Газета День Литературы # 82 (2004 6)

При этом Н. Митрохин воспитался и сумел доказать это своими работами, как превосходный историк, мастерски овладевший всей научно-гуманитарной техникой. С академической точки зрения работа его заслуживает самой высокой оценки, а что касается мира идей, то они автора просто-напросто мало интересовали, даже говорил он о том с явной неохотой. Вот почему в книге на сугубо идеологический сюжет оценок и выводов нет, не считая самых уж общих, осторожных и явно заданных "извне", то есть от "заказчика". А таковым стало богатое либерально-еврейское издание, восходящее к дядюшке Соросу. Отсюда и некоторые натяжки, о которых речь пойдет далее. Н.Митрохин трудолюбиво и настойчиво собирал фактические данные по своей совсем мало изученной теме. Переговорил со множеством участников событий, от бывших работников ЦК КПСС до отсидевших в лагерях русских "диссидентов". Использована, видимо, вся наличная литература по данному вопросу, хоть она и не очень велика, но чрезвычайно, так сказать, разбросана в издательском пространстве — от солидных заокеанских монографий до статей в нашей провинциальной печати. Не могу тут удержаться от одного примера: есть ссылка на газету "Тюмень литературная", но по справке газетного отдела Российской Государственной библиотеки, недавней "Ленинки", данной газеты там не имеется. Любопытно, где же Н.Митрохин её раздобыл? В Сибирь за ней ездил?..

В итоге получилось основательное историческое исследование, насыщенное добротным фактическим материалом, порой собранном буквально по камешку, по крупицам. Итог этот заслуживает положительного отношения, с какой бы стороны тут ни судить. Те, кому прошлое Русской партии по сердцу, пусть порадуются, что множество зыбких источников сведены воедино и научно обоснованы. Кто полагает противное, пусть будут довольны, какой "разоблачительный материал" им предоставлен в данной монографии. Автор от выводов и обобщений в общем и целом ушел, но его толкователи вполне могут это сделать.

Возьмем, скажем, свидетельства очевидцев, людей в основном уже пожилых (а кое-кто уже и закончил свой земной путь, например, известнейший Вадим Кожинов). Ладно, Кожинов оставил свои сочинения, и уже немало написано о нем. Но вот Н.Митрохин подробно описал деятельность известного в свое время политика, Первого секретаря комсомола Сергея Павлова. О нем и его соратниках не опубликовано буквально ничего серьезного, а делали они значительные дела, как уж к ним ни относись. Не станем давать тут оценки навсегда ушедшему прошлому, подчеркнем лишь одно, совершенно несомненное: эти важные исторические подробности могли бы уйти из людской памяти навсегда, не опроси автор монографии ряд свидетелей. И то сказать, один из его воспоминателей, бывший работник ЦК ВЛКШ Виктор Скорупа скончался, не успев увидеть недавно изданную книгу.

Сбор фактического материала — важнейшее достоинство данной работы и главная заслуга автора. Подчеркнем — автора первой научной разработки данной весьма острой политически темы. Разумеется, и тут можно кое-что оспорить. Например, автор недостаточно обоснованно расширяет круг участников Русской партии. Туда включены различные мелкие религиозные кружки (их можно было бы назвать сектами). То же следует сказать и о некоторых группах "ультра-революционеров" с очень расплывчатыми программами и целями, особенно в провинциальных городах. Наконец, самое существенное тут: деятельность известного и хорошо описанного в литературе ВСХСОН и его наиболее известных деятелей (И.Огурцова, Л.Бородина), тогда русско-патриотических взглядов чуждых, а остававшихся в целом в русле российской революционно-народнической линии XIX века (дальнейший путь Л. Бородина и некоторых иных из того круга — совсем другая история). Происходит подобное потому, что само понятие Русская партия автором определено несколько расплывчато. "Партии" в точном смысле слова, разумеется, не существовало даже в подобии, о чем неоднократно говорится в монографии. Привычный в западных работах термин "русские националисты" также часто употребляется Н.Митрохиным. Вряд ли это верно, и не только потому, что участники движения сами всегда отрицали приписываемый им "национализм". В общем и целом, деятельность относительно широкой группы людей, объединяемых нечетким определением Русская партия, придерживалась традиционной для правого лагеря России еще с конца XIX века православно-государственной линии (или государственно-православной, что, может быть, точнее). В этом идейном течении национализм безусловно отрицался. Описываемая автором Русская партия сложилась во второй половине шестидесятых годов. Хронологически и идейно это совпало с одним важным официальным событием — созданием Всероссийского общества охраны памятников. Постановление о том Совмина Российской федерации было принято 24 июля 1965 года, а учредительный съезд состоялся в Москве год спустя. Все дальнейшие события в том ряду так или иначе связаны с этим важным политическим решением.

Возникает вопрос, почему это случилось в коммунистическом Советском Союзе именно в 1966 году, а не, допустим, десять или даже двадцать лет спустя? Какие общественно-политические причины за тем событием скрывались? Ведь двадцатые и первая половина тридцатых годов с их оголтелой русофобией ушли в небытие (вместе с большинством тех организаторов и пропагандистов). И разве 24 мая 1945 года И.В. Сталин не поднял тост свой "за здоровье русского народа"? Так почему же русское идейно-культурное возрождение началось именно через 20 лет?..

Н.Митрохин, избегающий обычно прямых идейно-политических оценок, подобные вопросы даже не ставит, хотя они необычайно важны для любого исторического исследования — в чем первопричина явления? Попробуем сделать это за автора книги о русском самосознании.

При Сталине, как бы кто к нему ни относился, было несомненно, что любая общественная самодеятельность в сфере государственной идеологии решительно пресекалась, порой не без неприятностей для зачинателей. Хрущев представляется либералом только в либеральных россказнях. При нем расстрелы были событием заурядным, хотя решалось это в судах, а не пресловутыми "тройками". Русский по происхождению, Хрущев люто ненавидел историческую Россию — видимо, делая это, как и многое иное, в противоположность Сталину в его последние годы. Погром Православной церкви в начале шестидесятых годов был примерно таким же, как при Ярославском (за одним, конечно, немаловажным исключением: священников всё же не расстреливали).

Брежнев был истинно мягок и миролюбив, хотя порой способен к решительным действиям (лучший пример — Чехословакия, год 1968-й). Он терпеть не мог жестокостей, даже полоумного лейтенанта Ильина, который поджидал его с пистолетом у кремлевских ворот, он не велел казнить, вышел тот в "перестройку" восвояси. Именно при Брежневе возникло и оформилось движение русских патриотов за возрождение исторических основ России. Это с внешней, так сказать, стороны. Но имелась и другая причина — внутренняя. Русская интеллигенция была разгромлена при Ленине, весьма запугана и послушна при Сталине. При Хрущеве интеллигенция почти открыто раскололась на две "партии" — еврейскую и русскую (названия, разумеется, приблизительны и условны). Первая оформилась еще в пятидесятых вокруг журнала "Новый мир".

Русская партия развернулась уже в брежневские времена. Основой ее стала молодая интеллигенция обеих российских столиц. Это было поколение, не заставшее сталинских суровостей (по малолетству) и открыто смеявшееся над беспрерывными нелепостями Хрущева. А также, что весьма существенно, они получили превосходное образование в тогдашней советской десятилетке (которая равнялась дореволюционной гимназии) и на гуманитарных факультетах пятидесятых годов, где уровень преподавания был весьма высок. Это поколение с юности читало Достоевского, Бердяева, Розанова, Леонтьева и иных прочих. Эта московско-ленинградская молодежь отнюдь не искала свой идеал на Западе. Зная тамошнюю культуру не понаслышке, она видела глубинные недостатки "общества потребления" и искала выход не в слепом подражании, а на новых путях для тысячелетней России.

Смешно, однако в некоторых западных работах прорусская линия С.Павлова, отраженная в журнале комсомола "Молодая гвардия", объясняется тем, что молодежь, мол, без охоты стала служить в армии... Тем не менее, павловский приемник Е.Тяжельников эту же линию не то чтобы продолжил, но во всяком случае не прекращал, а вот его сменщик в ЦК ВЛКСМ Б. Пастухов, бывший при нем вторым секретарем, всегда занимал отчетливо русофобскую сторону. Меж тем положение в военкоматах за все это продолжительное время мало изменилось...

Нет, причины возникновения и прорастания Русской партии в советском обществе куда глубже. Коротко их можно определить так: постепенно возрастало национально-православное самосознание русского народа, а одновременно происходило выветривание космополитической марксистской догмы, начавшееся уже при Сталине. Оба процесса шли единовременно. Не остановившись на причинах возникновения описываемой им "партии", Н.Митрохин попытался определить ее основные, характерные черты. Сделано это простовато, даже грубовато прямолинейно, талант ученого историка тут явно его оставил (зато отчетливо видна воля заказчика). Первое и главное тут — пресловутый "антисемитизм", присущий Русской партии изначально и до ее конца в 80-х годах.

Ну, в современной Российской Федерации публиковаться на этот сюжет сложно и небезопасно. На что уж знаменит А.Солженицын, но и того напрочь изгнали с телевидения и большинства органов печати, когда он — очень осторожно! — коснулся двухсотлетнего сожительства русских и евреев. А бедного Тополя, того приравняли чуть ли не к генералу Макашову. Заметим, что Солженицын нобелиат и миллионер, Тополь живет в Америке, но мы-то тут, в России. Поэтому воздержимся от рассуждений в плане "антисемитизм — сионизм". Более того, сделаем допущение, что автор тут прав, так, мол, и было. Что же получится при объективном разборе этой предвзятой посылки?

Получается неважно. Автор никак не пытается объяснить, откуда этот самый "антисемитизм" взялся? Получается, некая болезнь напала, вроде модной ныне атипичной пневмонии. Но даже в последнем случае ученые пытаются отыскать причину болезни и описать ее. Но тут от обсуждения этого важнейшего вопроса автор и его издатели напрочь уходят. Еще в университете нас учили, что нельзя упрекать научную работу за то, чего в ней нет. Мы последуем тут этому разумному правилу, отметив лишь сам факт отсутствия объяснений.

Вторая черта, присущая деятелям Русской партии, это антикоммунизм. О нем сказано совсем не с той настойчивостью и пристрастием, как это сделано в описании "пункта первого". Ну, у нас теперь о том можно говорить сколько угодно, однако мы скажем кратко: это суждение совершенно неосновательно. Объяснимся. Понятие "антикоммунизм" имело в брежневские времена как бы двойной смысл. Буквально, это отрицание или несогласие с официальной тогда в стране марксистско-ленинской идеологией, хотя уже в шестидесятые ничего там не осталось от подлинных Маркса и Ленина. Хрущев уже заменил их убогим "научным коммунизмом", тоже ничего не имевшим общего с наукой или подлинным коммунистическим учением. В более широком смысле "антикоммунизм" понимался как отрицание существовавшего тогда социалистического уклада и советской государственности.

Тут необходимо разобраться. В первом смысле "антикоммунистами" стали в конце правления Брежнева, едва ли не все телезрители многонационального Советского Союза, настолько бездарно и пошло выглядело преподношение того самого "коммунизма" в официальной пропаганде. Это вне сомнений. Совсем другое дело — отношение к социалистическим ценностям и особенно к советской государственности. Тут преобладающее большинство Русской партии безусловно стояли "за", там защищали Советскую власть от прозападных сотрудников ЦК КПСС и вплоть до русских "диссидентов" вполне твердо и сознательно. Конечно, среди известных деятелей того круга были антикоммунисты, они же "антисоветчики", назовем имена И.Глазунова, В.Солоухина, И.Шафаревича, наших опереточных монархистов, неоязычников и всех подобных. Тем паче А.Солженицына, которого Русская партия резко осуждала. Н.Митрохин осторожно, порой намеком или вскользь толкует о материальных помыслах деятелей Русской партии. Ну что ж... Кто же из числа молодых и способных не стремится к славе, общественному признанию, наконец, независимому материальному положению? А в ином — либерально-еврейском лагере дело обстояло иначе? С Евтушенко, например, не поминая уже его ровесника Бовина и множество иных. Нет уж, с партийно-советскими благами у Русской партии было куда скромнее, нежели у идейных противников. В объемистой книге не нашлось места для упоминания бесчисленных попреков (мягко говоря!) деятелей Русской партии, включая известнейшие и тогда общественно-значимые: доносительная статья А.Дементьева в "Новом мире", руководящее выступление А.Яковлева в "Литературной газете", несколько прямых выпадов в журнале "Коммунист". Нет, истинные карьеристы или сребролюбцы предпочитали состоять и процветать в иных "партиях".

Совсем не вспомнил Н.Митрохин о крупном вкладе Русской партии в движение за охрану природы, Байкала, например, или борьбу с вредительским планом поворота северных рек. Дело это известное и давшее немалые результаты в жизни. Имена В.Белова, В.Распутина, С.Залыгина, больших групп ленинградцев, уральцев, сибиряков не упомянуты в этой связи вовсе. Между прочим, за это дело не давали премий и лауреатских значков, не присуждали ученых степеней. А вот за уродование Байкала или русских рек — напротив того. И это бесспорно. Однако на всех шестистах страницах книги даже для краткого упоминания о том общественно-значимом деле места не нашлось.

Как и не нашлось места для оценки или даже фактической справки о литературно-публицистической деятельности Русской партии. И дело не только в шумной известности в описываемую пору произведений М.Лобанова, В.Чалмаева, И.Глазунова, В.Солоухина, В.Кожинова, П. Палиевского, О.Михайлова и других. Вопрос в ином. Попробуйте перечитать известных либералов той же поры, например, покойного уже В.Лакшина, чье семидесятилетие было отмечено аж двумя часовыми телепередачами. Ведь ныне его многословное прославление "идей XX съезда" невозможно читать. И не нужно. А вот "Письма из Русского музея" Солоухина или "Просвещенное мещанство" Лобанова по сей день не могут не заинтересовать тех, кто даже родился после их опубликования. Но о том в истории Русской партии нет ни слова.

В книге рассказано (кратко, без многих известных обстоятельств) об ударах по русским патриотам, которые наносил Ю.Андропов и в бытность свою главой Лубянки, и на посту Генсека. Изложены внешние события ряда конца 70-х—начала 80-х: разгром руководства "Комсомольской правды", журналов "Человек и закон", "Волга", "Наш современник". Никакой попытки объяснения причин опять-таки тут нет. Но ведь небезынтересно же для истории вопроса, почему именно Андропов мрачно преследовал русских патриотов, в то время как у других членов Политбюро мнения по этому вопросу были разные? Суслов недолюбливал, Брежнев был равнодушен, а Полянский, тем паче Мазуров, даже осторожно поддерживали. Обо всем этом доказательно говорится, например, в нашей книге "Андропов (7 тайн генсека с Лубянки)", на которую часто ссылается Н. Митрохин, но вопрос о причинах обходит.

Точка в конце объемистой работы поставлена в общем-то произвольно. Да, к 1985 году движение русских патриотов потерпело существенный урон, но оно отнюдь не прекратилось, более того, в "перестройку" поначалу резко пошло вверх. А потом рухнуло вместе с Советской властью и великой Советской державой. Почему так случилось, это лежит за рамками исследования Н.Митрохина, но мы все же попытаемся дать краткий ответ и на эту весьма животрепещущую тему.

Тут придется отступить на сотню лет и оценить русско-патриотическое движение начала XX века. Только теперь, после долгого замалчивания или нарочитого искажения, подлинная картина тут прояснилась — усилиями прежде всего О.Платонова и некоторых иных исследователей. Стало очевидно, что правые силы (получившие либеральную кличку "черносотенцы") были не только многочисленны и хорошо организованы, уходили в толщу православного народа, но и привлекали в свои ряды множество достойнейших представителей русского образованного сословия (знаменитейший Менделеев, историк Иловайский и великое множество иных, включая духовных лиц, ныне причисленных к лику Святых новомучеников).

Масонский заговор, вылившийся в Февральскую революцию 1917 года, смёл всё это движение — и навсегда. Сопротивления они не оказали. Почему же? Русские правые тогда уповали на государя и государственную власть. Они не могли действовать помимо них или через них. В 1916 году, накануне краха, Николай II был завален верноподданническими посланиями со всех концов страны, где указывалось на рост зла и разложения и почтительно предлагалось принять действенные меры. Действенного ответа из Царского села не последовало. Царская власть рухнула и погребла под собой российских правых.

Совершенно то же самое случилось в году 1991-м. Русские патриоты имели в ту пору многие органы массовой информации, включая отчасти и телерадиовещание. Их митинги и собрания ждали переполненные залы и стадионы. За пределами Москвы и Ленинграда либеральные силы были очевидно слабы. Армия и госбезопасность буквально кипели от негодования и жаждали действий. Предательство властной верхушки во главе с Горбачевым, убожество деятелей пресловутого ГКЧП решило исход дела легко и просто, словно на опереточной сцене. Во всей огромной стране сопротивление убогим самозванцам оказали только русские писатели на Комсомольском проспекте. И тоже легко победили! Ибо Ельцин и его подельники были так же ничтожны, как Политбюро "Горби".

Итак, Русская партия погибла под обломками Советского государства, где ЦК КПСС заменял самодержавную власть. Началась совершенно новая глава в истории России, о которой напишут позже. Отметим только одно: через полвека после Февраля из-под руин Государства Российского, залитых марксистским асфальтом и троцкистским цементом, чудесно взросли вдруг молодые побеги того движения, которое современные историки назвали "Русской партией". Так уже однажды произошло в нашей недавней истории. А будущее непредсказуемо.

Петр Калитин КОМУ НУЖЕН ФАШИЗМ?

В современной России официально и повсеместно возродили до гениальности эффективную, практическую, но главное — цивилизованную и просвещённую пытку — "любо-пытку": светом — светом истины; красоты; гуманности; свободы; демократии; телеэкрана; светом рекламы, наконец, и даже "русской, понимаешь, идеи". В результате, нам просто некуда деваться от этого вездесущего, назойливого, но безукоризненно правильного, политкорректного и совершенно интеллигентского беспредела — достижимого, рокового счастья: без Бога. В каждом тёмном углу нашей жизни, в каждой её отныне отличительной щели горит-не-сгорает, потрескивает-суетится и приоритет соблюдения прав — особенно сексуально озабоченного — человека как надёжного защитника, между прочим, "привлекательной, женственной" России; и, как следствие, её "ноу-хальная", постимперская не-байка- история с по-прежнему петербургским — "силовиковым" — величием; и, наконец, несомненнейший, статистически-освежёванный успех наших, "разумеется, общенародных и общевыгодных" реформ — тем более в демографической — наичестнейшей: "объективнейшей": в натуре обесчеловечивающей — сфере…

Отныне всё стало ясно, прострельно, успокоительно, и от новейшего ругательства "не понял!" просветляется последнее — "очевидно, сумасшедшее" — затмение и замирает любое — "очевидно, случайное" — "но". И крысы, воистину нетерпимые — чумные крысы вдруг выстраиваются в просвещённо-интеллигентскую очередь за восклицательными знаками хвостов.

Вопросительный же изгиб узаконивается, "любо-пытственно" узаконивается только на бёдрышках женщин и бройлеров, благо он естественно, неукоснительно — комильфо — претворяется в официозно-искомую и счастливейшую прямизну: ног; кишок; света… Словом, наступил полный "гуманизец".

И вот тут ты начинаешь действительно прозревать: до ослепительной рези в глазах — потрагивая своё хотя бы внешне оппозиционное и "фигуральное" бедро — ведь сегодняшняя — беспредельно-светоносная — тотальность и чуть ли не сама судьба — всего лишь твоё добровольное, свободно-демократическое, твоё "ноу-хальное" движение рукой вниз: к колену, к пятке, к земле. К удобно и цивилизованно разложенной, распятой навзничь — неумолимо-соблазнительной и доступной — России. И нет тебе большей беспредельной чести, большей верноподданнической ретивости, чем взгромоздиться и — пасть на неё в просвещённо-интеллигентском соитии, полностью закрыв собой настоящий и потому органично-сокрытый смысл нашего любвеобильного существования.

Ты вдруг начинаешь преисполняться отнюдь не рассчастливейшим комильфо, но всё равно гуманным отношением к так называемой "тьме" и "почвенной" — "подпольной" — сокрытой — тайной — России, не спеша, не суетясь покончить с ней при помощи, казалось, эффективного, тотального, вездесущего, всепроникающего и по сути смертоносного облучения тем или иным заведомо прямолинейным, однозначно-положительным и, получается, просто поверхностным, просто заклятым светом. И вот уже кружится твоя голова от открывшейся бездны действительно объективного: обесчеловеченного и нелицеприятного — смысла — от того глубинного, неуправляемого и неискоренимого официозного "ничего", которое не подвластно никаким — даже своим "ноу-хальным" и, ей-ей, радиоактивным — вдохам.

Ты вдруг начинаешь понимать, что именно это смыслополагающее, ослепительное "ничего" есть настоящая, имманентная, органическая и не тазобедренная "самооппозиция" ясной, успокоительной и, можно сказать, ритуализированной России. Ты вдруг начинаешь погружаться, пропадать — объективизироваться! — в прямо разверзающейся, прямо противоположной под тобой бездне: фашистско-нацистском преисподе — "этой" разлагающейся от твоих верноподданнических, если не буквально удобряющих объятий — "этой" любвеобильно агонизирующей — страны.

Иначе говоря, если и просматривается у сегодняшней — цивилизованной и безбожно осчастливленной — России хоть какой-нибудь реальный смысл существования, то только в невыносимой: самоубийственной и — понятное дело — табуированной, заклятой однозначно-положительным светом — тьме, только в фашистско-нацистском, спрутообразном корневище. И оно уже естественно прёт, прорывается, застит округу — оно уже естественно предопределяет внешне-гуманную историческую явь — убойно-заразительным облучением, а не совершенно, не тотально интеллигентским соитием и столбнячком: то просвещённо-монархического, то просвещённо-консервативного, то, в конце концов, просто "мочильно-сортирного" улёта — лишь бы поближе к лучезарным небесам — комильфо — лишь бы поближе к эффективнейшей смерти — всевозможной России — пожалуйте, полный гуманизец.

Да, наш официоз дьявольски изобретателен и гениален. Продолжая, беспредельно продолжая "ноу-хальную", постимперскую, да и пострусскую любо-пытку ослепляющим светом, он умудрился придать ей, пусть новый, но русский, русский размах. Он умудрился превзойти в своей ново-русскости даже А. Гитлера, который, как известно, ограничился сугубо демократическими, "мирными" мерами при оккупационном — однозначно-утвердительном — правлении во Франции (кстати, в этом пункте мы с ходу достигли цивилизованного уровня, разумеется, начиная с 1991 года). Да, наш официоз пошёл намного дальше, придав своему европеизированному, политкорректному господству — что "силовиковое"?! — и почвенное, и коренное, и традиционалистское, словом, сверхфашистско-нацистское измерение.

Отныне верность, верноподданничество своим предкам и их великим историческим свершениям — стали означать ни много ни мало как демократическую, просвещённую и — органически-самоубийственную, пропащую добродетель: гражданского, патриотического долга. Здесь-и-сейчас. Объективно и "навзвечь".

И вот русский народ начал традиционно, консервативно, по-русски и, безусловно, политкорректно пропадать, исчезать, вымирать — с "ноу-хальным", добровольным, свободолюбивым ражем — оттеняя сверхфашистско-нацистский смысл своего беспрецедентного ныне существования — своего самоедского самобытия, в натуре.

Тот урок, тот мессианский, оригинальный урок, о котором мечтали интеллигентствующие гении России, мы преподнесли с многомиллионной лихвой теперь уже и без нас остолбеневшему — гуманно затерроризированному — миру.

Критерий цивилизирования и просвещённости естественнейшим образом обернулся у нас прогрессивным, всеотзывчивым, общечеловеческим и — роковым — ростом обезбоженного счастья на кладбищенских просторах и в евроремонтных моргах — a "l'idee russe" (В.С.Соловьёв).

Нельзя не отметить, что наш изобретательный официоз всё-таки растерялся, явно и многозначительно растерялся, да и испугался своей без преувеличения сверх-супер-идеологемы: чрезмерно, чересчур и двусмысленно геноцидна и разоблачительна она — не для него ли, такого любвеобильного?! Ведь что получается? что наши бесподобно гуманные и ново-русские правители органически и наверняка заинтересованы в буквальном, тотальном изничтожении "старо"-русского народа.

Вот и остаются сегодняшнему официозу абсурдно-гуманные и едва выносимые заклятия светом, бесплодные, стерильные и — почему бы не целомудренные?! — декларации дать, учредить определение "понимаешь, фашизма"; остаётся и злость, непотребная, нецензурная злость от своего органического и — самоубийственного в этом вопросе бессилия, доходящая до глубинного, преисподнего отчаяния уже от одного дуплета неотвязчивой мысли о юридической правомерности и моральной справедливости — их старо-русского, их инерционно-неизбежного наказания — как только именно народ придёт к власти, причём демократическим, однозначно-бесспорным и просвещённо-интеллигентским путём — не заслужив даже "большевистский" упрёк в насильственном захвате России, не кинув хотя бы "учредительную" "соломинку" утопающему в себя официозу.

Итак, впереди нынешних победителей и приватизаторов ждёт и физическое, и метафизическое — тотальное — фиаско, которое на эмоциональном, моральном, и правосознательном уровне утвердилось уже в их сегодняшнем — ещё двусмысленном — " ничего".

Что же всё-таки делать растерявшимся, обречённым и самоопозиционным правителям, когда даже традиция, цивилизованная, европеизированная традиция им не помогает, модернизируясь до сверхфашистско-нацистского нигилизма? Что же всё-таки делать нашим бесподобным, совершенно-безысходным и однозначно-положительным гениям — при долгожданнейшей — и не воистину ли эсхатологической?! — реализации всеотзывчивой, космополитической "l'idee russe"??...

Да, вы угадали: свалиться с больной головы на здоровую, т.е. объявить, объявить охоту на (старо)-"русских фашистов" и, можно сказать, "террористов". Тем более, что народ представляет конгениальный, всеотзывчивый, "ноу-хальный" повод — по-сверхфашистски-нацистски и доброхотно уничтожая и "метафизируя" себя — "навзвечь". Тем более, сам народ — сама Россия — разлагается, распинается здесь-и-сейчас на, казалось бы, исключительно официозной, безысходно-больной, смертоносной — и неужели столь заразительной, столь заразной?! — будущности.

Впрочем русский народ всегда умел умирать, но — ради жизни; теперь же его просветили жить — ради смерти. Крестная, голгофно-воскресительная оригинальность наших предков обернулась — "засветилась" — сегодня их буквально фосфоресцирующим, кладбищенским и — воплощённым самобытием. Православно-апостольское распятие миром (Гал. 6, 14) претворилось в элементарно-преползновенное, но беспрецедентное самоуничтожение.

Иначе говоря, "старо-русские" люди просвещённо: "не-(о)-консервативно" — принимают по-геббельсовки "поэтическую правду" о своём "фашизме-нацизме" со всем его "ноу-хальным" и самопротиворечивым комильфо (по однозначно-положительной аналогии: "сам злодей!"). Мы принимаем её — что душой! — целокупным, тотальным телом: прямолинейно вытягиваясь и успокоенно скрещивая руки на груди…

Российскому официозу пока удаётся чрезмерная, чудовищная, по-дьявольски изобретательная ложь, которая воочию, повсеместно и — удобрительно реализуется в старо-русской "сверх-фашизации", т.е. свободном, демократическом и доброхотном вымирании с демографически-аккуратной оградкой цифр и бесспорно-однозначных, истинных — объективных! — эпитафий. Но слишком уникален и исключителен, слишком убоен и "метафизичен", слишком нигилистичен и безумен успех смыслополагающего и действительно спасительного "ничего" нынешних космополитов-гуманистов. На последнем просвещённо-агонизирующем выдохе — на одной отчаянно-вымученной сопле "поэтического" заклятия держится должный и по сути несущий (старо)-"русский сверхфашизм".

Не помочь ли сверхфашистско-нацистскому единомыслию верхов-низов?! "ноу-хально" и по-интеллигентски не помочь ли ему укрепиться — "навзвечь" — в современной, ритуализированной России? Ведь во имя её, пусть самоедского, пусть самоубийственного, но — столь искомого — у-рочного — самобытия… Вот только в старо-русском или в ново-русском смысле?? Вот только ради настоящего или всё-таки будущего беспредела??