет, которые я живу с тобой, — достаточно большой срок, чтобы сделать всем известные выводы.

— Он не это хотел сказать, — с ненужной поспешностью вмешался Джордж Абернати. Он еще не привык к тому, что взаимные колкости между Чэдом и Джун были свидетельством их привязанности друг к другу.

— К тому же вы еще должны учесть, — продолжала миссис Порджес, — что Лайнор — вольнодумец и, будучи таковым, закоренелый враг нашего пастора. Если вы как бы вскользь упомянете, что не мешало бы вновь ввести инквизицию, чтобы поджаривать на медленном огне таких людей, как Стерджен, вы наверняка завоюете его симпатии и узнаете от него все, что только пожелаете. А он знает все, что касается Крайстчерча.

Без четверти шесть Чэд вышел из Касл-Хоума и направился в город.

Дом, в котором размещались редакция и типография консервативной газеты, был построен два, а то и три столетия тому назад. Даже в яркий солнечный день в его вестибюле, комнатах, на лестницах и в лабиринте коридоров царил сумрак.

Когда Чэд поднялся по скрипучим ступенькам лестницы наверх, дверь, ведущая в архив, внезапно открылась и из нее выскользнула девушка с какими-то книгами под мышкой. Она довольно улыбалась и насвистывала мотив модной песенки. Чэду вспомнились слова миссис Порджес об отношении Лайнора к женскому полу, и он быстро обернулся.

— Одну секундочку! — он подошел к девушке, которая остановилась на лестнице. — Я хотел бы переговорить с мистером Дэвидом, но, как мне кажется, ошибся дверью.

— Нет, вы не ошиблись, — очень приветливо ответила юная дама.

— Мне сказали, что мистер Лайнор весьма, — Чэд подыскивал подходящее слово, — весьма отрицательно относится к женщинам, особенно к молодым и красивым. Такой, знаете ли, старый капризный ворчун.

Девушка засмеялась.

— Капризный ворчун — удачное выражение, но тем не менее наш дорогой Дэвид (пусть он даже изрыгает пламя, когда женщина переступает порог его покрытого пылью логова), наш дорогой Дэвид — один из самых милых людей, которых я когда-либо знала. Только такого и можно полюбить. Он очень смешной…

Дэвид Лайнор сидел за письменным столом, освещенным зеленой лампой. Чэд увидел только его гладкую лысину, которая блестела, словно покрытая лаком, да необычайно крупных размеров нос, красный цвет которого не мог перебить даже зеленый свет.

Чэд кашлянул, но человек за письменным столом не обратил на него ни малейшего внимания. Держав руках огромные блестящие ножницы и кисточку, он что-то колдовал над кипой газетных вырезок.