Он вздохнул и замолчал, предоставив право говорить ей.
— Говорят, если хочешь написать рассказ, не определяй заранее его тему. Пиши — и только. Когда напишешь, узнаешь о чем. Так что… не надо ничего говорить.
Это была ее самая длинная тирада за весь вечер. Теперь она молчала. И как бы без всякого ее вмешательства погас ночник.
Он уловил какое-то едва приметное движение и услышал, как что-то мягкое упало на пол. В следующее мгновение он понял, что это были ее белые перчатки. Она сняла свои перчатки.
С удивлением он подумал, что единственная одежда, которая на нем еще осталась, это его перчатки. Но когда он попытался снять их, обнаружилось, что он как-то уже их стянул. Теперь его руки были открыты и уязвимы.
— Ничего не говорите, — прошептала она, придвигаясь к нему. — Ответьте только на один вопрос…
Он озадаченно кивнул.
— Скажите, — прошептала она еле слышно. Он так и не мог рассмотреть ее лица, по-прежнему казавшегося ему бледным таинственным отражением, которое он видел в окне ночного трамвая, темным силуэтом на фоне телевизионного экрана с мелькающими ночными программами. — Скажите, сколько вам лет?
От изумления он разинул рот, его охватила паника. Она повторила свой вопрос. И внезапно ему открылась простая и поразительная истина. Он зажмурил глаза, прочистил горло и пробормотал:
— Мне…
— Да.
— Мне восемнадцать, в августе будет девятнадцать, рост пять футов восемь дюймов, вес сто пятьдесят фунтов, волосы темно-русые, глаза голубые. Не женат.
Ему показалось, что он слышит, как она мягко повторяет, подобно эху, каждое его слово. Она придвинулась еще ближе и прошептала:
— Скажи это еще раз.